I, I Love You (Like a Love Song, Baby)

В ту ночь Чонин приходит на полчаса позже без объяснения причины. Кёнсу находится на краю каждую минуту и каждую секунду этого получаса. Неловкий разговор после прибытия Чонина за ланчем был достаточной причиной, чтобы не волноваться, но он приходит со скейтбордом под мышкой, дезориентированный. — Мне очень жаль, подожди, что? — он повторяет, возможно, в четвертый раз в ту ночь, когда Кёнсу показывает ему все клипы, которые они записали за последние несколько недель. — Подожди, замедли. — Ты в порядке? — спрашивает Кёнсу. — Ты будто отсутствуешь. Ты не заболел? — Мне очень жаль, я, — говорит Чонин, протирая глаза, — я кое-чем занимался, я так измучен, я не могу думать нормально. Кёнсу поднимается, рука находится на плече Чонина. Он теплый, но не выглядит так, будто у него лихорадка, так что Кёнсу не кладет руку на лоб Чонина. Который, так или иначе, выглядит странно. -Почему бы тебе не пойти домой, мы можем поговорить об этом завтра. Чонин кивает молча, хватая свой скейтборд и натягивая чёрную шапку на волосы. Кёнсу смотрит ему в след, пока тот выходит из комплекса. Он делает это снова. И снова. Чонин никогда не рассказывает Кёнсу о причине своих опозданий, которые всё затягиваются и затягиваются, пока не доходят до 10 вечера. Каждый раз, когда он стучит в дверь Кёнсу, его лицо становится все больше и больше напряженным, и Кёнсу не знает, что делать. Чонин не посещает его на работе — и он никогда не видит его в торговом центре. Он не знает, что спросить — если это даже то, о чём надо спросить. Кёнсу никогда не спрашивает. — Могу ли я взять твой пончик, если ты не собираешься съесть его? — Нет, — Бэкхён щурится на что-то на экране своего ноутбука. Чанёль оттягивает нижнюю губу, и Кёнсу сомневается в том, что будет сидеть с ними снова. — Пожалуйста? — Чанёль спрашивает, трогая руку Бэкхёна. — Я умираю от голода, я не взял достаточно денег на обед. — Нет. — Бэкхён, — начинает Чанёль. — Бэк, просто дай ему грёбанный пончик, ты никогда не съешь все это, — Кёнсу взрывается, и оба они так озадачены его тоном, что останавливаются, чтобы посмотреть на него. — Прости, я не хотел, я действительно сожалею, я- — Нет, нет, все в порядке, что-то случилось? — Бэкхён спрашивает, закрывая свой ноутбук. — Ты никогда не говоришь так ни с кем, независимо от того, насколько сердитый, что-то случилось. Кёнсу вздыхает. — Это просто… Чонин. — Ах, — Чанёль говорит понимающе. — Чонин. Бэкхён бросает ему смертельный взгляд, и он замолкает. — Так что произошло с Чонином? — Ничего. Вот в чем проблема. Вы знаете, он приходит каждый день после обеда, чтобы взять своё портфолио, и он редактировал клипы вместе со мной, потом начал опаздывать без объяснения причин, а затем приходить растерянным и несобранным. Это его портфолио, и я предлагаю ему свою помощь с этой хренью, а он! Не! Принимает! Это! Всерьез! Он выдыхает, когда заканчивает. Бэкхён и Чанёль обмениваются взглядами, и он знает, что что-то пропустил, но сейчас это ему не особенно интересно. — Вам нужно поговорить с ним, — говорит Бэкхён. — Меня не волнует, если ты в этом плох, или если он в этом плох, или если вы оба чертовски плохи в общении. Отношения — романтические или платонические — строятся на доверии и связи, вы не можете просто ожидать, что волшебным образом изменитесь. — Но я-- Бэкхён награждает его стальным взглядом. — Поговори с ним. Если это не сработает, то спрашивай еще раз, но мне это не интересно, пока не попробуешь. У Кёнсу нервный срыв. Чонин опаздывал чуть больше недели, все больше и больше уставал, приходя каждый раз со скейтбордом под мышкой. Сегодня пятница, и это 11:30 вечера, и не факт, что Чонин придёт вообще. Он имеет сумасшедшую идею, чтобы позвонить Лухану и спросить Сехуна, где, чёрт возьми, Чонин. Когда часы, наконец, пробивают полночь, он делает именно это. После трёх гудков он вдруг понимает, что это вечер пятницы, и это полночь, и он звонит Лухану. Он нажимает на кнопку отмена вызова на своем телефоне, и смотрит на него, будто это он виноват в том, что позволил Кёнсу сделать звонок. Но тридцать секунд спустя его телефон звонит, лицо Лухана выскакивает в номере звонящего. — Алло? — Кёнсу спрашивает осторожно. — Ты звонил мне? — спрашивает Лухан. Он звучит относительно спокойным и не запыхавшимся. Кёнсу выдыхает. — Я хотел. Ух. Спросить кое-о-чем Сехуна. — …Хорошо. — У меня нет его номера. — О, конечно, хорошо, хорошо. Подожди секунду. — Подожди, он-- — Алло? — Ох, ох, — Кёнсу заикается. Голос Сехуна звучит совсем по-другому по телефону, и, будучи не в состоянии видеть его лицо, Кёнсу пугается еще больше. Он вздыхает и думает о том, что сказал Бэкхён. Связь. Доверие. — Ты знаешь, где Чонин? Долгая пауза на другом конце. Кёнсу обливается холодным потом, пока Сехун не отвечает: — Ты не обманываешь? — Я — что? Обманывать? Иисус Христос, Кёнсу никогда даже не нравился никто так, как нравится Чонин, и, кроме того, у него не было человека, которого можно было бы обмануть, если бы он захотел. Не то, чтобы это было бы обманом, так или иначе, потому что они даже не встречаются. И ему не нравится Чонин. Тьфу, всё равно. — Бэкхён сказал, что ты собираешься поговорить с ним. — О, — голос Кёнсу падает. Чёрт, Бэкхён хорошо отрезал все ресурсы. — Так что я технически под присягой молчания прямо сейчас, — Сехун продолжает, и Кёнсу не знает, пытается он шутить или что. Как Лухан встречается с этим ребенком? — Ты должен поговорить с ним, правда. Он хорошо слушает, и от него нелегко отделаться. Ну. Не все так просто, в любом случае. Кёнсу вздыхает и благодарит Сехуна, получает номер Чонина и отключается. Он смотрит на последовательность цифр, прежде чем набирать их. Трубку берут. — Алло? Голос Чонина звучит таким же усталым, как и последние несколько дней. Кёнсу не знает, что планировал сказать, но ступор проходит, когда он слышит голос Чонина, и гнев бурлит в нём. — Ты где?! Я ждал в течение нескольких часов! Может не ты, но, по крайней мере, Сехун скажет мне, что происходит? Почему ты не приезжал, когда должен был? Меня не волнует, если ты опаздываешь, но, Чонин, это твое портфолио, и я не могу сделать его без тебя здесь, я думал, что мы уже ясно договорились. — Я был занят, — говорит Чонин, странно лаконично, будто он спешит, чтобы уйти от Кёнсу. — Мне жаль. Ты скоро поймешь. — Скоро? Чонин, прошла неделя. Более, чем неделя. Почему ты не хочешь сказать мне, что происходит? — Потому что ты осудишь меня за это! — Чонин кричит, и Кёнсу фактически убирает свой телефон подальше от уха. — Потому что я знаю, что ты не… Я не глуп, Кёнсу, ладно, я знаю, что ты никогда не любил меня в начале, и это как-то связано с тем, почему, так что я не могу тебе сказать. — Ты не был здесь в течение недели. — говорит Кёнсу, — Но в большей степени мысленно. Ты, чёрт возьми, даже не смотришь на экран без вида, будто тебя собираются нокаутировать. — Ты невозможен! — Чонин сердито кричит и выключается. Кёнсу сидит на диване, полуживой, кровь стучит в ушах, и он чувствует себя так, будто пробежал десять миль. Выпускает телефон из липких рук. Та ночь проходит тихо. Ничто в его голове не играет.