***
Над долиной давно догорели последние лучи вечерней зари, и в низинах между скал стелился серебристый туман, перемешиваясь с сотнями брызг шепчущихся водопадов. Ночь подкралась незаметно. Пропитала воздух волшебными ароматами, смахнула влажной рукой обыденные краски, добавляя таинственности привычным очертаниям предметов. Однако ей так и не суждено было властвовать над Ривенделлом. Десятки изящных фонариков горели на тропинках и галереях. Ажурные беседки и террасы были ярко освещены, и даже в могучих кронах дубов и буков лесными светлячками перемигивались огоньки. Из распахнутых окон доносились музыка и мелодичный смех. Дивный народ не нуждался в ежедневном сне и мог веселиться ночь напролет, а танцы под звёздами и вовсе были их излюбленным занятием. Фили сидел на резном парапете и смотрел на огни Ривенделла. Гномы громко хохотали за спиной, поджаривая добытые в кладовых припасы на костерке из эльфийской мебели. Двалин точил топор, Бофур развешивал на цветущих кустах акации постиранные в ручье портянки. — Эй, Бомбур! Твои портки полдерева занимают! — крикнул он, сердито уперев мокрые руки в бока. — Ты бы их подальше перевесил, а то вдруг кто из остроухих позарится? Лицо Бомбура на мгновение приняло встревоженный вид, и у костра снова грянул взрыв хохота. Однако у Фили настроения веселиться не было. Обломив ближайшую ветвь благоухающей акации, он достал из сапога нож и принялся обстругивать конец палки, сердито врезаясь лезвием в нежную древесину. «Гэндальф — её отец! Невообразимо! Теперь понятно, откуда в ней волшебство». Гном невольно коснулся плеча и снова вспомнил её тёплые прикосновения. Перед глазами возникли обрывки прошлой ночи. Фили помотал головой, отгоняя видения прочь, и с удвоенным раздражением принялся за ветку. Акация роняла белоснежные лепестки на окованные железом сапоги гнома, изгибаясь в его руках. «Да что со мной такое? Какое мне вообще дело до неё? Никакого! — гном швырнул ветку в темноту и убрал нож, но легче не стало. — Что же она у меня из головы не идёт? Махал! Ещё эти остроухие, Балрог их забери! Что это за… mellon такой сыскался? На руки её хватает! На лошадь свою посадил, да ещё, кажется, обнимал, когда вёз! Глист паршивый! Уши бы ему поободрать! — Фили вцепился пальцами в каменный парапет, сжимая зубы. — Вот где она сейчас? Вчера во время трапезы её не было и сегодня тоже…» — Чего сидишь? — перед Фили, будто из-под земли, выросла драная ушанка Бофура. — Просто. Сижу. — Хватит сидеть! Чай не наседка, — грозно глянул Бофур и тут же хитро прищурился. — Парни у остроухих в кладовке инструменты надыбали! Пошли! Твоя, как всегда, скрипка! Он сдернул гнома с парапета и, размахивая флейтой, поволок за собой.***
Феанора проснулась в отличном настроении. Проспав почти сутки в родной кровати, она чувствовала себя по-настоящему отдохнувшей. Теперь её ждало самое приятное. Девушка спрыгнула с белоснежной постели и звякнула в колокольчик. Наскоро отхлебнув из стоявшего на столике серебряного графина, она бегом направилась в купальню. Волшебница ещё не успела до конца раздеться, как подоспела эльфийка с кипятком. Приподняв походную одежду Феаноры двумя пальцами, она удалилась, неся вещи на вытянутой руке, чтобы не запачкать собственный наряд. Феанора рассмеялась и, зажмурившись, ушла под воду с головой. Когда волшебница вернулась в комнату, на перестеленной кровати красовалось эльфийское платье. С сомнением оглядев изысканный наряд и недовольно передёрнув плечами, девушка решительно направилась к сундуку с бельём. Выудив белоснежную рубашку, она быстро нацепила её и уже собиралась надеть привычные кожаные штаны, но вдруг передумала. Глаза её заблестели, а на губах заиграла лукавая улыбка. Через четверть часа Феанора покинула свои покои, задевая за мраморные ступени подолом алой юбки, тонкую талию обхватывал широкий кожаный ремень, а в распущенных волосах красовалась пара косичек. Наслаждаясь теплом летней ночи и драгоценными россыпями звезд над головой, Феанора порхала по каменным дорожкам. «Надо поскорее найти остальных. Где в Ривенделле может обосноваться отряд гномов? Подальше от главной террасы и поближе к погребам!» Именно туда девушка и направлялась, когда с открытой террасы донеслись звуки музыки. Феанора остановилась и прислушалась. Это были не плавные эльфийские баллады, которые она никогда не любила. Это была… джига! * Глаза у волшебницы загорелись, а по телу побежали приятные мурашки. Девушка бывала с Гэндальфом в трактирах, когда они путешествовали, и каждый раз не могла отказать себе в удовольствии поучаствовать в танцах кейли**. Старик обычно сердито ворчал, но Феанора готова была потерпеть ради нескольких минут огненного танца. Откинув с плеч длинные волосы, она почти бегом направилась к террасе. Посередине террасы горел костёр. Музыка гремела в ночном воздухе, а гномы грохотали сапогами по мозаичному полу.*** Фили и Кили играли на скрипках, ногами отбивая ритм, Бофур приплясывал, выводя мелодию на флейте, а Бомбур топал на месте, бухая в огромный барабан. За их спинами девушка заметила Балина с виолой в руках и Двалина с мандолиной. Лишь предводителя отряда не было среди гномов. Едва волшебница подошла ближе, гномы расступились, и Бофур втолкнул её в круг под одобрительные возгласы остальных. Она закружилась, отбивая ногами чёткий ритм, и кровь её вскипела от восторга, который невозможно было передать словами. Как же давно ей не было так хорошо! Хотелось танцевать ещё и ещё, не останавливаясь и ни о чём не думая. Джига удвоила темп, гномы выстроились перед девушкой и затопали в такт ногами — пришло время выбрать пару. Однако среди прочих волшебница видела лишь одну пару глаз, и в них горели золотистые искорки. Кажется, она сама протянула ему руку, а может, и нет? Фили отбросил скрипку и легко подхватил девушку за талию. Его крепкие руки не отпускали её ни на миг, а пылающие глаза смотрели в упор, не давая отвести взгляд. Сапоги Феаноры то стучали по полу, то вновь и вновь взлетали в воздух, мелькая среди складок алой юбки. Сердце рвалось из груди, и девушка еле сдерживалась, чтобы не закричать от восторга. Мир вокруг превратился в сплошное размытое пятно. Они обхватили друг друга за шею, а их ноги продолжали отбивать ритм. Музыка неистово неслась вскачь, и, казалось, что двигаться быстрее уже невозможно. Наконец стихли последние аккорды, и Фили с Феанорой прижались друг к другу лбами, тяжело дыша и пытаясь перевести дух. Щёки у обоих пылали, волосы растрепались, а руки сплелись между собой. Гномы кричали и улюлюкали, одобрительно хлопая их по плечам. — Пожалуй, такого эти чертоги ещё не слышали. — Гэндальф стоял у края террасы, тяжело опираясь на посох. — Да и вряд ли видели, — добавил он сухо, нехорошо посмотрев на дочь и гнома. — О! Гэндальф! Тут такая веселуха была! — оживился Бофур. — Да всё нормально! Мы за волшебницей твоей присмотрим, чтобы до смерти не уплясалась! — Господин Гэндальф, мы тут раскупорили пару бочонков из… неважно откуда, — начал Дори. — Позвольте предложить вам бокальчик вина. У него такой чудесный ягодный букет… — Прости, Дори. Мы с тобой отведаем его в другой раз, — огорчил гнома волшебник и повернулся к дочери. — А тебя хотят видеть. Сейчас. И… переоденься. — Девка — огонь! — подмигнул Бофур Фили, толкая его локтем в бок. — Чего он с ней так? — Потому, наверное, и так… — пожал плечами Фили, глядя вслед волшебнице.***
В покоях Повелительницы Лориэна были распахнуты окна. Шорохи ночи залетали вместе с ветерком и тревожили огонь в лампадах. Приятный полумрак окутал всю комнату, и тонкий силуэт эльфийской волшебницы, казалось, светился на фоне тёмного неба. Она стояла у окна, поглощенная созерцанием лишь одной ей видимых образов. — Проходи, моя дорогая! — произнесла Леди Галадриэль ещё до того, как Феанора успела перешагнуть порог. — Я рада нашей встрече, мама, — поклонилась в ответ девушка, испытывая лёгкий трепет. «И почему мне передалась её Сила, а не её красота!» — в очередной раз пожалела Феанора. Будто услышав её мысли, Леди Галадриэль подошла к девушке и легонько коснулась пальцами её лица: — Твоя красота сияет ярким светом. Она самобытна, как и ты сама. Присядь у огня. Повелительница отошла к балкону, а Феанора села в кресло, расправляя складки украшенного тонким орнаментом платья. — Ты очень повзрослела с момента нашей последней встречи, дорогая. Я знаю о твоих успехах и неудачах в познании Дара. Ты научишься, нужно время. — Спасибо, мама! — вновь склонила голову Феанора. — У тебя будет такая возможность — научиться всему, — чарующий голос Леди Галадриэль звучал размеренно и мелодично. — Митрандир ведёт гномов к горе. Им движут лучшие помыслы и желание защитить Средиземье от Тьмы всеми возможными способами. Но его вера в друзей безгранична. Он не всегда способен различить Тьму в их душах и сердцах. Она ненадолго замолчала, но вскоре продолжила, подходя ближе к девушке: — Торин Дубощит — благородный гном! Он неистово желает привести свой народ в их родные чертоги, и это желание затмевает всё в его сердце и разуме. Он отважен и силен духом, умён и осторожен, но есть одна вещь, которая способна подчинить и его волю, обратив её к Тьме. Аркенстон. Эльфийская Владычица посмотрела девушке в глаза, и Феаноре на мгновенье показалось, что она видит подгорного короля в его чертогах. Голову гнома венчала тяжелая корона. Он сидел в просторном каменном зале среди гор золота совсем один, без движения. Лицо его заметно осунулось, под глазами пролегли глубокие тени, и несколько седых прядей падали на лицо. Торин смотрел не мигая на Королевский бриллиант, не в силах оторвать взгляд даже на мгновение. И пустота этого взгляда испугала Феанору. Девушка с тревогой взглянула на эльфийку, и та продолжила: — Это ещё не всё. Погибнут тысячи… Феанора будто увидела башни и улицы, объятые огнём. Услышала крики людей, погибающих в пламени, метавшихся в попытке спастись. Она видела эльфийские сотни, схватившиеся с врагами, и орков, ступающих по их поверженным телам. Видела гномов, кидающихся в бой с победным кличем и захлебывающихся собственной кровью. Видение было столь ярким, что на глазах Феаноры выступили слезы, а дыханье сбилось. — Всё это неминуемо произойдёт, стоит только Торину Дубощиту завладеть заветным камнем. — Но как сделать, чтобы… — голос Феаноры сорвался, не позволив договорить. Она вскочила и в панике закрыла лицо руками, чтобы только не видеть ужасающие картины грядущего. Галадриэль обняла девушку, бережно вытерла слёзы с её щек. Затем нежно обхватила её лицо ладонями и медленно произнесла: — Ты сделаешь так, чтобы Аркенстон никогда не попал в руки потомкам Трора! — Я? Но как? И Гэндальф не позволит… — Митрандира не будет рядом, — ледяным голосом произнесла Леди Галадриэль. — Ты справишься сама! Феанора хотела возразить, но потемневшие глаза волшебницы смотрели на неё без всякого выражения, и слова застряли в горле. — Впереди длинный путь. У тебя будет время всё обдумать. Я уверена, ты найдёшь способ. Леди Галадриэль замолчала, и Феанора поняла, что разговор окончен. Она поклонилась и уже хотела уйти, но Владычеца вдруг взяла её за руку: — Ты про это никому не расскажешь. Феанора кивнула. — Если тебе понадобится моя помощь, я услышу тебя. И помни, ты была рождена для великих свершений и не вправе выбирать свою судьбу, — глаза владычицы были снова прозрачны, как летнее небо. — Мое сердце будет ждать нашей следующей встречи, дорогая. Феанора вышла на улицу и, втянув в себя ночной воздух, шумно выдохнула. В голове звенела пустота, будто разговор с матерью вывернул её наизнанку. — Прошу прощения, госпожа, — у выхода из покоев Повелительницы Лориэна девушку ожидал эльф. — Лорд Элронд послал за Вами. Он устраивает скромную трапезу и танцы в честь вашего прибытия и приглашает вас с Митрандиром присоединиться. Как же это было некстати! Девушка была растеряна и подавлена. Хотелось забиться в какой-нибудь тёмный угол и никому не попадаться на глаза, но правила этикета никто не отменял. Единственный, с кем Феанора хотела бы сейчас поговорить, был Лорд Элронд. «Если бы можно было всё ему рассказать! Что бы он ответил, узнав, перед каким выбором ставит меня мать?» Полуэльф был Феаноре другом и наставником, всегда понимал девушку, как никто другой. С самого её рождения он был рядом, и волшебница шла к нему со всеми радостями и печалями. Разумеется, Лорд Элронд не мог уделять девочке много времени, однако он никогда не делал различия между Феанорой и своими родными детьми. И несмотря на отсутствие родителей, она вспоминала свои детские годы, как самое счастливое время. Именно полуэльфу девушка доверяла свои секреты, но сейчас она должна была молчать. Она не представляла, как исполнит волю матери, но и отказаться она не могла. Феанора уже привыкла, что не властна над своей судьбой. В пятнадцать лет её мир перевернулся и никогда уже не стал прежним: ей открыли, что она Избранная Валар, а Митрандир и Леди Галадриэль — её отец и мать. Девочка была настолько потрясена услышанным, что до сих пор помнила урывками тот день, когда Лорд Элронд познакомил её с родителями и представил Совету Мудрых. В присутствии пятерых магов, Кирдана Корабела и полуэльфа, Леди Галадриэль объявила, что Дар Феаноры будет несравним по силе ни с чем другим и поможет в борьбе с Тьмой, но для его пробуждения необходимо участие всех присутствующих. Девушка стояла перед Советом бледная как мел. От осознания слов Владычицы голова шла кругом, лица магов тонули, будто в тумане. Её вывели из залы, и, уходя, Феанора слышала, как на Совете разгорался жаркий спор. Кажется, не все старцы спокойно приняли известие и хотели знать подробнее, на основании чего Леди Галадриэль говорит столь странные вещи. Каким образом Владычица убедила их тогда, девушка не знала, но вскоре ей сообщили, что все члены Белого Совета согласились провести Ритуал Пробуждения. Однако её происхождение так и осталось тайной для всех, кроме полуэльфа. Воспоминания, словно топкая трясина утягивали в прошлое, и к настоящему Феанору вернуло деликатное покашливание. — Госпожа, с вами всё в порядке? — эльф ещё был здесь. — Я провожу вас. Спустя четверть часа Феанора с натянутой улыбкой кружилась под неспешные звуки арф и флейт, придерживая подол изящного эльфийского платья.***
Торин вышел на открытую террасу и, кривя губы, наблюдал, как на другой стороне серебристого ручья в ажурной беседке веселятся эльфы. Хотя весельем это, пожалуй, можно было назвать с натяжкой. Несколько эльфов, среди которых он различил и Феанору, выделывали па под унылую, протяжную музыку. Остальные, как древние мраморные статуи, сидели за столом и о чём-то беседовали. «Везде успела!» — подумал гном, уже наслышанный о танцах на террасе, и облокотился о перила. Но оказалось, что на веранде он не один. В нескольких ярдах от него, за кустом шиповника, торчала ещё одна гномья голова. Скрестив руки на груди, Торин неторопливо обошёл куст. — Можешь даже не смотреть в её сторону, — угрюмо начал он. — Дядя! — Фили подскочил, как ошпаренный. — Я просто… задумался. — Полагаю, что знаю, кто именно занимает твои мысли. И мне это совсем не нравится. — Тебе кажется! — твердо ответил Фили и отвернулся. — Я слишком хорошо тебя знаю, Фили! Не смей врать мне в лицо! Я давно заметил, как ты на неё смотришь. Ты не понимаешь, во что ввязался! Она — дочь Гэндальфа, а её мать — эльфийка! Фили, разуй глаза — она эльф! — рявкнул Торин, ткнув пальцем в сторону танцующих. — А ты — гном! Балрог тебя забери! Гном! И наследник нашего рода! Ты помнишь, кто ты?! — Да, Uzbad. — Пойми, — немного смягчившись, Торин положил руку ему на плечо. — Это не твоя женщина! И она не может быть твоей… Не задерживайся тут. На рассвете мы выступаем.