I, I Love You (Like a Love Song, Baby)

— Выглядишь так, будто нуждаешься в объятиях, — говорит Бэкхён озабоченно, наблюдая, как Кёнсу повесил голову над своим обедом, как гадкий утёнок, наблюдающий за своим отражением в пруду. — Должен я..? — Я в порядке, — говорит Кёнсу голосом робота. — Разговор пошел плохо, — сразу заключает Бэкхён. — О, Кёнсу-- — Не жалей меня, — он выдыхает, и Бэхён отступает. — Он был чертовским тупицей. Бэкхён закусывает губу. — Хорошо, я не буду нянчиться с тобой, но ты позволишь мне дать тебе несколько советов? Бэкхён хороший советчик, поэтому он слушает. — Говорить это не тест. Если вы запутались раз, вы всегда можете попробовать еще раз. — Но-- Бэкхён поднимает брови. — Хорошо, — соглашается Кёнсу тоненьким голосом. День проходит так, и Кёнсу всё же пробует позвонить еще раз, но попадает прямо на автоответчик. Либо телефон Чонина выключен, либо разряжен. Неприятное ощущение наполняет его желудок, и во второй раз за более чем месяц квартира Кёнсу снова кажется слишком тихой. Он чуть не печатает смс Минсоку и Исину с просьбой встретиться с ним, чтобы чем-то себя занять, но ему всё равно на RPG-игры, и Кёнсу заканчивает день просмотром Моста в Терабитию. Бкэёхн предлагает объятия и на следующий день. Кёнсу не уверен, как чувствует себя — смесь гнева превратилась в нечто вроде адских угрызений совести. Он не отказывается на сей раз, и Бэкхён обнимает его, пахнущий мылом Dove. — Я просто не понимаю, почему он… — говорит Кёнсу, протирая глаза. Он исчерпан. — Я не думаю, что он еще хочет говорить со мной. Я не знаю, я слишком зол, чтобы волноваться о сожалениях, но я желаю, чтобы мы могли просто. Нормально поговорить. Бкэёхн чешет подбородок. — Подожди. Он никогда не говорил тебе, что случилось, не так ли? — Да, это я объяснил по крайней мере три раза в течение последних двух дней. Он вздыхает, опуская свои палочки и снимая очки. Еле заметные красные пятна на переносице. — Вчера был скейт-конкурс. Чонин порвал мышцу в талии, ту, которая устраивала ему неприятности в течение многих лет после его первого падения. Кёнсу тошнит. — Он был уставший всю неделю, потому что она начала болеть как раз перед вчерашним конкурсом. Так получилось, что он пропускал все тренировки за последний месяц, чтобы работать с тобой. Тогда у него была эта замечательная идея, чтобы втиснуть все практики в одну неделю, — Бэкхён потирает щеку, будто он очень устал. — Я не хотел говорить тебе, но я слышал от Лухана, который слышал от самого Чонина, и это был просто длинный, длинный рассказ. — Где он сейчас? — потребовал Кёнсу. — Он, наверное, в порядке. Я не знаю. Спроси Сехуна. Это, вероятно, не очень хорошая идея — работать в торговом центре. Он собирается со скоростью света, но абсолютно уверен, что Сехун идет на обеденный перерыв в ближайшее время, и он не сможет поймать его, прежде чем тот пойдёт к Лухану. Где, черт возьми, Hot Topic? Он на самом деле не перешёл на эту сторону торгового центра, но скользит около пяти футов, когда пытается затормозить, увидев его на этаж ниже. Он пропускает вниз по эскалатору по две ступеньки, пока не начинает задыхаться. Покупатели пялятся на него, и девушка с серьгой в щеках поднимает брови на Кёнсу, когда тот приближается к прилавку. Он выглядит неуместно — даже без его рабочего фартука, в галстуке. В Hot Topic. — Я, — он начинает, горло сушит, — ищу Сехуна. — О, хорошо, — говорит она. Девушка нажимает на микрофон на шнуре и говорит: — Эй, мудак, кто-то ищет тебя. Кёнсу старается не выглядеть пораженным. Сехун не удивляется, когда видит Кёнсу. — Ты знаешь, в какой больнице Чонин? — он спрашивает, почти злясь, что Сехун фактически заставляет его сказать это вслух. Сехун вытаскивает свой телефон и листает что-то, нажимает на экран, где высвечивается адрес местной больницы. Кёнсу фотографирует экран своим телефоном и мчится обратно, на полпути разворачиваясь и возвращаясь. Сехун на самом деле выглядит удивленным. — Э-э. Спасибо, Сехун. — Дерзай! Больница полна людей, Кёнсу ходит по залам в поисках палаты Чонина. Она скрыта в тихом уголке. Он стучит, прежде, чем потянуть за ручку, и дверь легко открывается. Окно широко открыто, но кровать пуста, хотя помята. В углу стоит потертый скейтборд Чонина, рядом с большим черным вещевым мешком, и на тумбочке лежит ярко-зеленая кепка. Неуверенно Кёнсу кладёт туда крошечную душистую свечу, которую он схватил из Bath And Body Works, потому что в больнице пахнет…болезнью. Инстинктивно он берет кепку и примеряет на свою голову. Он идет дальше. Чонин любит передвигаться, так что он не в постели, чего и следовало ожидать. Какое-то время Кёнсу проходит через сады, улыбаясь пациентам, когда вдруг вспоминает, что сказал Чонин о своей первой аварии — он нашел танцы во время реабилитации. Кёнсу находит закрытый бассейн с некоторой помощью медсестер, рядом с ним находится тренажерный зал и небольшая комната с зеркалами. Даже сейчас, когда он еще не вошел туда, он может видеть одиноко покачивающуюся светловолосую фигуру. Он наклоняется, тихо заходит. На Чонине не было рубашки, и почти весь его живот был завернут в спортивный эластичный бинт, закрепленный железной скрепкой. В углу лежат костыли. Отсюда Кёнсу не отражается в зеркале, но он может видеть, как Чонин вздрагивает, когда пытается перенести свое тело в движения, уже ставшие привычными для Кёнсу. Это упорство совершенно иного рода. Кёнсу достает телефон и борется с мыслью снять это, может быть, для портфолио Чонина, чтобы показать, как он посвящает себя танцам — но, честно говоря, может быть, он не хотел бы этого. Чонин не вздрагивает во время танца до последнего момента, где он должен прыгнуть на пол. Он приземляется не очень удачно и падает. Кёнсу смотрит на свой телефон и выключает его, наблюдая, как Чонин сгибается на полу. Он прячет лицо в ладонях. Что-то в Кёнсу перевернулось. Он начинает идти медленно, спокойно, шаги не слышно, когда он пересекает небольшую танцевальную студию. Он останавливается прямо за Чонином, но тот, кажется, не замечает его. Кёнсу стягивает кепку с головы и кладет ее на голову Чонина, козырьком назад, как он всегда носит. — Заставляешь своего режиссера ждать, — бормочет он. Глава Чонина поднимается, и его глаза блестят в уголках, но он встречается с глазами Кёнсу в зеркале. Кёнсу немного улыбается: — Что режиссер без своих актеров? — Кёнсу, — начинает Чонин. — Смотри. Ты был прав. Я не любил тебя, потому что ты был скейтером. Простым. Я думал, что все скетйеры — необразованные дураки, и я был не прав, думая, что ты такой, и это не твоя вина, — больно признавать все это, но он сразу чувствует себя лучше, —, но ты знаешь, что Бэкхён сказал мне когда-то? — Что? — Это нормально. Просто будь собой. Разговор по-прежнему немного неровный, но они, по крайней мере, разговаривают. Кёнсу сопровождает Чонина, когда тот ковыляет на костылях, и это причиняет ему боль. — Это лучше, чем после первого падения, правда, — говорит Чонин, немного запыхавшись. — Тогда было все плохо, я был прикован к постели в течение трех дней. По крайней мере, сейчас я могу еще прогуляться. Кёнсу в течение нескольких минут медлит возвращаться к работе, пока окончательно не уверяется, что Рёук собирается зарезать его, используя некоторые средневековые орудия пыток. Чонин настаивает, и они медленно возвращаются обратно к заднему входу, где припарковался Кёнсу. Чонин слабо спускается вниз по ступенькам и говорит, глядя на Кёнсу: — Подожди, — он становится на уровне глаз Кёнсу. — Что? — Хм, — Кёнсу говорит, кивая. — Хорошо, хорошо, просто-- Он протягивает руку. Чонин наклоняет голову, как только Кёнсу наклоняется. Его кожа под пальцами Кёнсу тёплая, и его рот почти горит в его губах. Чонин выдыхает в открытые губы Кёнсу, будто ждал этого момента вечность, и, может быть, Кёнсу тоже. Кёнсу, честно говоря, на самом деле имеет не слишком много опыта в этом, и когда язык Чонина проникает в его рот, он отстраняется с шумом удивления. Чонин просто падает на него и смеется в его грудь. — Хорошо. Вернись к работе. — Боже, — бормочет Кёнсу. Чонин оставляет поцелуй на шее Кёнсу. — Увидимся позже. В голове Кёнсу играют фанфары из 20th Century Fox.