Нет вестей с небес

День. Наступил новый день. День без всех. Вне реальности и бытия, еще один день без осознания, для чего осталась на земле. Слезы иссохли, так и не освободившись, только пустыня сквозила вместо души, ни мыслей, ни веры. Дитя Великана, отказавшееся умирать. Это она? Если так, то ей уже ничего не стоило исполнить милость жрицы, вообще ничего не стоило. Если бы ныне к ней попал пистолет и его бы приставили к виску маленького мальчика, она бы и выстрелила, просто потому что вовсе не понимала, что осталось по эту сторону. Не осталось веры и различения добра и зла. Только она поверила, что есть все-таки справедливость, только она смирилась, доверившись высшим силам, как они доказали ей… Что? Свое отсутствие? Значит, мир катился невесть куда по воле хаоса, как по течению бурной горной реки которая швыряла о камни, закручивала водоворотами. После стольких жертв… Стоило понять это, стоило перестать верить, стать такой же, как Ваас. Кто бы еще банду пиратов под ее начало позволил создать, она б и главарем стала, лишь знать, куда сбежать. А если бы он был жив, то с ним бы на край света сбежала, как в свое время Дейзи с Герком планировала. Но все минуло, все умерли, все ушли, никого не осталось, и даже месть не спасла бы от тотального одиночества и надвигавшегося безумия. Стоило ей испытать непомерную радость, увидеть брата, едва не захлебнувшись от невероятности чудес, что способны происходить на этом жестоком острове, как снова его потеряла, снова его отняли. И будто вонзили клыки бешеных собак в старую рану. Женщина потеряла счет времени, пошатываясь, она брела по джунглям, вперед, по кругу, в бессмысленном повторении одних и тех же действий. И уже даже не надеялась на изменение результата, она устала надеяться. Для надежды тоже нужна великая отвага, великая сила. Надежда была, но ее закрыли под Ящиком Пандоры, прищемили крышкой и, может, оказались совершенно правы. Нечего ей обманывать раз за разом, заставляя повторять и повторять череду бессмысленных действий, нечего ей давать веру, нечего… Ничего. Ничто. Пустота. Джейс теперь как никогда понимала, что ощущал все время Ваас, даже его жестокость начинала понемногу понимать: когда разрушен сам до основания, возникает желание утащить в эту пропасть как можно больше людей, потому что виновным в бедствии своем кажется весь мир. Но нет, все-таки она не доходила до того, чтобы желать смерти неповинным людям, а настоящее зло закрылось за каменными вратами зиккурата — жрица никогда не покидала храм. Джейс бродила по джунглям, вновь прошла мимо креста, шла куда-то на северо-запад, мимо деревни Аманаки, путь занял у нее всю ночь, но она ничего не ощущала, ни усталости, ни боли, только носом кровь шла от перенапряжения, но она ее даже не стирала, только изредка слизывая с пересохших губ, шла, чтобы куда-то идти или просто по инерции и привычке двигалось тело. А к утру остановилось на каменистом краю обрыва, село тело на краю. В первых лучах выплывала солнца ладья, короной играя, камни на дне озаряя. Над головой кругами летали орлы, голодные падальщики, что будто сердце склевали. Вместе с братом всю душу убили, только душный воздух в орхидеевом аду протыкал бамбуковой пыткой, она ныне не флейтой, а клеткой оказалась. Обрыв… С такого упала Дейзи, с такого на дельтаплане хорошо лететь. Полет и паденье. Где-то у края моря, а за морем мир не существовал, где-то внизу плоской Земли, проникнутой мировым древом, вздыхала черепаха, уставшая от топтавшихся на ней слонов… Джейс сидела на краю обрыва, думая, а не прыгнуть ли? Почему нет? Кто держал? Мама, где-то там, дома? Она ее ни в чем не винила, сама виновата больше оказывалась теперь. И как к ней возвращаться без Райли, когда дважды не уберегла его? Несколько шагов. Женщина одна стояла над обрывом, видела острые камни на дне. Если прыгнуть — уже не уцелеть. Страшно? Нет. Зачем дальше длиться, скитаясь по чужим джунглям? Губы ее дрожали, глаза неподвижно уставились вниз, легкие вдыхали головокружительную высоту, мысли устремлялись к врагу, что оказался прав, во всем прав: «Кого ты выберешь — их или нас». Ваас… Что, если… Ты ведь не из местных по происхождению. Что, если… Твоих спутников на этом острове Цитра убила так же? Так же, как Райли, поставила тебя перед выбором. Что если ты из-за этого сошел с ума? Вернее, разум прояснился, но реальность оказалась страшнее, чем можно выдержать. Реальность… Вот она. Райли отказался от такого, и погиб… Все, что ты говорил… Ты же предупреждал меня! Предупреждал, кого здесь надо опасаться! Хойт и Цитра. Всегда были Хойт и Цитра, а не Хойт и Ваас. Хойт и Цитра. Два полюса, а Ваас — точка балансировки этих миров. И этой точке равновесия тяжелее всего». И она не жалела о том, что последние ее мысли будут о нем, о том, кто являлся врагом. Пусть враг, но не такой, как жрица. Что от нее хотела эта странная женщина? Зачем так бессмысленно каждый раз изгоняла? Лучше бы своими руками в жертву принесла, если бы это остановило ее жадность, ее властолюбие. Но нет… Ничто не остановило. Джейс стояла на самом краю, продвигаясь, пошатываясь, к бездне, из-под подошв сыпались мелкие камни. Она готовилась ощутить полет, но смотрела только вниз, в бездну. — Райли… Оливер… Дейзи… Лиза… Ваас! — вспоминала она имена всех, кого потеряла, вспоминала и его в числе тех, кто поддерживал ее, ради кого ей когда-то стоило жить. А теперь уже нет. — Ваас… Лиза… Дейзи… Оливер… Райли! Райли! Женщина практически кинулась вперед головой, но внезапно будто кто-то дернул ее за плечо, так что остановилась, балансируя руками: «Не смей!». Женщина встрепенулась, она знала этот голос, обернулась — никого. А кого она рассчитывала увидеть? Ведь никого не осталось, никто никогда не придет, не поможет, не спасет в орхидеевом аду, где бамбук прорастал пыткой и флейтой. — Отец… — тихо выдохнула она. — Папа! Я устала, позволь, я вернусь домой… к тебе. Голос ее дрожал и ломался, она подняла глаза к небу, она уже не знала, какой веры придерживается, в какой религии самоубийство не есть грех, она хотела домой, а дом остался в прошлом, там, где жил отец. И казалось, что, если умрет, проснется уже в другом мире, в доме с просторными светлыми комнатами, а за столом будут сидеть все, кого она любила. Все… Кроме одного, того, кто не мог ужиться с атрибутами цивилизации, того, кто олицетворял хаос. «Не смей, дура!» — иной голос, другие интонации, точно ангел и демон, но оба говорили об одном. Женщина резко отпрянула от края, едва не падая на спину, но только осторожно опускаясь на землю. Сердце бешено колотилось, она озиралась по сторонам, но вновь никого не видела, совсем никого, буйный голос звучал в ее голове. Пусть так, но он остановил на краю бездны. — Ваас… Ты вновь решаешь, когда и кому жить и умирать? Третий раз не позволяешь мне распрощаться с этими страданиями… С какой целью? — обратилась женщина к джунглям и побрела дальше в лес, не зная, куда, позволяя ногам вести ее в неизвестном направлении. Вновь насытилась неизвестными плодами, кажется, на острове наставал сезон сбора урожая. А сколько деревьев не приносили пользы, потому что некому стало срывать плоды и обрабатывать почву у разрушенных домов среди свалок и кладбищ… Их поглощали джунгли, смывали реки, накрывали мхи, растворяя следы человека. Джейс шла по чаще, вокруг цвели орхидеи, свешивались крошечными лебедями, раскидывая крылья-лепестки, впервые ей встретились белые. Одну она сорвала, спрятала на груди, прижимая к сердцу. Зачем? .. Шла дальше по чаще. Внезапно среди листвы послышалось шуршание — два леопарда. Черный и обычный, как золото и уголь, как солнце и ночь, и не змей и день, в вечной гармонии хищной, в вечном противостоянии, но ныне в тишине. Два леопарда вылизывали друг друга, соприкасаясь усатыми мордами, щурясь. Странница была безоружна. Она просто села на землю, неподвижно, неслышно, прижимая к груди орхидею, глядя прямо перед собой. Леопарды. С них все начиналось, они вели ее, ее тотемы, ее стражи. Животные не тронули ее, устроились рядом. Она как будто слилась с этими джунглями. Два леопарда… Как бы она хотела сейчас быть на их месте. Но она — одна, последняя оставшаяся. Она глядела на хищников, ровно дыша, она не боялась смерти, и, может, от этого смирения леопарды просто ушли, скрылись в чаще, но какое-то время они сидели вместе, соприкасаясь со всеединством мира. И деревья ее слышали, и трава, и хищники. Кто она? Кто? Ныне — часть острова, будто среди этого буйства красок и родилась настоящая она, всегда обитал ее дух, ее душа, ее предназначение. Она выходила к реке и будто сливалась с быстрой водой, не видя свое отражение, она понемногу забывала свое имя, свой облик, точно исчезая понемногу, по атому, случайно разбрасывая свою суть среди пространства. И нет «я», и нет «мы», есть «все», где один плюс один равно всегда один, единственное начало мира, бытия. Но возле южной оконечности северного острова ее раздумья без мыслей завершились, когда к берегу пристала моторная лодка с отрядом ракьят. Джейс решила, что больше не будет убегать, ведь она не преступница, чтобы трусливо спасаться бегством. — Джейси? Почему ты здесь? — вдруг узнал ее один из крепких парней, рассматривая женщину. Она припоминала, что вроде бы этот воин был вместе с ними в другом небольшом отряде во время штурма грота, даже имени его не знала. А он позвал ее, и даже автомат не вскинул, так что женщина сделала несколько неуверенных шагов навстречу лодке. Оказалось, что парни направлялись прямиком на южный остров, в Терстон, за который последние дни шел бой, но наемники Хойта там окопались крепко, так что до какого-то времени предстояло скорее всего не наступать, но сдерживать их, чтобы не лезли на северный остров. Как ни странно, пираты без Вааса и правда практически потеряли свою территорию, среди них не нашлось нового сильного лидера, а Хойту, видимо, оказалось невыгодно тратиться на этот сброд, если они все равно проиграли в битве за северный остров. — Ты с нами? — наконец спросили ее воины, дружелюбно открыто улыбаясь. Не верилось, что их соплеменники или даже родственники совсем недавно хотели принести ее в жертву. — А разве вам еще не сказали? — неуверенно сжала сиротливо руки Джейс, но затем небрежно озлобленно бросила, с издевкой над самой собой. — Я ведь… Чудовище… Цитра отпустила. Но теперь ваш суд. Женщина застыла, раскинув руки, как когда-то Ваас у нее на прицеле, вот так же — без страха смерти, испытывая себя и небо на прочность. — Какой суд? — удивился командир отряда, хлопая удивленно глазами, пожал плечами. — Джейс, мы видели, как ты сражалась. Пойдешь с нами? Нам нужен меткий снайпер, наше войско наступает на южный остров. Мы идем убить Хойта! — на ломанном английском воодушевленно заявил воин, перехватывая ремень автомата. Тогда Джейс заметила, что воины намного лучше вооружены, чем обычно: на каждом члене отряда оказалось по бронежилету, один коренастый широкоплечий мужчина даже нес ручной пулемет, наподобие того, что видели возле бункера. Стало быть, ракьят захватили пиратские склады с оружием. Теперь у них хватало патронов и снаряжения, чтобы отважиться штурмовать даже, казалось бы, навсегда потерянный южный остров. Лодка отчалила, забирая странницу с северного острова, мотор гудел и отдавал соляркой. Приближался южный остров, такой далекий, хотя у Дейзи хватило сил и без лодки преодолеть залив, невероятно широкий для возможностей обычного человека. Но почему ей не хватило сил выжить? Ей, казалось бы, самой жизнелюбивой из всех них? Но кто ответит, ведь смерть безмолвна, а у гибели и вовсе нет связок, только ножницы, чтобы перерезать нить, чтобы спутать ткацкий станок. — Скажи, — нарушила молчание Джейс, стремясь избавиться от легкого озноба, который охватывал ее при мысли, что снова придется сражаться. — Ничего, что я… ну… чудовищем считаюсь у вас. Несчастья вроде как приношу. Она была благодарная отряду ракьят, они даже ничего не хотели узнать, просто приняли, а большего она и не требовала. Куда угодно, с кем угодно — лишь бы не думать о том, какая катастрофа случилась с ее жизнью. А еще казалось в бамбуковой клетке, что все рухнуло. Нет, тогда все только начинало рушиться, это ей, не закаленной обитательнице большой земли, казалось, что хуже уже некуда, а оказывается, что, когда достигаешь дна, снизу вечно кто-то стучит, открывая новый колодец. Но нет, она очутилась не на дне, на дне она уже побывала, уже успела подняться, а ныне словно увязла в невесомости, без мыслей, только с настоящим вне прошлого и будущего и вне себя. — Цитра тоже не во всем права, — отмахнулся смуглый воин лет тридцати, сурово сверкнув черными глазами. — Ты так говоришь, но она же лидер твоего народа, — изумилась Джейс, поудобнее устраиваясь в тесной лодке, которая странным образом не тонула, явно переполненная. — Да. Но разве вы всегда верите тому, что говорят ваши лидеры? — снисходительно улыбнулся мужчина, подбирая слова. — Постой, этот амулет у тебя на шее… — Все из-за него? — испугалась Джейс, едва не прокляв тот миг, когда зачем-то приняла «подарок» хаоса. Или не его? Но чей… Очевидно, светло-зеленый нефрит здесь знали многие. — Нет, — помотал головой собеседник и поведал, хмурясь, нечто, отчего Джейс потянулась вперед, не желая упускать ни единого слова. — Все из-за Вааса, с тех пор, как он предал нас, люди перестали верить друг другу, он не один такой был ведь, с ним еще несколько, да после него… Цитра испугалась, что ты тоже предала. А, может, и нет, — брови воина поползли наверх, он развел руками. — Порой я совсем не понимаю нашу жрицу, но ей духи говорят, — затем вздохнул, устремляя взгляд куда-то вдаль, в свое прошлое, прошлое племени, те времена, когда люди доверяли друг другу. — Но знаешь, Ваас тоже говорил с духами когда-то. — Ты его знал? — дрогнул голос женщины. — Да, он мой ровесник, — как можно более нейтрально отозвался воин, но после тяжелой паузы добавил. — Был… Джейс догадалась, что они, очевидно, когда-то неплохо знали друг друга, значит, воин ведал всю правду. Как же ей не хватало последнее время правды! Как же не хватало чего-то надежного и ясного, чтобы научиться здраво различать добро и зло! Но если бы в жизни кто предоставил такие критерии, мы бы стали роботами. Джейс взмолилась: — Почему он предал вас, что произошло тогда? — Это я тебе не могу сказать, — резко оборвал свое повествование командир, вставая в полный рост, когда лодка пристала к пустынному берегу, покрытому угольной пылью. — Пойдем, присоединимся к отряду на аванпосте. Мы вернем нашу землю! Мы не отступим! Ты ведь с нами, Джейси? Она кивнула, сжав зубы, сурово сдвинув брови. Уже не осталось в выражении ее лица почти детской растерянности и обиды, уже ожесточенно и жестко взирали на мир сизые глаза. Хойт! Вот кого она ненавидела, вот кто был на самом деле виноват и в предательстве Вааса, и в страхе Цитры. Все эти четыре буквы — Хойт, которые устроили пять — война, из которой следует шесть — смерть. Уничтожить! И если не лично, и если не удалось бы дожить до дня победы, то хотя бы сгинуть вместе с ракьят, простыми бойцами, а не по вине опоенных снадобьями Цитры охранников храма. «Я знаю, из-за кого еще мне пришлось убить тебя, это была месть за брата. Я знаю», — думала она, и точно вновь за ее спиной расправлялись кровавые крылья. Очень скоро она вновь стреляла, но уже целилась в людей в военной форме — частная армия наркобарона. Вскоре у нее появился автомат и бронежилет, который не раз спас ей жизнь. Она больше не боялась, не больше остальных воинов. Или даже меньше. Она сделалась воином, яростным, летевшим на кровавых крыльях мести. За всех ракьят! И за тех, чьи имена она перечисляла над обрывом. За все загубленные жизни. Может быть, она совершенно сошла с ума, но никогда ее рассудок не оказывался настолько ясным. Руки больше не дрожали. Она снова сражалась… ***

Судьба моя — То ли день, а то ли ночь, Улетает птица прочь. То ли вера, то ли кровь, То ли вечная любовь. © Йовин «Судьба моя»

Прошло около месяца, тридцать дней ожесточенных боев и слаженных действий в рядах ракьят. Снайпер снова обзавелась винтовкой, с наемниками оказывалось сложнее сражаться, большей кровью отвоевывались у них аванпосты. Но она выживала, каждый раз, снова и снова. И уже почти не спрашивала себя, для чего все это. Ракьят ее берегли, почти как какой-то талисман, не позволяли действовать в открытую, да снайпер и не должен. Но все же… Для чего они берегли ее? Бывший друг Вааса, командир отряда ракьят, не рассказывал, но не боялся пойти против суеверного страха Цитры, будто понимал многие вещи лучше жрицы. И не страшился ее немилости. Так они вошли в Терстонн, небольшой город, на южном острове и правда когда-то была цивилизация: обустроенный причал, даже четырехэтажный отель, превращенный в огромный публичный дом, бар с покером. И несколько двухэтажных домов — все разрушенное, разграбленное, пропахшее мусором, вообще казалось, что мусора на южном острове больше, будто что-то там подгнивало. Зато кое-где вдоль дорог встречались линии электропередач. И вновь пошли однообразные кадры аванпостов, которые являлись раньше то фермой, то причалом, то лесопилкой, но снайпер побывала на двух или трех, не замечая обычно, где спит, что ест. Она жила, точно механизм, вместе со всеми, пока жили ее союзники. В один из дней, сидя у костра, она вдруг сказала мрачно: — Если доберемся до Хойта, его частная армия останется без финансирования. Она предложила, рассматривая реакцию отряда, припоминая все, что знала о частных армиях, которые плодились по миру, участвовали в сомнительных боевых операциях в интересах тех, кто платил. А воротилы мира могли не то что остров, а целую страну под себя подмять, разорить, купить. Хойт еще являлся не таким крупных злом, хотя владел всеми рынками рабов по Тихому Океану и в крупных городах США. А, казалось бы, цивилизованный мир… Откуда там невольничий рынок? Но сотни людей пропадали каждый год и если кто-то просто погибал, то иным готовилась участь страшнее смерти. Будто что-то изменилось в этом мире за тысячи лет его существования, будто природа человеческая стала лучше… Но Джейс надеялась уничтожить хотя бы зло, которое отравляло архипелаг Рук. Ракьят одобрительно закивали, но рассматривали карту и один за другим качали головами: — Нет, у него самая настоящая крепость. Рано еще идти. — Тогда я пойду одна! — воскликнула, вскочив, женщина, не понимая, откуда в ней эти странные перепады спокойствия и ярости. — Себя побереги, — жестко, но спокойно оборвал командир, складывая карту. — Никуда ты не пойдешь. Это приказ! Джейс вопросительно подняла глаза, но села на свое место. Может, он был прав. Ведь, наконец, ей удалось оказаться среди тех, кто не лгал ей, не изгонял, да, она нужна была им как снайпер, как всегда, как и всем, но, может, в этом и состояло ее назначение. Вскоре воины отговорили ее идти с ними вообще, сославшись на то, что им в Терстоне нужна охрана, хороший снайпер. Джейс не понимала, почему ее оставляют. Но наступление готовилось ожесточенное. Почему же командир не желал брать с собой снайпера? Женщина осталась, ее бил озноб непонимания, но это был приказ. Через неделю она узнала, что командира больше нет, как и половины отряда, с которым они прибыли на остров. И ей сделалось горько — снова потеряла, снова тех, кто хорошо к ней относился. Но дни казались похожи один на другой, она ждала, чего она ждала? Почему-то теперь ее безотчетно тянуло не на большую землю, а обратно, на северный остров, будто осталось там незавершенное дело, что-то важное, что еще предстояло ей решить. Она спрашивала, сколько она понадобится в охране городка. И каждую ночь ее бил и бил озноб, холодные волны бесконечной скорби. Никто не слышал ее немого крика. *** — Хойт. Я иду мстить за всех, кого ты убил. За всех, кто был мне дорог. За моего брата, за всех убитых воинов ракьят. Мстить. И даже за тех, кого я ненавидела. И за Вааса, за него тоже. Если бы не ты, он бы не стал таким, мне бы не пришлось убить его. А иного пути для него уже не оставалось! — рычала она, хрипела, словно Леди Макбет, когда ракьят наконец переходили вновь в наступление, забрали ее из Терстона, подбирались к крепости Хойта на юго-западе острова, надеясь затем отбить его аэропорт еще, что находился почти в самом сердце плоского южного острова. Джейс вновь шла, почти воодушевленная новой борьбой, сознанием того, что все вот-вот решится, но ощущала себя пересохшей рекой, в которой илистые лужицы еще надеются попасть в ход общего течения, но его уже нет. И только месть помогала рыбам не упасть с неба. Вокруг вдоль дороги стлались деревья c выпростанными из почвы корнями, будто каждую ночь оживали они и шагали, как древние чудовища, устанавливая свой порядок вещей. Вновь повсюду алели красные цветы, лианы, в болотах щурились крокодилы, похожие на Хойта, с такими же бесстрастными глазами. Но нет, у него того хуже — взгляд акулы, холодный, расчетливый. Джейс дрожала от напряжения, когда ракьят окружали бетонный забор — наконец-то! Она так желала отомстить… За Вааса. Пусть когда-то желала его убить, пусть даже убила. Но никогда не ненавидела, а вот Хойт — иное создание, безликий враг, не человек. И даже разбираться не хотелось, что привело его на путь торговли наркотиками и людьми, потому что жадность его не знала границ. Джейс вновь подсадили, она забралась на дерево, откуда ей удавалось рассмотреть то, что творилось внутри крепости, которая когда-то, кажется, являлась обычным городком, но стала казармами наемников и одной из резиденций самого босса. — Докладываю, — отрапортовала она отчетливо. — Две вышки с пулеметами возле ворот, ориентир… И далее все, что видела, не забывая ни о едином ориентире, ни о едином штрихе, словно рисуя карту для воинов. В начале наступления она выбрала в качестве целей пулеметчиков на вышках у ворот. Верный глаз не подвел, а ее не сумели рассмотреть под покровом листвы. За последнее время она научилась отлично маскироваться, соорудив себе камуфляж из рыболовных сетей, листвы и лиан, точно превратившись в лешачиху, которую каждый раз опасались встретить наемники, когда ракьят штурмовали их аванпосты. Она изменилась, ее имени не знали, но ее научились заслуженно бояться враги и уважать воины. Все без Цитры, потому что ее влияние на южном острове ослабевало на каком-то мистическом уровне. Джейс научилась безошибочно рассчитывать за секунды расстояние до целей, она многому научилась, находясь в состоянии предельной концентрации. Но как бы она хотела однажды скинуть все это, точно рыболовную сеть, точно старую кожу, выйти не воином, новой… Но куда и когда? Не задумывалась, нельзя задумываться, когда от каждого выстрела может зависеть чья-то жизнь. Борьба велась ожесточенная, едва только наемники заметили, что их неприступный форт штурмуют, как открылись ворота, они вылетели на джипе с пулеметами, здесь снова обреталась задача Джейс — снять стрелка и не позволять занимать его место новому, расстояние позволяло, хотя если бы ее вычислили — убили бы, изрешетив очередью все дерево. Но она не двигалась с места, в бою нет места личным страхам, в бою важен только приказ. И сказки все эти про героев-одиночек. Каждый в поле воин, всегда один, но в реальном бою всегда вместе. Глаз не подводил, окуляр ловил буйны головы, пули пропарывали их. А наемники-то все оказывались то американцами, то европейцами, крепкие взрослые мужчины, очевидно, совершенно сознательно сделавшие такой жизненный выбор, как бывший муж Дейзи, отчего Джейс еще больше ненавидела их, всех их. Она мстила и за Дейзи. И за дочь старухи-оружейницы из Бедтауна, которую утащил, возможно, один из них, да, вот этот, может, вот этот, за пулеметом. Выстрел! Другой!.. Третий!.. Заканчивались патроны, вечная опасность войска племени — не хватало боеприпасов, конечно, на аванпостах удавалось захватить, но нередко наемники намеренно уничтожали их, им терять тоже оказывалось нечего, в плен ракьят не брали. Выпростанные корни деревьев в тот день напитались кровью, точно комариные гигантские жала, но внезапно все стихло, только дым плыл… И в ушах звенело от взрывов гранат. И эту гробовую тишину прорезал голос: — Хойт убит! Джейс едва не упала с дерева, онемев. Босс мафии убит! Тот, кто уничтожил Вааса, убит. Наконец-то убит! Понять бы, как это… Что все это значило. Хойта убили до нее, не ее рукой, не ее пуля! Поговаривали, что зарезал сам герой Цитры, втерся как-то к нему в доверие не без помощи уцелевшего агента из группы Уиллиса. И почему она надеялась, что именно ей выпадет честь пустить пулю в лоб главе наркомафии? Ее опередил герой Цитры. Так, может, и Вааса он убил? Но что толку знать. Убил… И оно к лучшему для ракьят, к лучшему для всех. Хойт! Это слово, это имя наконец могло стать просто именем, а не ругательством южного острова. Кто-то и правда вскоре вышел торопливо короткими перебежками из-за ворот в форме наемника, но ракьят чествовали его, словно победителя. Стало быть, это и был герой Цитры. А выглядел он совсем обыкновенно — заросший щетиной парень лет двадцати пяти-семи с русыми волосами. Неужели это он убил Вааса? Неужели это он оказался достойным противником для него, для главаря? Снайпер какое-то время скрывалась за деревом, и, делая вид, что желает получше рассмотреть всеобщего народного любимца, держала его в прицеле, и палец едва не скользнул вдоль курка. Герой Цитры, герой этой ведьмы, убийца Вааса. Наверное, он, все он. Или врали ракьят? Прицел, черный крест без обратного свечения, усеченная бесконечность, цевье, курок и огромная власть над тем, кто не ведал ее боли, над тем, кого никогда не изгоняли. Джейс выдохнула, опуская винтовку, вспомнились слова погибшего командира: «Побереги себя». И она не смела противиться, ведь заветы умерших нарушать преступно. — Значит, даже для мести я не гожусь, — усмехнулась она. — Какова же тогда моя цель? Все завершилось, она спускалась с дерева, запрыгивала в кузов внедорожника, следила за дорогой, особенно там, где были холмы, прибывала на аванпост, помогала раненым… Вечер опускался на южный остров. Казалось, что луна здесь далеко от земли… Женщина оперлась на винтовку, прислонившись к стене аванпоста, когда часть воинов вернулись на ближайший, а часть пошли дальше с неким Броди штурмовать аэропорт. Джейс осталась одна, в голову полезли мысли. Все завершилось: Хойта убили, не она, но все же — южный и северный остров обретали свободу, ценой непомерной боли, крови, страданий, но после всякой грозы рано или поздно показывается солнце, должно показаться солнце. Это как ритуал мирозданья, настоящий ритуал. Измученная женщина почти спала, уже привыкнув дремать, дрожа от холода, в обнимку с винтовкой. Снова ее мучила пустота, из знакомых ракьят никого не осталось, кого-то убили, кого-то перекинули на другие аванпосты, так как предстояло еще защищать южный остров от наемников. Но ее война закончилась намного раньше. И то, что еще месяц она убивала людей, уже слабо касалось полубезумного исчервленного горем сознания. То, что удалось кому-то добраться до главного зла — ерунда. Главное зло являлось настолько безликим, что избавление от него показалось чем-то само собой разумеющимся. По крайней мере, легче не стало, может, только на жалкую толику: бессмысленное повторение действий могло в кои-то веки закончиться и больше никто не стал бы ее тормошить и требовать что-то делать, куда-то срочно бежать. И тогда в ее голове возник план… Нет, не план, а скорее намерение, ведь план — это для нормальных, а она планомерно сходила с ума. Ваас… Его безумие захватывало мир. — Теперь… Мы все будем отомщены! Эти властолюбивые существа сломали всех нас, свели с ума. Мы уже мертвы, — прошептала она, и через несколько дней с одним из патрулей, который сформировали ракьят для обороны границ островов, вернулась обратно на северный остров, заявив, что покидает армию племени. Чужестранку не стали держать. На северном острове еще остался должок, дань одной ведьме. И у Джейс все это время будто копилась злоба и беспринципность, чтобы наконец осуществить свое намерение, свой план, который внезапно стал вырисовываться невероятно точными деталями, добыть бы только одну вещь, знакомую ей не понаслышке. Но для осуществления намерения стоило все обдумать, просчитать. А сил не оставалось, особенно когда она высадилась на берег, ступила снова на песок, наблюдая дремучие джунгли, сравнивая их с практически плоской за исключением горной гряды, освоенной в свое время колонизаторами, местностью южного острова. Она снова вдыхала дух северного острова, и казалось, будто она понемногу возвращается в саму себя, настоящую, возвращается домой…