Ожившие воспоминания

                  Понимание к нему пришло не сразу. Понимание того, что он никогда больше не сможет восстановить былые доверительные отношения со своим сыном. Даже то немногое, что было.     "Может быть я был чрезмерно надменен с ним, возможно между нами было много недосказанностей, но я желал для него только добра, - размышлял англичанин, отчужденным взглядом всматриваясь в Бостонский пейзаж. - И всегда старался объяснить незадачливому юноше, что наивный идеализм до добра не доведет. Что привело к этому недоразумению? Почему я не смог своевременно все объяснить, доведя ситуацию до накала? Если бы я последовал за ним после встречи с Вашингтоном в Вэлли-Фордж в семьдесят восьмом... возможно, все было бы иначе."     В памяти ожили воспоминания о их первой встрече в заброшенной, ветхой церквушке на окраине леса, где он предложил Коннору временное перемирие. После этой встречи он почувствовал тревогу за жизнь незнакомого, но все же родного и так похожего на него самого, человека. Сразу же после переговоров он последовал за сыном в лагерь Черча. Там, оставаясь инкогнито, он незаметно прикрывал метиса, с интересом изучая его маневры. Молодой индеец действовал тихо, как истинный ганьягэха, с детства обученный выживать в коварных условиях дикой природы, умеющий сливаться с ней. Наблюдая за умелыми действиями юноши, британец ощутил чувство гордости, но вместе с тем и легкое сожаление. После той встречи он часто задавался вопросом, как бы повернулась его судьба, узнай он двадцать лет назад о том, что у него есть сын? Кем бы он сейчас был, если бы позволил однажды заботиться о себе другому человеку, если бы слышал каждое утро, вставая с постели, звонкий детский голос, рассекающий просторные коридоры поместья. Сейчас, оглядываясь назад на пройденный путь, он понимал в чем была его главная ошибка - он слишком многого не позволял себе. Его мир растрепался на мелкие, разрозненные кусочки, короткие обрывки воспоминаний о которых - это все, что напоследок оставила ему жизнь. Единственным твердым плацдармом для дальнейшего существования была непоколебимая вера в Орден.     И сын.     Хотя британец нередко бывал грубоват с метисом и зачастую говорил с ним в приказном тоне, не из-за пренебрежения, как, возможно, полагал индеец, а скорее от привычки сдерживать в себе эмоции, он всегда старался наладить отношения, искал общие приоритеты, шел на компромиссы. И стремился приобщить сына к своей идеологии. Коннор всегда тщательно обдумывал каждое сказанное отцом слово, но неизменно оставался при своем мнении.     В памяти британца снова вырисовались неприятные подробности их ссоры в Вэлли-Фордж. Каждый раз вспоминая о ней он вновь и вновь обыгрывал возможные варианты разрешения конфликта, укоряя себя в малодушии. Верно ли он поступил, скрыв от метиса правду о трагедии, произошедшей на землях Ганьягэха в период семилетней войны? Если бы он раньше предоставил индейцу сведения о том, что именно Вашингтон получил директиву атаковать его народ, у него появилась бы удобная возможность сыграть на уязвленности юноши в угоду своим меркантильным желаниям. Но стоило ли ради этого менять его жизненные ценности и лишать цели? Или он сделал верный шаг, позволив юноше самому совершить свой выбор? В подобные минуты раздумий внутри него боролись верный своим идеалам Рыцарь Ордена, и ревностный отец, готовый предать свои идеалы ради благополучия единственного сына.     Метис был отважен, справедлив, уверен в себе. И британец ценил эти благородные качества в характере своего сына. Он вспомнил тот день, когда узнал правду о гибели своего отца. Как в итоге известие о предательстве самого близкого человека, который с раннего детства обучал его, наставлял на путь Ордена, ожесточило его самого, изменило его жизненный вектор, укоренило в нем недоверие и неприязнь к окружающим. "Стоило ли оно того? Наверное, нет."     Тяжелые мысли разогнал звук распахнувшейся двери за спиной. Британец поставил бокал на журнальный столик у окна и обернувшись вполоборота, легким кивком поприветствовал гостя. За окном все так же не унимался дождь, беспрестанно обдавая дробью затянутое вереницей мелких переливов стекло. Непогода потихоньку сбавляла свои обороты, усмиряя порывы ветра. Мужчина задернул оконные занавески, мысленно ограждая себя от бушевавшей стихии, и развернувшись, размеренным шагом направился в сторону новоприбывшего гостя.     На пороге стоял верный Чарльз Ли.     - Чарльз, - британец еще раз поприветствовал вошедшего легким кивком, и озадаченно взглянул на него, слегка изогнув бровь: - Что привело вас ко мне в такую непогоду?     Человек выглядел подавленно, в серо-зеленых глазах таилась печаль. Он обвел комнату тоскливым взглядом, словно оживляя старые воспоминания, связанные с этим местом. Затем, с секунду помедлив, зашел в кабинет. Вымокшие от дождя волосы мужчины были грубо зачесаны в небрежный хвост. Несколько отбившихся прядей свисали ему на лоб крупными, беспорядочными клочками, придавая его облику некий мистический ореол. Заостренный орлиный нос с горбинкой и широкие, черные брови вразлет, укореняли в сознании дьявольский образ. Лицо мужчины обрамляли пышные бакенбарды. Он сделал шаг вперед, снимая свой плащ и аккуратно уложив его на миниатюрный столик при входе, пригладил намокшие от капель, густые, роскошные усы. В правой руке он крепко сжимал желтый конверт.     - Мастер Хэйтем, если бы я остался с вами в тот вечер в Форте Джордж... - произнес он с сожалением в голосе, оживляя одинокую атмосферу кабинета. Чарльз отчужденно посмотрел в глубь комнаты, в сторону пустующего рабочего места, затем на миг его взгляд мелькнул в сторону британца и тут же встревоженно опустился вниз. Хэйтем, беспристрастно наблюдавший за душевными метаниями своего верного помощника, решил разомкнуть этот бессмысленный круг самобичевания:     - Ну что вы, Чарльз. Не корите себя за это. Я сам дал вам такой приказ. И вы были обязаны его исполнить, - он подошел к своему сникшему гостю и приятельски похлопал того по плечу. - Уверяю вас, друг мой, мы восстановим ваше славное имя.     Слабо отреагировав на слова ободрения, Ли еще с пару секунд потоптался у входной двери, словно не замечая хозяина поместья. Затем подошел к каминной полке и взял с ее поверхности миниатюрную копию пиратского судна. Он с интересом осмотрел поделку, оценив работу мастера достойным взглядом. Затем нежданный гость почесал затылок и вольготно опершись локтем о декоративный выступ камина, принялся задумчиво водить пальцем по запыленной, мраморной поверхности, напевая себе в усы старую моряцкую мелодию. Хэйтем, весьма взволнованный странным поведением своего протеже, окинул того озабоченным взглядом:     - Чарльз? С вами все в порядке? - и снова гость не проронил ни слова.     Сдерживая себя от нелестных высказываний, британец резко кашлянул, прерывая нелепое бормотание своего подопечного. Чарльз, слегка опешив, поставил модель судна на свое законное место и взволнованно развернулся к нему.     - Это миниатюрная модель старого отцовского брига. Его точная копия, - попытался завязать беседу Хэйтем. - Занятная вещичка, не правда ли? Она очень дорога мне, - вновь не получив вразумительного ответа, теряя терпение, он смерил своего гостя требовательным взглядом: - Черт побери, да что с вами сегодня происходит, Чарльз?! Вы сам не свой.     В ответ Ли подошел к письменному столу и положил желтый конверт в кипу пылившихся на его поверхности документов.     - Это принадлежит вам, сэр, - коротко, уверенным голосом произнес он. - Смею утверждать, они не достойны мира.     Затем, выхватив плащ из полутьмы помещения, быстрой походкой покинул кабинет.     Хэйтем проводил своего подопечного озадаченным взглядом - он никогда раньше не примечал за Чарльзом столь упаднических настроений. Его странное поведение не на шутку взволновало британца. Мужчины были знакомы вот уже двадцать лет, и всегда сохраняли крепкие, дружеские отношения. Даже если бы Чарльз решился уйти из Ордена, он с уверенностью мог бы довериться своему наставнику и объяснить причину своего решения. Хэйтем бы понял, и простил. Но, видимо, дело было в другом. Британец перевел свое внимание на предмет, небрежно брошенный в кипу документов. Он подошел к столу, и аккуратно достал провалившееся меж двух солидных стоп макулатуры письмо. Странно, но на нем не было указано ни сведений об отправителе, ни адреса получателя. Поверх письма, крепко-накрепко сомкнув красным сургучом клапан конверта, отчетливо проступал оттиск печати: щит, венчанный коронованным львом. У основания геральдического символа находилась надпись, являющая собой суть самодержавия:"Бог и мое право". Англичанин мгновенно опознал герб Соединенного Королевства, и удовлетворенно качнув головой, поспешно сунул конверт во внутренний карман камзола. У него были определенные догадки на счет таинственного послания, но он принял решение временно не вскрывать печать важного анонимного сообщения. Тем более за окном уже темнело, а поздний вечер - не самое лучшее время для принятия важных решений. Неспешно накинув плащ и прихватив с собой треуголку, он вышел из кабинета. "Стоит прогуляться перед сном. - подумал британец. - Сегодня отличный свежий воздух после дождя".     Спускаясь вниз по лестничному пролету он еще раз вскользь вспомнил о странном поведении своего подопечного.     В холле царило все то же безмолвное, пронизывающее до глубины души, чувство одиночества. Почти все окна в поместье были плотно зашторены. Окружающее пространство старого, роскошного особняка, словно сжимало в тиски густой обволакивающей полумглой, скрадывая собой каждое движение. Справа от парадного входа, из приоткрытых оконных ставней в помещение врывался свежий поток промозглого осеннего ветра, прокладывая за собой шлейф из ароматов отцветающих лилий и сырой земли. Хэйтем подошел к незашторенному оконному проему, через который пробивались угасающие бронзовые лучи заходящего солнца, и прикрыв глаза подставил лицо под поток стихающего полуночного ветерка. Смеркалось.     В голове вновь вспыхнули старые воспоминания, упорно не дающие покоя. Похоже, последняя встреча с индейцем изменила его мировоззрение. В памяти, как наяву, прозвучала полузабытая фраза от куда-то из его прошлой жизни:"Ваш девиз предполагает свободу выбора и возлагает ответственность за совершенные поступки, и это здраво. В разумных пределах. Но подумай: если дать возможность каждому решать свою судьбу, сколько людей сделает опасный выбор? Ответ очевиден - большинство. Такова природа человека. Изначально люди не знают истины, а следовательно, не способны сделать верные выводы. И что тогда останется от мира? Разница в том, сын, что ты веришь в толпу. А мы полагаемся лишь на разумные доводы."     Больше всего его волновал вопрос, есть ли место для отважного смельчака в обществе, где цель оправдывает любые средства, а отдельно взятая личность всего лишь пешка в их великой миссии. Неужели та социальная структура, к которой стремится Орден, не допускает самого существования индивидуальности, как таковой. И разве это разумно? Возможно, он сам где-то ошибся, упустил некую мелкую деталь, что-то очень важное?     Нехотя приоткрыв веки, британец осмотрел приставной столик у окна. На ощупь отыскав огниво в ящичке стола он зажег бра, осветив полутьму парадного входа тусклым мерцанием свечи. Он устало помассировал переносицу, и оглянулся, окидывая задумчивым взглядом то место, где некогда слышался громкий гомон голосов и веселый перезвон бокалов. Обширный приемный зал с гранитным, узорчатым полом, по периметру обрамляла череда величаво возвышавшихся белоснежных резных колонн. Но не смотря на внешнее благородство окружающего его антуража, все казалось холодным, блеклым и лишенным смысла.     При входе, на подетом благородной патиной журнальном столике, поверх пожелтевших от времени бостонских новостных газет, британец обнаружил конверт. На нем, ярким, красным шрифтом выделялась пометка "срочное сообщение". Легким движением перочинного ножа, британец вскрыл его и вчитался в текст:     "Великому Магистру Колониальной Ложи Ордена Тамплиеров, Хэйтему Кенуэю. Мастер Кенуэй, в свете последних событий посылаем вам новых рекрутов для дальнейшего служения на благо Ордена... - британец пропустил стандартный набор фраз, опустив взгляд на нижние строчки: - ...ожидайте их прибытия в порт Бостона с 17 сентября."     Мужчина взглянул на календарь висевший при входе, там виднелась дата: 16 сентября 1781 год.     Выйдя в сад, Хэйтем с наслаждением ощутил на своем лице дуновение свежего, разреженного воздуха, пахнУвшего ярко насыщенными запахами влажной опалой листвы и озона. Британец свободно вздохнул, скинув с себя гнетущую атмосферу темного, полупустого поместья. Машинально пригладив волосы рукой, он привычным жестом надел треуголку и внимательно осмотрелся вокруг. Неподалеку, за цветником, усеянным пышными венчиками георгинов, возле беседки, прикрытой бережно нависшими, раскидистыми ветвями старого баньяна, деловито копошилась одинокая фигура садовника. Заботливо склонившись над своим инструментарием, он что-то выискивал. Хэйтем сделал шаг в его сторону.     - Прошу прощения. Вы не в курсе, где в данный момент находится Фоссер? - окрикнул садовника британец, и сверкнув гневным взглядом продолжил: - И по какой причине никто не удосужился навести порядок в поместье к моему прибытию?!     Фигура на мгновение замерла и словно втянула голову в плечи, затем работяга встал в полный рост и развернулся к цветнику: он нашел секатор и склонившись к земле начал колдовать над клумбой. Хэйтем с неодобрением свел брови, ожидая вразумительной реакции на свои слова. Так и не дождавшись ответа от всецело погруженного в свою работу садовника, повысив тон, он выкрикнул:     - Передайте Фоссеру о моем прибытии! И чтобы этот бездельник ЖИВО принялся за свои прямые обязанности!     После этих слов британец резко развернулся и направился к главным воротам, громко чеканя шаг по булыжной кладке.     "Ох уж этот дворецкий, - подумал он, с порицанием склонив голову, - и зачем я только содержу его у себя на службе? Старый бездельник!"     На ум пришла история про то, как Фоссер однажды умудрился сдать в ломбард чистокровного ахалтекинского жеребца, которого он тайком выкрал из конюшен, временно подменив скакуном похожей масти. Разумеется авантюра не удалась. Вскоре подмена обнаружилась, и Фоссер был безотлагательно уволен со своей должности. Но спустя месяц, даже не краснея, этот прохвост явился прямо в усадьбу Кенуэев с титулованным призером под уздцы. Оказалось, что все это время он выставлял коня на скачках. В итоге дворецкого пришлось восстановить в должности. Разве можно было отказаться от лучшего рысака Новой Англии? Хэйтем с силой отодвинул грузный засов парадных ворот усадьбы. Кончики его рта приподнялись в легкой улыбке: "Но ведь до чего хитер, чертяга!" После этого случая его титулованный, поджарый ахалтекинец вызывал восторженные взгляды даже у самых искушенных конезаводчиков Бостона.     Выйдя за ограждение британец сразу-же ощутил четкий контраст с привычной ему, комфортной обстановкой старого, благородного имения. Хмурые улицы Бостона встретили аристократа своим урбанистическим хаосом. Они олицетворяли собой весь городской уклад общества, всю его суть, выворачивая на всеобщее обозрение его изнанку. Вдоль по Стейт-стрит, вплоть до самого порта виднелись добротные дома из красного кирпича. Они перемежались с ветхими, деревянными строениями, которые ближе к линии горизонта, на окраине города, плавно перетекали в скопление покосившихся моряцких времянок. По периметру улицы, цепляясь за здания то тут, то там, маячили полупрозрачные скелеты лестничных подъемов и лесов из грубо сбитых, неотесанных досок, олицетворяя собой динамично ускоряющееся развитие города. Вдоль дороги вереницей простирались торговые ряды. Всюду были выставлены разнообразные бочки и деревянные ящики, плотно сбитыми кучками примыкающие каждая к своей хозяйской палатке. За разбитым забором, в переулках у торговых рядов, на зло беспечным квартиросъемщикам простирались зловонные отхожие места. И повсюду вдоль дороги стояли телеги с сеном. Буквально к каждому зданию примыкала своя, законная телега или просто сноп сена. Вдоль по проспекту изредка просматривались ограждения для скота, еще реже конюшни. Но сено было везде.     Тамплиер с неприязнью и опаской повел взглядом в сторону телеги, притаившейся на обочине дороги. И, вовремя спохватившись, вцепился обеими руками в треуголку: со стороны побережья внезапно подул коварный, атлантический ветер, едва не сбив драгоценный головной убор с головы англичанина. Вихрь со спесью покружил по открытому проспекту, поднимая за собой круговерть мелкого сора и умчался в сторону главной площади. Хэйтем медленно задвинул тяжелые ворота имения, встревожив вечернюю тишину металлическим лязгом засова, и направился в сторону пристани, аккуратно переступая через мелкие ручейки, извивающиеся по неровной поверхности брусчатки. Внезапно неподалеку, в темном переулке, послышался гулкий грохот падающих ящиков. Британец настороженно подошел ближе. Удерживая обнаженное лезвие шпаги на изготовке он прислонился к углу здания, беглым взглядом осмотрев переулок. Маленькая, проворная фигурка ребенка тут же юркнула за бельевые веревки, бесшумно скрывшись в груде пустых товарных ящиков. Британец свободно выдохнул ослабив хватку, и вышел из-за угла, вглядываясь чутким, орлиным взглядом в полумрак закоулка. Не обнаружив беглеца, он направился следом, в глубь закоулка, твердо решив отыскать ребенка, и сопроводить к дому беспечных родителей.     Путаясь в заботливо развешенном расторопной хозяйкой влажном белье, Хэйтем неуклюже продвигался в сторону ящиков, проклиная про себя варварский обычай выставлять свое исподнее на всеобщее обозрение. В пустой бочке из-под вина, прикрывшись деревянной заслонкой, сидел мальчуган, сверкая в его сторону округлившимися от страха, взволнованными глазками. Нервно сцепив руки вокруг ног, он всем своим крохотным тельцем вжался в бочонок. Англичанин не спеша подошел ближе и присев на корточки приветливо улыбнулся. В ответ ребенок с недоверием и опаской прищурил глаза и наглухо задвинул крышку, убежденный в том, что этим действием он надежно забаррикадировался от дотошного преследователя.     - Не бойся, я тебе не враг, - с теплотой в голосе произнес Хэйтем, попытавшись добиться расположения напуганного мальчугана.     - Я знаю кто вы, - набравшись смелости сказал малыш, - вы знатный господин из того большого дома, напротив.     - Верно, - Мужчина с любопытством мотнул головой, взвешивая в уме все "за" и "против", и внимательно прислушался к голосу из бочонка.     - Но вы отбыли из поместья год назад, - продолжил малыш, - и не должны были возвращаться обратно.     - Вот как? - Хэйтем с наигранным удивлением приподнял брови, - и что за причина должна была меня остановить?     Малыш приоткрыл крышку. Из-под приподнятой дощатой створки сверкнул осторожный взгляд любопытных детских глаз. Мальчуган искоса осмотрел британца, который все так же сидел на корточках в полуторе метрах от него, словно удостоверяясь, что его собеседник не мираж и не привидение, а реальный человек, и неуверенно промолвил:     - А вы не обидитесь, если я скажу вам правду?     Хэйтем утвердительно кивнул головой.     - Я боюсь, что вы мне не поверите, - продолжил малыш, и с сомнением в голосе добавил: - после того как вы... ну... после того, как вы выехали из Бостона, в городе о вас ходили всякие нехорошие сплетни, но мне вы не кажетесь таким уж злодеем. Я бы не хотел вас огорчать...     - Это правда, я вовсе не злодей. И я не желаю тебе зла, - Хэйтем осторожно привстал, опасаясь спугнуть ребенка резкими движениями, и развел ладони в стороны, показывая всем своим видом благосклонное отношение к недоверчивому мальчугану; отметая от себя неприятные мысли о досужих сплетнях местных кутил, он перевел тему разговора в нужное ему русло: - я лишь хочу тебе помочь. Ты ведь понимаешь, что опасно оставаться одному на улице в столь позднее время?     - Да, сэр. Я только хотел подобрать мяч. Мы с Робертом шалили, и мяч упал прямо в кучу мусора под окном, - спешно пробубнил мальчуган, беспокойно потерев рукой затылок. - Если отец узнает, что мы потеряли мяч, он задаст нам с Робертом хорошую взбучку и лишит игрушек. Надолго.     - Так вот оно что, - заговорщически прищурив глаза, проговорил мужчина. Он тщательно осмотрел нагромождение ящиков в углу переулка, мгновенно опознав в ней округлый предмет: - Знаешь, мы с тобой вместе сейчас попытаемся предотвратить эту неприятную ситуацию. Только тебе придется довериться мне. Я тебя не обижу, обещаю. Скажи мне, где находится твой дом? - мальчуган осторожно кивнул вверх. Хэйтем приподнял подбородок, взглянув на приоткрытое окно второго этажа, из которого брезжил слабый свет, и невольно хмыкнул, оценивая немалое расстояние до земли. Вероятно, мальчику сильно повезло, что он упал точно в кучу картонных коробок. Хэйтем подошел к груде ящиков и с улыбкой указал на еле заметный во тьме округлый предмет, затесавшийся между ними:     - Кажется, я нашел твою пропажу.     Мальчуган отодвинул заслон, исподлобья блеснув черными глазенками, и высунул чумазую мордашку из бочки. Изначально с опаской осмотрев британца, он с внезапной радостью, выпалил:     - О, сэр, спасибо! Вы нашли его!     Казалось, теперь его больше пугала перспектива оказаться под опалой грозного отца, чем мнимая опасность, исходящая от малознакомого ему человека. Малыш неуклюже выбрался из бочки, неловко зацепившись ремешком туфельки за железный обруч, и с азартом кинулся подбирать свою драгоценную пропажу. Обхватив обеими руками большой, синий мяч, он с благоговением взглянул на британца, одарив его обворожительной улыбкой. Хэйтем легко улыбнулся ему в ответ, и хотел было потрепать незадачливого озорника за черные вихры волос. Но тот с недоверием отклонил голову, настороженным взглядом примечая каждое движение англичанина.     - Ну вот, домашний арест и экспроприация тебе не грозят, - шутливо произнес британец, заводя руки за спину. - Теперь ты смело можешь идти домой.     - Да, спасибо, сэр, - засиял малыш. Он уверенно кивнул головой в знак согласия, хоть и не совсем понимал, что имелось в виду.     Они вышли из переулка на открытый проспект. Мальчуган всем своим видом выражал глубокую благодарность, но все так же сторонился своего проводника и с опаской оборачивался в его сторону на протяжении всего пути до дома. Остановившись перед входной дверью, малыш неловко помахал ручонкой на прощание, чуть было не обронив необъятный мяч.     - А вы совсем не такие ужасные, как о вас говорят, - промолвил мальчонка, - наверное, потому что вас просто никто не знает.     Британец проводил малыша заботливым взглядом. После еще с минуту постоял у порога, по привычке заложив руки за спину. "Просто в жизни иногда приходится действовать вразрез со своими принципами, чтобы добиться поставленных целей."

***

    На побережье царил тот самый непередаваемый момент времени, когда появляется желание полностью забыться и погрузиться в умиротворяющее спокойствие окружающей природы, слиться с ней воедино. Теплые лучи заходящего солнца бережно окутывали вечернюю мостовую, отбрасывая золоченые отблески на ее гладкую, омытую осенним дождем поверхность и освещая бронзовой дымкой контуры одиноких кораблей у причала. Расплавленный диск уходящего солнца ласково пригревал со спины. Медленно опускаясь, светило озаряло последними отблесками своих лучей бескрайнюю водную гладь, раскинувшуюся перед взором, разграничивая разлитым по ее поверхности мягким сиянием две плотно примыкающие друг к другу стихии. Перистые облака на небе отдавали багровым светом, словно концентрируя в себе все отблески с противоположной стороны небесного свода. Во всем чувствовалось спокойствие и безмятежность. Солнце отступало. Казалось, пространство готовилось открыть зачарованному наблюдателю тайну своих истоков, прочно сокрытую за бурлящей энергией суетливого дня.     Хэйтем неспешно прогуливался по мостовой, любуясь игристыми переливами солнца на волнах. Из порта доносился неугомонный клекот чаек, перекликающийся с расторопными голосами моряков, не скупившихся на крепкое, мужское словцо. В доках неподалеку, сноровистые местные грузчики впопыхах разгружали последний товар в предвкушении грядущей попойки. А из открытых окон здания напротив доносилась завораживающая мелодия, внося приятные коррективы в будничный хаос сурового города. Хэйтем представил себе, как тонкие пальцы пианистки быстро проносятся по клавишам, невесомым касанием оживляя прекрасную мелодию; ее изящные, белые руки истинной аристократки; открытые, нежные плечи; свисающие пряди белокурых волос; ее лицо... И образ обрывался, неизменно возвращая его к смуглой горделивой креолке, что навсегда оставила след в его памяти. Наверное, он никогда не был так счастлив, как тогда с ней. И, возможно никогда не простит войну. Жестокую, алчную и ненасытную.