Нет вестей с небес

Нет средства согреться, если вдруг остановилось сердце. Нет средства от смерти на свете. © Би-2 и Диана Арбенина «Из-за меня»

Дейзи же посмотрела на Джейс, кривила губы, силясь что-то произнести, Джейс немедленно придвинулась как можно ближе, хотя ноги подкашивались, но она не могла позволить себе упустить хоть слово. Казалось, будто в уста Дейзи теперь вложены великие истины, но женщина только ускользающим осенним ветром произнесла почти беззвучно: — Убей меня. — Нет! — Джейс отпрянула, ее сознание прорезало немедленно лицо Оливера, его голос, такой же прерывистый. Она пыталась спасти, каждый раз пыталась спасти, а приходилось только прекращать страдания. Чудовище, чудовище, что не в силах защитить жизнь, что создано лишь ради разрушений. Герк стоял молча, стиснув кулаки, и казалось, будто его энтузиазм, его слепая вера в чудо стремительно испарялась. Он то пытался не глядеть вовсе на Дейзи, то, наоборот, рассматривал ее лицо, надеясь сохранить его хотя бы в памяти, сам не зная, кем для него стала эта женщина, которая так недавно дарила ему свои ласки, а теперь лежала, точно выброшенный на берег израненный дельфин, отчаянно взывая к столбеневшей Джейс: — Убей, это невозможно. Убей. Я… — голос ее прервался и сделался спокойным и даже мечтательным, точно смотрела уже на другую сторону, губы дрогнули в подобии улыбки, затем их разгладил апатичный покой. — Я уже видела море. Теперь все хорошо. — Дейзи, почему ты? .. Нет, мы вылечим тебя. Все будет хорошо, — твердила Джейс, когда Герк вдруг обнял ее мягко за плечи и заставил выйти наружу. Лицо мужчины скрывала тяжелая тень, он брел, точно в тяжелом бреду, хмурился и воодушевленный взгляд его мерк с каждой секундой. Дейзи! Почему они оставляли Дейзи одну с Доктором Э? Зачем они выходили на улицу? Почему Герк молчал? Джейс тревожно вертелась, точно зверек в ловушке, точно выпавший из гнезда птенец, но обратно ее не пускал Герк, который совершал еще недавно невозможное, лавируя по самым секретным тропам на машине, чтобы скорее доставить Дейзи к волшебному доктору. — Герк! Пропусти! Пропусти, Герк! — бормотала Джейс, пытаясь сдвинуть мужчину, который почему-то упрямо преграждал ей теперь путь к подруге. Зачем он увел ее? Что происходило? Неужели они вовсе не друзья, а враги и Герк в сговоре с Доктором Э.? Что творилось? Почему контрабандист отводил мрачной тенью-стражем глаза? Да Герк ли это вообще или призрак-оборотень? Не было такого Герка! Не мог он так смотреть! Только сильнейший озноб выдавал в нем настоящего Герка, оборотень никогда не будет сотрясаться, как с температурой под сорок от того, что любимая женщина… уходит. Дейзи уходила! Джейс вдруг поняла, что слепая вера в чудо исчезла, когда Доктор Эрнхардт промолчал. Он же просто… позволил им проститься. Прощупал тогда шею, вроде бы. Но понял все сразу, не осматривая. — Герк! Пропусти! — срываясь на истошный вопль рвалась в дом Джейс. — Герк! Немедленно!!! Девушка безумно вскинула винтовку, она теперь могла и застрелить, Герк сам не представлял, на что способен в таком состоянии, хотя теперь он оставался единственным здравомыслящим среди адской воронки напрасных надежд и обескураживающих фактов. Небо снова плакало дождем, дождь — это не испаренная влага, это слезы всех, кто скорбит по ушедшим навеки. Вода как человек: уходит на небо и в землю. Джейс наконец прорвалась на кухню, давя тяжелыми сапогами осколки сине-белого китайского фарфора, глядя на неподвижную Дейзи, распластанную на столе, и Доктора Эрнхардта, который, раскачиваясь из стороны в сторону, гладил руку женщины и ласково отрешенным голосом все твердил, почти напевая: — Мы будет летать, мы будем летать. Крик застрял в горле, Джейс только ощутила, как невыносимо искривляется ее лицо, как темнеет в глазах. Дейзи была мертва. Но почему Герк так настойчиво увел из дома? Почему с опаской встал за спиной, тихо завыв, увидев своими глазами совершившееся. Нет больше их Дейзи, их неугомонной Дейзи, которую, казалось, не сломает никакой удар судьбы. А сломала не судьба — природа по воле рока. Тело сломало, но, казалось, дух ее так и остался непоколебим. Но что осталось теперь созерцать — лишь померкшую оболочку. Погасший светлячок, флейта без музыки. Джейс слышала в голове гул голосов, то тонких, пронзительных, то устрашающе громких. Но собственный голос ее оказался похищен, изошел весь во взгляд и осознание того, во что вовсе не верилось: Дейзи мертва. Ткацкий станок остановился. Вот и все: глядите на полотно ее жизни, осталось только прошлое. Глупые сравнения не находили оправдания пред взглядом, который вдруг заметил… Шприц в руке Доктора Э. Старик стыдливо прятал его, убирая правую руку в карман халата-робы. Так вот почему Герк так упорно уводил из дома. Так вот почему… Джейс задохнулась, теперь она дрожала уже от гнева. Они… Они убили Дейзи! Они даже не попытались ее вылечить! Зачем же тогда они неслись, как к последнему спасению к чудесному доктору? Который оказался доктором-убийцей. Небо клубилось тучами, в окно бились заунывно ветви сухого дерева, венчавшего застывший апогей несбывшихся надежд, возложенный на этот беленый с флюгерами дом доктора. Джейс пошатнулась, но едва не накинулась на доктора — ее только Герк остановил — твердя, впадая в ненормальную ярость: — Что?! Ты отравил ее?! Как ты мог, док! Я только тебе доверяла на этом острове! Ты предал нас! — Нет, я прекратил ее мучения. Сломанная шея — это конец, — совершенно потусторонним измученным голосом отрывисто говорил мистер Эрнхардт, отводя глаза. — На острове ей не выжить, а с острова вам не сбежать. — Ты тоже предал нас… Меня… Я не посмела бы убить! — твердила сбивчиво Джейс, слова слетали непроизвольно с языка, не ведая, наделены ли вообще каким-то смыслом. — Нет… Я уже убила Оливера. Из-за Вааса, не сама. — Ты ведь тоже прекратила его мучения, — пожал нервно плечами доктор, все еще с невероятной нежностью поглаживая руку Дейзи, что заметила и Джейс, понимая, что старик не мог их предать. Он просто не умел сотворить чудо… И она не имела права его осуждать, только горько качала головой, губы ее дрожали: — Док… Я верила тебе. — Я не всесилен… Далеко не всесилен, — вздохнул мистер Эрнхардт, непривычно выпрямляясь, являя миру того гордого и уважаемого человека, который уничтожал себя ядовитыми грибами, но тут же снова ссутулился, даже больше обычного, переходя на прерывистый шепот. — Я бессилен, совершенно бессилен перед смертью, поэтому и пробую все сочетания наркотиков на себе, чтобы не думать лишний раз об этом… Ты иди. Мсти дальше. Я уйду в мир наркотических грез. Ты не хочешь? Так легче… — Нет! Не смей предлагать мне! — отвернулась Джейс. Она больше не могла смотреть, пропуская вперед контрабандиста. Доктор Э отошел к витражному окну, прислонился лбом к стеклу, что-то бормоча, наверное, как всегда о полете. Но в небо невозможно взлететь, слишком тяжело человеческое тело для полетов. Герк склонился над телом Дейзи, тихо скуля, точно брошенный пес, оставленный в опустошенном доме, где жила большая и дружная семья. Но вот в дом пришла беда, и люди уезжали, все рассыпалось, а о нем все позабыли. Мужчина раскачивался из стороны в сторону, гладя светлые выгоревшие волосы Дейзи, проводил по ее щекам. Он знал, что прощается с этим телом навсегда. К вечеру предстояло закопать ее, такую жизнерадостную и энергичную, прямо в промокшую от дождя землю, в темноту, обрекая на вечную неподвижность. Ни Герк, ни Джейс не умели уже плакать, только дыхание срывалось рваными клоками. Над Лизой контрабандист не убивался, все-таки он ее почти не знал, а к Дейзи он привык, может, даже полюбил ее, если искаженные чувства таких людей имеют право называться любовью. По крайней мере, он остался обескураженным и опустошенным от этой потери, это читалось в его застывших глазах, в чертах его лица, с которых слетела вечная расслабленная гримаса-улыбка, проявляя все морщинки и шрамы. Джейс не ведала, как выглядит она, только ощущала какое-то одеревененье, пустоту, которая ввинчивалась в душу, раздирая сердце. Все чувства будто разом взвились нестерпимым оркестром без гармонии и лада, смешались, ударили тяжелым молотом. И канули в темную воду под мостом, в бездну, куда глядела теперь и она сама, ожидая, когда сделает последний шаг и сольется с этим быстрым течением. Человек многое способен пережить, много боли, в какой-то момент он просто перестает ощущать. Пропал мир вокруг, пропали люди, пропала и она. Тотальное ничто, сжирающее жадно все контуры и названия, ничто — хаос космический, ничто, рушащее миры, ничто, выпивающее из звезд энергию. Подходил Доктор Э, приближался серой тенью в своем грязном тряпье. — Не трогай! — вскрикивала неосознанно Джейс, ощущая, что ей пытаются что-то вколоть. Ей казалось, что ее хотят отравить, так же убить, как Дейзи. — Это антибиотик. Дай тебе помочь хотя бы, — твердым голосом отзывался доктор, настаивая на обработке ссадин и порезов. — Тебе бы еще успокоительное. — Знаю я, на чем твои успокоительные! — мотала головой Джейс. — Не надо. Я не хочу… Становиться такой же, как Ваас! — Я и не предлагаю. При чем тут Ваас… Будто мы из-за наркотиков становимся такими, — бормотал Доктор Э, уговаривая принять хотя бы его посильную помощь, раз не сумел сотворить он чудо. Так почему в измученных мозгах засела на короткое время уверенность, что у него есть целительная сила? Так почему, зачем так обманывали себя? Не могли смириться, не могли бросить или добить. Не те люди. И все вставало перед глазами лицо Оливера, до неузнаваемости залитое кровью, его распухшая от веревки шея. Воспоминания о потерях душили. Одна… Она осталась одна в этом мире, на острове. Никого не осталось. Райли, Оливер, Лиза, Дейзи… Теперь и Дейзи. Джейс поднималась с места, шатаясь, плелась наружу. И не видела ничего, ни дали, ни горизонта, ни колокольни на холме. Лишь напрасность всех ее усилий: сколько ни пыталась спасти, но старуха с косой отнимала всех. Сначала существовал смысл, дружба, цели, а потом пришла смерть и забрала всех по одному и смысла не стало, вдруг вышел весь, распущенный на лоскуты реальности. Девушка двигалась, рассматривала свои руки, бесполезные грязные руки, что не могли удержать ускользающие жизни, и не осознавала, что это ее руки, ее тело. В полотне ее судьбы внезапно полопались все продольные и поперечные нити, что связывали ее с этой бесполезной судьбой. Осталась одна, ее собственная, жалко растянутая на бешено стучащем станке. Джейс стояла, видя, как местные жители тихонько забирают свой джип, поднимаясь на холм, ощущая некоторую неловкость. Пытаются уехать, как все уходят. Все уходят. — А ну брысь, на*** пошли, ворюги! — прорычал озлобленно на них Герк, что едва послышалось сквозь пелену невосприятия слов. Джейс видела, как кровавыми лепестками облетали орхидеи. Не было уже сил поднять голову к небу, лишь безвольно опустить ее, приклонить понурой сутулостью к самой земле. Лучше б заживо закопали, а то ведь будто похоронили, но оставили бродить неупокоенной. И так снова хотелось выпрыгнуть из оков своего тела, изойти истошным криком, но на крик не оставалось сил. И Джейс только беззвучно хрипела, голова ее безвольно раскачивалась, точно череп, словно она тоже сломала шею. Переломили хребет ее судьбы, напополам, а потом разорвали по позвонкам и хрящикам. Дейзи… Их Дейзи. Для каждого такая разная и такая родная, ставшая практически второй матерью на острове, единственной опорой, верным советчиком, находящим для каждого теплое слово. Дейзи учила правильно плавать на большой земле, часто приезжала в гости, Дейзи поддерживала их с Райли, когда умер отец. Дейзи всегда была частью их жизни. На острове без нее Джейс давно уже свела бы счеты с жизнью, облеченной чертами чудовища, что не имеет право на чудеса. Дейзи позволяла надеяться на изменение. И вот ее не стало. Совсем не стало, нигде. Остров забрал ее, даже не Ваас, от пиратов они сбежали, но роковые случайности вечно стерегут покой человеческих дней, чтобы в самый тяжелый миг сделать еще больней, еще невыносимее. Остров, видимо, добился своего: Джейс не сознавала больше ни себя, ни факт своего существования. Близился вечер и то, что стоило завершить до заката, потому что тропики не любили долгих прощаний. Все быстро здесь росло и многое рождалось, но все быстро таяло, волною смывалось, растворяясь на волокна, чтобы слиться с природой и снова породить новую часть мира. Тело человека тоже становится кормом для корней у основанья древа. Ответ о судьбе тела есть, и не так он плох. Знать бы наверняка о душе. Найти бы способ мириться с потерями, что неоценимы, неискупимы настолько, что даже винить некого. В смерти Дейзи не оказалось повинных, даже уничижение себя виной не являлось прибежищем ныне. И от этого Джейс ощущала еще большую пустоту, желая причинить себе даже нестерпимую боль, лишь бы избавиться от этого ощущения бесчувствия, точно сделалась от ужаса соляным столбом. Но уже ничто не шокировало, не трогало. Хоть бы что-то почувствовать… Мало времени минуло, слишком мало, ни оцепенения, ни полного осознания ужаса — суета и работа. Герк и Джейс копали могилу у подножья холма, недалеко от бугорка, что отмечал вечный покой Лизы. И вот готовили новый. Это была просто работа. Немая. Ворочались комья земли. Влажные, темные. Перерезанные дождевые черви вздрагивали бесхордовыми телами. И Джейс ощущала себя одной из них: перерезана пополам, разрубленная нелепым ударом лопаты. Какая-то половинка, как рассказывают, еще может жить, но только одна и то не слишком долго. А лопата взрезала снова грунт. Усталость не позволяла делать все слишком быстро, хоть лихорадочно торопились. Джейс почти теряла сознание, тупо рассматривая блики, мелькающие перед глазами. В могилу без гроба тело Дейзи перенес Герк, руки его дрожали, он не мог смотреть, как зарывает умершую, почти закрывал глаза, налегая на лопату. А Джейс, наоборот, смотрела, зная, что эта смерть, как и все увиденные, будет являться на протяжении всей оставшейся жизни во снах и наяву. Она не боялась смерти. Тело Дейзи зарывали, а снайпер смотрела, чтобы запомнить ее, хотя это восковое измученное лицо не шло в сравнение с уверенным образом подруги, а закрытые глаза уже не могли явить целеустремленный задумчивый взгляд. Джейс ощущала только растерянность, одним лишь успокаивая себя, что на высшем суде найдут верное решение, и до него душу доведут, не потеряют. Но утешения тонули, слова исчезали. Земля скрывала Дейзи, вскоре уже потерялась она за ее толщей. Вот и все завершилось. Джейс опустилась на краю возле поднявшегося холмика с деревянным крестом из двух свитых проволокой палочек. Без имени, без фотографии, без таблички. Девушка просто сидела, раскачиваясь из стороны в сторону, уже молча. И ни в голове, ни в душе не оставалось ничего. Она не спала, сон вряд ли мог добраться до измученного сознания, его-то как раз страшно не хватало, но нет, не обещал явиться ночью. Так всегда бывает. Смерть ближнего беспощадно отнимает сон, по ночам хуже, чем днем, ведь ночью человек один на один с темнотой и разверзнутым миром вокруг него, миром, где ничто не объяснено, ничто не понято. Сидела, а в голове не рождалось ни единой мысли. Сколько еще ударов ей предстояло стерпеть, чтобы сойти с ума? Сколько ударов судьбы и сердца… — Человек сотворен из праха… земного. Прахом… земным и становится, — проговорила она срывающимся голосом, шепча тихо, пронзительно. — Прощай… Дейзи! Герк рядом не плакал, он только издал какие-то лающие звуки, а потом вдруг тоже резко замолчал, отошел; долго и много курил, глядя куда-то за горизонт океана, доносилось только напряженное сопение, точно ему не хватало воздуха и каждый вдох давался с усилием. — Вот и все, — только сказала Джейс, когда закончился труд. И Герк понял, что для этой девушки действительно все закончилось. Совершенно все. Она сидела, созерцая пустоту перед собой, и тихо-тихо что-то пела, мелодию, которая очень напоминала колыбельную, грустную, безмятежную… — Douce nuit, sainte nuit… — шевелились ее растрескавшиеся губы, но радостный гимн не нес радости. А сколько знала она песен, колыбельных и сказок! Хватило бы, чтобы вырастить десять внуков. Но судьба велела только копать могилы друзьям и отнимать жизни врагов. Через некоторое время Герк сел рядом и снова закурил, предложил ей, но она не слушала, обхватив руками колени. Она просто смотрела прямо перед собой, покачиваясь вперед-назад. Перед ней маячило раскидистое дерево с сочными плодами без названия, в ветвях пели птицы, у корней копошились насекомые и грызуны. Под этим деревом теперь спала Дейзи, рядом с Лизой. Все спали. Все спали. Райли на дне реки, Оливер в лодке. Дейзи и Лиза под деревом. А Джейс в этой реальности не могла теперь заснуть, которую ночь содрогаясь в ознобе не от страха быть убитой, а от сожаления, что убили не ее. И сознание с огромным трудом уговаривало себя, что это «испытание по силам». Если небо посылает такие испытания, то что оно желает этим проверить? Испытать на прочность? Вот она, сидела, не ломалась. Но что дальше? Наказывало? Что же она совершила такое страшное? Убивала людей? Вынудили ведь. И как выбирать в череде грехов, какой менее страшный… Ведь все равно грех. Все спали… Лишь живым предстояло двигаться дальше. И хоть бы что-то ощущать, но не осталось ничего, кроме пустоты.