Программа

Целый год превращается для тебя в один сплошной кошмар. День за днём, час за часом. Ты висишь на краю пропасти, цепляясь кровоточащими пальцами одной руки за острый выступ скалы. Другой рукой ты из последних сил держишь тяжелеющего с каждым мгновением Тэгуна. Тэгун не пытается помочь тебе, висит безвольной куклой или даже начинает вырываться, стараясь упасть. Но ты держишь. Не даёшь ему раствориться в бесконечной тьме, лижущей ваши пятки. И цепляешься, цепляешься, цепляешься за крошащиеся камни, выдирая ногти с корнем, кусая губы до крови, отгоняя накатывающую безнадёгу. Первый звонок звенит примерно через два месяца после твоей встречи с СанХёком. В обычный субботний вечер вы с Тэгуном смотрите какой-то ужастик. На экране мелькают малоприятные сцены, и ты периодически прячешь лицо где-то подмышкой мужа. И не замечаешь, что он непривычно напряжён. Что происходит что-то не то, ты понимаешь, только когда на фоне спокойного пейзажа внезапно с характерным резким звуком появляется жуткое искромсанное лицо. Обычный приём для фильмов ужасов. Ты подпрыгиваешь от неожиданности – и в этом нет ничего особенного, ты всегда была довольно впечатлительной. Необычно то, что Тэгун вздрагивает тоже. Ты поднимаешь на него удивлённый взгляд, а он хмурится… раздражённо?.. и выключает не успевшее закончиться кино. Ты изумлённо наблюдаешь, как он встаёт с дивана и угрюмо скрывается в кабинете. Ты идёшь следом, но дверь заперта изнутри, и ты не решаешься постучать. Чувства возвращаются к нему внезапными вспышками. Сначала это происходит очень редко: проходит не меньше трёх недель до второго раза. Но проблема в том, что Тэгун испытывает в такие моменты не приглушённые эмоции, а получает сразу всё. Всё, чего был лишён долгие годы. Почти сразу у тебя появляется ещё одна головная боль. КаДи, с которой вы после её развода регулярно переписывались и иногда созванивались, перестаёт выходить на связь. Ты не знаешь, что делать и к кому обращаться, и решаешь поехать в городок, в котором она поселилась, чтобы узнать доподлинно всё самой. Кажется, что ты сойдёшь с ума, когда ВонЩик отказывает тебе в административном отпуске. Очень мрачным низким голосом начальник сообщает, что ты и без того пропустила непозволительно много рабочих дней. Ты открываешь рот, чтобы возразить, что он сам предлагал тебе внеплановые выходные, фактически заставлял их брать, но ВонЩик припечатывает тебя тяжёлым взглядом и говорит: – Хватит прохлаждаться, разгуливая где попало. Вы нужны в Сеуле. Словно знает, зачем тебе отпуск. Тебя нагружают на работе сверх всякой меры, даже перекусить некогда, вызывают по срочным вопросам в выходные. И начальник постоянно рядом, как будто следит, чтобы ты не убежала. В общем-то, не зря следит. Ты впервые пугаешься по-настоящему, когда видишь Тэгуна плачущим над книгой. Это настолько невероятное зрелище, что ты теряешь дар речи, молча глядя на катящиеся по щекам мужа крупные слёзы. Он сидит за столом в кабинете, лицом к двери, но даже не замечает твоего появления. Ты подходишь к нему тихо и заглядываешь через плечо. В книге мучительно умирает герой. У тебя замирает сердце. Он плачет из-за книжного персонажа? Ты прижимаешься к нему сзади, обхватывая руками широкие плечи и утыкаясь носом в его макушку. Он вздрагивает и поворачивает к тебе лицо. Смотришь на мокрые слипшиеся ресницы и беспомощно подрагивающие губы и целуешь его мягко, стараясь вложить всю свою поддержку, все свои чувства в этот солёный поцелуй. Тэгун поворачивается всем корпусом, цепляясь за тебя, словно утопающий. Обнимает так крепко, что тебе трудно дышать. Целует так отчаянно, что тебе самой хочется плакать. Ты уводишь его в спальню, и он засыпает, обхватив тебя руками и ногами, будто боится, что ты уйдёшь. Ты не уходишь. Ты остаёшься с ним, даже когда он делает то, что ты ненавидишь больше всего. Придя однажды вечером после работы домой, ты слышишь душераздирающий вопль и жуткий грохот. Ты буквально влетаешь в кабинет и замираешь шокированно. Здесь всегда царил идеальный порядок, нельзя было найти ни пылинки, каждый предмет находился в строго отведённом ему месте. Сейчас стол перевёрнут, настольная лампа разбита, на полках не осталось ни одной книги: они все валяются на полу, по большей части разодранные в клочья. Сверху плавно опускается варварски выдранная страница. Посреди этого хаоса спиной к двери стоит тяжело дышащий Тэгун. Ты пятишься, когда он резко оборачивается, услышав твой неосторожный шорох. Все инстинкты вопят: «Бежать!» Но ты просто не успеваешь. Тэгун оказывается рядом в одно мгновение, больно впивается пальцами в плечи и встряхивает тебя. У него совершенно безумный взгляд, зрачки расширены, зубы стиснуты. Он в ярости. – Что случилось? – выдавливаешь хрипло, надеясь, что он опомнится. Твой голос – или слова? – вызывает прямо противоположную реакцию. Тэгун щурится зло. И бьёт наотмашь. Левую половину лица обжигает болью. Ты валишься в сторону, стукаясь головой о косяк, и сползаешь на пол. Глаза наполняются горячими слезами. Во рту металлический привкус. Испуганно вздрагиваешь, когда муж падает перед тобой на колени. Поднимаешь на него затравленный взгляд. Он касается дрожащими пальцами твоей горящей щеки, в глазах плещется самая настоящая паника. Он смотрит неверяще на собственную покрасневшую от удара ладонь, потом на тебя. И вдруг пятится, отползая на несколько шагов. Его губы беззвучно шевелятся. Тэгун вскакивает и буквально убегает из кабинета. Ты находишь в себе силы подняться только через несколько минут. Пошатываясь, идёшь в спальню. Он сидит в дальнем углу, спрятавшись за шкафом. Руки обхватывают подтянутые к груди колени. Тэгун дрожит и продолжает что-то беззвучно повторять, зажмурившись. Тебе хочется плакать, рыдать, устроить истерику. Бить тарелки, кричать, как жизнь несправедлива к тебе. Вместо этого подходишь к мужу, опускаешься на пол рядом с ним, касаешься осторожно его руки. Он вздрагивает и старается отодвинуться, сильнее вжимаясь в стену. Ты думаешь, что твоё опухающее лицо вряд ли способствует его успокоению. Но запасного у тебя нет. Придвигаешься ближе, накрываешь ладонью руку. Ту руку, которой он ударил тебя. Ударил. Ты всегда считала, что не может быть никаких оправданий у мужа, бьющего жену. Это нельзя простить. А теперь… – Тэгун, – зовёшь ласково. Он трясёт головой и вырывает руку из твоих пальцев. Опираешься на его колени, нависая, настаиваешь: – Посмотри на меня. Он распахивает испуганные глаза, натыкается взглядом на твою опухшую щёку и прячет лицо в ладонях, втягивая голову в плечи. – Всё хорошо, – говоришь ты, гладя его плечи. – Ты не хотел, я знаю. Ты… просто не умеешь с этим справляться. Тебе всего лишь нужно научиться контролировать… контролировать ярость. Он не реагирует, продолжая сжиматься в комок, только бормотание становится всё громче, пока ты наконец не различаешь бесконечно повторяемое «Прости». – Я не обижаюсь, Тэгун! – восклицаешь горячо. – Ну же, слышишь, тебе не нужно… – ты прикусываешь язык и решаешь сказать другое: – Я прощаю тебя. Он замолкает и всё-таки поднимает взгляд. Потерянный, напуганный, придавленный незнакомым чувством вины. – Прощаю, – повторяешь ты, тяня его запястье на себя. Тэгун медленно встаёт на колени и обнимает тебя неуверенно. Гладишь напряжённую спину. И плачешь. Тебе очень жалко себя. И не меньше жалко его. Иногда тебе кажется, что либо антидот работает неправильно, либо Тэгун всё же чем-то болен и не способен испытывать положительные эмоции. Все «озарения» связаны с болью, страданием, страхом, злостью, яростью. Никогда это не бывает радостью или, например, умилением. «Просветления» случаются лишь иногда в постели. Временами твой муж утрачивает свою обычную напористость, перестаёт быть агрессивным и занимается любовью очень нежно. Утром выходного дня, наплевав на очередной «срочный» вызов на работу, ты второпях кидаешь вещи в спортивный рюкзак, используемый для коротких путешествий, и устремляешься к выходу из дома. И врезаешься в мужа, внезапно выросшего в дверном проёме. – Куда? – спрашивает Тэгун. Его руки скрещены на груди, а на лице и в голосе ни единой эмоции. – Хочу навестить КаДи, – ты переполнена решимостью. – Забудь об этом, – муж разворачивает тебя спиной к себе, стаскивает рюкзак и подталкивает обратно вглубь вашего дома. – Почему? – с отчаянием оборачиваешься, цепляясь за рукав его домашней водолазки. Он щурится недобро. – Я сказал – забудь, – цедит сквозь зубы. Он раздражён. Ты всерьёз боишься его разозлить. Ты находишь систему дыхательных упражнений и уговариваешь мужа регулярно практиковаться. Вы делаете это вместе, проводя по полчаса в своеобразной нирване каждый день перед сном. Это срабатывает. Вы гуляете в парке тёплым вечером выходного дня. Солнце золотит верхушки деревьев. Тэгун выглядит спокойным, но это какое-то иное, умиротворённое спокойствие, не обычное искусственное равнодушие. Ты чувствуешь, что сейчас один из таких моментов, когда эмоции вернулись к нему. На этот раз – впервые! – это не боль или ярость. Ему хорошо. Тебя буквально переполняет счастье от осознания, что он в порядке, спокоен и умиротворён. И держит тебя за руку – не потому что так положено. Всё меняется буквально в мгновение ока. Вы стоите на берегу маленького пруда, кидая кусочки булки довольным уткам, когда какой-то нетрезвый тип с бритыми висками сначала таращится на твои коленки, выглядывающие из-под юбки, а потом говорит заплетающимся языком: – Эй, детка, а ты ничего. Ножки – класс. Готов поспорить, если их развести пошире… Он не успевает договорить. Его просто сносит мощным ударом. Он падает навзничь, а затем содрогается от пинка под рёбра. Тебе хватает пары пропущенных вдохов, чтобы понять, что твой муж сейчас просто убьёт этого пьяницу. Бросаешься к Тэгуну, хватаешь за руку, разворачивая к себе. – Стой! Не надо! – у тебя умоляющее лицо, а в глазах мужа – гнев. – Пожалуйста! Он явно не собирается тебя слушать и хочет вернуться к своей жертве, но ты не сдаёшься: – Он просто нетрезвый грубиян. За это не убивают, Тэгун! Пожалуйста. Ты должен успокоиться. Прошу тебя. Сделай глубокий вдох. Пожалуйста. И он делает глубокий вдох. С глубокого вдоха начинаются те упражнения, что вы практикуете регулярно. Тэгун дышит размеренно в течение минуты. Когда пьяница за его спиной начинает шевелиться, приходя в себя после жестоких ударов, твой муж оборачивается резко, заставляя тебя испугаться снова, но продолжает дыхательную гимнастику. – Ты не должен говорить подобное женщинам, – всё ещё немного дрожащим от ярости голосом произносит Тэгун. – Думаю, он понял, – глупо ухмыляешься ты. Напряжение отпускает, и накатывает истерика, которую тебе стоит больших трудов усмирить. Вы уходите. Ты замечаешь, что сдерживать агрессию и злость у Тэгуна получается всё лучше. Но и «приступы» становятся всё чаще, давя количеством. Вернувшись домой поздно вечером после очередного суматошного рабочего дня, когда некогда дышать, не то что думать, обнаруживаешь мужа в зале на диване со стаканом виски в руках. Глаза Тэгуна странно блестят. Ты думаешь, что он, наверное, пьян. Ты вовсе не хочешь проверять, к чему приведёт смешение алкоголя и неконтролируемых эмоций, но муж замечает тебя раньше, чем ты успеваешь сбежать. Он смотрит на тебя лихорадочно блестящими глазами, поднимает стакан, салютуя, делает глоток и улыбается. Улыбка у него недобрая, полная какого-то злого торжества. Холодок пробегает по позвоночнику. Тэгун празднует что-то. Ты навещаешь КаДи в больнице. Она выглядит измученной и очень много спит, так что тебе ещё не скоро удаётся выспросить, что именно произошло. ЧжэХвана арестовывают и позже судят за похищение и издевательства над бывшей женой. Через несколько месяцев вы идёте на похороны бабушки Тэгуна. Ты не знаешь, были ли они близки. Во время прощания муж выглядит спокойным, только немного задумчивым. Буря разыгрывается, когда вы возвращаетесь домой. Он скрывается в кабинете, и тебе стоит огромных трудов заставить себя пойти туда. Ты не хочешь, не можешь, ты так устала! Но… В момент, когда ты открываешь дверь, Тэгун швыряет новую настольную лампу в стену. Это пока все разрушения на этот раз, но сам он выглядит встрёпанным и полубезумным. Зарывается пальцами в собственные волосы, опускается на колени и всхлипывает. У тебя всё переворачивается внутри от громких, больше похожих на вой рыданий. Подходишь к нему, кладёшь ладони на сотрясающиеся плечи, чтобы обнять. Но он вдруг разворачивается резко, вцепляется в твои запястья мёртвой хваткой, дёргает на себя, заставляя тоже упасть, отчего колени вспыхивают острой болью, до звёздочек в глазах. – Это всё ты! – Тэгун яростно встряхивает тебя. С ресниц срываются капли, но сам он, кажется, больше не плачет. – Что я? – всхлипываешь испуганно. Неужели он обвиняет тебя в смерти бабушки? – Ты думала, я не знаю? Думала, не пойму, что происходит? Это ты сделала! – Да о чём ты? – шепчешь потерянно. – Чувства! – рычит Тэгун. – Ты вернула мне их! Если бы не ты, я бы не чувствовал этого сейчас! Не чувствовал, что умираю вместе с ней! Ты беспомощно открываешь рот, не зная, что сказать. Конечно, было бы наивно полагать, что он ничего не поймёт, но до сих пор он ни разу не заговаривал об этом. – Все люди это испытывают, Тэгун, – шепчешь, опустив глаза. – Мне очень жаль, правда. Очень. – Я не хочу это испытывать, – шипит он. – Ты сделала это, не спросив меня. Ты буквально заставила меня. Заставила страдать! Твои глаза наполняются слезами, потому что всё это время ты старательно гнала от себя чувство вины, но, конечно, от него некуда деться. – Тогда почему ты не прекратишь это?! – восклицаешь, глядя ему в глаза. – Если всё знаешь, сообщи куда следует – и всё. – Я… не могу, – вдруг опускает голову твой муж. – Почему? – Потому что тогда будет расследование. Они поймут, что это сделала ты, – он отводит взгляд в сторону и заканчивает совсем тихо: – Они заберут тебя. Сердце замирает от его слов. Он… боится тебя потерять? – Мы справимся, – шепчешь сквозь слёзы, прижимаясь к нему. – Это очень тяжело, но мы справимся. Он закрывает глаза и обнимает тебя в ответ. Ты встречаешься с СанХёком через год у могил ваших отцов. Вы не договаривались о встрече, но, придя, обнаруживаешь, что он ждёт тебя. – Думаю, всё практически закончилось, – говорит СанХёк, когда вы добираетесь до укромного кафе и заказываете по чашке чаю. – К Тэгуну-щи вернулись все эмоции. Конечно, ещё могут быть подвижки в ту или иную сторону, но антидот в инъекциях достиг той концентрации, когда блокатор перестаёт работать. Совсем. Ты слушаешь немного недоверчиво. Правильно ли ты понимаешь, что он говорит о том, что твой персональный ад подходит к концу? – Контролировать их он тоже вполне научился. Как минимум на людях, – продолжает СанХёк и вдруг широко улыбается: – Он очень умный парень, да? Мигом сообразил, что нельзя никому дать понять, что происходит. – Мне так не показалось, – хмуришься, вспоминая ужасающие вспышки ярости в первые месяцы. – О. Ну, мы ему немного помогали, – хмыкает СанХёк, прихлёбывая чай. – Устроили перманентную ароматерапию на его рабочем месте. Так что первые полгода на работе эмоции к нему не приходили, только дома, где ароматерапией занималась уже ты, но это работало в прямо противоположном направлении. – А я волновалась, – тянешь немного обиженно. – Прости, – улыбается виновато. – Просто нужно было столько всего тебе сказать тогда, а времени было мало. – Что ещё ты забыл? – хмыкаешь подозрительно, потому что он вдруг отводит взгляд, словно вспомнил о чём-то смущающем. – Ну… эммм. Это немного личное, – он вдруг даже слегка краснеет, отчего тебе становится совсем неуютно. – Говори уже. – Разрабатывая антидот, мы выяснили ещё кое-что про побочные действия блокатора, о чём раньше известно не было, – он берёт паузу, делая сразу несколько глотков чая. – В общем, находящийся под воздействием блокатора эмоций мужчина становится… мгм… бесплоден, – наконец выдавливает СанХёк. – О, – только и можешь сказать. Ты, честно говоря, как-то не задумывалась, как же вышло, что при крайне регулярном сексе ты так и не забеременела – слишком много других забот было. – Да, – соглашается с твоим восклицанием СанХёк. – А теперь под воздействием антидота Тэгун… в общем, полностью дееспособен. Ты давишься чаем от такого определения. – А… почему к нему вернулись только негативные чувства? – решаешь поскорее сменить тему. – Только? – удивляется СанХёк. – Ах, нет. Это совсем не так. Хорошие тоже. Просто с ними не нужно учиться справляться. Во всяком случае, это проще. К тому же положительные эмоции не так захватывают и подавляют голос рассудка. Особенно учитывая настоящий характер Тэгуна. – Настоящий характер? – Да. Знаешь, он… довольно агрессивный малый. Не в смысле садист или что-то такое. Но склонен легко загораться, злиться… В общем, тихим его не назовёшь. Не то чтобы тебя радуют такие новости. Но с другой стороны, даже будучи не в силах контролировать свою ярость, муж так и не ударил тебя больше… после первого раза. – Это не значит, что он злой, – поддакивает твоим мыслям СанХёк. Вы молчите некоторое время, потом ты решаешь спросить ещё кое-что: – Но что теперь? Я имею в виду, мы сделали это, вернули Тэгуну способность чувствовать. Но это ведь не конечная цель? Что дальше? – Да, не конечная, – СанХёк прикусывает губу, словно размышляя, говорить ли тебе, или же просто формулируя мысль. – Но теперь всё зависит от него самого. Мы не можем заставить его. Мы можем лишь надеяться, что он примет нашу сторону. – Ты… говорил с ним об этом? – уточняешь осторожно. – Нет. – Но как он может принимать решение, если вопрос не сформулирован? – Вопрос сформулирован, – возражает СанХёк. – Или ты правда думаешь, что он не догадался, зачем мы всё это устроили? Ты прикусываешь язык. Действительно. – Может, всё же стоит поговорить с ним? Ну, подтолкнуть как-то. – Нет, не нужно этого делать, – он резко вскидывает голову. – Мы и так слишком сильно на него надавили. Он бы вообще не стал это терпеть… если бы не была замешана ты. Он бы просто сдал нас всех – и можешь поверить, он знает, кого сдавать – и вернулся к привычной жизни. Мы очень сильно рисковали. И я должен извиниться. Я вовсе не был уверен, что между тобой и спокойствием Тэгун выберет тебя. Мы могли только надеяться… И я не предупредил тебя об этом, – он опускает взгляд, и ты думаешь, что доверять ему всё же не стоило. Ты была ослеплена его дружелюбием и открытостью. Самое обидное, он ведь не плохой парень, ему, наверное, и впрямь жаль, что пришлось тебя обманывать, но цель оправдывает средства. СанХёк и другие заговорщики, которых ты даже не знаешь, решили, что твоей жизнью вполне стоит рискнуть. А почему нет, если они рисковали своими? Впрочем, если бы он предупредил тебя, ты бы всё равно согласилась. Но как они могли знать наверняка? Поэтому СанХёк промолчал. И он выглядел таким уверенным, что ты поверила, что они точно знают, что делают, не сомневаются в результате. – Мне жаль, – повторяет заговорщик – единственный, которого ты знаешь. – Не очень, – хмыкаешь ты. – Жаль, – настаивает он. – Да, я бы поступил так ещё раз, да, я считаю, что наша цель стоила этого риска, но это вовсе не значит, что мне было всё равно, что я не волновался за тебя! – Ладно, ладно, к чему такие эмоции? Дело уже сделано, – вздыхаешь ты. – Просто, – он снова отводит взгляд, – мне бы не хотелось, чтобы ты считала, что… В общем, я хочу остаться твоим другом, – заканчивает наконец. Это странно. Ты не знаешь, сможешь ли доверять ему после всего.