Нет вестей с небес

Тишина… Темнота. Мало одного распятия для уничтожения монстра, мало одного самопожертвования для утоления голода лиан. Мало всего для утоления жадности властолюбия обитательницы зиккурата. Джейс подозревала уже давно, кто окажется ее истинным врагом. Шаги… По камням, точно по плитам храма. А люди разучились молиться в храмах, разучились вставать на колени, у них отняли веру или сами ее отдали. У племени тоже пытались когда-то отнять, изменить, но они будто на генетическом уровне сохранили привязанность к своему духовному лидеру, одно слово которой могло обратить ночь в день, а свет во тьму. Так ли правильно? Так ли верно? Шаги босых ног по каменным плитам. Небо… Бесконечное ярко-оранжевое небо, ладья солнца на востоке. Солнце никогда не взойдет на западе, не зайдет на востоке. Они сохранили баланс, они не допустили катастрофы. Они… Убивали Джейс. Женщина попыталась пошевелиться, но поняла, что руки ее вновь растянуты в разные стороны и удерживаются тугими веревками, от которых тянуло гнилью, по толщине сравнимыми с канатом. Она стояла на коленях, привязанная к деревянной раме из двух палок и перекладины. И яркую перспективу недостижимо далеких, невероятно свободных небес, застила смуглая статная фигура властной Цитры. И хитрые зеленые глаза ее, будто впитавшие всю зелень тропиков, метали молнии, рассматривая, как нечто отвратительное, пленницу. Жрица отошла, метнулась, точно нечеткая тень, из-за которой ничто не удавалось осознать, понять. Но четко предстала картина искаженного гримасой ужаса и растерянности лица Райли, которого держали, заламывали руки, двое сторожей храма. Райли!!! Брат! Ваас не убил, так неужели его проклятая сестрица-жрица теперь намеревалась принести в жертву? Цитра… Райли… Воины ракьят — элитная охрана храма, не те простые парни, с которыми Джейс сражалась обычно, а самые преданные, самые отборные и крепкие. Ваас… Убил только Оливера. А она отомстила ему за всех ракьят, она убила его, и сейчас его кошмарно не хватало. Хотелось увидеть, как в это проклятое языческое капище врываются пираты, как течет черная кровь жрицы. Цитра… Цитра — вот тот, кто убил Вааса, вот тот, кто столкнул его в бездну. Да и что непонятного, когда сама Джейс уже запутывалась теперь, кто враг, кто друг? Ракьят — свои, союзники, но разве друзья привязывают на закланье? И разве враги предупреждают об опасности? Ваас… Почему он ушел, почему теперь казался единственным спасеньем, как тогда, когда на нее напали двое ракьят? «Мы вальсируем во тьме, в темноте наших душ. Думаем, будто что-то изменится, но ничего не меняется», — бессильно опустошенно размышляла она, точно не сознавая здраво грозившей опасности. Но, может, уже разучилась. Ей столько раз казалось, что уже ничто не отвратит неминуемый конец и каждый раз, когда выживала, в ней будто умирал кто-то, так что ныне словно никого не осталось, ни единого способа, чтобы по-настоящему бояться. Ваас ведь тоже не боялся смерти уже, искал достойного противника. Порой необходимо признать, что настает время умереть. Может, и ее время наставало здесь, на возвышении из плит и лиан? А где настало его? И вспоминался он, его крупные глаза, будто вечно вопрошавшие о чем-то, хотя кто-то считал его выражение лица, его ухмылки одной лишь издевкой. Да, издевки, но только Джейс знала истинную причину всего, косвенно, нечетко, но понимала еще лучше, когда вокруг нее, плененной, толпились воины. Казалось, в деревне она тоже не сама потеряла сознание, будто кто-то надавил, схватив сзади за шею, на сонную артерию, может, тот же Дени, который теперь заломил за спину руки младшего брата. Райли… Они намеревались убить Райли? Но нет, очень скоро Джейс осознала, что вовсе не его. Цитра яростно сверкала глазами дикой пумы, на голове ее красовалась корона из оленьих рогов — символ жрецов из верхнего мира, только ее образ и рога формировали портрет суккуба, демона-искусителя. Ведьма. Вот кто она, не жрица, а ведьма! Что за древняя правда, которая позволяет предать собственного старшего брата? Ложная правда. Хотелось верить, что до нее жрицы не несли столько зла, ведь в беде северного острова содержалось немало и вины Цитры. И не стоит утверждать, что в великих бедах виновны лишь непосредственные исполнители, ведь кто-то всегда отдает приказ, ведь кто-то неизбежно провоцирует исподтишка. Какую же роль сыграла во всей этой катастрофе Цитра? Не суждено было узнать, особенно, когда она пренебрежительно отошла от пленницы, не отрывая от нее взгляд, провела по лицу дрожавшего, мученически выгибавшегося Райли, нанося на него кровавый узор. Вскоре жрица вложила в руки младшего нож. Танто. Тот самый, который подарила Джейс старуха из Бедтауна. Да, ведь сама жрица не имела права проливать кровь как женщина, поэтому приказывала убивать ее верным воинам, слугам, фанатикам, среди которых оказался и сотворивший себе кумира Дени. И если у них руки были по локоть в крови, то у Цитры по самые плечи. Джейс легко догадалась о том, что готовилось здесь. День гнева, судный день, для каждого в свой час настает конец света. Райли подводили к обвисшей безвольно на веревках пленнице, Райли намеревались заставить убить, отравить его незамутненную кровопролитием душу, которая и без того терзалась. — Райли, — только едва уловимо прошептала Джейс, приподнимая голову, пытаясь скинуть пряди со лба, надеясь увидеть свою казнь. Она знала: выхода нет, потому что Ваас мертв. Но разве пришел бы за ней Ваас? Ведь он каждый раз только убивал ее. Его камень оставался у нее на шее, но вряд ли из-за камня так распорядились ее судьбой. И если бы сама Цитра взяла нож, да если бы еще вызвала на поединок… Но нет — все подло, все окольными путями. Крадущаяся пантера — искушение врага рода человеческого. — Мы все рассказали. Можно сказать… облегчили твою непростую задачу, — оскалилась Цитра хуже Вааса, плавно покачивая бедрами, прогуливаясь возле жертвенника. Но Ваас-то главарь пиратов, средоточие зла, а кто же она? Издевалась так же. «Что вы могли рассказать, вы же ничего не знали…» — охнула Джейс, давясь нервным кашлем, ожесточенно сверля взглядом ведьму, которой нравилась бессильная злоба пленницы. Некоторое время лазурь небесная сражалась с змеиными изумрудами. За что ее так невзлюбила Цитра? За то ли, что стала белым шаманом, за то ли, что джунгли слушались ее, за то ли, что узнала тайну Вааса? Цитра была в курсе всего, даже того, чего не должна была ведать, даже того, чего никто не мог разузнать. А она видела, а она ведала, а она ненавидела. Жрица, хищница, вскоре почти беззаботно перепорхнула через несколько поросших мхом плит, почти неслышно касаясь их босыми ногами, щуря свои раскосые подведенные глаза, велела подвести Райли ближе к жертве. Сакрально ли такое жертвоприношение? В угоду каким духам, в угоду каким богам? На крови удачу просить, на смерти жизнь услаждать? Огонь факелов отбрасывал тени на жрицу, ее многочисленные амулеты и бусы позвякивали при каждом шаге, и с каждым ударом костяных украшений натягивались все острее струны нервов, все громче звали сгоревшие птицы в бесконечный полет, все глубже светом доверху наполнялся застывший лес, все глуше тьма копилась на западе. Видения сходились четырьмя сторонами света на все три мира здесь, у священного древа племени острова Рук, здесь, на каменных плитах жертвенника, когда насильно подводили, не позволяя выронить нож, брата к сестре, когда его заставляли пить что-то, какой-то мерзкий отвар, отчего парень мотал головой, хватаясь за виски. — Райли! — вскрикивала Джейс, пытаясь подняться с колен, но Дени, вечно помогавший ей добрый Дени, превратившийся в тот миг в беспощадного дикаря, не позволял, давя на плечи, из-за квадратных очков не проступали его глаза, будто все стекла в этом мире сделались непрозрачными, а золотые времена не опыляли взгляда, чтоб поняла, насколько ближе крови луна каждому из землян. Цитра скакала вокруг Райли, заходя то с одной стороны, то с другой, поводя руками, тряся рогами: — Убей великана! Убей Дитя Великана! Тогда сможешь убить и Великана! — Но он уже мертв! Ваас мертв! — кричал Райли, с ужасом переводя глаза с расширенными зрачками то на сестру, то на жрицу. Джейс закусывала до крови губы, только бились птицами в терновнике сапфиры. Дитя Великана… Она? Или… Или кто? О чем вообще твердила эта безумная? Да, безумная, вот кто замкнут в повторении бессмысленных действий, и от ее ритуалов не расцвело бы мертвое дерево, только живое чахло, не привыкшее питаться кровью. — Ты так уверен? — щурились многозначительно ее глаза, она подходила к Джейс, зачем-то пристальнейшим образом рассматривала ее, шипела при виде светло-зеленого камня на шее, небрежно отходила, сурово хмурилась, властно воздевая руки, указывая на Райли, подводя его вплотную. — Даже если так. Найдется другой Великан. Дитя Великана обречено стать Великаном! «Райли… Райли, я знаю, ты всегда предавал меня. Но Райли! Пожалей себя! Райли… Ты уже дважды отрекался от меня… Что же… И сейчас отречешься третий? Не слушай эту ведьму!» — твердила Джейс. Только она обрела брата, только чуть не умерла от этой непосильной радости. Но снова его, их всех, ставили перед выбором. Кого он выбрал? Почему должен был выбирать? Райли находился под действием каких-то веществ, его трясло, глаза едва не закатывались, Цитра дала ему яд, он метался среди страшных видений, которые отражались во всех его движениях. Воля его практически сломалась, но рука с ножом дрожала, только Цитра в экстазе шипела, вздыхала, глядя, как лезвие танто все ближе придвигалось к шее Джейс. Старшая сестра смотрела на брата, не веря, что он способен на такое, ведь он даже не взял в руки оружие, научившись выживать на этом острове без него, то ли все время тщательно прячась, то ли так бескровно вела его судьба. И все зачем? Чтобы здесь совершил он самый страшный грех? О, как бессильны люди, о, как мало вестей с небес достигает их ушей! И как много голосов бездны проникает в их слабые души. Цитра… Она просто боялась. Неужели она боялась теперь, после победы над Ваасом, что та, кто вечно сражался против него, сама станет одной из них, из врагов? Неужели не верила, что боль всех ракьят могла вести одну чужестранку? Или речь шла не о Джейс? Но почему тогда надлежало убить ее, чтобы не возродился новый змей-великан? Ваас… Просто человек. А страх жрицы сделал из него мифическое чудовище. Но что насчет всего этого думал Райли? Райли, переживший утопление и проползание под трупами тех, кто погиб по вине главаря? Может, возненавидел свою сестру? Ведь Цитра могла рассказать что угодно. Лезвие танто приближалось к шее, уже прижималось, холодное, острое, к коже. Вот так и завершится все: ее убьет брат, ради которого она только и существовала. Ее убьет семья. А если без него, то и правда — для чего ей жить? Взгляд Джейс потух, только со звериным ужасом перед неизвестностью смерти ничего сделать не удавалось. Пусть, пусть боится тело, душа смиренно вверяла себя воле неба. И если еще находилась где-то в этом мире справедливость… — Нет… Это невозможно! — вдруг отшатнулся Райли, закрывая лицо свободной рукой, а затем неестественно для него смело, почти яростно обращаясь то к жрице, то к застывшему негодующе Дени. — Почему вы называете ее Дитя Великана? Она — моя сестра! Джейс встрепенулась, нож отодвинулся от ее шеи, жертвоприношение по сценарию Цитры давало сбой, не все оказывались подвластны ее жестокой воле. Все решал выбор, в этом и есть человек. Губы Джейс слабо вздрогнули, не в улыбке, но с надеждой шепча имя брата и все известные и неизвестные ей молитвы, все смешалось, пронеслось в душе яркой вспышкой. Значит, не зря она верила в людей, не зря доверилась воле небес, не зря смирилась. Райли решительно подошел к пленнице и, используя нож не ради кровопролития, ловко перерезал путы, что удерживали сестру. Джейс упала на четвереньки, пытаясь встать, обессиленная, точно выпитая. Райли хотел склониться над ней, помочь, он держал нож, готовый в случае чего и обороняться, может, яд Цитры все еще действовал на него, но не делал из него зомби, не убивал мораль, ценности, крепость семейных уз. За время на острове он научился быть смелым, он научился не сдаваться, точно заново родился, стремясь искупить ныне свою вину перед сестрой. А ведь мог убить, так уйти от этой вины, избавиться, забыть, переродиться в качестве безликого монстра, может, стража храма. — Ты отверг милость Цитры?! — прорычал за спиной Дени. — Если не ты, значит, я! — взвизгнула, точно гиена, жрица, выбивая ловко из руки Райли нож. Джейс знала, что брат не успеет среагировать, да и ей не светило в таком состоянии. Но кто же отнял у нее все силы? Да они и не возвращались с момента поединка с Ваасом. Миг, только миг… Между прошлым и будущим, между жизнью и смертью. А здесь от реальности осталось только настоящее, чистое бытие и антибытие — бездна, темная территория туманных культов, что не несли просветления, что не возносили к единству. И душа шла куда-то через лес, через острые лианы и крокодиловы болота, к свету ли? К свету ли? В лезвии танто отразились рыжие всполохи солнца, слитые с буйством пламени в горниле жертвенника, отчего сталь делалась огнем. И металл сразился с водой. Но здесь металл оказался сильнее, когда вдоль лезвия потекла густым водопадом алая кровь… Мшистые плиты получили свое. Все звуки исходили, покидали мир, спасались бегством, чтоб не созерцать реальности, давшей пугающий крен, где никто не спасется после кораблекрушения. — Райли! — Джейс захлебнулась своим возгласом, и в тот миг будто все неистовство диких леопардов вселилось в нее, она кинулась вперед, забывая об усталости, она знала, что ныне сумеет задушить Цитру голыми руками, порвать зубами, вцепившись в жилы на шее. Но ее схватывали сильные руки верных стражников, отбрасывали… Жрица и сама застыла в замешательстве, ведь она намеревалась убить Дитя Великана, но в последний миг ей бросился наперерез… Райли. Младший брат Джейс, пугливый, слабовольный. Но не хватило бы на всей земле отваги, чтобы повторить его самопожертвование в тот миг. Зеленый мох прорастал сквозь каменные плиты, крошил их, так и жизнь прорастает сквозь смерть, только тело парня упало ничком. — Нет! — отступила на шаг Цитра, выронив нож, снимая бездумно корону из рогов, растерянная глупая женщина, такая же девчонка, как Джейс, тоже человек, запуганный, поразившийся тому, что только что совершил. — Нет! Райли! — кричала Джейс, когда охрана храма оттаскивала ее от тела брата, не позволяя даже проститься, все происходило, как в кошмарном сне, где нет никакого выхода из бесконечного лабиринта, где только утраты считать за каждым повтором. — Что я… — брови Джейс сдвинулись, она больше не желала себя обвинять, никакой ее вины здесь не содержалось, только воля сумасшедшей ведьмы. — Что вы сделали! — Это ты сделала! — прорычала Цитра, в зеленых глазах ее метался ужас, она не знала теперь, какую беду навлекла на себя, что хотели сказать духи всем этим, она тоже запуталась, она сбилась с пути, потому она говорила что-то невнятное, перемежая речь с местными восклицаниями. — Ты убила его, потому что отказывалась умирать! Ты проиграла, ты стала Великаном! Убирайся из моего храма, раз уж так решили духи, раз уж позволили тебе остаться в живых. — Райли! Вы убили его! Вы отняли мой смысл жизни! Вы убили его! — кричала Джейс, когда ее, брыкавшуюся, загребавшую в истерике ногами, волокли по лестнице, мимо двора с раскидистым деревом, вышвыривали за массивные ворота храма. Она еще какое-то время ожесточенно колотила ногами и руками по каменным дверям, что сдвинулись, как жадные жернова, не заметив, как перемололи за один день две судьбы. Джейс сдирала кожу с пальцев на руках, вывихивала их, разбивала ногти на ногах. Что толку уже от боли? Что толку от всех страданий, если Райли, ее вновь обретенный, чудесно спасенный Райли, лежал теперь на древних плитах в окружении этих кровожадных дикарей? Женщина кричала, джунгли вторили ей отдаленным воем собак, шелестом крыльев потревоженных птиц, чьи возгласы сливались в единое их горе. Двери не открыли, даже не позволили взглянуть последний раз на тело. Ваас… Ваас не убил его. Так уничтожила Цитра. Ваас… Как же не хватало его, ведь только он останавливал ее на самой грани безумия. Теперь и его не стало… И никого! Чем она все это заслужила? Какие же это вести с небес? Нет их! Нет вестей с небес!