К. И. О. Р.

      И так, от концерта до концерта, они возрождали те чувства, которые, казалось, уже почти окончательно сдали позиции в этой вечной невербальной войне обиды, боли и горечи — против любви, нежности и теплоты. Играть становилось всё тяжелее. И в какой-то момент, война невербальная, перешла на стадию войны именно реальной, настоящей. Где-то глубоко, обе знали, чем всё кончится. Но это не мешало им цепляться за последнее что осталось. Отношения потихонечку сошли на «нет» теперь не только между ними, но и в самом коллективе. Появилась некая холодность. Отстраненность. Даже пренебрежение. И Света понимала, что она — одна, и что она проигрывает. И всё чаще приходили в голову всегда безответные вопросы: «А стоит ли бороться? Стоит ли сражаться за то, что, очевидно, вряд ли удастся сохранить?» И если на двух враждующих фронтах, фронт «Светлана Сурганова» больше склонялся к простейшему и такому нужному сейчас, такому, казалось, правильному ответу: «Да, конечно, стоит! Это стоит всего», то фронт «Диана Арбенина», уже начал медленно клониться в сторону противоположного варианта окончания этой войны. Ведь так меньше проблем, меньше сил, а самое главное — меньше боли. Для обеих. Но вопрос висел в воздухе. Бои велись. И каждый день то одна, то другая что-то теряли, что-то проигрывали, что-то отдавали, тем самым отмечая это печатью невозврата…

***

      Одна из многих репетиций. Митя, снова нацепивший маску «вселенской невозмутимости», спокойно отыгрывает свои партии. Ровно, без запинок, с поражающим спокойствием. Ваня, гораздо менее спокойный, но старающийся сдерживать себя, долго пристраивается к гитаре. Света чуть поодаль, прислонившись к колонке, спокойно притирается к своей скрипке. Минут через двадцать подошёл басист. Все в сборе. Нет только Дианы. И все это знают. В таком же тяжелом, почти траурном молчании проходит еще полчаса. Митя начинает суетиться, теряет свою великую маску спокойствия во всём. Света отыгрывает свои партитуры, всё чаще поглядывая на часы. Сорок минут. Час прошел. А Дианы нет. Света кидает недружелюбный взгляд на Горелова и спрашивает, с нажимом на каждое слово: — Где она? — Звонила, сказала что едет. — Давно? — Минут десять назад. Снова напряженное молчание. Еще двадцать минут. Очередной, уже раздраженный взгляд Светы и далеко не спокойный вопрос: — Митя, где она? Ты звонил? — Нет, она сама мне звонит. Свет, спокойно, сейчас придет… Через пятнадцать мучительно долгих минут, тщательно отслеженных внимательным взглядом Светланы на часах, в зале распахиваются двери. Входит Диана. На губах — улыбка, походка — свободна, гитара в чехле на плече. — Всем салют, простите, опоздала, сейчас пробки страшные, не добраться, — прыжком вскакивает на сцену, при этом чуть пошатнувшись при приземлении. Пару улыбок Горелову, кивок головой Ваньке. — Так, что играть будем, парни? — весело спросила Арбенина. Света усмехнулась. Диана не сочла нужным это заметить. Иволга вступил в обсуждение. — Диана, ну понятно, «31 весну» они сами попросят, её тогда на бис, если вдруг что, а в начале программы для разогрева можем сыграть… За легким обсуждением плейлиста проходит минут пятнадцать. Светлана никак не участвует в разговоре. Когда, наконец-то решили, что играть, Диана с улыбкой расчехлила гитару и плюхнулась на стул подтягивать колки. Света тихо подошла к ней слева и, взявшись за спинку стула, чуть нагнулась и железным голосом спросила: — Ты где была? Ты хоть представляешь, насколько ты опоздала? — Да, и тебе привет, Сурганова, я не помню, чтобы должна была перед тобой отчитываться… — небрежно отвечает Диана, не поднимая глаз от гитары. — А, вот значит что, ясно всё с тобой… — Света наклонила голову, голос на тон ниже. — Дин, это уже не смешно. Ладно я… С нами всё ясно, мы с тобой — это мы с тобой, но ребята ведь не обязаны тут тебя дожидаться. У них, может быть, планы… — А ты, значит, осведомлена обо всех их планах? И вообще, откуда в тебе эта дотошность? Ну опоздала, подумаешь… А ребята, сколько надо — столько и будут ждать. Они мне претензии тут что-то не выставляют, в отличие от тебя. Света выпрямилась. Последнее слово, на котором Арбенина явно сделала акцент, больно резануло скрипачку. Она отошла на шаг. Диана резко встала, рубанув по струнам гитары. — Так, всё, играем, парочку сейчас прогоним, потом перерыв… Диана на ходу подняла с пола кем-то из ребят недопитую бутылку пива и, сделав пару уверенных глотков, поставила её на столик в углу сцены. Света сделала шаг навстречу ей. — Дин, почему ты… — Что?! Диана развернулась так резко, что Света даже качнулась назад. Парни, буквально почувствовав эту молнию льда, которая в тот момент проскочила между ними от Дианы к Свете, опустили глаза, понимая, что это явно было тем, что им видеть не положено. Света замерла на месте, всё ещё утопая в глазах Дианы. Её взгляд, теперь такой… Жёсткий, колючий… Холодный. Где-то на дне зеленых омутов застыл свинец, своей железной прохладой обрекая на провал все возможные будущие попытки что-то сказать. А на поверхности — огонь, сжигающий всё, что когда-то Диана этими глазами дарила скрипачке… Света выдохнула и опустила глаза, медленно сев на стул. Она еще не помнила, чтобы Диана наградила её ТАКИМ взглядом. Это было больно. Тишина длилась меньше минуты. — Ничего, — выдохнула Света. Диана отступила, будто отпуская себя. Свете даже показалось на секунду, что Арбенина пожалела о таком, настолько резком и остром выпаде… Но это была лишь доля секунды. Диана расправила плечи и отвернулась от скрипачки, стараясь смотреть через плечо на Горелова. -Ну, поехали, Вань, ты первый, Мить, вступай там, не забудь… И Ваня, пожав плечами, подчинился, беря низкие гитарные аккорды. Света взяла в руки скрипку…