И дольше века длится день

После репетиции мне хочется одного – лечь спать. Но выполнить желаемое не получается. В коридоре я натыкаюсь на Уруху. Как назло, рядом больше никого. Я пару секунд думаю, будет ли вежливым проскочить мимо, Уруху, видимо, тоже об этом думает, судя по нахмуренным бровям. - Послушай, Така. Я вздрагиваю, когда он произносит мое имя. И делает он это так обреченно, словно исповедуется перед собственной смертью. Я старюсь выбросить из головы глупое сравнение. Вместо этого внимательно смотрю на друга. Он выше меня на целую голову. Но мне нравится смотреть на него снизу вверх. Есть в этом что-то забавное. - Да? – я стараюсь не выдать волнение. И, вроде, получается. Голос не дрожит. Уруха кусает губы и поднимает на меня глаза. - Извини. - Что? – мне кажется, что я ослышался. Уруха вздыхает и проводит рукой по волосам. - Извини меня. Я на тебя срывался. И это было… неправильно. Ты ни в чем не виноват. И я рад, что с тобой все в порядке. Я ошалело смотрю на Уруха, который вдруг решился на откровение, не в силах промолвить ни слова. - Така? - А? – я снова вздрагиваю. – Я… И тут Уруха улыбается. Впервые за долгое время он мне улыбается так, словно между нами не было никакой грязи, никаких выяснений отношений и недопонимания. - Я хочу, чтобы у вас с Рейтой было все хорошо. Пожалуйста, пообещай мне больше себя не доводить до того состояния, до которого ты себя довел пару месяцев назад. Ты сильный человек, я знаю. Он хлопает меня по плечу и исчезает в комнате, откуда спустя секунду доносятся голоса. Понятное дело, мне теперь не до сна. И когда я возвращаюсь домой (квартиру Рейты я теперь по-другому не называю), мне остается лишь забраться в кресло и долго-долго думать. Что-то мне подсказывает, что Уруха совсем не дружеские отношения имел ввиду, желая нам с Рейтой всего хорошего. И значит ли все это, что он больше на меня не сердится? Что он простил мне мое болезненное вожделение и назойливость? Было бы чудесно, если бы смогли вновь общаться, как раньше. Не скрывая ничего друг от друга. Чтобы мы могли, наконец, всей группой сходить в бар или в кино, не боясь нарваться на ссору. Мои мысли прерывает звонок. На пороге стоит мокрый Рейта, и я украдкой выглядываю в окно. Опять дождь. Погода совсем не радует. - Может, ты мне дашь пройти? – бурчит Рейта. Я возвращаюсь в гостиную и принимаю исходное положение. Мысли о Рейте вновь сменяются мыслями об Урухе. И я даже не замечаю подошедшего ко мне хозяина квартиры. Он стоит рядом минуту или две, разглядывая мое лицо. И лишь после его кашля я прихожу в себя. - Что? - Видок у тебя тот еще. Мыслитель ты мой. О чем задумался? – он садится прямо на пол у моих ног. И я не знаю, чего мне хочется сильнее – обнять его или продолжить думать об Урухе. - Не знаю, - вру я. Но Рейту просто так не провести. Он куда более проницательный, чем кажется на первый взгляд. Он берет мои ладони и целует, не сводя с меня глаз. И это настоящая пытка. Я вдруг чувствую себя предателем. Вот только понять, кого я предал – себя ли, Рейту ли или Уруху – не могу. - Признавайся. Я отдергиваю руки, обхватываю ими себя, чтобы не позволить Рейте прикоснуться к себе еще раз. Не могу смотреть ему в глаза, поэтому отвожу взгляд. - Просто так. Песню придумываю. - Песню? А где твой блокнот? И ручка? Така, не ври. - Я в голове. Рейта качает головой. Не верит, конечно. - Об Урухе, верно? - Откуда ты… - Откуда я знаю? Он мне похвастался тем, что попросил у тебя прощения. Теперь я, наоборот, не могу отвести от Рейты взгляда. И я понимаю. Сейчас или никогда. У меня столько вопросов, что сил держать их в себе уже нет. Я должен знать. Иначе я просто сойду с ума. - И что ты об этом думаешь? - Что ты болван, - признается Рейта. Но мне не до шуток, и я хмурюсь недовольно. – Болван, который пудрит себе мозги. Я, конечно, знал, что у тебя есть губительная привычка поганить самому себе жизнь иллюзиями, но чтобы настолько…. У меня в горле пересохло. Но я не встану из этого кресла, пока он мне все не расскажет. - Что ты имеешь ввиду? - То и имею. Он поднимается на ноги и собирается уходить, слишком разочарованный моей реакцией, но я хватаю его за рукав. Не уйдет он никуда. Не уйдет, и точка. Не отпущу. - Рейта. - Что? - Рейта, я запутался. Я вообще ничего не понимаю. Совсем, - я не в состоянии сдержать слез. Стыдно за них, но ничего сделать не могу. Льются сами по себе, вне зависимости от моего желания. Плечи Акиры опускаются. Он сдается. Садится обратно, снова смотрит на меня. Как я на Уруху. Снизу вверх. Разглядывает внимательно, будто видит первый раз в жизни. А потом протягивает руку и вытирает дорожку слез. - Глупый ты до ужаса. - У тебя бывает такое ощущение, будто ты сам не знаешь, чего хочешь? – я почти таю, ощущая его ладонь на своей щеке. Рейта ухмыляется. - Конечно. Вот сейчас я не знаю, то ли мне отругать тебя хочется, то ли пожалеть. - Дурак, - я обиженно надуваю губки, а потом смеюсь сквозь слезы. - А чего хочешь ты? - Я не знаю. - А все-таки? Я знаю, что он выслушает все, что я скажу. Любой бред, любые глупости. И не засмеется. И эта уверенность вселяет в меня надежду. - Рей, я люблю Уруху. И тебя тоже люблю. И я не знаю, что мне делать. Потому что музыку я тоже люблю, и группу нашу люблю, и что из этого я люблю сильнее, не знаю. Но я не могу так больше. Эта неопределенность меня просто убивает, - тихо произношу я. Да, идеальные признания в любви должны быть совсем не такими. Но я не идеал. И Рейта тоже. Мы просто люди. А я так вообще идиот последний. Вот и Рейта вздыхает. - Ты должен с ним поговорить. - С кем? - С Урухой же. - С ним? – удивляюсь я. – Но мы уже говорили. - Это был не разговор. Он просто попросил прощения, ты его просто спросил. Я имею ввиду, поговорить о вас. Я думаю, он лучше меня скажет тебе то, что ты должен знать. - А что я должен знать? – чувствую себя героем какого-то детектива. Он скажет то, что ты должен знать, но не знаешь, а должен, но я сказать не могу, потому что… А, собственно, почему? - Почему ты не можешь сказать? - Потому что я не Уруха, - просто отвечает он. Я киваю. - Я с ним поговорю. - Сейчас. - А? - Ты сейчас к нему поедешь и поговоришь. - Но… - Никаких но, - спорить с Рейтой сейчас небезопасно. Он начинает сердиться, и я молча повинуюсь. Сейчас так сейчас. Вообще, действительно, чем раньше, тем лучше. Я иду одеваться. Рейта плетется за мной, не отставая ни на шаг. - Почему ты думаешь, что нам необходимо поговорить? - Иначе вы никогда не поставите на этом точку. И будете продолжать друг друга мучить, разве непонятно? Я молчу. Непонятно. Совершенно. - Можно еще вопрос? - Да. - Почему вы меня не искали? Тогда, по телефону, ты мне сказал, что вы меня не искали, - мои слова полны горечи и обиды. Я и вправду все это время хранил их в себе, лелеял и берег. А они мне отравляли жизнь. Рейта прав. Губительная привычка. - Мы тебе звонили, но не искали, - спокойно поясняет он. – Ютака решил, что лучше тебя оставить в покое, дать тебе все обдумать. Мы не знали, что это приведет… к таким последствиям. Кай до сих пор себя винит в твоей попытке суицида. Вот это да. Теперь понятно, почему он на меня не смотрит. Неужели его до сих пор гложет чувство вины? Мысленно ставлю галочку. Нужно будет поговорить и с Ютакой. А потом… Да. А потом я найду в себе силы поговорить с Аоем. - Понятно. Я – полный идиот, - на этот раз я констатирую это вслух, и даже как-то легче становится от нелицеприятной правды. Рейта лишь качает головой и помогает мне надеть куртку. - Ты будешь дома? – я не знаю, чем закончится наш с Урухой разговор. Но я должен знать, что дома меня будет ждать Рейта. Радостного, расстроенного, плачущего, задумчивого… Любого. Главное, чтобы ждал. Потому что больше некому. Он обнимает меня за плечи, а я инстинктивно утыкаюсь носом ему в плечо. И, как обычно, меня настигает смутное желание, чтобы эти объятия никогда не прекращались. Рейта целует меня в макушку, затем в щеку и, наконец, в мои раскрытые губы. Аккуратно и ласково, словно боится сделать больно. И кто после этого из нас глупец? Я ведь не хрустальный. - Конечно. Иди. Он резко подталкивает меня к двери. Я лишь успеваю обернуться, чтобы увидеть его нежную улыбку. - И да, кстати. Я тебя тоже люблю. Очень. И он закрывает дверь. А я не могу избавиться от предательской улыбки. Немного грустной, благодарной и донельзя счастливой. Но улыбка тут же исчезает, стоит мне вспомнить об Урухе. И на меня накатывают волны страха и волнения. Но повернуть назад, значит, признаться в собственной слабости, а этого я позволить себе не могу. Поэтому я вызываю лифт и, сжав ладони в кулаки, медленно вздыхаю. Сейчас или никогда. *** Перед дверью в квартиру Урухи я стою очень долго. Я ищу оправдания. Три, семь, десять… Сколько угодно, лишь бы не переступать порог. И вздрагиваю, когда дверь отворяется. Уруха чуть улыбается, вертит головой и делает шаг в сторону, пропуская незваного гостя, то есть, меня. Я робко вхожу. Поднимать глаза боюсь, поэтому оглядываюсь по сторонам. Странно. Квартира Аоя совсем не изменилась. А сам хозяин где? Словно в ответ на мой мысленный вопрос, Уруха подает голос. - Аой ушел. По делам. Понятно. Значит, не захотел остаться. Решил дать нам возможность разобраться во всем наедине. Весьма мудрый поступок. Потому что при Аое я бы ни слова не смог произнести, в этом я уверен на сто процентов. Уруха несколько мгновений топчется на месте. Одет он совсем по-домашнему – в помятые шорты и майку, на размер больше необходимого. - Может, чаю? – предлагает он. – С жасмином. - Хорошо. Мы идем на кухню, светлую, но довольно маленькую. Аой и Уруха из тех людей, для которых важен уют, но никак не размеры помещения. А уюта здесь хватает. Все в светло-оранжевых и бежевых тонах. Фотографии в цветастых рамочках стоят на полках. Полотенца непременно махровые. Ноги утопают в мягком коврике. Обстановка располагающая, но успокоиться я не могу. Смотреть на Уруху все равно боюсь. Сердце колотится, грозя мне паникой. Я медленно вздыхаю, считаю мысленно до десяти. В этот момент Уруха ставит передо мной чашку ароматного чая и садится напротив. Молчит. И я молчу. Не знаю, с чего начать. Вроде, и тем много, и есть, о чем поговорить. И мыслей в голове cтолько, что она начинает болеть. Но мы молчим. В соседней комнате работает телевизор, здесь, в кухне, тихо играет радио. И все кажется таким чужим, будто я попал в другой мир. Мир, в котором мне нет места. И эта простая истина заставляет меня со стуком опустить чашку на стол и поднять глаза. - Рейта сказал, нам лучше все выяснить. - Это верно, - кивает Уруха. - Койю, я тебя люблю, - и еще одно неидеальное признание. После него мне становится спокойно. Абсолютно. Будто я скинул с себя тонну лишнего груза. Уруха мягко улыбается и качает головой. Стучит пальцами по столу, проводит рукой по коленке, разглядывая фотографии. Пытается подобрать правильные слова. - Не любишь. Я не отвечаю. Как с таким можно поспорить? Чем докажешь? Ничем. Не умею я доказывать свою привязанность. Я просто умею быть рядом. Но рядом с Урухой место уже занято. Вкус чая я даже не ощущаю на языке. Так, горечь одна. Горечь и жар. - Скажи, ты помнишь тот день? Я делаю глоток. Глупый вопрос. - Да. Помню. - Ты был таким… одиноким. Ты плакал. Знаешь, ты напомнил мне маленького бездомного котенка. И я сделал то, что сделал бы любой добрый человек на моем месте. - Ты его пригрел, - тихо произнес я. Я не хочу понимать. Не хочу, но понимаю. Начинаю, по крайней мере. Уруха кивает. - Верно. Я его приласкал. Я сказал ему, что все будет хорошо. Что он не один. Что есть, кому позаботиться о нем. Таканори, я бы поступил точно так же, будь на твоем месте любой дорогой мне человек. - Ты меня не любишь, - я произношу это как обвинение. Не сводя глаз. Уруха выглядит грустным. Наверное, жалеет, что согласился на разговор. - Я тебя люблю. И Акиру люблю. А еще Ютаку и Юу. Но Юу чуточку больше и немного по-особенному. Я снова утыкаюсь взглядом в свою чашку. На поверхности горячего напитка кружатся крохотные лепестки, ничего не подозревающие о сложных человеческих отношениях. Как же я им завидую. - Таканори, отпусти меня. - Я не могу. - Можешь! – Уруха на секунду срывается на крик, потом устало прикрывает глаза ладонью. – Ты просто не хочешь. - Как думаешь, почему? Он приоткрывает один глаз. - Почему? - Потому что я боюсь. Я боюсь, что сейчас я от тебя откажусь, а через некоторое время Рейта откажется от меня. И я снова останусь один. Уру, ты даже не представляешь себе, что такое глобальное одиночество. Когда ты в вечной ссоре с родителями из-за собственного образа жизни, когда друзья на тебя косятся, ожидая, что ты опять что-нибудь выкинешь из ряда вон выходящее. Даже Корон меня не любит, потому что считает Рейту лучше. Потому что Рейта шумный и веселый, потому что у Рейты нет приступов раздражения и меланхолии, из-за которых он может напрочь забыть о том, что стоит покормить пса или выгулять его. А дома у меня нет человека, который может вот так пригреть и сказать, что все будет хорошо. И если я отпущу и тебя… Тогда не останется никого вообще. Я пытаюсь отдышаться. Признание сказано на одном дыхание. Редкое мое откровение. Хочется взять слова обратно, поблагодарить за чай и уйти. Но поздно. Уруха смотрит с жалостью и… негодованием? - Ты эгоист, Таканори. Если ты думаешь, что такие проблемы могут быть только у тебя, то сильно ошибаешься. Он резко встает из-за стола и поворачивается ко мне спиной, всматриваясь в окно. Мои слова его задели. Видно, как он напряжен и как он старается не сорваться на обыкновенную ссору. Я ценю его усилия. Потому что сам сижу натянутый словно стрела, готовая в любую секунду лопнуть. - Три месяца назад, еще до того, как у тебя пропал слух, мои родители узнали, что я встречаюсь с Юу. Им одна из сестер сказала. Случайно, как она меня уверяла. Родители отлучили меня от дома. Сказали, что не желают иметь сына, который без зазрения совести ложится под мужчину, как девушка. Я не знаю, насколько у тебя плохие отношения с родителями, но зато знаю кое-что другое. Я бы даже врагу не пожелал того скандала, который устроили мне мои родители. Я никогда не забуду, как плакала мать, все повторяя, что ее сын шлюха. Отец меня впервые в жизни избил. Хорошо хоть не лицо. Я почти месяц носил одежду с длинными рукавами. Но ты не заметил, верно? Конечно. Ведь у тебя проблемы куда серьезнее. Ты так был погружен в свой собственный мир, что не желал обращать внимания на то, что творится перед твоим носом. А ты знаешь, что Рейта чуть не изнасиловал Кая? Давно. Когда Рейта еще сходил по нему с ума. Год назад, не меньше. Сейчас-то он повзрослел, поумнел. Научился держать себя в руках. Тебя вон полюбил. За что, не знаю. Может, ты хороший возлюбленный, не спорю. Но друг из тебя отвратительный, Таканори. Отчасти, это наша вина. Носились с тобой, гением, как с ребенком. Выполняли любую твою прихоть. Как же. На тебе держится львиная доля нашего творчества. Ты наш идейный вдохновитель, символ трудолюбия. Да вот только превратился этот символ в размазню и последнего нытика. И мне жутко обидно. Потому что я тобой всегда восхищался. А теперь вижу перед собой человека, которым восхищаться совсем не хочется. И этот человек еще смеет заявлять, что у него какие-то не такие друзья! Да мы себе все нервы извели, пока ты в больнице лежал. Я ночами не спал. Аой похудел на шесть килограмм, до сих пор по врачам таскается, последствия стресса дают о себе знать. Рейта едва не ночевал у твоей палаты. А Ютака винит себя в твоей пытке суицида. Потому что именно он решил дать тебе время и не искать тебя. И после этого ты говоришь, что мы тебя не любим? Да как у тебя язык поворачивается вообще такое говорить?! Щеки у Койю мокрые. Мне и самому хочется плакать. По-детски так, навзрыд. Громко стуча кулаками по столу. Хочется, но не получается. Слез нет. Я просто взял и перегорел. Все, села батарейка, разрядился аккумулятор. Я приговорен к казни без права помилования. Я чувствую себя не просто идиотом или придурком. Я чувствую себя мразью. Сейчас будет очень уместно традиционное японское извинение. Броситься бы Урухе в ноги, склонить перед ним голову и просить прощения. Просить и просить. Пока замертво не упаду. Да только что это изменит? Наверное, ничего. На месте Урухи я бы себя не простил. Ни за что. Выкинул бы на улицу и пожелал бы никогда не видеть. Но я знаю Уруху. И остальных тоже знаю. Они не откажутся от меня, потому что я их частичка. Как и они – моя. Только вот связь с этой частичкой стала такой хрупкой и тонкой, что едва можно разглядеть. И все из-за меня. - И… Как? Как у тебя сейчас с родителями? – почему-то на ум приходит именно этот вопрос. Уруха шмыгает носом, вытирает слезы. - Нормально. Аой к ним ездил. Говорил. Не знаю, о чем. Ни он, ни они мне не признаются. Но отношения более-менее наладились. Именно поэтому я люблю Юу. Он ограждает меня от любых проблем, даже не спрашивая, нужно ли мне это. - А я бы не смог так, - с грустью признаю я. Уруха отвечает мне смешком. - Мы похожи. Ты такой же сильный внутри, а кажешься хрупким и требующим чьей-то защиты. Оба говорим о том, о чем думаем. Два таких человека не могут быть вместе. Мы просто изведем друг друга, живя рядом. - Наверное, ты прав. Если мне только после одного твоего монолога хочется на край света сбежать… - я склоняю голову, сердито дергая себя за отросшие пряди волос. Пока Уруха меня разглядывает, я пытаюсь понять, в действительности ли я такой, каким меня он описывает. Когда я вновь поднимаю глаза, Уруха уже на меня не смотрит. Его четкий профиль выделяется на фоне яркого оконного пятна. Такой родной и такой далекий одновременно. Уруха. Койю. Как я его могу отпустить? Полтора года я лелеял его образ в своем сердце. Полтора года я изводил себя глупой ревностью и пустыми надеждами. Полтора года засыпал и просыпался с мыслями о нем. Посвящал ему песни, дарил ему улыбки. И неважно, что ему это было совсем не нужно. Главное, я сам этого хотел. И теперь просто взять и отпустить по одному его требованию? Немыслимо. Все равно что вырвать из сердца кусок и выбросить. - Койю, я не могу. - Что не можешь? – он так забавно хмурится, что у меня сердце щемит. - Отпустить. Уруха испепеляет меня взглядом. Спокойным разочарованным взглядом. - Подумай о Рейте. - Я и так о нем не забываю. - А теперь посмотри на это все с такой вот стороны. Ты любишь своего друга, меня. Но я люблю другого твоего друга, Аоя. И ты мне совсем не нужен в качестве второй половинки. Ты это знаешь. Но упорно за меня цепляешься. И бросаешь Рейту. Ради чего? Чтобы разбить сердце ему? И себе? Таканори, это твое дело, конечно. Но я не буду с тобой. Никогда. И если ты сейчас уйдешь от Рейты, я тебя точно возненавижу. Потому что большим идиотом быть просто нельзя. - Ты так все это выверяешь, - я морщусь, отодвигая от себя кружку. - Я просто ищу наиболее удобный для всех вариант. - Так подобные дела не решаются. - А как? На опыте? Отлично. Давай. Иди к Рейте, скажи ему, что любишь меня настолько, что готов от всего отказаться. Посмотрим, как долго после этого проживет наша группа. И сколько у нас будет суицидников, - Уруха злится. Его глаза горят, на щеках выступил гневный румянец. Он так хорош, что я невольно прислушиваюсь к его словам. Грубым, резким, но таким искренним, что спорить нет желания. - Хорошо. Я понял. Ты меня силой пытаешься свести с Рейтой. Уруха весьма драматично стонет, едва сдерживаясь, чтобы не начать биться головой о что-нибудь твердое. Его явно сводит с ума моя тупость или что-то еще. Мне стыдно. Опять я ни черта не понимаю. Как я умудрился при таком раскладе дожить до двадцати шести, вообще не знаю. - Таканори, ты просто… просто… У меня слов нет! Параноик, что ли. - Объясни. - Уф. Он чешет затылок, качает головой. - Может, ты меня и любишь, но не настолько, что не дать шанса Рейте. Он этого заслуживает. - Я его тоже люблю, - тихо произношу я. Уруха кивает, будто я сказал что-то само собой разумеющееся. - Тогда тебе здесь делать нечего. Я все сказал. Учить тебя жизни мне не хочется. Ты уже взрослый. Своя голова на плечах, как я посмотрю, есть. Меня гонят. Не потому, что я надоедаю или раздражаю. А просто потому, что здесь мне совсем не место. Это особенно чувствуется, когда Уруха задумчиво проводит ладонью по столу, не сводя глаз с фотографии. Я на нее не смотрю. Знаю, что там стоят они, Койю и Юу. Непременно в обнимку. Мне становится не по себе. И очень хочется домой. Туда, где я, хотя бы, имею право находиться. Уруха учтиво подает мне куртку. Разговор вышел каким-то коротким и сумбурным. Не все сказано. Но самое главное – да, и это важно. - Ты на меня в обиде? – глухо спрашиваю я. И почти не удивляюсь, когда Уруха меня обнимает. Он выше меня на целую голову. И ему очень удобно целовать меня в макушку. Отстраненно думаю, что Рейте куда удобнее целовать меня в щеки. И губы. Не так далеко тянуться надо. - Нет, конечно. Все мы совершаем ошибки. Просто нужно уметь на них учиться. - Я постараюсь, - обещаю я, и это не пустые слова. Я не нарушаю обещаний. А это тем более не нарушу, потому что дал ему человеку, который кажется во всех отношениях особенным. Даже если не возлюбленный, то просто друг. Рыжее наше солнце, без которого я себя не мыслю. - Постарайся, - он отстраняется от меня, а на улице его играет улыбка. – Все будет хорошо. Обязательно будет. И я верю. Боюсь, но верю, потому что словам, сказанным с такой уверенностью, невозможно не поверить.