Нет вестей с небес

Джейс проверила навигатор и поняла, что сумела выполнить хотя бы одно поручение Дени, хоть что-то сделать правильно: появилась карта с точным расположением аванпостов. Вернее, не карта, а только еще один небольшой клочок карты, а за ней как будто иной мир, пустота. «Выколи глаза, не ведай о зле вокруг… Будь слеп, не смотри на зло. Но зло никуда не девается, даже если не глядеть на него. Не смотри, не смотри…», — проносились случайные мысли в голове, воспоминания короткого дня. Сколько человек она уже убила? За день! За день! Она не могла назвать число, она только помнила каждое из убийств, и казалось, что утро было бесконечно давно. — Так, как отсюда спускаться? Если есть путь наверх, значит… Есть и вниз, — рассуждала с собой девушка, уперев руки в бока, глядя сверху вниз на равнину. Но руки предательски дрожали, а деловой тон сменялся нервными лающими смешками. Но как только она вспоминала о том, что теперь у нее есть долг, как только возвращался смысл жизни — спасти кого, помочь — дрожь прекращалась. А для себя жить она не умела. И как повела себя, окажись одна… Видимо, так и осталась бы в клетке. Но теперь сама эта мысль казалась невероятно нелепой и омерзительной. И взгляду быстро удалось отыскать тросы, ведущие от вершины куда-то в джунгли. Но выбора-то не оставалось. Да и отряд ракьят Дени велел ждать возле радара, а не на вершине, так что Джейс, не задумываясь, выдержит ее трос или нет, схватилась за кольцо и оттолкнулась от края площадки. Вообще трос выглядел надежнее, чем сама башня, и впечатление не оказалось обманчивым. Ветер загудел в ушах, на короткие мгновения мир вокруг смешался разломанным калейдоскопом, а потом все прекратилось. Очень быстро, совершенно без назначения и смысла. Джейс отпустила кольцо, когда была за метр над землей, дабы не врезаться в бетонный блок, за счет которого и достигалось натяжение. Радар оказался позади на холме, а впереди расстилалась тенистая низина. И вновь показалось, что среди зарослей мелькнула черная тень. А уж леопарда или иного хищника, разбираться не возникло желания. Девушка поспешила на вершину холма, надеясь, что не привлекла внимание животного, что, точно призрак исчез, не дав себя опознать. Может, и этот черный леопард являлся только призраком этого острова? Да… Как давно. Как давно ей мерещилось, будто издалека гористая местность похожа на череп. С ирокезом. Стало быть, неспроста мерещилось. Джейс остановилась возле ограды, на том же месте, где ей стало плохо. Теперь уже казалось, что ее железным прутом не перешибить, так твердо стояла она на ногах, подозревая, что только стресс, адреналин ее и поддерживает. Ракьят не ехали целую вечность. А ведь навигатор показывал, что маяк меньше, чем в двух километрах от места пересечения трех рек. Девушка не знала, куда девать руки, поминутно глядя на часы. Да, от деревни и от захваченного аванпоста маяк оказался далековато. И она боялась, что ракьят не выехали, что могли попасть в засаду. Время шло, оставалось не больше двух часов до предполагаемой продажи Оливера, а дальше его след затерялся бы настолько, что не нашли бы и спецслужбы. Они здесь не работали, они просто не замечали этот перевалочный пункт в глобальной сети. И Джейс несказанно злилась и на них, на кого — не знала, но на всех, кто закрывает глаза на зло, думая, что оно, далекое и локальное, никогда не достигнет их. И вправду, разве могут схватить пираты с тихоокеанского острова добропорядочного канадца? Вероятно, нет, прошли те страшные времена. Но, как оказалось, ничего не изменилось, просто обновило кожу, точно змея, гигантский змей, что опоясывает мир, грозясь уничтожить солнце каждую ночь. Образы и мысли перетекали друг в друга, роились, жалили, мешали ожиданию. Она уже злилась и на ракьят, готовая сорваться с места и понестись на выручку другу. Но Дени велел ждать у маяка. Да что мог знать этот Дени! Будто он не ошибался! Очевидно, Джейс не умела подчиняться, привыкнув все делать в одиночку. Но здесь обретались такие силы, против которых она одна ничего не могла. Хотя… Так сколько человек она убила с момента попадания на остров? Она не могла сосчитать. И боялась теперь, скорее, того, что совершенно не боится своих деяний. Да, убила. А как иначе? Но что же тогда говорили о нормах, о морали? Но как иначе выживать? Непротивление злу силой отличный принцип для тех, кого всякое зло и тяжкая нужда обходят стороной. И только запад поедал медленно спускавшейся тьмой рассветную сторону востока. Джейс металась возле ржавой ограды, наткнулась на дерево с вытянутыми листьями и какими-то зеленовато-золотистыми овальными плодами, смогла определить, что это, вероятно, манго. И даже спелые, сорвала несколько плавным непринужденным движением. Невыносимое ожидание, не проходящая тревога за друзей, да и все-таки страх смерти… Своей. Но кто мог сказать, когда в следующий раз удастся что-нибудь съесть? А на адреналине вечно жить не удавалось никому. Манго. Непривычный вкус, который ей, человеку с севера, не удавалось ни с чем сравнить. Последнее время вообще не находилось аналогов и сравнения ни для событий, ни для вещей. «Ну, вот и она, пища джунглей», — усмехнулась девушка, заставляя свой голос хотя бы в мыслях не дрожать, в мыслях он у нее такой был высокий, трепетный, а в жизни низкий, почти мужской, точно настоящая она, хрупкая, женственная, обреталась в беспробудной скорлупе. Такая уж жизнь выходила, что себя настоящую приходилось держать всегда в саркофаге, точно мумию, укрытую саваном. И вот раздался гул мотора. Враги? Она ждала только врагов, не надеясь уже, что хоть кто-то приедет ей на помощь. Вскинула автомат. Стремительно. Как проворно ей удавалось управляться с оружием. Хоть чему-то полезному научила ее жизнь. Она думала, это все для веселья, но ничего и никогда не делается просто так. Недаром игры детей в древности являлись чем-то вроде репетиции, подготовки к охоте, войне… — Джейсон? — донесся голос ракьят. Подъехал джип с тремя крепкими смуглыми парнями. Вооруженными. Вроде бы. Да какое вооружение! Ни бронежилетов, ни винтовок приличных. Только автоматы конца прошлого столетия. Но, может, этого и хватило бы. В любом случае, теперь хоть кто-то мог прикрыть спину от вражеского огня. Девушка выдохнула, опуская автомат. Снова мысли стучали сосредоточенным метрономом в висках. Скорее! Оставался всего час до продажи. Долго ехали, долго! — Давай скорее в машину! — Я угнал джип! — О'кей, тогда я с тобой, — кивнул один из парней, сплошь покрытый татуировками. «Татау»? Судя по количеству этих «татау», воин он был опытный, просто так их не наносили. Нет игр. Выживание. Игры, досуг — все слова для тех, кто привык к безопасности, хоть может каждый умереть ежесекундно, хоть одним мановением руки мир в огне и агонии может изойти. Волей чьей-то игры. Машины понеслись вниз с холма к пересечению трех рек. Ракьят, очевидно, неплохо знали это место и все короткие пути к нему. Еще бы им не знать, ведь остров являлся их домом. И когда-то они могли беспрепятственно ступать по этой земле, не опасаясь подлой засады в недобрый час. И сумерки ночи втирались медленно подкожными мурашами, а зной влажный становился лесами, что тревожимы звуком, отделенным от беглых колес, которые несли в неизвестность. Неизвестности два километра, отделенные сны от весны, неразборчивой, суетной. Некто растоптал все осколки. Блесны белая заводь для рыб, перевернутых в небе, крокодильим обрядом лихим. И стрелки, заломив, как руки мертвеца, отсчитывали время. И время до конца. Какого ей конца? Спасти и сохранить. Но ведь глуха река, а небо не размыть, а небо не расстроить, налаженный орган душевных тонких струн, где скрипка и эфир — курок застыл на взводе и вьется по воде, по рыбам лишь огнем. Иные рыбы в небе и птицы по реке. Перевернуть себя, как мякишем и хлебом, но вьется лишь поток урочных черных дел. Шахтерское лицо, чернеющее в яви, и автомат без лиц. Один лишь глаз-прицел. И время унеслось в часах чернографитных, карандашом времен вписавших даты. Впредь, останется тире, что было человеком. А жизнь прошла не зря. Иль жизнь пошла на взвесь? И сад живых фигур, клубящийся рассветом, и плод познанья съесть, чтоб не узнать минут. Но бремя часовщик. И знания, как натрий, горящие в воде, как птицы в вышине. Не знать и не просить. Вот лучшая награда. Но если бы не знать, то для чего и жить? Так сколько человек она убила за этот день? И что там говорили о морали и принципах, об этике? Если забыть о них, принять тот факт, что здесь неприменимы, то можно не бояться и дальше убивать. А если вспомнить — грех, то лучше и не знать. Но есть слово «война» — снятие грехов, убийство ради защиты. Здесь шла война? Пожалуй, именно она.