Сокровище

       Недолго Барбосса пребывал в радости от того, что правда, наконец, открылась ему. Он не просил Воробья рассказывать о его бесконечных любовных похождениях, и ему не было интересно, что он там думает об идеальной женщине. Так, чего хочешь, совсем настроение испортит. -- А я рассказывал о той итальяночке, которая была такая гибкая, что любила на идеальный мостик вставать во время утех? – протараторил Джек. -- Да, раз пятнадцать, – раздражённо выпалил Гектор. -- Тогда расскажу в шестнадцатый, ибо не уверен, что рассказывал в первый раз, – продолжил Птах. – Так вот, эта Франческа… или Лаура… или Джулия… Неважно, главное, что итальяночка, подходит ко мне как-то с букетом ромашек… -- Да мне наплевать на твою итальяночку с букетом ромашек! – закипел Барбосса, повысив голос. – Будь добр, заткнись и не беси меня! -- Но эта история красивая и романтичная, почему ты не хочешь послушать? -- Не хочу и всё тут! -- Ага, я понял, тебе просто не с чем сравнить. Тебя однажды по головке погладили, уже романтика. Зависть – грех.        Больше Гектор не мог терпеть этого клоуна. Он резко развернулся и влепил Воробью знатную затрещину, отчего последний грохнулся в лужу. Джек скорчил недовольную рожу, поднялся, отряхнулся и принял горделивый вид. -- Вообще-то я могу вызвать тебя на дуэль за столь вопиющее проявление неуважения, – заявил он. – Но, поскольку, меня волнует судьба бедной девочки, нашедшей неуправляемого отца, я не хочу её расстраивать, а по сему пойду, поищу более благодарного слушателя. -- Где поищешь? -- В какой-нибудь славной таверне. -- Вот и иди, сыскарь. Может, дружка своего пропитого встретишь. И постарайся не потопить нас с Сюзанной, если в руки властей попадёшься. -- Не бойся, Сюзанну не потоплю точно.        Гектор решил просто промолчать в ответ. Ему не хотелось становиться похожим на своего заклятого друга. Быстрыми шагами он направился назад, к пансионату, а Джек не стал ждать, пока его окликнут, а просто отправился на поиски таверны. Барбосса проводил его брезгливым взглядом.        «И за что я терплю этого дурака? Его матери стоило пришибить его ещё когда он у неё в утробе сидел!»        Сюзанну он нашёл в мастерской. Девушка сидела на полу напротив мольберта с заброшенной картиной. Она с печалью в глазах разглядывала свой медальон, вернее, то, что находилось у него внутри. Девушка не сразу заметила отца. Гектор постучал в открытую дверь, чтобы известить Сюзи о своём присутствии. -- Опять бросили меня одну, – промолвила она обиженно. – Вы с Джеком постоянно что-то скрываете, как будто я шпионю на Испанию. -- А может, это я шпионю на Испанию,– посмеявшись, ответил ей капитан. – Сама подумай, явился к тебе незнакомый дядька, представился твоим отцом, а его с виду придурковатый дружок ему подыгрывает. Всё это должно показаться, как минимум, подозрительным, не так ли? -- Шпион, не шпион, но в первые дни я тебя ненавидела, – ответила девочка. – А сейчас мне стыдно. -- Я знаю человека, который на твоём месте отреагировал бы точно так же.        Сюзанне не пришлось долго думать, кого он имеет в виду. Она понимающе улыбнулась, и снова уставилась на свой медальон. Её до сих пор гложили тревоги и сомнения. -- Вы нашли сокровище, да? – полюбопытствовала юная художница. – Поэтому вас всю ночь не было? -- Скоро тебе придётся уехать отсюда, – ответил ей отец, присаживаясь рядом. -- Это понятно, но сокровище… Вы нашли его или нет? -- Его нашли не мы, а твоя мама. -- Наверное, потому, что у неё был очень хороший учитель.        Гектора не могла не забавлять эта девчонка. У неё невероятная жажда жизни, в Новом Орлеане ей тесно. Если бы она стала пираткой, возможно, реализовала бы себя в этом деле весьма успешно, особенно, если её научить, что да как правильно делать. Но кто из пиратов не ступает по лезвию ножа каждый раз, когда выходит в рейд? Не хватало ещё, чтобы этого рыжего чёртика в первом же бою сразила шальная пуля или что похуже. Да и не стоит ей лезть в такое неблагодарное и опасное дело. Она достойна большего.        Ох уж эти мысли! Едва они успеют прийти в голову, как обязательно окажутся озвученными! -- Я хочу стать пираткой, – уверенно промолвила Сюзанна. – Хочу путешествовать по всем морям, куда глаза глядят, – она повернулась к морскому волку и заглянула ему в глаза. – Возьми меня в свою команду. -- Да ты что, девчонка, совсем ума лишилась? – резко осадил её Барбосса. – Ты хоть понимаешь, о чём просишь? -- Понимаю, не глупая. -- Как раз глупая! Ты всерьёз собираешься рисковать своей жизнью и проливать чужую кровь? -- Это мне говорит человек, который постоянно делал то же самое? А как насчёт другого? Поиск сокровищ, открытие новых земель, удивительные приключения – что в этом плохого?        «Всё ясно, Воробей хорошо над ней поработал. Наплёл всякой чуши, а она поверила. Но это естественно, что этот неоперившийся птенец знает о жизни? Ничего, вот вернётся великий морской паяц, я с ним побеседую.» -- Ты вообще слышишь себя? – строго прорычал Гектор, глядя дочери в глаза. – Это Воробей, небось, так красиво всё расписал, вот ты и купилась, – на лице капитана заиграла саркастичная улыбка. – Твой развесёлый друг не упомянул о том, какой это тяжёлый физический труд, а? Ты готова двадцать три часа в сутки драить палубу, на которую постоянно гадят чайки, откачивать залившуюся в трюм воду, которая быстро тухнет, создавая невыносимую вонь, вместе с миазмами от тухлой рыбы, рвоты и мочи, вить канаты, об которые некоторые здоровые и сильные мужики руки царапают, ставить паруса, поднимать со всей командой якорь, толщиной в человеческую ногу, а в порту чистить дно от морской соли?        Сюзанна поморщилась и отвернулась. Джек действительно ни о чём подобном не рассказывал. Или отец просто хочет её отпугнуть? -- Но ведь ты – капитан! – попыталась возразить девчонка. -- А ты думаешь, капитанами становятся просто так? Пришёл, такой, салага, в порт, и говорит: «Дайте мне корабль с командой, я собираюсь стать капитаном». Чтобы стать капитаном, нужно такую школу пройти, что тебе и не снилась! И не спал я сутками, и тяжести таскал, и ел всякую дрянь один раз в день, если не отберут, и били меня, и травили, и стреляли в меня, и топили, и то, что я вообще с тобой сейчас разговариваю, результат борьбы за выживание.        Сюзанна слушала отца и постоянно менялась в лице. Она не могла понять, зачем он ей это говорит. Просто пугает, или ещё что-то? Мама почти ничего о своей работе не рассказывала, только несколько раз на спектакли водила, но в подробности не посвящала. Но то, что ей только что рассказал отец, изрядно смутило девушку. -- А коком можно? – осторожно спросила она. - Ага, ещё веселее, – Барбосса вошёл в кураж и уже в открытую насмехался над девчонкой. – Сутки напролёт чистить рыбу, чтобы накормить человек, эдак, пятьдесят, тяжело наработавшихся за день, и столько же супа наварить, и следить, чтобы еда не испортилась (а в море она портится быстро), и поддерживать огонь в печи, следя при этом, чтобы не было пожара (а при качке, и, тем более, во время шторма, это немудрено), и всё это в невыносимой жаре и вони. Такой жизни ты хочешь? -- Нет. – разочарованно выдохнула Сюзанна. -- Вот и не говори больше глупостей, – капитан снова стал строг и непреклонен. – Лучше рисуй, и не лезь туда, в чём ты совершенно не разбираешься.        Он направился к выходу, но Сюзанна не сдавалась. Но попыталась схватить его за рукав. -- Папа, я хочу…        Она не успела договорить. Дверь захлопнулась прямо перед её носом. Рыжая скривилась и топнула ножкой. Как она будет уживаться с этим человеком, если в своём стремлении уберечь её от всего и всех, он не хочет её выслушать?        Сюзанна решила вернуться к рисованию. Какое-то время ей казалось, что это занятие отвлечёт её. Вон, розочки ярче получились. Глядя на своё творение, девушка погрустнела. Ей захотелось посетить одно место, где всегда нужны розы, причём белые розы…       Сюзи долго не решалась потревожить отца. Предугадать его реакцию на просьбу она не могла. Особенно после того неприятного разговора. Собрав всю волю в кулак, девушка постучалась в дверь. -- Заходи, Сюзанна, – услышала она в ответ.        Юная художница проникла внутрь комнаты. Она не знала, с чего начать разговор, поэтому спросила первое, что пришло в голову. -- Как ты узнал, что это я? – выдохнула она, придав голосу немного уверенности. -- Воробей ворвался бы без стука, – ответил Гектор.        Девочка тихонько засмеялась. -- А я не просто так пришла, – весело промолвила она. – Мне нужно выйти кое-куда. Можно? -- Куда выйти? -- Хочу сходить к маме на могилу.        Да, нужно было готовиться к любому исходу. Огонь вспыхнул в глазах морского волка, и всё умиротворение в мгновение ока исчезло с его лица. Он резко развернулся к дочери. Назревало продолжение сегодняшнего бессмысленного спора. -- На могиле мамы сидят пара человек, которые за горсть монет готовы не раздумывая, засунуть тебя в мешок и приволочь прямиком к д'Амбуасье, – раздражённо выпалил пират. – А по дороге на кладбище ещё человек десять с радостью сделают то же самое, только предварительно изнасилуют тебя. -- Но ведь со мной будешь ты, а тебя убить невозможно. -- Вообще-то возможно, если хорошенько постараться (спроси у Воробья).        Разочарованно Сюзанна прикусила губу и опустила глаза вниз. Она не могла скрыть своей обиды. С одной стороны, отец прав, ей опасно находиться на улице, но с другой стороны, ей так не хватало матери. -- Я так давно не была на могиле мамы, – произнесла она, чуть ли не плача. – А теперь не знаю, смогу ли я ещё когда-нибудь прийти к ней, – глаза девочки стали мокрыми. – Я скучаю. Очень скучаю. Папочка, сходи со мной к маме. Пожалуйста, – Сюзи была готова расплакаться.        Барбосса закатил глаза и отвернулся. Сначала Воробей допекал его, когда в таверну отпрашивался, теперь девчонка. С огнём играется, не иначе. Хотя… Он сам не помнил, где похоронены его родители. Более того, черты их лиц стёрлись из памяти, остались только невнятные образы. Что тянет Сюзанну к кучке земли, в которой лежит груда костей? Наверное, старается не забыть, какой она была, её мать. Он тоже постарается не забыть. -- Ладно, не реви, – немного остыв, сказал он. – Но от меня ни на шаг.        От счастья Сюзанна была готова летать. В один прыжок она подбежала к отцу, повисла у него на шее, и нежно чмокнула в щеку. Не разреветься было крайне трудно, но девочка подавила в себе это желание. Через пять минут она уже стояла у порога, закутанная в чёрную шаль и с тремя белыми розами в руках.        По дороге на кладбище они не обмолвились друг с другом ни единым словом, просто держались как можно ближе друг к другу, не забывая оглядываться по сторонам. Мало ли, кто им может встретиться на пути. У могилы они тоже пробыли недолго. Как ни пыталась Сюзанна упросить отца хоть немного пообщаться со своей бывшей возлюбленной, но так и не добилась результатов. Погладив землю у последнего пристанища матери, юная художница зашагала прочь, вытирая слёзы с лица. Когда теперь она сможет навестить маму в следующий раз? -- О чём ты думаешь? – спросила девушка у отца, заметив, что он ушёл в себя. -- О том, какая ты у меня красавица, – шутливо ответил тот. -- Нет, о чём-то другом. -- И о том, какой красавицей была женщина, что произвела тебя на свет. -- А я думаю о том, что я устала от одиночества, и больше не могу ждать по несколько месяцев тех трёх дней, которые могу провести с близким человеком. Последние полгода я переваривала мысль о том, что теперь одиночество наступило навсегда, – девочка грустно улыбнулась. – От одиночества меня спасали песни матери. Хочешь, спою для тебя? -- Только не здесь и не сейчас. -- Тогда ты спой мне. -- Может, ещё и станцевать? -- Ты не знаешь песен? -- Знаю, но они грубые и пошлые, с мамиными не сравнятся. Они не предназначены для твоих ушей. Тебе не понравятся.        Сюзанна не стала его осуждать. Всё-таки, петь на улице означало создать себе кучу проблем. День выдался холодным, и Сюзанна успела пожалеть о том, что не взяла шаль потеплее. Она стала кутаться в ту, что есть, и жаться ближе к отцу. Гектор одарил дочку снисходительной улыбкой и протянул ей локоть. Так юная художница и шла по улице, держа отца под руку, и чувствовала себя спокойной и радостной.        Неожиданно капитан остановился около здания с вывеской, на которой были изображены перекрещенные сабля и пистолет. -- Это что, оружейная лавка? – спросил он у Сюзанны. -- Да, я постоянно прохожу мимо неё, когда иду на рынок, – ответила девушка. – Её держит какой-то испанец. -- Очень хорошо, – Гектор отпустил девочку. – Как раз нужно кое-какие запасы пополнить. Я зайду туда, а ты стой здесь, и ни на шаг не уходи. Если что случится – кричи. -- Поняла.        Оставшись одна, Сюзанна заскучала. Девушка старалась лишний раз не поднимать голову, опасаясь быть замеченной. Она шаркала ногой по земле, не обращая внимания на суетливых прохожих, негров, погоняющих куда-то осликов и мулов, солдат, чётко отбивающих ритм при ходьбе. Ей хотелось зайти в лавку, чтобы быть рядом с отцом, но девица, заглядывающая туда, где продают оружие, не может не вызвать подозрений. Поскорее бы родитель закончил свои дела, а то ей становится не по себе. -- Детка, как я рада тебя видеть! – неожиданно раздалось за спиной.        От этого окрика Сюзанна невольно вздрогнула. Она развернулась, и с ужасом взглянула на женщину, окликнувшую её.        «О, нет! Только не она! Пусть она подумает, что ошиблась!»        Желанию Сюзанны не суждено было сбыться. Высокая женщина с густой копной светлых волос, безвкусно одетая, подбежала к девушке, и крепко обняла её. Дочь Барбоссы подумала, что сейчас задохнётся в ядовитых испарениях её тяжёлых приторных духов. -- Дорогая, как я рада видеть тебя! – пропела она по-французски. – Наконец-то я снова вижу тебя, милая Соланж! -- Я Сюзанна, мадам Илрезью, – прошипела в ответ Сюзанна. -- Конечно, милочка, конечно, я помню, – женщина расплылась в улыбке, которую юная художница сочла фальшивой. – О, как же я тебе сочувствую! У тебя случилось такое горе, что не каждому дано пережить, а ты, как я вижу, держишься. Умница! – эксцентричная дама потрепала девочку за щеку, из-за чего той захотелось укусить её за палец. – Как подумаю о том, что ты живёшь в нужде, у меня сердце останавливается! -- Мадам, у меня всё есть, – попыталась возразить Сюзи. -- О, Сабрина, не капризничай! Тебе ведь уже четырнадцать, и ребячиться ни к чему. -- Я Сюзанна, и мне шестнадцать. -- Ну, тем более. Пойдём, я куплю тебе вкусненького.        Мадам схватила Сюзанну за руку и потащила за собой. Девочке было больно, она была готова расцарапать эту противную тётку, укусить её, лишь бы отстала. Как мама могла её терпеть? Нужно позвать отца на помощь. -- Отпустите меня! – завопила она во весь голос. – Отпустите немедленно! -- Тише, дорогая, ты напугаешь прохожих, – попыталась урезонить её мамина подруга. -- Ну и пусть! – продолжала надрываться Сюзи. – С вами я никуда не пойду!        Мадам хотела сказать юной художнице ещё что-то, но не успела. Чья-то тяжёлая рука схватила её за плечо и с силой оттолкнула её от девушки. -- А ну, убери от неё свои грязные руки, тварь! – крикнул напавший по-английски.        Женщина опешила от такого обращения. Она не знала, что с ней можно разговаривать в столь грубом тоне. Сюзанна же жалась к отцу и смотрела на мадам с презрением. Барбосса был вне себя от ярости. -- Что б я тебя, сука, рядом с этой девочкой больше не видел! – грозно прорычал он, испепеляя противницу ненавидящим взглядом. -- Как вы смеете, месье, угрожать мне? – спросила она, повысив голос. – Вы знаете, кто я такая? Вижу, что не знаете. Я – Мери Сара Илрезью, именитая актриса из английского театра!        Гектор, собравшийся увести Сюзанну, остановился, словно громом пораженный. Дочка что-то говорила об этой особе… Да, она может что-то знать о секретах Эммы. -- Девочка уходит со мной! – объявила Мери, и снова протянула руку к Сюзанне. – Я была подругой её матери и я не оставлю бедняжку в компании такого зверя, как вы, сударь! – заявила она с апломбом. -- А я – опекун, назначенный её матерью, и она уйдёт со мной, – парировал капитан, и добавил, резко повернув разговор в другое русло. – А вы, мадам, действительно были подругой её матери? -- Лучшей и единственной, – Илрезью изо всех сил старалась придать себе важности. – О существовании девочки, не знал никто, кроме Жана дю Гресси, и меня, – актриса снова расплылась в улыбке. – Помню, как мы с Жаном зашли в гримерную Наталин, и видим картину маслом: она стоит в одной сорочке, и живот размером с барабан. Разумеется, мы никому не раскрыли её тайны. Хотя Наталин не отличалась особенной красотой и талантом…        «Всё ясно, дальше можешь не продолжать, завистливая ты курица.» --… поклонники у неё водились всегда, и, держу пари, один из них и стал отцом прелестной Сибеллы. -- Меня зовут Сюзанна, – прошипела дочь Эммы. -- Да ну? – наигранно изумился Гектор. – Интересно, кто бы это мог быть? -- Ой, не знаю, проходимец какой-то, Наталин даже бесилась, стоило кому-нибудь задать этот вопрос, – выдохнула Мери, состроив глупую рожицу. – А больше всего расстраивался Жан. Он считал его своим соперником, мешающим Наталин выйти за него замуж.        От услышанного Барбосса лишился дара речи. Такого предвидеть он никак не мог. Выпустив Сюзанну, он подошёл ближе к гризетке. -- Дю Гресси делал Наталин предложение? – ошарашенно спросил он, заглядывая актрисе прямо в глаза, отчего та непроизвольно вздрогнула. -- Ну да, он ведь был влюблён в неё, и это естественно, – последовало в ответ. – Все об этом знали. И главные роли он ей постоянно давал, и цветами заваливал, и песни для неё сочинял, и парфюм из Парижа выписывал, но эта дурочка ни в какую, угу. А потом её форменное упрямство и бестактность надоели даже ему. Помню, иду я к нему, чтобы сообщить, что покидаю труппу и уезжаю в Бостон, и вижу, как она ползает перед ним на коленях, умоляет чем-то помочь, спрятать что-то или кого-то, но он ей отказывает (что правильно). Так Наталин демонстративно выбежала из его кабинета и выскочила на улицу, прямо под снегопад с дождём, даже ожерелье по дороге выбросила! – Илрезью сжала губы. – Не хочу обижать малышку Сильвию, но то, что случилось с её матерью, рано или поздно должно было случиться.        Больше всего в этот момент Гектору хотелось разорвать двух человек - Мери Илрезью и Жана дю Гресси, особенно последнего. Он представил себе, как вытирает его кровь со своих рук, и от этого перехватывало дыхание. Пират взял дочь под руку, и, не говоря ни слова, направился с ней вниз по улице, к дороге, ведущей к пансионату. -- Погодите, месье, зачем вы уводите Сигулену? – попыталась остановить его Мери. – Ответьте мне! -- Я уже сказал, что являюсь опекуном Сюзанны, и не тебе, актрисулька, указывать, что мне с ней делать! – в грубой форме ответил ей морской волк. -- Но, господин, разве вас не привлекает моё общество? – актриса кокетливо заулыбалась, и положила Гектору руку на плечо, а сама потянулась к его лицу. – Я могу сделать для вас то, на что это дитя не способно… -- Отстань от меня, проститутка! – рявкнул тот, вырываясь от неё, и ускорив шаг.        Обескураженная Илрезью стояла, как вкопанная. Она поверить не могла, что власть её чар не абсолютна. -- Ах ты, извращенец! – заревела она, и на её ор обратили внимание все, кто находился поблизости. – Грязный уродливый мужлан! -- Потаскуха! -- Содомит!        Поняв, что истерикой она ничего не добьётся, Мери демонстративно направилась к стоящей неподалёку карете. -- Орревуар, Сесилия! – брезгливо крикнула в сторону стремительно удаляющейся Сюзанны, после чего залезла в экипаж, и приказала кучеру трогать с места.        Сюзанна тихо посмеивалась над сценой, свидетельницей которой она только что стала. Пожалуй, решила она, это гораздо лучше того, что ей доводилось видеть во время маминых спектаклей. -- Она дура, – промолвила девочка негромко. – Завязывать с ней разговор было не самой лучшей идеей. -- Пожалуй, ты права. -- Она всегда завидовала маме. Вон, какую чушь придумала про маму и месье Жана. А сама любовников меняет, как перчатки, – юная хулиганка на минутку задумалась. – Слышал, как она меня назвала Сесилией? -- Да, слышал. Ей было с чего завидовать твоей маме, ибо в этой бабе ничего выдающегося, кроме сесилий, нет.        Девочка залилась громким смехом. А с этим человеком, подумала она, может быть очень даже весело! Гектор тоже был доволен собой – ещё один шаг на пути сближения с дочкой сделан. Но есть и другое, менее весёлое обстоятельство. Проклятый дю Гресси заглядывался на Эмму! Вот почему он так старательно уходил от ответа на вопрос о её ухажёрах! Небось, каждый раз смотрел на неё, и облизывался, сгорал от одной мысли, что она ему недоступна. Теперь понятно, почему он так беспокоился о наличии у любимой актрисы семьи и других детей. Как будто в Новом Орлеане не было других женщин! Вот и забирал бы себе ту нахальную гризетку! Капитан представил себе, как пальцы дю Гресси касаются нежной шейки Эммы, и волна холодной ярости накрыла его с головой. Так и отрубил бы этому негодяю руки, тянувшиеся к чужой женщине… И ещё какую-нибудь часть тела, выходящую из-под контроля при виде красавицы… -- Правда же? – раздался голос Сюзанны. -- Что ты говоришь? -- Что если бы у неё было всё хорошо, стала бы она периодически бросать труппу ради очередного любовника? -- Это неразумно. -- Вот я об этом и говорю.        Они продолжали путь в молчании. Сюзанна легонько улыбалась, а её отца всё так же колотило от гнева. Ненависть к дю Гресси затмевала все остальные мысли, желание выругаться отборной бранью дошло до всех возможных пределов. Лишь одно радовало Барбоссу – Воробей где-то бегает, и не пристаёт к нему со своими «мудрыми» советами. Скрывать раздражение пирату становилось труднее с каждой минутой. Сюзанна заметила это, и решила немного разрядить обстановку. -- И всё-таки, мне нужно спеть для тебя, – вкрадчиво заметила она. -- Попозже, милая. -- Нет, сейчас, ты соскучился по маминым песням.        То, что стала петь Сюзанна, на несколько минут выветрило из Гектора весь гнев. Где-то раньше он слышал эту песню. Уж не из уст ли Эммы?       - Take your chance for paradise, I'm looking in your eyes, You might be mine tonight. Yeah, i'm feelin' like a fool, 'cause you still act so cool, Spend the night with me. I can lose my heart tonight! If you're lonely, feel alright. This is just the night for me and you. I can lose my heart tonight! Are you lonely deep inside? There is something in the air tonight. I can feel it everywhere, There's magic in the air, You might be mine tonight. Yeah, i feel so hypnotised, I feel like paradise, I see heaven in your eyes. I can lose my heart tonight! If you're lonely, feel alright. This is just the night for me and you. I can lose my heart tonight! Are you lonely deep inside? There is something in the air tonight. -- Эту песню твоя мама пела мне каждый вечер, когда лечила раны, – с налётом грусти заметил Гектор. – Говорила, что она снимает боль. -- И как, помогло? -- Если бы не помогло, меня бы сейчас не было рядом с тобой.        Наконец они вернулись в пансионат. Первым делом Барбосса властно приказал хозяевам не беспокоить их, давая понять, кто здесь на самом деле хозяин. Остаток вечера они провели, играя в покер, вернее, Гектор учил дочь играть, не забывая при этом рассказывать ей забавные истории о своей бурной молодости. Сюзанна смеялась, грустила и вздрагивала, слушая их. Она отметила про себя, что ей, не смотря ни на что, повезло с родителями. У неё был замечательный учитель артистизма, и есть прекрасный учитель выживания. -- Папа, ты точно хочешь увезти меня отсюда? – спросила она, решив, что чем-то нужно продолжить беседу. -- Да, когда сюда прибудет мой корабль. -- А куда? -- Пока ещё не решил, но туда, где ты будешь в безопасности. -- Ты научишь меня плавать и ездить верхом? -- Обязательно.        Сюзанна светилась от счастья. У неё давно не было таких вечеров, когда ей не нужно было запасаться поделками на продажу, и не надо было засыпать, гадая, побьют ли её завтра, или нет, и главное, что теперь она больше не одна. А ведь совсем недавно она смирилась с тем, что осталась в одиночестве. Впрочем, какое значение имеет то, что было раньше?        Гектор смотрел на дочку, на её улыбку, и теперь видел в ней не только её мать.        «А ведь я в её годы мог бы быть таким, как она сейчас – хоть немного, но счастливым, знающим, что его кто-то любит, стоило лишь оглянуться. Хотя, быть сильным и важным не только для команды, но и просто для кого-то – это так бодрит!» -- Пойду я спать, ладно? – спросила Сюзи. -- Конечно. -- А ты так не споёшь мне? Хотя бы одну из этих грубых, пошлых песен, не предназначенных для моих ушей? – девочка посерьезнела. – Чего ты смеёшься? Мама же мне больше ничего не споёт! Или ты в самом деле не знаешь лирических песен? -- Одну, пожалуй, знаю, – вздохнул морской волк. – Но ты можешь не понять. -- Я постараюсь, – ответила юная художница и прислонила голову к плечу отца.        Гектор заволновался. Петь для кого-то ему никогда ещё не приходилось (пьяные оры вместе с командой во время похождений в молодости не в счёт). Даже для Эммы. Наконец он собрался с духом, и представил себя в том старом домике, держащим милую подругу в своих объятьях.       - По зелёной глади моря, по равнине океана Корабли и капитаны, покорив простор широт, Мира даль деля на мили, жизни даль деля на вахты, Держат курс, согласно фрахта, в порт, в порт. Море, море - мир бездонный, Пенный шелест волн прибрежных… Над тобой встают, как зори, Над тобой встают, как зори, Нашей юности надежды. Моряку даны с рожденья две любви - земля и море. Он без них прожить не может - ими счастлив он и горд. Две любви - к земле и морю, в нём живут неразделимо, А граница между ними - порт, порт. Море, море - мир бездонный, Пенный шелест волн прибрежных… Над тобой встают, как зори, Над тобой встают, как зори, Нашей юности надежды. -- А говорил, что все песни, которые ты знаешь – грубые и пошлые, – нежно промурлыкала Сюзанна. -- Ты устала, девочка, иди спать.,– ответил ей отец, пригладив волосы на её голове. -- Доброй ночи, папочка.        «Да какая она, к чёрту, добрая, когда над нами кружат вороны. Наивный ты ребёнок, смогла бы ты заснуть, если бы знала, что мы рискуем не проснуться утром?» -- Тебе тоже, милая.        Рыжая хулиганка скрылась в своей комнате, и как только она закрыла за собой, Барбосса снова побагровел от ярости. Ему захотелось зайти на кухню, взять горящих углей, и спалить проклятый английский театр, желательно, если его директор будет находиться внутри. Гектор представил себе, как его руки сжимаются на горле этого мерзавца, как угасает в нём жизнь, и эти фантазии заряжали его энергией.        «Ну, скот, когда я до тебя доберусь, ты не жилец! Я из тебя кишки выдавлю через твой поганый рот! А ещё можно выкинуть тебя, выродок, на необитаемый остров с пистолетом с одной пулей, как Воробья… Кстати, где этот кутила?» ***        Репетиция давным – давно окончилась, но двое человек не спешили покидать здание театра. Жан дю Гресси сидел в зале, и играл на рояле. Пару дней назад он сочинил песню, и теперь исполнял её той, кому он её посвятил.       - Подними глаза в рождественское небо, Загадай все то, о чем мечтаешь ты, В жизни до тебя я так счастлив не был, Для тебя одной, их так любишь ты - Эти белые цветы... Я люблю тебя до слёз! Каждый вздох, как в первый раз, Вместо лжи красивых фраз Это облако из роз. Лепестками белых роз Наше ложе застелю. Я люблю тебя до слёз, Без ума люблю... Белизной твоей манящей белой кожи, Красотой твоих божественных волос, Восхищаюсь я, и мне всего дороже - Все у нас с тобой только началось. Я люблю тебя до слёз! Я люблю тебя до слёз! Каждый вздох, как в первый раз, Вместо лжи красивых фраз Это облако из роз. Лепестками белых роз Наше ложе застелю. Я люблю тебя до слёз, Без ума люблю...        Наталин д’Ормерьяк слушала балладу, и печально улыбалась. Ей льстило внимание директора театра, но ничего чувствовать к нему она не могла. Она сидела на банкетке около рояля, распущенные золотые волосы струились по её спине, а в глазах отражалась лёгкая грусть. Она должна была что-то сказать своему художественному руководителю, но слова не приходили ей на ум. -- Тебе не нравится? – спросил дю Гресси, устав от повисшей паузы. - Нравится, - поспешила ответить Эмма, – но… Ты понимаешь… -- Понимаю, – выдохнул артист. – Ты представляла его, когда слушала. -- Жан… -- И что самое смешное, я даже не знаю, кто он! Почему ты не подпускаешь меня к себе? Что за призрак стоит стеной между нами? -- Жан, я не буду говорить на тему моих мужчин. -- Конечно, ведь он – мой соперник. -- Кто это он? -- Это и я хотел бы знать. Кто отец твоей дочери, и почему ты так отчаянно цепляешься за него? -- Ни за кого я не цепляюсь! -- Если бы он любил тебя, то не бросил бы, и был бы сейчас с тобой, сделал бы тебя счастливой! Но его нет. А я смогу то, чего не смог он – дать тебе счастье.        Не в силах больше поддерживать разговор, Эмма встала, и вышла из зала. Дю Гресси проводил её взглядом, полным отчаяния. Долго же ему покорять этот неприступный бастион? Когда же она, наконец, перестанет грезить о том, кому оказалась не нужна ни она, ни её дочь?