Заклятие луны

      Я расслабленно откинулся на спинку стула, вслушиваясь в монотонное тиканье часов. За окном валит снегопад, из-за которого ничего не видно, хотя обычно вид у нас прекрасный, ведь комната расположена не на внутренний двор, а на равнину и далекие холмы, простирающиеся за академией, и мой брат бывало подолгу стоял у окна, вглядываясь в неровную линию горизонта. Но сегодня мы просто расположились за столом с горячим чаем и бутербродами, которые пришлось самим и делать. Хотя мне привычно, с детства приходилось самому за себя отвечать.       Особенно после смерти заботившейся обо мне женщины.       Я зябко поежился, ощутив исходящий из души холод, и сделал несколько глотков из кружки, надеясь впитать в себя жар недавно заваренного чая. Со смерти госпожи Миа-Эри утекло много лет, только легче мне так и не становится, сколько бы ни говорили, что время учит, меняет, лечит. Глупости все это. Время даже из памяти ничего не стирает, и ты вынужден жить с этой болью и чувством вины долгие века, пока однажды смерть не настигнет тебя, однако боги умирают редко, и воспоминания терзают их души каждое мгновение их долгой, практически вечной жизни.       Кружка брата глухо стукнулась о стол, и я вздрогнул, отвлеченный от своих воспоминаний. Цукито молча жевал бутерброд, отстраненно глядя куда-то мне за спину. Я обернулся, но ничего интересно там не обнаружилось, так что я вновь склонился над кружкой и обреченно вздохнул, понимая, что растормошенные воспоминания теперь еще долго будут с увеличенной силой грызть меня изнутри, пожирая сознание и душу. Пожалуй, воспоминания и есть самое тяжелое наказание, что дается как людям, так и богам. Они навсегда останутся с тобой являясь во снах.       Вздохнул и повернулся к окну.       Прошло уже несколько дней, как Тот с Мериссой объявили, что через две недели будут проведены соревнования по плаванию, и весь класс дружно решил выдвинуть меня в числе первых кандидатов, на что я категорически не согласен. Вот еще, не хватало мне утруждать себя ради выполнения всяких прихотей Кадуцея. Однако Тор, которого так же избрали для участия в заплыве, вот уже какой день с завидным упорством достает меня по поводу того, что нам необходимо тренироваться. Вот ведь упрямый козел! Я бросил взгляд на Цукито.       – Брат, а тебе не предлагали участвовать в заплыве?       – Нет, – пробормотал он, не сводя взгляда с почти пустой кружки. – А ты бу…       Его оборвал тихий стук в дверь, который я уже успел выучить за последние дни: Тор пришел снова уговаривать меня отправиться с ним на тренировку. Да вот хрен ему! У нас дома никого нет, пусть обратно катится. Но пока я придавался этим пустым мыслям, брат встал и направился к двери. На свою беду я не успел отреагировать, и вот Цукито уже распахнул двери, приветствуя норвежского бога. Ну, вот что за!..       – Тоцука, – своим тошнотворно-спокойным голосом обратился ко мне Тор, – идем, нам пора на тренировку. Ты и так еще ни разу не был, а время идет, собирайся.       – Да пошли вы все, – сорвался и я, схватив куртку, выбежал из комнаты, желая поскорее убраться из этого проклятого места. На ходу одевшись, сбежал по лестнице и, не сбавляя хода, направился в лес на свой привычный маршрут, по которому ежедневно бегал с утра. Принципиально не хочу участвовать ни в каких соревнованиях. Они скрывают от нас правду, не объясняют смысла нашего пребывания здесь, а мы… Нет, они, конечно, сказали, что мы должны понять людей, но оковы-то у Гадеса с Аполлоном спали отнюдь не от того, что те все поняли.       Меня бесит, что я все еще в этих цепях, а у них вся сила уже на свободе. Разве это справедливо? И проклятие, не разберешь, что нужно сделать, чтобы снять эту чертову штуку. Бесит. Вот бы прижать к стене этого Зевса или, если на то уж пошло, хотя бы Кадуцея и вытрясти из них всю информацию. Но с оковами этого не сделаешь, так что придется, видимо, терпеть. Противно-то как от беспомощности своей, слов нет! И они нас еще уважению учат, а сами раз за разом этим пренебрегают.       Еще и стемнело почти. Вот ведь Тор, что ему приспичило сегодня так поздно тащиться на тренировку. Хотя оно и понятно, в принципе: утром и днем теперь в бассейне полно духов, так же готовящихся к предстоящим соревнованиям. Интересно, а все-таки Тот это придумал, Зевс или идея откуда-то снизу пришла? Ох, открутил бы я тому гению голову, что все это нам подкидывает. Со злости пнул камень и тот отлетел в сторону, с глухим хлопком плюхнувшись в реку.       Поразмыслив, направился за ним и опустился на снег возле самой воды, покрытой у берега тонкой коркой льда. Брат говорил, в водах здешних рек водятся какие-то твари, название которых напрочь вылетело из моей головы. Вот бы парочку поймать, да подшутить над Тотом, только вот не хочется схлопотать, как Локи некоторое время назад, что до сих пор пришибленный и молчаливый ходит.       Совсем стемнело, когда я весь промерз и решил отправиться обратно, только на подходе к общежитию остановился на пару мгновений и свернул в сторону главного здания. Сейчас все уже разошлись, и в коридорах стоит удивительная тишина; сквозь окна льется лунный свет, придавая просторным залам голубоватый оттенок. Интересно, привидения тут водятся? Было бы забавно встретиться с одним из них.       Я поднялся на второй этаж, пробравшись в бассейн, вода в котором даже ночью была подсвечена несколькими лампами, и остановился на краю. Все же, чтобы я ни говорил, в глубине души желание выступить огромно. Вода моя стихия и здесь мне не может быть равных, однако и идти на поводу у Кадуцея мне совсем не по нраву.       – Тренируешься? – раздался за моей спиной женский голос.       Волосы на моем затылке зашевелились, и мне пришлось приложить немало сил, чтобы сдержать панический вопль, так и рвущийся из горла. Узнает кто, что я тут голоса какого-то испугался, позору ведь не обобраться будет. С усилием втянув воздух и совсем не чувствуя тела, подчеркнуто медленно обернулся и чуть не рухнул на фарфоровую плитку, устилающую пол бассейна: возле трибун стояла Мерисса, глядя на меня, как на кретина какого-то. Она что, думает, я испугался?! Да я…       Она усмехнулась, и слова застряли у меня в горле. Я со свистом выдохнул.       – Не собираюсь я в этой дури участвовать! – бросил я. – Убирайся, чего явилась.       Улыбка сошла с лица Мериссы, и, тяжело вздохнув, она сняла куртку, приблизилась и села на бортик бассейна, сбросила обувь и опустила ноги в воду, откинув подол темного платья. И что ей надо? Нигде не оставят в покое, черти.       – Ты ведь каждую ночь приходишь сюда тренироваться, – сказала эта поганка, даже не глядя на меня. – Так почему не желаешь участвовать в соревнованиях?       – Я не пойду на поводу у Кадуцея! – запальчиво вырвалось у меня.       – Ну, а почему бы и нет? – бросила на меня задумчивый взгляд Мерисса. – Твоя стихия вода, ты спортивный и много умеешь, а так же упорный и сильный. У тебя есть все шансы победить. На поводу или нет, какая разница, Такеру? Что ты потеряешь?       – Самоуважение, – пробормотал я, до боли сжимая кулаки.       – Я слышала, – тихо начала она, – та девочка, в которую ты попал мячом, оказалась в лазарете и провела там долгое время, однако ты ни разу к ней так и не зашел, но, судя по всему, не считаешь, что это лишает тебя самоуважения и чести. Тогда почему участие в соревнованиях, которые Тот запланировал не ради себя и удовлетворения каких-то своих садистских желаний, а для меня, тебя, остальных ребят и студентов. Для того, чтобы позволить всем отвлечься от нудных занятий и помочь сбли…       – Заткнись! – взревел я, желая свернуть этой гадине шею. – Да как ты!..       – Тебя все боятся, – я замер, ощутив, как стянулось все внутри, легкие сдавило и казалось, меня по голове ударили тяжелой доской, все пошло кругом и в глазах потемнело, а Мерисса так же спокойно и тихо продолжила, и ее голос сейчас казался мне холоднее самой суровой зимы, виденной мною. – Как часто ты слышал эти слова? Тебе их говорили родные, посторонние боги и прислуга в храме тайно шепталась за твоей спиной, провожая тебя взглядами, полными страха и ненависти. Тебя боялись, избегали и другие дети никогда не хотели принимать тебя, а вскоре даже семья от тебя отказалась, и ты остался совсем один. А злость тем временем продолжала расти.       Я ощутил жар на щеках, и я сделал шаг к Богине лжи, едва сдерживая ярость.       – Ты ведешь себя, как несдержанный мальчишка, вечно всем грубишь и отталкиваешь. Ты чужой, куда бы ни явился. Тебя не любят, опасаются и стараются быть рядом с тобой тихими и незаметными, лишь бы твой исступленный гнев не вырвался на них. Тебе нравится это? Быть чудовищем, монстром, грубым и бессердечным ублюдком в глазах других? Ты как хвостик бегаешь за братом, который и внимания то на тебя не обращает, а если кто про него что неугодное скажет, убьешь не задумываясь. Любой, кто сделает что-то вопреки твоим взглядам, попадет под…       – Заткнись! – взревел я, схватив ее за шею. – Я требую, чтобы ты сейчас же…       – Такеру, – сипло прошептала Мерисса, и мои пальцы сжались сильнее. Как она смеет так говорить. Она… Та, которая так поступила с моим братом. Та, из-за которой Цукуеми столько месяцев провел в агонии. Я слышал его крики, я был рядом, я проводил бессонные ночи в молитвах за брата, я видел его боль, ощущал его страдания, точно они были предназначены мне. Я, а не она! И теперь эта тварь смеет говорить, что я чудовище, я… – Ты совсем не умеешь держать свою ярость под контролем, Такеру.       – Заткнись! Заткнись! Заткнись! – исступленно закричал я. – Прекрати сейчас же!       – Так ранят мои слова? – бесстрастно произнесла Мерисса. – Потому что они правдивы. Ты – чудовище, Тоцука. Чудовище, которое готово убить любого, кто скажет что-то не так, встанет у тебя на пути или же просто на глаза попадется. Ты готов уничтожить даже тех, кто любит тебя, правда? Только потому что не можешь сдержать свой гнев. Но потом ведь тебе стыдно, Такеру. Потом ты мучаешься чувством вины и раскаиваешься, но чужие души хрупки. Разбив их, невозможно собрать осколки вновь и сделать вид, что все хорошо, все в порядке. Они не забудут…       – Замолчи, – выдохнул я, разжав пальцы и наотмашь ударив Гресс по щеке.       Мерисса отвернулась и растерянно коснулась покрасневшей кожи. Я почувствовал, как кровь отхлынула от лица, и нервно выдохнув, рухнул на пол, в обуви опуская ноги в ледяную воду бассейна. Гресс молчала, а мне стало противно и мерзко за свою несдержанность, за гнев и ярость. Стало противно от себя самого.       – Прости, – взволновано прошептал я, взъерошив волосы. – Я и вправду не мо…       – Ничего, я переживу, – растерев шею, оборвала меня Гресс. – Не хрустальная.       – А не удивительно ведь, – голос предательски дрожал от отвращения и злости на себя, – что меня все монстром и дикарем считают. Я срываюсь, кричу, могу избить и, когда теряю контроль, не осознаю, что делаю. Меня всегда избегали из-за буйного нрава, матери никогда не было рядом, а обо мне заботилась юная богиня. Она была красивой и изящной, с длинными мягкими волосами и ласковым взглядом черных глаз.       – Что с ней случилось? – участливо спросила Гресс, повернувшись ко мне.       – Я убил ее, – голос сорвался. – Не специально. Меня избили старшие мальчишки, и я снова потерял контроль, но мне не хотелось причинять неприятности богине, что защищала и любила меня, так что я убежал в лес. Только госпожа Миа-Эри узнала все от слуг и последовала за мной. Я плохо помню, что произошло. Вероятно, божественная сила вышла из-под контроля и ударила в госпожу. Ее лицо и, – в горле встал ком, а глаза наполнились слезами, которые, к своему стыду, я не мог сдержать, – взгляд. Такой растерянный… Она падала с обрыва в бушующие воды реки, а я стоял там и ничего не мог сделать. Ничего! Она погибла по моей вине…       – Нет, – отстраненно глядя на тихую гладь воды, произнесла Мерисса. – Не по твоей.       – Не по моей, – надломлено повторил я, – не по моей.       – Судьба странная штука. Никогда не знаешь, где найдешь вою смерть. Ты ведь не хотел осознанно убивать ее, так не храни в своей душе эту боль и вину. Думаю, эта богиня не хотела бы видеть, как ты страдаешь, и осознавать, что эту боль причинила тебе она. Госпожа Миа-Эри любила тебя, не обижай ее своей печалью, ведь ты помнишь не только это, но и много счастливых моментов: ее улыбку, смех, прикосновение теплых рук и нежный голос, иногда хвалящий тебя, а иногда и печально ругающий. Не закрывайся в своей печали, Такеру, и у тебя все получится.       – Я… постараюсь.       – Это, – задорно улыбнулась Гресс, – есть правда.       Я тоже улыбнулся, рассматривая впервые оказавшуюся так близко девушку. Она, наверное, моя ровесница или же старше, но совсем не на много. Прошли столетия с нашей первой встречи, и ее черты изменились, стали резче, а взгляд острее. Она не знает обо мне и не может меня помнить, потому что в ту ночь ее видел только я, решив отправиться на поиски задержавшегося брата, и спрятался в пышных кустах, когда заметил Цукуеми, бредшего по тропинке, держа за руку маленькую девочку.       Это была Мерисса. Не знаю, что связывало их с братом, только после, когда он оставил ее в Храме луны и возвращался, на него напал полубог и сильно ранил, желая убить, только Цукуеми, хрупкий и болезненный с виду, смог выжить. Но яд, которым было пропитано оружие врага, глубоко проникло в тело брата, и еще долго он боролся за свою жизнь, терпя почти не утихающую боль, а когда очнулся, ничего не мог вспомнить. Я не стал рассказывать ему об этой девочке и спрашивать что либо. Только надеялся, что больше ему не придется испытать такой же боли, и верил в причастность черноволосой незнакомки к нападению на брата. Неистово верил…