Сделка

Все последующие дни казались мне сущим кошмаром. Они тянулись мучительно медленно, будто специально проверяли меня на прочность. И я, подобно палке или даже соломинке, гнулась под напором всех этих событий, чувствуя, что рано или поздно сломаюсь. Сдамся. Проиграю. Выйду из поля боя поражённой. Мой противник был достойным. Уголёк. Кажется, что у этого самодовольного болвана только одно на уме — месть для Белки. И ради неё он из шкуры готов лезть вон, лишь бы насолить этой лживой кошке. Но… Разве она недостаточно поплатилась? Мы отвернулись от неё, озлобились. Все попытки к примирению были тщетными, никто из нас не хотел иметь дела с предательницей. А Уголёк всё никак не унимался. Подлый. Стискиваю челюсть, чтобы не издать жалобный вой. Такое чувство, будто в живот вонзились острые когти предателя, распарывая изнутри. Боль непередаваемая. — Остролистая? Вздрагиваю, слыша чей-то голос. Оборачиваюсь, и каково же моё удивление и облегчение от того, что передо мной стоит не Уголёк, а Пеплогривка. — П-привет, — с запинкой произношу я, поднимаясь на лапы. Вид у меня ужасный, но кого он будет волновать сейчас? — Неважно выглядишь, — с грустью произносит подруга, вставая напротив. Хм, оказывается, волнует. Что же… я даже чуточку польщена. Пеплогривка как всегда говорит прямо, зная, как я это ценю. А её глаза, подобно двум огромным блюдцам, внимательно на меня смотрят. И взгляд сочувствующий, понимающий. Будто бы знает, что творится у меня на душе и сопереживает мне. Мотаю головой в разные стороны, отгоняя эти бредовые мысли прочь. Разве Пеплогривка могла узнать про мою сделку с Угольком? Вот именно, что не могла! Если она, конечно, не умеет читать чужие мысли. — Я знаю, — улыбаюсь, пытаясь не выдать себя с потрохами. Но мне так хочется прижаться к кому-нибудь и рассказать всё-всё про то, что творится внутри! — Мне нехорошо в последнее время. — Заметно, — кошка подходит ближе, утыкаясь носиком в мою щёку. — В последнее время ловлю себя на том, как сильно я скучаю по тебе… Дыхание учащается, и я еле сдерживаюсь, чтобы не разрыдаться. Сердце сжимается, когда я понимаю, что с каждым днём отдаляюсь от соплеменников всё дальше и дальше, полностью отдавая себя Угольку. Интересно, мои братья ещё меня помнят? И простили ли за то, что теперь… что теперь я с Угольком? — Давай прогуляемся? — Пеплогривка отстраняется, пытаясь поймать мой потерянный взгляд. Я шумно вздыхаю, а затем облизываю пересохшие губы: — Но я должна дождаться… Хорошо, пошли! — быстро покидаю пещеру, чувствуя, как гнев, подобно огню, вспыхивает на моей шерсти. Да что о себе возомнил этот Уголёк?! Я не его вещь, чтобы он распоряжался мной, как хотел! Я живая! Если мы и заключили сделку, то это не значит, что я должна полностью принадлежать только ему, игнорируя соплеменников! Вот тогда они точно заподозрят что-то неладное! Холодный ветер более-менее остужает пылающие мысли, и я инстинктивно потягиваюсь. Ароматы леса кружат голову, мне повсюду слышится шорох, создаваемый лапками желанной добычи. Хочется поохотиться, но не могу. Силы покинули меня. — Я хочу серьёзно поговорить с тобой, Остролистая, — строго произносит подошедшая Пеплогривка, положив возле меня полёвку. — Но сначала поешь, — и, поймав мой непонимающий взгляд, поясняет, — ты очень исхудала, это неправильно. Создаётся впечатление, что Уголёк тебя голодом морит. Морщусь, склоняясь над добычей. Нет, пепельная воительница не права. Уголёк, наоборот, постоянно снабжает меня едой, которую потом я тайно отношу обратно. В последнее время я даже кусочек проглотить не могу, настолько сильно сдавило горло от беззвучных рыданий. Я так устала… — Прости, но я не хочу. Правда. Пеплогривка с настороженностью смотрит на меня, а затем, фыркая, закапывает добычу. Выражение её хорошенькой мордочки быстро меняется из спокойного в яростное. — Что. Он. С тобой. Делает?! — по слогам произносит она, вздыбив загривок. Я тихо охаю, не ожидая увидеть её такой. Мягкая и понимающая Пеплогривка вмиг превращается в незнакомую мне кошку. Злую и пугающую. — Ничего! — я испуганно прижимаю уши к затылку. — Он не виноват! Это… я. — Но с тобой всё было хорошо, пока ты не связалась с ним! — не уступает подруга, приближаясь ко мне. Её голубые глаза горят решительностью. — Он узнал какой-то твой секрет, да? И теперь шантажирует тебя? «Откуда она узнала?» — ужас пронзает меня насквозь. Я вздрагиваю, закрывая глаза. Она не могла знать. Никто не мог. Да? Я же пыталась, так отчаянно пыталась не выдать себя, изображая влюблённую дурочку каждый день. Следовала за Угольком по пятам. Улыбалась ему в ответ, задорно что-то отвечая, а в голове, тем временем, снова и снова прокручивала тот момент, когда хотела его убить. Мысленно убивала. И улыбка становилась шире. Но теперь… Мне хочется разрыдаться. — Значит, я права, — Пеплогривка рассеяно опускает голову. — В последнее время все только и обсуждают вас. А я сразу почуяла, сердцем, что-то неладное… Остролистая, — моргнув, я смотрю на неё, замечая в глазах подруги горечь и жалкое отражение себя — такое неправильное и такое изменившееся. — Так нельзя, понимаешь? Надо немедленно доложить Огнезвёзду… Да хоть кому-нибудь! Это не должно продолжаться! — Нет! — я преграждаю кошке путь, виновато качнув хвостом. Сделка с Угольком не будет расторгнутой. Я не позволю. — Это… Это не твоё дело, Пеплогривка! Я люблю его, правда люблю! И никак не могу смириться с тем, что он до сих пор неравнодушен к Белке. Пожалуйста, давай вернёмся в лагерь и забудем наш разговор? Умоляю тебя… Поверь же мне! Если ты всё ещё считаешь меня своей подругой… То давай вернёмся в лагерь и… Разрыдалась. Утонула в негромком плаче, проглатывая последние слова. Лепетала что-то неразборчивое, боясь смотреть подруге в глаза. И мои такие громкие слова о любви… Будто само сердце сказало. Но я знала, что это не так. Это моя ложь во благо. Грозовая воительница удивлённо округляет глаза, а затем мотает головой. И если Уголька мне не удалось разжалобить, то Пеплогривку, напротив, растрогать моими слезами не составляет особого труда. — Конечно, мы вернёмся, — еле слышно шепчет она, с неким отчуждением посмотрев на меня. — Я не узнаю́ тебя, Остролистая. Хочется горько усмехнуться, но вместо этого молчу смиренно. Я сама себя не узнаю́.

***

Прошло несколько дней после нашего разговора с Пеплогривкой. После этого она больше не подходила ко мне, но всегда провожала ледяным взглядом. И стальные когти сжимали моё сердце, когда приходило осознание того, что теперь уже ничего не будет, как прежде. Не будет наших дружеских подколов, совместной охоты и ночных посиделок. Не будет товарищеских патрулей и осмотров границ. Ничего не будет… Но мне уже поздно оглядываться в прошлое: я сама выбрала свой путь. И только мне нести эту ношу на своей спине, пусть и такую неподъёмную. — Остролистая, — голос Огнезвёзда заставляет меня подскочить на месте. Повернувшись к нему, я замираю, испугано слушая учащённое биение собственного сердца. Неужели, Пеплогривка ему рассказала всё?.. — В последнее время ты выглядишь подавленной. И я подумал, что общение с другими племенами поможет тебя ободрить. Я беру тебя на Совет. — Спасибо, — выдавливаю из себя измученную улыбку. Ночь Совета? А я и не знала даже. Пустила время на самотёк, привыкая к новому существованию. И вдруг странная мысль окатывает меня, завлекая в свой водоворот. Уголёк манипулирует мной, держа правду в своих лапах. А что будет, если я сама открою её, признавшись всем, кем являюсь я? Кем являются мои братья?