Our Solemn Hour

Душа в час отчаяния полна падающих звезд. - Ты не думаешь, в самом деле, что я буду тебя жалеть? Себастьян почти физически ощущает, как его разделывает серебро глаз. В этом пространстве с обломками реальности и темными водами кошмаров он впервые, не понимающий, что с ним будет дальше. Он не хочет понимать, на самом деле. Рувик путает все его карты, оставляет объяснение всему происходящему лишь для того, чтобы вновь его опровергнуть. Терзает разум страхом. Когда смерть так близка, потолок над головой начинает казаться крышкой гроба и Себ запрокидывает голову, разглядывая подгнившие трещинки на нем. Так себе гроб. Но лучше братской могилы. - А что, если думаю? – ответ на с иронией брошенный под ноги вопрос совсем не нужен, но призрак думает иначе. Склоняет голову к плечу, а из стен вокруг них пробиваются яркие солнца подсолнухов. Детектив не понимает уже ничего, а фантом неспешно приближается к нему, выплывая из полумрака и обнажая свое уродство. Оба некоторое время хранят неподвижность и молчание, стоит Рувику остановиться пред мужчиной. Тот уже не воротит нос от запаха горелой плоти – привык. Ему страшно к такому привыкать, как и страшно осознавать, что его отношение к этому психопату не ограничивается лишь ненавистью и раздражением. Потому, что, открывая перед ним карты на долю секунд, отец мертвой девочки видит еще ребенка. Еще ребенка, заточенного вглубь души, закованного и рыдающего. Он не видел тех событий и не присутствовал на них, но сердце предательски сжимается, не слушая здравый смысл. Себастьян может поклясться, что Рувик сейчас предпочел не подслушивать его мысли. Может, он призвал его для действа? Представляя его маленьким ребенком, таким же, как и другие дети, детективу вдруг стала понятна его тоска по так никогда и не полученному родительскому пониманию, единственно любящей сестре, умершей, и совершенно импульсивно он наклонился к нему и поцеловал в висок, мазнув губами по краю одного из многочисленных кратеров от ожогов. Такое было в первый раз, никогда до этого в их отношениях, слишком странных для героя и злодея, не мелькало ничего подобного, впервые Себастьян сам потянулся к его лицу. Рувик издал звук, который мужчина ожидал в самую последнюю очередь - стон смертельно раненого зверя, и дернулся прочь, как от удара, но уже через минуту потянулся ближе, с удивлением посматривая исподлобья. Похоже, все-таки пожалела кобыла волка. Кастелланос, думая о том, что переборщил с зеленым гелем, поднимает руку, и та, касаясь фантома, не проходит насквозь. Смертоносный зверь на миг становится смирным и ручным – он подставляет пожранное огнем лицо навстречу аккуратным поцелуям и вздрагивает при каждом соприкосновении, словно в действительности не потерял все чувства, помимо ненависти и желания отомстить. Детектив же меняет правила их извечной игры, касается едва-едва, словно крылышек мотыля. Рувик вздыхает, подыгрывая и сотрясая свой сумасшедший мир, полный хаоса, невиданными ощущениями. Неизвестно, сколько длилась эта иллюзия, но в ней Себастьян сейчас нуждался больше всего. Они ласкали друг друга с невиданной осторожностью, две заблудшие души, цепляясь за то утешение, какое смогли найти. Все это было ложью, все было построено на лжи…но если бы они остались так навсегда, то, может, смогли бы быть счастливыми.