В наших глазах крики «Вперед!» В наших глазах окрики «Стой!» В наших глазах рождение дня И смерть огня. © Кино «В наших глазах»
Солнце все в шрамах, кровавых подтеках, встало над островом — всюду враги. Джейс поняла, что надо прорываться вперед, за водопад. Пираты не позволяли достать себя из винтовки, будто Ваас точно знал, что остался снайпер. Да, он знал. Ведь она всегда оставалась, отправляя вперед друзей. Она, снайпер. Может быть, не бессильная. Может быть. Но хватило бы ей сил против двух отрядов неприятеля? Двое с пулеметами, бронированные с ног до головы. Не видела раньше настолько тяжело вооруженных пиратов. Все остальные в бронежилетах и касках. Один только Ваас выделялся из этой толпы тем, что не считал нужным каску даже надеть, светясь своим ирокезом, торчащим, как гребень казуара. Самоуверенный, самодовольный, он ухмылялся, растягивая губы в широкой неискренней улыбке крокодила или варана. Это позволял рассмотреть прицел от крупнокалиберной, но Джейс знала, что не достать его выстрелом. Надо было чуть раньше попытаться со скалы. Или гранату кинуть. Но куда уж против этой бронированной красной толпы.И дрожала рука У того, кто остался жив, И внезапно в вечность Вдруг превратился миг.
Врагов оказалось не меньше двенадцати, а ведь двое на одного уже много, да еще если двое сильных и вооруженных против одного измученного существа со старой винтовкой. Руки совершенно некстати задрожали, прицел сбивался, метался беспорядочными перемещениями окуляра вдоль отрядов. Самодовольство Вааса выражало его превосходство. Ему нравилось наблюдать за беспомощностью жертвы. Но Джейс не желала быть жертвой, она уже знала, что значит противостояние, она никогда не ждала помощи, не надеялась на чудеса, ведь чудеса творят люди своими руками. Чудо или беда — выбор. И порой случается, что один в поле воин. Всегда один в поле воин в борьбе со злом, а поле — тоже душа, тоже ткань шума колосьев. И выстоять бы! Но дыханье сбивалось, снайпер упиралась лбом в дерн, на миг отводя взгляд, ощущая, что не знает, куда ей смотреть. Ожидать Герка и Дейзи с веревкой… Да куда уж им! Конечно, они могли бы привести ракьят, но времени не хватало и против них вышел самый сильный отряд, не шваль с аванпостов, а элита пиратов, как бы нелепо ни звучало это слово в контексте захватчиков острова. Впрочем, был царь пиратов и бог острова — Ваас. И правил страшно, мстительно, бессмысленно, безумно. Джейс заставляла себя поднять голову и смотреть, куда направляются бандиты. Нет, уходить они не намеревались. А ведь явно были где-то дела поважнее, но главарь не пожалел целой ночи, чтобы выкурить воров. То ли мстил за алмазы, то ли продолжал свою игру. Снайпер все ждала. Хорошо настроиться на боевой лад, вытягивая последние жилы воли, но только на нем одном не выжить, а всегда необходимо сделать первый шаг. Но куда? Куда? От этого вопроса порой приходится умереть, какой бы крепкий дух ни вел вперед. И как ценно обычное место для шага вперед. Внезапно воздух прорезал страшный свист, грохот, отдаленно напоминавший старт самолетов-истребителей. Снайпер только плотнее прижалась к земле, отчаянно закричав и зажав руками уши. Невыносимый пронзительный свист выпущенного снаряда. Ракета, ударившая в одну из колонн. Этот безумный несмолкаемый свист. И затем громкий разрыв снаряда, накрывший взрывной волной. Выстрелили не наверняка, не видя цель, а так, чтобы расшевелить засевшего в засаде бойца. Ракета ударила в сухое дерево и скалу за ним, снеся вершину древней колонны. Расстояния от скалы до края уступа перед пещерой хватило, чтобы не задело взрывом. То ли не видели, то ли намеренно не навели на нее. Никто не знал правила игры главаря. Если это была игра, ведь он делался все злее с наступлением ракьят. Не до игр. Хотя… Явно Ваас приказал, надоело ему ждать, надоела ему нерешительность. И тогда Джейс ринулась вниз, ползком, слыша, как над головой взвились сотни пуль, но им тоже не хватало расстояния, чтобы достать ее. Девушка скрывалась между камней, срываясь вниз вдоль склона, который явно не предназначался ни для спусков, ни для подъемов, перескакивала с валуна на валун, уже не чувствуя избитых ног, хотя каждый шаг пронзал болью. Но ужас был сильнее, и тело открывало все новые аварийные резервы. Тут уж не до мыслей, одно только движение — ни прошлого, ни будущего. А пропадать так ох как не хотелось. В ушах все еще застыл этот свист полета ракеты. И от одного воспоминания о нем легкие рвались от истошного тяжелого крика, а все звуки потонули, свились облепляющим пронизывающим гулом.Среди связок в горле комом теснится крик, Но настала пора, и тут уж кричи, не кричи.
Хорошо, что винтовку не выронила. Но выронить винтовку — последнее дело. Она все еще сохраняла часть здравомыслия, на самом пике страха, один на один с целым отрядом врагов, но все еще понимала, куда бежит, не разумом, рассудком, не позволяя телу впадать в неуправляемое метание загнанного зверя, коим она снова теперь являлась. Ее травили, точно быстроногую лань, точно свободолюбивого леопарда. Нет, она бежала, она не собиралась попадать в плен, просить пощады. Она знала, что прощения не дождаться. Но она никогда не отрекалась ни от людей, ни от себя во имя пощады, ничтожной надежды на спасение. Ведь из-за этой надежды часто люди отрекаются от самых близких, а Ваас неоднократно доказывал себе и другим, что эта надежда не стоит предательства. Оттого он заставил убить Оливера… И не его одного, просто других Джейс не знала. Кому нужны такие доказательства? Может, она стала опровержением. Девушка спускалась вниз, пули рикошетили от камней, над головой снова пролетела, извиваясь, оставляя спираль дыма, ракета с невыносимым скрежетом. Тело быстрее мыслей, заставило пригнуться. Ракета пронеслась дальше, жадно гудя, взрываясь где-то далеко, ударившись о скалу. А Джейс полетела вниз, скребя по камням руками и ногами, сдирая лоскуты кожи, ударилась обо что-то грудью и животом. Воздух окончательно покинул легкие, в голове мир потемнел. Она пыталась ползти по траве, бессмысленно тараща глаза, но рассмотреть что-либо не удавалось. Ребра нестерпимо болели, впиваясь в легкие. Казалось, что наверняка что-то сломала. Но остановиться означало умереть. Она уже не могла заметить, как пираты приближались к ней, все тонуло в гуле водопада, который срывался с вершины, дробясь тысячами брызг о сточенные скалы, как дробилась черным калейдоскопом, перекошенным ртом картина реальности, где всем экспрессионистам не хватит изломанных линий, чтобы выразить это ужас от крика пуль и ракет. Встать! Только бы встать! На ноги! Чтобы не били лежачего, а лежачего бить легко. Она слышала, как много ног вокруг нее стало, они все топали и толпились грязными черными сапогами, выкорчевывавшими изумрудно-желтоватую траву, перемалывая ее с мелкими камнями. Девушка лежала, прижимая животом винтовку, повернув голову набок, пытаясь заново научиться дышать после удара, но выходил только хрип. Возможно, не стоило уже учиться. Но раз ее все еще не пристрелили, как собаку, значит, ее судьбой снова распорядился демон северного острова, значит, снова он решил, что обычной смерти от пули ей будет недостаточно. Да, может, она уже одна из нежитей, навья, которая не заметила, когда умерла? Умерла она еще вместе с Райли, разодранная и задушенная вместе с Оливером, погребенная вместе с Лизой. Точно навья. И от этого становилось даже до горечи смешно. Смешно… И хрип выражался в перекошенном полусмехе, задранных нервно неприятно уголках губ, презрительно сощуренных глазах, в которых уже не осталось места ужасу. Все верно. Наставал ее последний час. Ее обступили враги, кто-то ткнул дулом в спину, проверяя, живая ли она, будто не видя, что глаза ее открыты, хоть и устремлены стеклянными бусинами в темноту. Но многие бродят в мире живых и видят лишь темноту. Многие остались на земле призраками в оболочке-теле. Девушка лежала ничком, вцепившись в винтовку, придавленные запястья ныли. Но с каждым вздохом она убеждалась, что ребра все-таки целы. И это не могло не радовать, хоть иллюзорно, хоть немного. И снова послышался голос. Пренебрежительный, вкрадчивый приказ: — Не стрелять. Я сам с ней разберусь. Ваас приходил со стороны склона, неторопливо, переступая плавно, ловко по камням, точно танцуя или паря. Он являлся частью этой дикой природы, сливался с ней. Почти без вооружения, всего с одним пистолетом, второй даже не посчитал нужным вынимать из кобуры на поясе джинсов. Конечно, не такая важная птица этот снайпер, чтобы двумя пистолетами отправлять ее на тот свет. Две ракеты не жалко, а пистолет самого главаря — слишком много чести. Хотя будто ей хотелось пасть от руки своего врага. Никому не хочется умирать. Никогда. — Она все еще с винтовкой, — послышался голос со стороны, наверное, того, кто тыкал в спину. Почему-то со шведским акцентом. Со всех концов Земли собрались выродки. — Алвин, по-твоему, я не вижу? — тут же взвился шипящим ноткам голос Вааса. — Видишь, — сдержано отозвался некто. — Вот! Так что от***сь! — как от надоедливой мухи, отмахнулся от Алвина главарь. И человек отошел. Зато Ваас заметил, что враг все еще в сознании. Снова он рассматривал ее, измышляя, что придумать, как еще ее измучить, какой казнью проверить, видя новые и новые ее возвращения из царства мертвых.В наших глазах звездная ночь, В наших глазах потерянный рай…
Снова он. Чем ближе, тем страшнее. Мерцали зловеще его крупные темные глаза. Всего много: глаз, носа, скул, губ — лица мало. И человека немного. Совсем немного. А что тогда, если не человек? Враг. И это как гильотинный удар пополам. Не голову, а надвое раскалывает миры. Чей-то выбор, чья-то воля или рок жестокий. И его фигура заслоняла черной тенью свет нарождавшейся зари. Неужели солнце все-таки победило змея в ту ночь? Солнце всегда выигрывает, а людям как повезет. Люди еще змея могут назвать солнцем, а солнце — змеем. И тут уже страшно сказать, чья была победа верней.Пожелай мне удачи в бою, пожелай мне: Не остаться в этой траве, Не остаться в этой траве. Пожелай мне удачи, пожелай мне удачи!
Ваас медлил, снимая неторопливо пистолет с предохранителя. Может, он всю ночь готовился к ее казни? Может, все еще не придумал? Или он намеревался теперь снова посадить ее в клетку? Снова пленить, запереть в замкнутом пространстве! Свобода! Даже гибельная свобода! Она лучше, чем жизнь в душной клетке. Свобода… Обычная, человеческая, не от рамок общества, а от материальных цепей. Что еще надо? Мир предельно упрощался. Он всегда прост, если не усложнять. Нет, снова ощущать веревки на запястьях, когда прежние шрамы еще ярко алели… Нет! Джейс резко дернулась вперед, порывисто поднимаясь, точно подброшенная, заставляя резко отскочить главаря, как от не достреленного тигра. Снайпер тут же вскинула винтовку, шипя, как дикая пантера. Глаза ее горели. Она озиралась с оружием, понимая, что не знает, в кого выстрелить первым. Любой выстрел сулил ей смерть. А все держали ее на мушке. В том числе Ваас, отвратительно вольготно вытянувший руку с пистолетом, склонив пренебрежительно спокойно голову набок, слегка запрокидывая ее высокомерно назад. Пираты приказа главаря не нарушали. Девушка остановилась, понимая, что оказалась в железном полукруге врагов, да на самом краю пропасти. За спиной только водопад шумел. Главарь одновременно с ней вскинул пистолет. Он снова ухмылялся. — Снова выбрала не себя, снова этих уродов, которые сбежали? — прозвучал спокойно его голос, а короткие, почти треугольные, брови даже несколько удивленно поползли наверх, он продолжал после непродолжительной паузы. — О***ть, Хромоножка! Нет, ***, я правда удивлен! Но в следующий миг он выстрелил под ноги, отчего Джейс пришлось подпрыгнуть, после следующего пришлось отступить к краю. Девушка покосилась назад: внизу катила свои воды река. Старинная «забава» тех, кто сильнее. Открывать огонь она не решалась, хотя понимала, что успеет… Да, она успеет убить его, если он решит, что пора разделаться с ней. Он, может, недооценивал ее реакцию. А пока оставалось только метаться вдоль сжимавшегося круга, отступая шаг за шагом к краю после каждого хлопка пистолета, прочерчивавшего пулей след на земле, вокруг которого оседала пыль. Выстрел — и его голос, жесткий, ставший скороговоркой: — Ну ты, живучая гадюка… Можешь объяснить… Объяснить, ***, можешь, почему ты всегда встаешь у меня на пути? Еще выстрел, и голос перешел на яростный возглас: — Какого ***, я спрашиваю, ты в который раз выживаешь?! Остановился на миг, опустил пистолет, сощурился, задумался, посмеиваясь без веселья: — Хотя знаешь… Это забавно! Белая девочка, которая решила, что она крутая… Но он запнулся, понимая, что перепутал определения, он кому-то другому говорил про мнимую крутость. И ему не понравился свой промах, он зло выплюнул с крайним презрением и некоторым недоумением: — ***, нет, ты себя жалкой считаешь вдобавок. Но это ***! Никто себя не видит… Джейс вскидывала винтовку, вцепляясь в нее, неотрывно держа на прицеле главаря. Она уже все решила: убьет его или они убьют друг друга. Но любой ценой — в живых он не останется. Она желала мести, чудовище в ней окутывало духом черного леопарда. Того самого, из-за которого погибли все, из-за которого попали в плен. Несущественная мечта, несбыточный план. Паника, усталость — исчезли в предельной концентрации. Ваас обходил ее полукругом, заставляя каждым выстрелом отступать к краю, но она не глядела под ноги; не отрываясь, ждала момент, когда сумеет успеть раньше пиратов. Всего один выстрел. Конечно, ее ждало уничтожение. Тот же Алвин, двухметровый пират с шальными синими глазами, тот самый, что топил пленников на том каменистом острове, неотрывно следил за каждым ее перемещением, считая своим долгом охранять главаря, хотя, судя по всему, ненавидел его. Пират и не подозревал, что у демона северного острова идет своя игра, свое противостояние со смертельной скукой. И Джейс явно развевала ее, не доказывая все его теории предательски-порочной природы человека. Снова она осталась одна, чтобы спаслись друзья. И все ради чего? Ради кого? Но ныне она пришла за местью. Может, настал тот самый час Икс, когда маятник выходит из часов и размыкаются кандалы циферблата. Ваас снова выстрелил, Джейс отскочила, уже балансируя на самом краю. Главарь наступал, глядя яростно исподлобья, жестоко хмурясь, твердя: — Думаешь в джунглях от меня скрыться? А? Веришь, что остров принял тебя? Веришь в судьбу? *** все это! На*** всех, ***! Он снова стрелял, но Джейс уже стояла на самом краю, так что отступать было некуда. Он снова стрелял под ноги, надеясь заставить глупо подпрыгивать на месте. Но девушка замечала, что он намерен вынудить ее именно прыгнуть, сорваться со скалы, разбиться. И оттеснил именно к тому краю, с которого не удавалось попасть сразу в воду, сначала тело ударялось о камни. Вот если бы пару метров вправо… Но там маячил Алвин, замыкая круг белобрысой башней. Джейс покосилась еще раз на то место, где обрыв пролегал гладко, без камней, пожалуй, единственное место, где можно было прыгнуть с шансом на выживание, конечно, если удар о воду не сулил гибель. Дейзи учила, как правильно нырять, но не после падения, и не с винтовкой. Да еще этот Алвин будто сторожил этот единственный шанс на спасение, тоже заметил, пока Ваас подходил к ней, близко. Достаточно близко, чтобы выстрелить и не промахнуться, не целясь, но ей тоже хватило бы этого расстояния.Война — дело молодых, Лекарство против морщин.
Убить друг друга… Пожалуй, не самый худший конец. Джейс стояла на краю. На миг подняла глаза к небу, точно спрашивая у него совета, точно надеясь, что увидит в облаках подтверждение своих намерений. Знак. Но тучи скрывали его. Ваас словно заметил секундную ее отрешенность, сменившуюся немедленно тем же предельным вниманием, что и до этого. — Куда смотришь? В небо смотришь? В это гр***ое небо? — сверкнули нескрываемой яростью его ореховые глаза, он торопливо твердил, говоря уже не о Джейс. — Если бы еще там что-то было… Если бы… — он восклицал, гневно брызжа слюной, приказывая, призывая, требуя. — На меня смотри, ***! Джейс смотрела. И правда: ни в нем, ни в небе не видела она ответа, что ей делать. Умереть снова. Отдать свою жизнь на волю волн или выстрелить и стать куском изрешеченной пулями плоти, уничтожив при этом своего злейшего врага. Ваас тоже не боялся танцевать на острой грани прицела. Почти смеялся, но смех его хранил тот самый волчий вой, что не слышен за лаем собак. И воздух звенел от напряжения под этими взглядами. Сотни разрядов цветом граната. Всегда настает такой край однажды, когда-либо спиной о камни, либо пули в сердце. И тут уже выбор — не отвертеться. Ваас глядел исподлобья, кивну ей требовательно, спрашивая с издевкой и непониманием: — Ну, чего ты добилась? Явным непониманием, что-то ускользало от его, он каждый раз не мог понять, почему это живучее создание готово остаться один на один без шансов на победу. А надо-то было всего лишь бросить Райли, всего лишь не разыскивать Оливера и Лизу, да свалить с острова вместе с Герком. Пока был шанс.И есть чем платить, но я не хочу Победы любой ценой.
Теперь шанса уже не существовало. Но Ваас и сам понимал, что есть вещи поважнее победы любой ценой. Есть вещи, растоптав которые, остается одно лишь безумие, повторение бессмысленных действий без надежды на изменение. — Молчишь? Стоишь на краю? — продолжал он, готовясь вновь стрелять, видимо, чтобы она наконец упала со скалы. Но Джейс только глядела на него, не опуская винтовку. Глаза в глаза, не боясь его ярости, не боясь этой бездны. И снайпер почти смеялась, оскаливаясь, но, не найдя ответа в небе и в себе, лишь стояла ныне, сжав зубы. И в расширенные зрачки вплетался блеклый свет настававшего утра, рассеченного ожиданием рокового прыжка. Еще шаг, всего шаг… Ваас теснил ее к краю. И она балансировала уже на скользких валунах, точно на грани двух миров. Мир — вечная диагональ… Кто станет точкой равновесия?