Когда они не видят

Sia — Alive Минуты тянулись вечность. Я ненавижу такие моменты. Когда тебе не остается ничего, кроме того, чтобы ждать. Ожидание убивает медленно, но бьет точно в цель, заставляя тебя прокручивать в голове произошедшее снова и снова. Пытаться понять, что можно было сделать, чтобы избежать этого. И мысли разъедают мозг, впиваясь в каждое нервное окончание острыми зубами, не позволяя дышать и двигаться, моргать или думать о чем-то еще. Тебя будто заморозили во времени, пытаясь наказать за содеянное. И я наказан. Я умираю. И она умирает. Там, в операционной, умирает медленно или быстро. Я почему-то уверен в этом, хотя отдал бы все, лишь бы она жила. Но я ничего не могу сделать. В смысле, правда ничего. Когда друзья умирали в Афгане, я хотя бы был рядом до конца. А сейчас даже не могу быть с ней. У нас обоих отбирают все сейчас. Даже возможность быть вместе. Ловлю себя на мысли, что прокручиваю в голове молитву. Пуля попала в область сердца, и не думать об этом нельзя. Я не могу выбросить из головы ее спокойный взгляд. Ее милую улыбку, аккуратные плавные движения рук, задорных смех и мелодичный голос. Я не могу избавиться от ощущения ее прикосновений. Что если она уже умерла? Что если ее сердце перестало биться прямо в это мгновение? А я даже не знаю. Я все еще молюсь, потому что это единственное, что мне осталось. Здесь шумно. Я понимаю это спустя примерно час, после того, как пересек порог больницы. Хотя, кто знает, быть может прошли всего минуты? Кто-то кричит. Я не могу оторвать взгляд от крошечной дырочки в стене, которую выбрал как средство сосредотачивания. В мозг слабо пробивается осознание, что это крики Войта. На него я точно не хочу смотреть, даже если бы мог. Тело затекло от долгого нахождения в одной позе, но сил двинуться нет. Наверное, мне придется пройти курс лечения у психиатра, если она выживет. Если она умрет.. что ж, думаю, я сброшусь с крыши, потому что знакомый психотерапевт располагается на 12 этаже. Какой идиот принял решение сделать его кибинет так высоко? Туда вообще хоть кто-то добирается живым? Услышал нервный смешок, который, как оказалось, принадлежал мне. Видимо, это было устрашающе, потому что боковое зрение уловило движение людских голов в мою сторону. Кто-то начал подходить. Осторожно, как к ребенку, что гуляет рядом с обрывом. Олински. его прикосновение всегда было особенным. не таким, как у всех. Успокаивающим, печальным, сочувствующим. Таким раздражающим. — Тебе что-то надо? — тихо спросил он. Хорошо, что не стал говорить, что все будет хорошо. Это бы заставило меня избить бедного Элвина до полусмерти. Как вообще можно говорить, что все будет хорошо, если "хорошо" точно не будет? Я ничего не ответил. Я хотел, но не мог. Это состояние было похоже на оцепинение. Наверное, именно это и называют шоком. Дерьмовое чувство. Войт продолжал орать на кого-то. А может он просто так кричал. Мне было жаль его. Даже больше, чем себя самого, наверное, потому что они поругались. И если она умрет, это будет последнее его воспоминание о ней. Если она умрет, он будет винить себя за это еще больше. Обычно люди даже в мыслях стараются не думать о смерти близких. Я какой-то неправильный. Прошло еще некоторое время. Час, может два. Я не двигался. А она еще умирала. Может, уже умерла, но нам просто не говорят. А может это был пустяк. Может, мне показалось, что пуля попала в область сердца, там ведь было много крови, мне могло показаться. Может она уже смеется над чем-то бессмысленным вместе с хирургом и другими врачами. Может.. Войт еще кричал. Мне надоело слушать его голос, но сдвинуться с места я не мог, так что другого выхода не было. Я даже не мог пристрелить его, потому что для этого нужно было сделать слишком много движений. А потом я увидел движение, которого до этого не было. Белый халат, резкие, но такие плавные движения, характерный запах медикаментов. Врач. И тут мое тело само пришло в движение. Мышцы ныли, суставы болели, а ноги не держали тело, будто оно вдруг стало тяжелее на тонну. Но мозг отдавал команду каждому нерву в организме, и никто не смел сопротивляться. Через мгновение я уже около врача. Молодец, Холстед, теперь осталось только вслушаться в слова. В голове предательский голосок жадно шептал: "Она умерла. Ты рассчитывал, что она будет рядом всегда? Нет ничего вечного". Но если это так, мне надо услышать это, мне надо знать, что надежды нет. Мне надо услышать, что нет той, ради которой хотелось жить. Еще недавно я просил Купера Холла попытаться научиться жить без своей жены, а сейчас сам продумываю способы самоубийства. Столько мыслей в голове пробегает каждую секунду. Этот бессвязный круговорот сводит с ума. Я все еще ничего не слышу, но вижу, что врач начинает открывать рот, чтобы сказать.. что-то. Он похож на судью, что должен либо помиловать и подарить вечную жизнь, либо подписать смертный приговор. — Во время операции возникли некоторые осложнения, но она жива.. — услышал я и буквально осел на пол от облегчения. Воздух начал быстро заполнять легкие, буквально пытаясь задушить меня, но какая разница. Она жива. Она дышит. Она улыбается... — Однако был момент, когда ее мозг не получал кислород, сердце не билось. Мы проверили — активность мозга есть. Но мы пока не знаем насчет ее движения, — аккуратно подытожил доктор. — Что? — голос Войта сошел на нет. Докричался. — Пока трудно говорить, будет ли она ходить. Это я уже не слушал. Она жива. Если она не сможет ходить, я буду носить ее на руках.

***

Она не приходила в себя. Сейчас это было не так важно, потому что после операции прошло всего 2 часа. Удивительно, но часы здесь пролетали подобно минутам, заставляя просто растворяться во времени. В буквальном смысле. К ней никого не пускали. Я мог это понять, но вот принять как-то не получалось. Я больше не сидел на одном месте, за что мышцы наверняка были благодарны, но вот говорить все еще не решался. На самом деле я просто не знал, есть ли кто-то, с кем хотелось бы поговорить. Кто-то, кроме нее. Я безумно хотел увидеть ее. Как никогда раньше, ощущая почти безумие. Хотелось вернуться в наши выходные. Если бы я знал, что все обернется так, ни за что в жизни не выпустил бы ее из квартиры. Я бы запер двери и окна, задвинул шторы и укутал ее в одеяло. Я бы сделал так, чтобы она не сопротивлялась. Если бы я только знал.. В горле пересохло, и я даже купил себе кофе, но так и не выпил его, бездумно двигая ложкой в уже холодном стаканчике. Я изучал людей, которые были здесь. Для нее. Почти все — из участка. Здесь не было ее матери. Доусон и Кейси, Герман и Мауч, пришедшие совсем недавно. Народа было много. Она хороший человек. Эту девушку действительно есть за что любить. Внезапно я увидел красивую девушку, врывающуюся в коридор. Длинные волосы яркого медного оттенка уложены в локоны, которые давно уже рассыпались, вероятно, от быстрого бега, разноцветный свитер с непонятным орнаментом как минимум на размер больше, чем нужно, зеленая юбка-солнце по колено и простые черные кеды. Черная тряпичная сумка перекинута через плечо. Большие серые глаза обеспокоенно смотрят по сторонам. Девушка заметно нервничает, то и дело одергивая руки от губ (видимо, не может отучиться от привычки грызть ногти). На самом деле ей около 27, но выглядит она едва ли не как подросток. Увидев врача, девушка подбежала к нему, останавливаясь на достаточном расстоянии, чтобы я мог слышать обеспокоенные нотки в ее голосе. — Мне нужно увидеть ее! — тихо пробормотала она. Мелодичный голос почти потонул в жуткой шумихе, но врач хорошо расслышал ее. — Кто Вы? — Ника, — вырвалось у девушки, после чего она спохватилась и добавила: — Николь Аллен. Можно Ника. Я ее доверенное лицо. Мне позвонили.. и я.. В нее стреляли? — Да, сейчас ее состояние стабильно.. — Я могу увидеть ее? — девушка сильно волновалась, но держалась на редкость хорошо. Куда лучше, чем я. — Простите, вы не член семьи, мы не имеем.. — Ой только не надо про семью, — властно прервала она мужчину. — Ее отец сидит, сколько я ее помню, а мать давно забыла о дочери. Мы — ее семья, — она глубоко вдохнула и выдохнула. — Простите, я не хотела грубить. Мне правда очень надо увидеть ее. Когда я в последний раз разговаривала с ней, она без умолку болтала о горячем парне и не менее горячих выходных, а сейчас лежит в больнице. Она поставила меня как связное лицо сто лет назад, и сказала, что если она больше не будет собой, я должна отключать ее от аппаратов. Так что я хочу пойти и убедиться, что сегодня мне не придется убивать лучшую подругу! К последним словам она сорвалась на крик. Слеза быстро скатилась по щеке, но Ника тряхнула головой и снова извинилась. Доктор-как-его-там сдался и разрешил ей зайти в палату. — Знаете, Вам придется пустить туда еще как минимум пару человек. Они ни за что не уйдут отсюда. Им нужно быть здесь. И она была чертовски права.

***

Ника пробыла в палате недолго. Спустя минут 10 девушка аккуратно прикрыла дверь с внешней стороны, прислонилась к ней спиной и закрыла глаза. Я наблюдал за ней. Все ее движения были будто в замедленной съемке. А я просто смотрел. И смутно узнавал в этой взрослой, невероятно красивой девушке маленькую, загнанную девочку-подростка. — Ника? — аккуратно позвал я. Она вскинула голову. Такое резкое движение выглядело очень плавно в ее исполнении. — Мы знакомы? — подходя ко мне, проговорила девушка. — Сейчас и познакомимся, — усмехнулся я, но усмешка быстро сошла с лица. — Джей Холстед. — Ника Аллен, — она улыбнулась и протянула руку, которую я с удовольствием сжал, отмечая, какая она холодная. — Замерзла? — Всегда мерзну, — проворчала Ника. Я снял куртку и накинул ей на плечи. — Спасибо. Она нервно теребила кончики волос, изредка оглядывая меня с ног до головы, закусывала губу, будто раздумывая, сказать ли что-то еще, а потом выдала: — А ты горячий.. Я прямо поперхнулся. Вот так вот без всякого смущения. — .. высокий, глаза красивые. Это, случаем, не ты тот, кто устроил ей незабываемые выходные? — весело подмигнула девушка, видимо, уже зная ответ на свой вопрос. Что на это ответить, я не знал. Боковое зрение уловило движение Войта к ее палате. По негласному соглашению было решено сначала пустить его, а потом уж меня. Говорил это Олински, так как нам нужен был посредник для общения. Сложно.. — Когда она успела позвонить тебе? — возвращая взгляд к Нике, задал вопрос. — Мм, кажется, в это время ты еще спал, — хитро улыбнулась она. Невероятно, никакого смущения или неловкости. Так естественно, будто погоду обсуждаем. — Знаешь, а ты ведь и правда горячий! Очень рада за нее. — Мм, спасибо? — наверное. Раздалась слишком веселая для данной ситуации музыкальная трель, оповещая о том, что кому-то звонят. Ника едва заметно подпрыгнула от неожиданности и начала копаться в сумке в поисках средства коммуникации. С тихими проклятиями она вытащила спутанные наушники, расческу и какие-то бумаги и передала мне "подержать". Громкая музыка разливалась по всему этажу, а мило запыхавшаяся девушка со смешно сведенными бровями вызывала добрые улыбки. Наконец откопав телефон, она чуть улыбнулась и ответила: — Жалуйся. На том конце провода кто-то воспользовался предложением, ответив: "Как скажешь". И ближайшие несколько минут Ника лишь тихонько посмеивалась и успокаивала собеседника словами: "Да все же хорошо" или "Ну чего ты так нервничаешь?", видимо, отлично зная, что такие ответы очень раздражают. — Статуэтка кота? Да, я ее очень люблю.. Картина Ван Гога? Нет, это копия, друг подарил лет 5 назад.. Что она сделала? Солнышко нарисовала? И цветочки?.. Боже, что у вас там происходит? Я же всего пару часов назад ушла.. Свари ей кашу. Ну спроси, какую ей хочется.. Да, только пожалуйста, не спали квартиру.. — она весело рассмеялась. — Я знаю, что ты умеешь готовить. Люблю тебя, поцелуй крошку. Не переставая улыбаться, Ника поблагодарила меня и забрала все свои вещи, засунула все обратно в сумку и спросила: — У тебя дети есть? — отрицательно покачал головой. — Значит пока ты не знаешь, каково это. Я узнала, что беременна буквально через пару месяцев после свадьбы. Мы специально не предохранялись, желая оставить все на волю случая. И вот я узнала, что буду мамой, — она опустила глаза на телефон. — Сначала ты слабо осознаешь это. Было сложно представить масштабы ответственности, это пугало. Последние месяцы беременности я была невыносима, не знаю, как муж меня вытерпел, но весь это страх просто накатывал внезапно и.. Помню, когда начались схватки, я плакала так сильно, как никогда. Было страшно не рожать, а скорее понимать, что ребенок будет жить вне меня. Что я не смогу почувствовать ее толчки внутри себя. Я думала, что никогда не смогу ощутить масштабы ответственности, но на самом деле, когда увидела ее, поняла, что никогда не смогу описать свою любовь. Я смотрела на этот крошечный комочек и понимала, что никаких слов и действий не будет достаточно, чтобы выразить свою любовь, — она немного помолчала. — Хочешь посмотреть? — кивок — и она показала мне очаровательную рыженькую малышку в смешной шапочке. — Алиса, она больше похожа на папу, а от меня только волосы рыженькие и характер взрывной. Муж ее обожает. Оставила их дома вдвоем, так уже умудрились разбить мою статуэтку и дорисовать солнышко на картине Ван Гога. А приду домой, начну ругаться, говорить, что так делать нельзя, так это чудо посмотрит на меня своими теплыми глазенками, мило улыбнется и обнимет маленькими ручками. И вот как на нее злиться потом? В этот момент Войт вышел из ее палаты. Теперь была моя очередь. Почему-то снова стало страшно. Ника быстро просекла, в чем дело. — Иди. Она будет рада, — немного помолчав, добавила: — Она была очень счастлива, когда мы болтали. Я давно не чувствовала от нее такую энергию. Ты ведь знаешь про ее "родителей", про прошлое и.. меня. Да, я знаю, что она рассказала тебе. И была очень удивлена этому. Она никому не говорила, кроме Войта. Она доверяет тебе, быть может даже больше, чем самой себе. Такого никогда не было раньше. Иди, ты нужен ей. И я пошел. Я очень хотел увидеть ее, но чертовски боялся. Движения были чисто механическими. Мозг за столько лет давно привык отдавать одинаковые команды мышцам: шаг правой ногой, шаг левой. Потом снова. Рука сама повернула ручку. Оказавшись внутри, прислонился головой к двери, плотно ее закрывая. Я просто дышал. Очень тяжело. Как при панической атаке. — Брось, Джей, повернись, ты ведь хотел ее увидеть. Она в порядке, — едва слышно прошептал сам себе и повернулся, быстро преодолев расстояние до постели. На улице было уже темно, а в палате горел только ночник, так что атмосфера была весьма интимной, но обстоятельства какие-то неромантичные. Девушка лежала на кровати, вся в проводах. Слишком прямо, словно кукла, руки по швам, волосы аккуратно уложены на плечах, на бледном лице нет и тени былой улыбки. Меня передернуло от мысли, что я мог больше никогда не увидеть ее улыбку. Но она просто спит. Коснулся руки. Холодная, но не ледяная. Была бы ледяная, аппарат бы не пикал, отмеряя удары ее сердца. Сел в кресло, поставленное рядом с постелью кем-то невероятно заботливым. Сил не было, будто весь день таскал кирпичи. Почувствовал, как мой пульс начал замедляться, приходя в норму, дышать стало легче. Аппарат продолжал пикать, странно убаюкивая, а я просто смотрел. Такая бледная, но глаз не отвести. Хотелось поцеловать ее. Врач зашел и сказал, что мне нужно идти. Неужели он не понимает, что мне нужно остаться? Поднялся на ноги, наклонился к девушке и, чуть подумав, оставил легкий поцелуй на лбу. Следующий раз будет в губы, но я дождусь момента, когда она сможет ответить мне. Быстро развернулся и вышел из палаты, борясь с желанием остаться рядом с ней. Сейчас нельзя. Взял свои вещи и поехал домой переодеться. Туда и сразу обратно. К ней. А в голове бьется только одна мысль.. Жива. Она жива.