Нет вестей с небес

Петь среди собак волчьи наши песни. © Пилот «Нет вестей с небес»

. — И что еще за Хромоножка объявился? — небрежно бросил Хойт. Тогда Джейс поняла, что речь зашла о ней, сжалась в своем укрытии, зарываясь в сажу, цепенея. Ужас от количества трупов безвинно убиенных оставался для воспоминаний, теперь-то хотелось понять, что делать дальше. О Лизе пока не говорили. И Джейс казалось, что она напрасно рискует собой. И она решила, что, если так и не узнает ничего про Лизу — спустит все-таки курок. И убьет. Пожалуй, Хойта. Дейзи как-нибудь выберется вместе с Герком. А ее пусть Ваас мучает. От мысли о грядущей боли становилось жутко, но вспомнились слова из сна: «Умирать больно и страшно, но только один раз». А вечная смерть — это ад. И смерть при жизни – ад, как и ненависть к себе. Тем временем пираты зашевелились, да и наемники заинтересовались. Главарь только хмурился, пару минут молчал, но затем снова изобразил пренебрежительную беззаботность. — Этот жалкий ***к ни*** не опасен. Забудь о нем, его не существует, — махнул ему почти спокойно Ваас. И Джейс показалось, что он бросил взгляд в сторону ее укрытия, отчего девушка сжалась, еще больше закапываясь в сажу, точно прося саму землю скрыть ее, превратить в траву, глину. Но, наверное, только показалось, потому что оба врага пошли дальше вдоль страшной деревни. Дождь мало-помалу заканчивался. Не существует. Ее не существует. Вот и отлично. Но досада. Не ненависть. А досада — жгучее и мерзкое чувство. И не за себя, сама она никогда гордостью не отличалась, за это и пользовались все ее доброй волей. Досада. Ваас. За него, до надменности гордого своим превосходством. Был бы враг как враг. А это… Почему он так унижался перед этим вторым? Перед Хойтом? Эта невероятная сила, этот хаос. Он унижался, точно цепной пес, который готов порвать в клочья любого, но покорно скулит перед хозяином, даже и ненавидя его. В голове не укладывалось. Разъедало глаза. Хотелось бы крикнуть: «Да убей ты его! Пистолет же есть!», но понимала, что за этим Хойтом большая сила, чем за ним, за хаосом. Весь будто холеный и спокойный, типичный князь из грязи в белом костюме, апогей изнанки западного прогресса. Он подчинил себе хаос, он запер его в рамках одномерности, в рамках этих тупых джинсов, которые точно олицетворяли культ потребления, денег, власти. На чем попался Ваас? Если деньги, то что он хотел купить на острове? Если наркотики, то в деревне Аманаки, вероятно, и так хватало невесть каких веществ. А вот власть. Власть. Он постоянно повторял себе, то есть пленникам, что он здесь закон и порядок, царь и бог, не являясь по факту ни тем, ни, естественно, другим. Царем обоих островов был и оставался Хойт… Досада. Джейс-то ощущала, точно летит на крыльях ненависти, ярости, сражаясь с древним хаосом, мстя, точно вершилось нечто глубоко архаическое. А оказывалось, что хаос подчинен капитализму и его отчуждению. Так же, как она. Заблудшие в этом мире, где нет четких путей и дорог. И еще большая досада: он тоже все понимал. Ему тоже не нравилось. Да и кому понравится унижаться! А так часто и многим приходится, тоже все понимая. «Зачем ты ему подчиняешься? Зачем ты ему подчиняешься?» — бродила кругами в голове единственная фраза, вопрос, досада, ненависть к Хойту. Она поняла, кого она на самом деле ненавидит, она поняла, что умеет ненавидеть. Ненавидеть до дрожи, до тошноты, которая точно сопровождала желтыми подтеками это имя — Хойт. Почему-то вся ненависть, что предназначалась для главаря, устремилась к его боссу. И ненависть за убийство брата, и ненависть за гибель Оливера. Точно все его руками совершилось. Вааса она хотела просто убить. Вот, что четко осозналось, наконец. Она знала, что должна его убить. Так было бы лучше. Для всех. И для него тоже. Убить — разрубить эту цепь, чтобы пес вспомнил: он — волк. А вот хватило бы ей сил… Не демон, не монстр. Просто человек. Чья душа задыхалась, точно птица в нефти, в тисках его жестокости и обессмысленности. Убить без ненависти. Возможно ли? Нет никакой теории заговора, есть нечто скрытое от глаз. И чаще всего скрыто, поскольку мы сами не желаем смотреть… Хойт уже отдал приказ заводить мотор вертолета, уже залезая в кабину. Глаза Джейс потухли. Убить. Ненавидеть. Убить. Хойт. О Лизе не сказали ни слова. Девушка опустила камеру. Агенту Уиллису ничего полезного не сулило. Работать на него не хотелось, ибо более напрасных существ не встречалось. Порой надо действовать, а не просто наблюдать, может, тогда эти акулы поняли бы, что не так всесильны. Убить. В прицеле виделась то голова Хойта, то Вааса, провожавшего босса. Джейс знала, что теперь выбор за ней. Минутная власть над жизнями двоих великанов, двоих змеев. Она могла перевернуть историю этого острова. Или так только казалось. Если бы все было так просто, нашелся бы и другой герой, который, видимо, и спалил все пять полей Хойта. Вмешался ведь. Вот ей представился шанс ценой своей жизни уничтожить и самого наркобарона. Или же Вааса… Кто из них страшнее? Кто? Хойт без Вааса не захватил оба острова. Но Ваас без Хойта не стал бы тем Ваасом, которым его знала Джейс. Руки дрожали, размышления шли на секунды. Жертвовать своей жизнью напрасно никому не хочется. Она глядела на древний хаос, распятый на перекрестье прицела. И он обернулся, снова бросив взгляд на укрытие снайпера. Нет, наверное, снова просто показалось. Только страх. Значит, Хойт. Когда Джейс направила на него винтовку, дрожь в руках пропала. Секунда-другая! Лишь бы не скрылся в кабине вертолета. А там пусть пытают, пусть расстреливают. Пусть все охватит хаос. Воодушевление, граничащее с безумием, затуманило разум девушки. Но в решающий момент Хойт обернулся, приподнимая указательный палец, наподобие «Крестного отца» в исполнении Марлона Брандо: — Кстати, на ту девчонку нашелся покупатель. Джейс резко остановила себя, торопливо выхватывая камеру, надеясь, что это было не очень громко. Хойт продолжал: — Он будет ждать завтра в восемь вечера на корабле. Не пускай его людей на северный остров. — Я отвезу девчонку на наше обычное место сбыта товара на западе, — кивнул деловито Ваас. У Джейс перехватило дыхание. «Лиза!!! Наконец-то», — подумала она. — И впредь, будь так добр: не забывай правила работорговли! — говорил Хойт, и под его мягкими слащавыми до липкости интонациями зияла бездна с дном, усеянным острыми копьями. Вскоре вертолет поднялся над деревней мертвых, над выжженными полями конопли, уносясь в прозревшее от туч небо чернильной кляксой. Джейс лежала неподвижно, выключив камеру. После ухода босса Ваас вновь обретал свою страшную силу. Да еще явно негодовал по поводу замечаний босса, тут же сорвался на нескольких подчиненных, а одного из них за неосторожное слово просто застрелил, выхватив пистолет. Пират как стоял, так и рухнул с дырой вместо лба и затылка. Ваас только прорычал что-то неразборчивое. Затем закурил. И явно не просто табак, потому что после пары затяжек вроде как успокоился, на деле только немного затуманил разум новой дозой наркотиков. А наркомания и алкоголизм — это ведь молчаливая форма приспособления к миру, поддержание существующих порядков. Вот только что это за порядки, которые возможно поддерживать, только находясь в нетрезвом состоянии? Каковы порядки, таковы и нравы… Джейс не знала, сколько пролежала неподвижно в нише из мокрой сажи, но наконец и главарь вскочил на джип с пулеметом и унесся по дороге в сторону своего форта. Тогда девушка осмелилась все так же ползком, змеясь тонким полозом среди высокой травы, покинуть сожженное поле, скрывшись в зарослях. Позволить себя обнаружить, когда ее миссия была успешно завершена, казалось слишком нелепым. И она не позволила. — Лиза! — негромко выдохнула Джейс. Она надеялась, что агент Уиллис подскажет, что это за место, где обычно продавали живой «товар». Вновь все зависело от нее. А это намного и намного легче, чем ощущение собственного бессилия, потому что от бессилия можно случайно потерять свою человечность, списать на бессилие бездействие.