Душа огня

      За окном таяла ночь. В шандалах спали свечи — волшебница не стала их зажигать. В её комнате царил полумрак. Серый свет раннего утра несмело струился через распахнутые окна, освещая резную мебель и стопки книг. Темнота уже растеряла всю таинственность, но продолжала укутывать туманом водопады и галереи Ривенделла, из последних сил сражаясь с приближающимся рассветом. Солнце ещё не показывалось из-за горных хребтов, и лишь первые отголоски рассвета робко прокрались к ногам волшебницы.       Феанора сидела на кровати, обхватив руками колени. На душе было тяжело и гадко. «За что она так со мной? Разве не заслужила я хоть немного тепла?» Девушка сжимала пальцами складки платья, чтобы не заплакать. Перед глазами стоял ледяной взгляд матери. «Когда я не знала родителей, было легче. Не ждёшь ни любви, ни заботы. Их нет, и ты ни на что не рассчитываешь. Не ожидаешь, что тебя поймут, примут со всеми твоими недостатками, прижмут к себе или просто взглянут ласково… как на дитя».       Лорд Элронд рассказывал девушке, как однажды Леди Галадриэль появилась в Долине Имладрис с младенцем на руках. Владычица целый год провела в уединённой обители, ожидая рождения дочери, а после пришла, чтобы оставить ему на воспитание Феанору. Именно так эльфийка назвала малышку при рождении, и лишь спустя многие годы, изучив историю прошедших эпох, девушке стало ясно, какое отношение вложила мать, наградив её таким именем. Сама Владычица исчезла из Ривенделла так же быстро, как и появилась, чтобы вернуться лишь через пятнадцать лет.       Время пришло, девочка узнала о родителях, и известие потрясло её до глубины души, всколыхнув самые смелые надежды. Когда их представили друг другу, Феанора не могла оторвать взора от царственной эльфийки, однако её красота показалась девочке холодной и неприступной. Вместо того чтобы броситься маме на шею, как она мечтала, Феанора лишь робко улыбнулась в ответ на сдержанную улыбку матери.       Гэндальф же оказался ее полной противоположностью и совсем не походил на того, кого девочка рисовала в своём воображении. Нелепая шляпа, видавший виды серый балахон, спутанные волосы и бородища никак не вязались с образом великого чародея. Зато он был приветлив и прямо-таки светился добротой, а ещё девочке понравились его глаза с хитринками. Феанора решила, что привыкнет и обязательно подружится с обоими родителями, но не всем её надеждам суждено было сбыться.       Теперь мысли девушки метались в беспорядке, пытаясь найти хоть какой-то выход из сложившегося лабиринта. Феанора прекрасно понимала, что для гномов значит Аркенстон. О камне ей рассказывал Гэндальф, и было очевидно, что сам чародей возлагал на него большие надежды. Говорили о нём и гномы. Все они рисковали жизнями, отправляясь в поход, и всё ради Королевского Бриллианта. Уговорить гномов отказаться от их планов навряд ли получится. Остаётся только обман. Значит, исполнение воли матери неминуемо обернётся предательством.       Феаноре вдруг вспомнилось, как Фили ссорился с Торином, чтобы отправиться к Одинокой горе. «Наверное, не просто было пойти против воли своего короля». На смену этому воспоминанию явилось другое — лица людей, сгорающих в драконьем пламени. Девушка содрогнулась. «Какое из зол меньшее? Что, если предательство обернётся спасением? Только скольких друзей и родных ей придется предать…»       Самым странным казалось то, что мать не доверяет Гэндальфу. Что за тайны? Почему не объяснить ему всё? Неужели он настолько заблуждается или Галадриэль чего-то ей недоговаривает? Как предать собственного отца, который был так добр к ней все эти годы? Учил, оберегал, помогал справиться с Силой… Который взял её в поход, несмотря ни на что! Ведь именно благодаря ему она теперь идёт к Одинокой горе. Как она будет смотреть старику в глаза, если украдёт Аркенстон? Как о таком вообще возможно помыслить?       Феанора съежилась и что было сил сдавила голову руками: «Как я могу принять такое решение? Невыносимо…» Её метания прервал осторожный стук в дверь. Ругаясь сквозь зубы, девушка слезла с кровати.       На пороге стоял Бильбо. Его выстиранный кафтан был аккуратно застёгнут на все пуговицы, на поясе красовались ножны, а довершали картину длинный дорожный плащ и вещевой рюкзак за спиной. «Никак домой собрался!»       Хоббит смущённо поджал губы и окинул её печальным взглядом:       — Простите за беспокойство, госпожа. Никак не мог уйти не простившись… Хотел было вчера к вам зайти, да вас всё не было.       — Ты всё же решил вернуться?       — Вернуться? Да что вы! — хоббит удивлённо захлопал глазами и пояснил. — Отряд уходит на рассвете. Все уже собрались. Вот я и решил…       — Отряд покидает Ривенделл? Сейчас?       — Ну да. Вы разве не… — он осёкся, не зная что сказать.       — А почему ты решил, что я остаюсь?       — Так ведь с самого начала уговорено было. Я и сам слышал, как Гэндальф с Торином договаривались, что вы идете с отрядом только до Ривенделла. — Хоббит сконфуженно замолчал.       От изумления Феанора села на кровать. «Почему он не сказал мне? Почему?» — она снова чувствовала себя пешкой в чужой игре. Снова ничего не понимала. Всё вокруг рушилось, будто воздушные замки Валар, оползая, теряя свою форму и суть. «Что задумал отец? Почему он вообще решил взять меня в этот поход? И почему теперь оставляет в Ривенделле?» Волшебнице вспомнилась странная перемена его решения, то, как жестко он отказал ей накануне похода, но вдруг передумал и согласился взять её с собой в последний момент.       — Госпожа, мне надо идти… — Бильбо в нерешительности переступил с ноги на ногу. Понимая, что сболтнул что-то лишнее, он совсем приуныл.       — Гэндальф с отрядом? — сдержанно спросила Феанора.       — Нет. Гномы решили его не дожидаться. Говорят, какой-то белый волшебник прибыл в Ривенделл, и Гэндальф беседует с ним.       — Возможно, так даже лучше, — задумчиво проговорила Феанора. — Подожди меня. Я мигом.       Захлопнув дверь перед носом у растерянного хоббита, девушка кинулась собирать вещи. «Сидя в Ривенделле я точно не разберусь, что творится вокруг», — Феанора скрипела зубами от злости, щёки её пылали.       Походный мешок так и валялся неразобранным в углу. Кое-как запихав в него чистую смену одежды, волшебница быстро переоделась в походное, схватила со стола сумку с травами и выскочила из комнаты. Хоббит заметно приободрился, но так и не решился ничего спрашивать, и они поспешили к гномам.       По пути Феанора остановилась около эльфийских кладовых. Бильбо встал столбом в дверном проеме и, затаив дыхание, обводил взглядом окружавшее его великолепие. Похоже, эльфы нарочно потчевали гномов овощами и салатом. Чего здесь только не было! Восхитительные сыры и свежайший окорок, копченые ребрышки и жбаны с элем, вяленое мясо всевозможных сортов, спелые фрукты и душистые ягоды, пузатые горшки с ароматным мёдом, а ещё вяленая рыбка, сливочное масло и, страшно подумать, — шоколад… Такого изобилия хоббит не видел ни разу в жизни, разве что в самых сладких снах. Он так увлёкся созерцанием эльфийских запасов, что девушке стоило некоторых усилий обратить на себя его внимание.       — Бильбо! Бильбо, помоги мешок с мукой донести, — попросила она, запихивая в сумку горшок с мёдом, склянку масла и пряности.       — Ааа? Госпожа, а зачем мука? — недоуменно уставился на неё хоббит.       — На ближайшей стоянке напеку себе лембос. Раз уж на меня не рассчитывали, то и кормить, верно, не будут, — улыбнулась девушка.       — Эльфийский хлеб! — восхитился Бэггинс. — Меня угостите за то, что я мешок тащил?       — Конечно, друг мой! — ответила девушка, водрузив на мешок с мукой кулёк сушеных фруктов, отчего хоббит окончательно просиял.       — Может, ещё что-нибудь прихватим? Например, те копчёные ножки очень даже могут пригодиться, и яблоки — пирог испечь, и шоколад, и… — Бильбо оглянулся на Феанору. — Ладно. Ограничимся мукой и фруктами.       Прижимая к сердцу драгоценный груз и поминутно оглядываясь на призывно распахнутые двери кладовых, он поплёлся вслед за волшебницей.       Гномы уже собрались на каменной площадке у моста и нетерпеливо придерживали пони. Первое, что бросилось Феаноре в глаза, — недовольный взгляд Торина.       — Гэндальф остаётся в Ривенделле, — недвусмысленно обронил он, сверля девушку взглядом.       — Да. И велел мне отправляться с вами. Он догонит отряд в горах, а пока вам понадобится провожатый. — Волшебница старалась смотреть в холодные глаза короля без тени смущения. — Потом я вернусь в Ривенделл.       Торин слегка склонил голову на бок и теперь глядел на волшебницу оценивающе, будто прикидывал, — стоит ли терпеть её присутствие ради туманной выгоды. Его взор словно проникал под кожу, пробираясь в сознание, заставляя волшебницу трепетать и судорожно сжимать за спиной пальцы. Не выдержав, Феанора отвела взгляд, и ей показалось, что сейчас он её прогонит. В этот краткий миг она увидела глаза Фили — сочувствие в них мгновенно сменилось спокойной решимостью. Гном сдвинул брови и слегка качнул головой, давая понять, что она всё делает правильно. «Сколько же раз он вот так стоял перед дядей?» — мелькнуло у неё в голове, и девушка вновь подняла взор на Торина.       Король удивлённо изогнул бровь: он не ожидал продолжения этого молчаливого противостояния. Потратив ещё пару секунд на созерцание волшебницы, он скомандовал: «По коням!» — и отвернулся. Феанора облегченно выдохнула и поискала глазами Фили, но его уже не было рядом.       Бильбо, пытавшийся тем временем приторочить мешок к седлу, чуть не опрокинулся на землю вместе с мукой, и волшебница поспешила ему на помощь. Через пару минут они оба сидели на своем пони, готовые отправиться в путь.       Вокруг было тихо. Долина ещё спала, сонные гномы ехали молча, лишь пони позвякивали подковами о камни. Первые рассветные лучи окрасили алым хребты Мглистых гор, и у Феаноры внутри всё сжалось. Последний приют оставался позади, она сделала выбор. Тревожные мысли овладели волшебницей, и она изо всех сил стиснула поводья, чтобы не передумать. Хоббит снова сидел у неё за спиной. Но сейчас он молчал, и Феанора знала, что его лицо печально.       Солнце скользило по мрачным отрогам гор, захватывая всё новые территории. Его лучи пронзали ночные тени, притаившиеся в укромных уголках ущелий, и тьма поспешно отступала, возвращая миру привычные очертания и краски. Умытая росой зелень просыпалась, оживая трелями мелких птах. Наступившее утро будто сдернуло с волшебницы паутину мрачных мыслей. Ехать стало легче, и она выпрямилась в седле, всей душой принимая новый день.       Ближе к полудню отряд выехал на наезженную дорогу. Феанора догнала Оина и пустила кобылу рядом с его лошадкой. Со старым гномом было сложновато вести беседу — он был туг на ухо — но иногда они всё-таки обсуждали знахарские тонкости. Отправляясь в лес по просьбе Бильбо, волшебница собирала и лечебные травы, а потом делилась со старым лекарем своими запасами. Гном был доволен и всегда вежливо её благодарил. Сейчас он улыбнулся и молча кивнул Феаноре. В ответ она протянула ему небольшой сверток.       Эльфы Ривенделла многие травы заворачивали в крупные листья бука. Конечно, это не мэллорн, как в Лориэне, однако в них побеги дольше не засыхали и сохраняли целебные свойства. Феанора вдобавок накладывала на свёрток руну охранения, что позволяло хранить травы свежими по несколько недель.       — Ацелос, — громко произнесла волшебница, склоняясь к слуховой трубке гнома и отдавая ему сверток.       — Ооо! Спасибо! — Оин заулыбался, смешно поднимая кустистые брови и подёргивая пышной нечёсаной бородой.       Крайне довольный ценным приобретением, он упрятал ацелос в походную сумку. В ней хранились лекарственные запасы и инструменты, с которыми лекарь никогда не расставался.       — Надеюсь, не пригодится, — пробормотала Феанора, придерживая пони.       — Ну что ты! Конечно годится! В таком-то кульке! — Оин потряс сумкой в воздухе и мечтательно добавил. — Кабы нам с тобой ещё листья волчьей ягоды так зачаровать — уж больно быстро портятся, а ведь полезная штука. От нарывов всяких, от коросты, если на кость зараза пошла…       Девушка внимательно слушала гнома, мерно покачиваясь в седле, а хоббит за её спиной зеленел и тяжко вздыхал, то и дело горестно поминая матушку. Ему такие разговоры были совсем не по сердцу.       Белоснежные вершины приближались. К вечеру, миновав холмистое предгорье, отряд расположился на ночлег у самых скал, дальше начиналась бесконечная тропа наверх. Горы надвинулись на волшебницу. Всей кожей ощущая их величие, она чувствовала себя ничтожной крохотной песчинкой. Сотворённые ещё в Предначальную Эпоху Мелькором, Мглистые горы несли в себе цель помешать Оромэ охотиться в Средиземье. В те времена они были намного выше, но и теперь каменные громадины, уходящие в тёмную бесконечность ночи, давили на Феанору, внушая благоговейный страх. Где-то там, на самой вершине хребта, девушке мерещился Высокий Проход, сотворённый Оромэ для первых эльдар. При мысли об этом волны страха отступали, а в душе зарождался живой огонёк надежды.       Феанора расположилась у костра, вымешивая в деревянной миске пресное тесто и стараясь не покидать без нужды освещённый пламенем круг — так она чувствовала себя более защищённой, и горы немного отдалялись. Хоббит вертелся рядом, запоминая новый рецепт, гномы устраивались на ночлег. На них горы не действовали угнетающе, скорее их приближение придавало им сил.       Сидя на бревне у огня, волшебница затылком ощущала чей-то взгляд, будто прожигающий насквозь. Когда терпеть уже не было сил, она резко обернулась. В темноте поблескивали светлые глаза, в которых отражалось пламя костра. Фили смотрел на неё в упор, и девушка ответила улыбкой. Гном дёрнулся будто от ожога и отвёл взгляд.       На утро Бильбо бодро хрустел эльфийским хлебцем, нахваливая его медовый вкус. Когда гномы собрались у костра, Феанора предложила им попробовать лембос. Торин окинул её смурным взглядом и, сухо поблагодарив, отвернулся. Остальные также вежливо отказались и уткнулись в свои миски с перловой кашей. Когда завтрак был окончен, и гномы отправились седлать пони, Бомбур, смущенно улыбаясь, подошёл к Феаноре. Не говоря ни слова, она завернула пару лепешек в листья бука и протянула гному. Тот молча кивнул и поспешно распихал угощение по бездонным карманам.       Начался подъем в горы. И если поначалу пони упрямо брели вверх, то уже на второй день отряду пришлось спешиться и вести лошадок в поводу, чтобы они не переломали ноги. Гномы уверенно громыхали тяжелыми сапогами по скалистой тропинке, мертвой хваткой вцепляясь в отвесную стену ущелья. Хоббит и девушка еле поспевали за ними, ловя неодобрительные взгляды уже не только одного Торина. Оба двигались медленно и неуверенно, то и дело останавливаясь и оглядываясь на мелкие камни, срывающиеся в пропасть, на дне которой клубился туман.       В довершение ко всему, стремительно портилась погода. Ещё недавно накрапывавший дождь превратился в хлесткий ливень. Он сплошной стеной лился из свинцовых туч, готовый смыть всё на своем пути. Путники ступали по скользким камням, то и дело рискуя сорваться в пропасть вслед за бурлящими потоками воды. Ветер, казалось, соревновался с дождём, швыряя брызги в лицо и срывая плащи. Горы то и дело содрогались от оглушительных ударов, и вскоре стало понятно, что это не просто гроза — среди скал показались грозные фигуры каменных великанов. У Феаноры от страха потемнело в глазах, пони испуганно заметались, и в следующий миг лошадь Глоина сорвалась в пропасть. Сам Глоин и шедший рядом Бильбо чудом удержались на мокром карнизе.       — Так мы долго не продержимся! Нужно найти укрытие! Фили, Кили, проверьте, что впереди! — закричал Торин, откидывая бесполезный капюшон. Вода ручьями стекала по его и без того мокрым волосам, с ресниц срывались капли.       Цепляясь за скалы, братья поползли вперёд по тропе. Через четверть часа они вернулись, указывая в непроглядную пелену дождя — отряд приближался к пещере.       Ещё через полчаса измученные путники ввалились под холодные каменные своды. Тесновато, но хоть какое-то убежище! Пони завели в один из закутков, и перепуганные лошадки немного успокоились. Пещера казалась совершенно заброшенной, никаких следов опасности гномы не нашли, однако костёр Торин разводить запретил. Пришлось довольствоваться лишь скудным светом факела и сухим пайком вместо горячего ужина.       Буря и тяжелый подъём окончательно лишили сил. Переодевшись в сухое, гномы захрапели, благодарные Махалу за короткую передышку. Дождавшись, пока они сомкнут глаза, Феанора полезла за сменной одеждой, но её ждало разочарование. Впопыхах засунутые вещи вымокли до последней нитки, как и большая часть содержимого мешка. Хорошо ещё, что эльфийские лепешки волшебница спрятала в сумку с травами.       Холод пробирал до костей, в сапогах противно хлюпало, с мокрых волос стекали за шиворот капли воды. Руки заледенели до такой степени, что пальцы казались деревянными и упорно не хотели гнуться. Феанора попробовала согреть их собственным дыханием. С её губ сорвалось и растворилось в воздухе маленькое облачко пара, но теплее не стало.       Бильбо, переодевшись в сухое и умяв половинку эльфийского сухарика, видел уже десятый сон. Гномы храпели наперебой, кинув под головы вещевые мешки и подставив друг другу спины, чтобы быстрее согреться. Лишь Бофур, поплотнее укутавшись в драное пальто и натянув шапку на самый нос, сидел у выхода — ему выпал первый дозор.       Феанора вдруг поняла, что ни разу в жизни не была за пределами Ривенделла без волшебников или знакомых эльфов. Она никогда не путешествовала в одиночку.       Жутко захотелось домой. Окружавшие её гномы казались сейчас чужими, а их безразличие и черствость задевали как никогда. Укутавшись в сырое шерстяное одеяло, Феанора прислонилась к стене и попыталась уснуть.

***

      Пылающий камин потрескивал смолистыми сосновыми поленьями, даря тепло и разбрасывая по бревенчатым стенам алые блики. Просторная таверна была полна гомонящего народа. Гномы ели дымящееся мясо, закусывали кровяной колбасой и печёным на сале картофелем, хлебали эль и грог, нахваливая добрую стряпню, забористую выпивку и гостеприимного хозяина. Кто-то, окончил трапезу и, раскурив трубку, резался в кости. Иные травили байки, горланили песни и просто веселились. Перед Фили на видавшей виды дубовой столешнице выстроились в ряд семнадцать пузатых кружек душистого пенящегося эля, и он в предвкушении потирал ладони. Лавка напротив жалобно скрипнула — крякнув от удовольствия, за стол уселся Двалин и провёл пятернёй по лысой макушке. Перед ним также красовалась череда наполненных кружек. Предвкушая любимое зрелище, к столу начали подтягиваться гномы.       — Вот не сойти мне с этого места, перепью я тебя сегодня! — благодушно подначивал учителя Фили.       — Не сойдёшь. Это я тебе обещаю! Кабы не пришлось тебя до дома на себе переть, как в прошлый раз! — хохотнул Двалин.       Фили на это лишь загоготал. Он вообще редко помнил, как после подобных вечеров попадал домой. В конце каждой недели они с учителем устраивали подобное состязание — пили, а потом тягались на руках. Бывало, что и Фили заставлял грозный кулачище Двалина стукнуть костяшками по столу. Хотя, чего греха таить, частенько пирушка затягивалась до утра, и учителю приходилось помогать молодому гному добираться до постели. Благо в таверне на сей счёт имелись комнаты, поэтому являться в подобном виде перед роднёй не приходилось.       Благородный потомок Дьюрина как раз прикидывал, на что ещё сгодились бы эти комнаты, оглядывая фигуристую разносчицу, мелькающую между столами, когда Кили хлопнул его по плечу:       — Раз, два, три… Пьём! — лихо гаркнул братец над самым ухом, и, забыв про девицу, Фили с наслаждением окунул усы в пенную кружку.       Однако и деревянная кружка, и ароматный эль разом пропали у него из рук. С ними пропала и любимая таверна, что было уж совсем подозрительно. Вокруг повисла тускло-серая мгла, и гном с досадой почувствовал, как кто-то перешагнул через его ноги. Ещё несколько мгновений Фили безуспешно пытался ухватиться за клочья столь приятного сновидения, но не тут-то было. Рядом с ним кто-то упорно шуршал и копошился. Поминая про себя всю подгорную нечисть во главе с их мамашей, гном нехотя приоткрыл один глаз.       Волшебница, присев около Бильбо, тормошила полурослика за плечо. Хоббит возился, недовольно бурча что-то себе под нос, даже пытался брыкаться, но глаз не открывал.       — Бильбо, прости. У т-тебя нет сменной рубахи? — зашептала девушка, склоняясь к уху полурослика. Тот пробубнил что-то невнятное, поворачиваясь на другой бок.       — Что? — переспросила Феанора, но хоббит замолчал. — Бильбо! Ну п-проснись же!       — Нет уж, позвольте! Поставьте чашки на место… это матушкин сервиз, — бубнил Бильбо, не открывая глаз. — Вы не понимаете… это мой дом.       Лицо хоббита расплылось и просветлело, будто он встретил давнишнего друга, и девушка оставила попытки разбудить его. Вместо этого она принялась растирать ладонями плечи. Её посиневшие губы едва уловимо вздрагивали.       «Замерзла. Во дурёха — рубаха-то, кажется, мокрая на ней! — сообразил Фили. — Нет. Не пойду, Торину обещал». Он зажмурился, накрывшись с головой, но вскоре снова высунул нос из-под теплого одеяла. Феанора уже склонилась над Оином, но в последний момент передумала его будить. Взгляд её упал на Бофура — отчаянно зевая, усатый гном раскуривал трубку. Поколебавшись, девушка двинулась к нему.       «Ну уж нет! Знаем мы, как этот прохиндей девиц на постоялых дворах окучивает!» — Фили подскочил с пола, даже позабыв посмотреть, спит ли дядя. Феанора удивленно уставилась на него и замерла, сжав руками плечи. Подхватив свои вещи и одеяло, гном пробрался между спящими, приложил палец к губам, огляделся, и сжав её ледяную ладонь, повёл девушку вглубь пещеры. Бофур проводил их заинтересованным взглядом.       Отойдя подальше от остальных, Фили развернул Феанору лицом к себе. Она смотрела на него стеклянными глазами, неестественно прижимая руки к подбородку; её била крупная дрожь.       — Махал! Да ты совсем закоченела! — расстелив сухое одеяло у стены, он усадил на него девушку.       — С-сменная рубаха н-найдется? М-мои вещи в-вымокли, — стуча зубами, выдохнула она.       — А то! Конечно, найдется, — подмигнул гном и принялся расстёгивать пояс.       Волшебница подняла на него опасливый взгляд, и Фили заметил, как она вжалась в стену. На одеяло упал наборный пояс с подвешенными к нему метательными топорами, пара ножей и наручи. За ними последовали ещё четыре ножа и толстая куртка с мехом. Выудив из-за пазухи очередной кинжал, Фили снял кожаные доспехи и, стянув рубаху, опустился рядом. Девушка настороженно притихла.       — Только сменную ты спалила, — сверкнул зубами гном, протягивая девушке ещё тёплую рубашку.       Послышался облегченный вздох, Феанора принялась поспешно развязывать шнурки на груди. Скользнув взглядом по её рукам, Фили нехотя отвернулся и, покопавшись в мешке, выудил потертую флягу с затейливым орнаментом.       Девушка уже переоделась и теперь неловко сжимала негнущимися пальцами огромный ворот, сползающий с плеч. Когда гном протянул ей флягу, она снова наградила его недоверчивым взглядом. Побултыхав содержимым, Фили приложил горлышко к губам волшебницы, но уже через мгновение пожалел о содеянном. Феанора сделала лишь глоток — её глаза неестественно расширились, на них навернулись слезы, и на пару секунд она перестала дышать, а потом зашлась приступом безудержного кашля. Оглянувшись по сторонам, Фили сгреб её в охапку и привлёк к себе, чтобы не перебудить весь отряд. Она уткнулась ему в плечо, продолжая захлебываться кашлем.       — Т-ты с-смерти м-моей х-хоч-чешь? — наконец прохрипела Феанора, подняв на гнома измученный взгляд, её всё так же трясло.       — Тихо-тихо… Ну не сердись. Хочешь, я тебе этой штукой пяточки разотру? — предложил он, пряча улыбку в пшеничных усах.       Волшебница промолчала. Лицо её побледнело ещё сильнее, и гному показалось, что она вот-вот потеряет сознание. На шутки и церемонии времени больше не было. Усадив волшебницу к себе на колени, как малое дитя, гном прижал её к обнаженной груди, а сверху накинул свою куртку. Кожа девушки была как лёд, и от внезапного тепла Феанору передернуло. Она вяло попыталась отстраниться и даже хотела было что-то сказать, но дрожащие губы не слушались, а сил хватило лишь на то, чтобы уронить голову гному на плечо.       Фили пылал словно горн. Притворяться самому перед собой уже не было смысла. Ему нравилось ощущать её тело в своих руках. Прижимая девушку к себе, он чувствовал, как тепло постепенно возвращается в её продрогшие ноги и руки. Кажется, она даже задремала, уткнувшись носом в его шею и волосы. Гном сидел не шевелясь, вдыхая еле уловимый аромат её кожи, лишь чуть наклонил вперёд голову, чтобы коснуться щекой волос. «Мягкие, — Фили прикрыл глаза. — Почему у неё так медленно бьётся сердце? Сильно замёрзла или у эльфов всегда так? Эльф…» Он ещё раз произнес про себя это слово. Перед глазами мгновенно возникло лицо дяди: «Это не твоя женщина. И она не может быть твоей!» Слова короля врывались в сознание раскаленным металлом, оставляя ожоги на бешено бьющемся сердце. «Кого я пытаюсь обмануть?» Гном сильнее прижал к себе девушку, желая быть ещё ближе, ощутить и запомнить каждый изгиб её хрупкого тела. Он не в силах был сейчас её отпустить.       Около самого уха послышался хриплый шепот, возвращая гнома из заоблачных далей:       — Благод-дарю, мне уже намного лучше, — Фили показалось, будто она коснулась его уха губами, или это было её дыхание?       — Согрелась? — спросил он, не спеша отпускать волшебницу, она молча кивнула.       Они так и сидели в углу пещеры. Фили вдруг понял, что совсем разомлел от близости её тела, запаха волос, её лёгкого и неуловимого дыхания, которое он пытается ловить щекой. Гном поспешно сдвинул светлые брови и решил завести разговор, чтобы хоть немного прийти в себя, но в голову ничего путного не шло.       — Как это ты без сухой смены осталась? — собственный голос показался чужим и хриплым.       — Собиралась в спешке. Мешок плохо увязала.       — А ты не умеешь разве штуки всякие выделывать, как Гэндальф? Ну там, огонь из пальца высечь или сделать, чтобы дождь за шиворот не лил?       — К сожалению, нет. Мне не доступна бытовая магия. — Волшебница продолжала едва ощутимо вздрагивать.       «Дрожит ещё…» — не сдержавшись, Фили провёл ладонью вверх по её спине, и его пальцы скользнули по гладкой коже — широкий ворот рубахи сполз, обнажив её плечо и шею. Волшебница моментально отстранилась, кинув на гнома встревоженный взгляд.       — Чего так переполошилась-то? Я же просто грею, — гном уже ругал себя за секундную слабость.       — Откуда мне знать, чего от тебя ожидать, — серьезно ответила волшебница.       — Эльфы разве бросаются на своих женщин?       — Эльфы — нет. Но ты — не эльф.       — Я гном! — Гордо сверкнул глазами Фили. — А гномы на женщин не кидаются! Мы не дикари!       — Ну почему же, я знаю одного такого гнома, — заметила она, глядя на него.       — Быть не может! И кто… — он осёкся и замолк, багровея до кончиков ушей.       Феанора внимательно вглядывалась в его лицо, видимо, пытаясь понять — смутился он или злится. Помолчав некоторое время, Фили продолжил, пытаясь подобрать подходящие слова и запинаясь:       — Прости меня, ну что я… тогда у озера… Сам не знаю, что на меня нашло. Прям наваждение какое-то…       Похоже, волшебница не сердилась. Она накрыла его ладонь своей и слегка сжала пальцы, будто успокаивая. Однако глаза её смотрели с лёгкой усмешкой:       — Или моя магия так подействовала…       Она всё так же сидела у него на коленях, и гном снова касался рукой её спины, но слова волшебницы долетали словно издалека. Он смотрел ей в лицо, а видел лишь губы, медленно раскрывающиеся и манящие, словно бутон дикого шиповника, который так хочется сорвать или хотя бы дотронуться.       — Определенно, как-то твоя магия подействовала, — прошептал он, сглотнув.       Волшебница прикоснулась к шраму на его груди, и Фили вздрогнул.       — Всё ещё больно? — удивилась она.       — Руки у тебя леденющие! — проворчал гном, но тут же вновь поднял на неё взгляд. — Позволь, я погрею.       Он взял её ладони в свои.       — Браслеты у тебя какие диковинные. Они вроде светились? — Фили дотронулся до металла, оценивая работу.       Браслеты были совершенно одинаковыми, сработанными явно не в гномьих мастерских. Поверхность их полностью покрывали непонятные руны. К своему удивлению, металл он тоже не смог опознать, хотя хорошо был знаком с ювелирным делом. Слишком массивные и широкие, они совершенно не годились для тонких рук волшебницы и выглядели чем-то чужеродным на её узких запястьях.       — Не подходят тебе эти украшения. Я бы сделал лучше! — гордо изрек он.       — Это не украшения, — Феанора попыталась убрать руки.       Фили поймал узкие ладони, не желая их отпускать, и один из браслетов сдвинулся, обнажая бесчисленные рубцы от ожогов на запястьях.       — Что это? — он удивленно поднял глаза.       — Плата за моё волшебство, — помолчав, нехотя ответила волшебница.       — Это от браслетов? — не унимался гном. — Но почему? Ты что, не можешь их снять?       — Не могу. Это могущественный артефакт. Я пока не научилась полностью подчинять себе потоки Силы, которые проходят через моё тело, когда я колдую. Гэндальф сделал их, чтобы я могла вовремя остановиться. Боль — самое простое средство добиться этого. — Феанора отвернулась.       Фили смотрел на неё округлившимися глазами. «Как Гэндальф мог поступить так с собственной дочерью? Зачем? — это не укладывалось в голове. — Почему старик вообще взял её к Горе, зная, на что мы идём?» Она была такой хрупкой и беззащитной. Мысль о том, что кто-то может причинить ей вред, показалась гному нестерпимой. Девушка вдруг заглянула ему в глаза и тихо проговорила:       — Спасибо, что поддержал меня вчера… с Торином. Это придало мне сил. Теперь я понимаю, каково тебе.       Феанора умолкла, а гному показалось, будто она дотронулась до его обнаженной души. Он слегка сдвинул браслет и прикоснулся к израненной коже губами.       В этот миг послышался гул и едва уловимый скрежет металла, пол пещеры задрожал и по нему разбежалась паутина трещин.