***
— Остролистая! — толчок Пеплогривки будит меня, смахивая с кончиков ресниц остывающий сон. Я открываю глаза и долго смотрю на подругу, искренне недоумевая, что произошло. — Ты кричала, — поясняет серая кошка, с неким сожалением глядя на меня. От её проницательных глаз ничего не укрыть: ни моё состояние, ни плохое настроение, которое я тщательно скрываю ложной радостью. Я пытаюсь забыть всю свою боль, но попытки мои тщетны. Каждый раз, когда я вижу тебя с другой, моё сердце разрывается на куски. — Сон плохой, — очередной раз обманываю Пеплогривку я, в надежде на то, что кошка поверит. И она верит. Вернее, делает вид, что так и есть. Сон, значит сон. Без слов покидаю пещеру воинов, выходя на улицу. Ночь встречает меня колючим холодом: ледяной ветер неприятно ерошит шерсть, а предрассветный туман обволакивает со всех сторон, наводя приступ лёгкой паники. Вернуться бы назад, в тёплую пещеру, но мне не хочется. Я опять увижу тебя, отражение сладкого сна на твоём лице. Красивое зрелище, но оно сразу портится, когда рядом с тобой я наблюдаю ненавистную мне Орешницу. Она словно паразит присосалась к тебе, как клещ, и отвалиться не хочет. Как же раздражает меня эта глупая кошка! Я думала, что ты открылся мне. И чувства от меня ты не прятал, демонстрируя то гнев, то радость, то нескрываемый интерес ко мне. Ты разным был. А сейчас однотипным стал, скучным. Чересчур мягким, что ли. Меня уже тошнит от твоей нежности. Рвотные спазмы появляются, когда я вижу ваше зрелище с Орешницей. И чувство странное внутри рождается: ты ведь не любишь её! По глазам вижу! Чувствую своим нутром это. Соглашусь, ты трепетно к ней относишься, но как к дочери. Ласковый, как любящий отец. Как мой Ежевика. Но округляющиеся бока Орешницы говорили об обратном. Скорее всего, ты не привык демонстрировать свои чувства на всеобщее обозрение. — Привет, злюка! Вынырнуть из водоворота мыслей сложно, но я справляюсь с этой задачей. Поднимаю взгляд на улыбающегося Мышеуса, и с некой радостью замечаю, что он стоит рядом с Маковкой. Она будет идеальной парой для него. — Привет, — натянуто улыбаюсь я, кивая им головой. Мышеус бросает на меня печальный взгляд, но потом поворачивается к Маковке. — Составляю компанию Маковке — Ежевика поручил ей ночное бдение, — поясняет серо-белый кот, — Но у меня уже лапы затекли. Не составишь мне компанию прогуляться? Ловлю на себе взгляд Маковки, который искрится от ревности. Пожимаю плечами, а затем следую за Мышеусом. В голове пустота, и я уже не соображаю куда иду и зачем.***
— Я… Маковка предлагает сойтись с ней, — грустно произносит воин, пристально глядя в мои глаза. Но я спокойно киваю головой, мол, понятно всё, но отвернуться не могу. Синий взгляд Мышеуса гипнотизирует. Его глаза так похожи на твои глаза, Уголёк. Звёздное племя, как мне их не хватает! Я неосознанно придвигаюсь ближе, чтобы погрузиться в немигающий взгляд окончательно… но затем с силой себя отдёргиваю. Возвращаюсь в неприятную для себя реальность. Да я совсем с ума сошла, раз пытаюсь разглядеть тебя в других котах! — Я знаю, — осипшим голосом отвечаю я. — Буду рада за вас. Маковка очень хорошая. В голове мелькают картинки событий, которые произошли луну назад. Казалось бы, так мало времени прошло, но его хватило, чтобы я отдалилась от друзей снова. Но уже по собственной инициативе. За все эти дни Мышеус сблизился с Маковкой, а Львиносвет зачастил ходить в патрули с Пеплогривкой. Даже ветреная Медобока остепенилась. Все пары нашли. Все, кроме меня. Я ведь так хочу стать предводительницей. А, значит, пара мне ни к чему. — Но я не люблю её, — шёпот кота приводит меня в чувства. Вздрагиваю, а затем перевожу взгляд на Мышеуса, который дрожит от волнения. — Я люблю… тебя. — Мы уже обсуждали это, — напоминаю устало, надеясь, что Мышеус со временем поймёт и простит меня. Ведь я не могу стать его подругой. Не могу, потому что не люблю. — Не надо всё усложнять. Ты очень дорог мне, Мышеус. Но как друг. Возможно, когда-нибудь я повзрослею, выйду из этого тяжёлого состояния, и впущу тебя в свою жизнь. Если ещё не будет слишком поздно. Но не сейчас. — Я буду ждать, — воитель утыкается носом в мою щёку. — Хоть здесь, хоть в Звёздном племени. Ты навсегда останешься в моём сердце. Знаешь, я даже счастлив, что люблю тебя. Таких кошек, как ты, нет и не будет, Остролистая. Сердце бешено стучит в груди и что-то сдавливает горло, но, наперекор этому из полуоткрытого рта вырывается одно-единственное слово: — Спасибо…***
Поляна залита таинственным серебряным свечением. Колыхающиеся ветки деревьев вдалеке напоминают мне воду, и я останавливаюсь, чтобы насладиться данным пейзажем. Очень красиво. — Остролистая, — чей-то приглушённый голос заставляет меня отвлечься. Поворачиваю голову и слабо улыбаюсь, когда вижу перед собой Тростинку. Свет луны ласково играет на её шерсти, создавая иллюзию, будто кошка соткана из тончайшей звёздной пыли, которая ярко сверкает в ночной темноте. Добрые глаза, цвет которых свежую листву напоминает, с материнской любовью смотрят на меня. — Зачем ты здесь? — спрашиваю я, удивлённая тому, что королева выбралась из детской и проделала долгий путь сюда, следом за мной. — Уже поздно. Котята будут плакать без тебя. — Есть одна причина, которая заставила меня покинуть лагерь, дорогая, — мягкий голос Тростинки до души моей коснулся, успокаивая. Рядом с ней я чувствую себя защищённой и спокойной. — Что за причина? — Это ты. Я вижу, как тебе нелегко. — Её голос приобретает грустный оттенок. И мне до дрожи хочется, чтобы она улыбнулась. Улыбка ей так идёт. — Переживи весь этот кошмар. Перебори в себе прошлое, чтобы начать жизнь с чистого листа. Иначе ты сгоришь. Впутаешься в трясину, которая поглотит тебя с головой. — Я не понимаю… — Постарайся забыть его. Это будет лучшим выходом для тебя. — Слишком больно, — судорожно выдыхаю я, отворачиваясь. Королева подходит ближе, прижимаясь щекой к моей щеке. — Я знаю. Когда-то давно мне тоже надо было пережить… нечто подобное. Я чудом не сломалась. А сейчас я хочу помочь тебе. — Получится ли у меня… — Конечно. Ты сильная кошка, — решительно произносит Тростинка. Она отходит от меня, прожигая своим пристальным взглядом. — Пообещай мне, что справишься с этим. — Обещаю. Нежная улыбка расцветает на её мордочке. Королева довольно кивает, а затем направляется в сторону племени: — А теперь нам лучше пойти домой. И я послушно иду за ней следом.***
После нашего разговора с Тростинкой, я постаралась забыть. Сначала тяжело было, но потом во мне проснулись другие чувства, обжигающие. Я стала жить ненавистью, злостью и раздражением. Полностью отдавала себя охоте или патрулям, не замечая ничего и никого рядом. Мне было глубоко наплевать на дни, на погоду, на соплеменников — я срывалась на них по пустякам. Но самое главное — мне было наплевать на тебя, Уголёк. Вся боль прошла, внутри только пустота осталась. Первые дни плакать хотелось, а потом все чувства исчезли, будто их и вовсе не было. И жить стало легче.***
Снег противно чавкает под лапами, когда я иду к границе с племенем Ветра. Наш небольшой вечерний патруль обходил территории. В него вошли: я, Львиносвет, Уголёк, Терновник и Ежевика. Идеальный состав. И я почти не замечаю хмурых взглядов Уголька, коими он прожигает меня всякий раз, думая, что никто этого не замечает. Но теперь меня никак это не трогает. Нисколечки. И мне такое совсем неинтересно. В голове проносятся различные мысли, но они быстро испаряются, когда я слышу голос Терновника: — Смотрите-ка! Нет, вот наглость! Проследив за взглядом бурого кота, я возмущённо шиплю, когда вижу Ветерка. Воин из племени Ветра бежит за белкой. Увлечённый охотой, чёрный кот не замечает, как с каждым шагом всё ближе и ближе приближается к нашей границе. Терновник дёргается, но Ежевика останавливает его: — Он не переступил границу! — напоминает ему глашатай, преграждая путь. — Но скоро переступит! Пока коты разбираются между собой, я выскальзываю из зарослей засохшего папоротника и бесшумно направляюсь к границе. Когда белка переступает нашу территорию, я прыгаю и ловко убиваю добычу одним укусом. А затем прожигаю сердитым взглядом Ветерка. Ну здравствуй, братик. — Эй, ты! — взвизгнул Ветерок, негодующе сверкнув голубыми глазами. — Это была моя добыча! — Она перестала быть твоей, как только переступила нашу границу, - с угрожающим спокойствием в голосе напоминаю ему я. — Но я почти поймал её! — Так попробуй забрать, — специально поддеваю воина, — переступи границу и возьми её. Ветерок скалится, а затем мощным прыжком перелетает через канаву и врезается в меня. Сильно пошатнувшись, я падаю. Воспользовавшись этим, кот из племени Ветра прижимает меня к мокрому снегу, давая увесистую оплеуху. В глазах темнеет. — Будешь знать, как зазнаваться, — следом рычит он. Львиносвет, оценив ситуацию, бросается мне на помощь. С диким воем, он настигает нас, пытаясь меня защитить. И с силой бьёт когтистой лапой Ветерка по морде. Брызгает кровь. А внутри меня зажигается неистовая ярость. — Он мой! — кричу Львиносвету я, отпихнув воителя в сторону. — Дай мне проучить его! Не обращая внимания на боль, я ловко выбираюсь из цепкой хватки Ветерка и нападаю на него. Тот сдавленно кряхтит, не ожидая моей атаки, но хватку не теряет. Сцепившись, мы клубком катаемся по земле, борясь друг с другом. Да так, что шерсть во все стороны летит. — Остановитесь! — гремит над поляной грозный рык Ежевики. Его голос действует на меня, но не на Ветерка. Пока я медлю, чёрный воин опрокидывает меня, практически вжимая в землю. И блокирует все мои выпады. — Так поиграть со мной хочется, котёночек?! — с приторно-ласковой издёвкой в голосе вопрошаю я, чувствуя солоноватый вкус крови во рту. И прежде чем воин племени Ветра успевает что-либо ответить, я выпускаю когти. С извращённым наслаждением вонзаю их в его податливую плоть, со всей силы кусаю его переднюю лапу. К вкусу собственной крови примешивается и его, которая для меня является родной. Что же мы делаем? О, его кровь. Такая солёная, густая и мерзкая для меня кровь. Практически такая же, как и моя. Только вот у него она чистая. И совсем не нарушает Воинский Закон. А моя — предательская. А ещё грязная, ненавистная и неправильная — совсем как я. Мне до одури хочется вонзить клыки в горло Ветерка. Пролить его такую правильную кровь на землю и омыть ей собственные лапы. Может мне повезёт, она впитается в меня, и я тоже стану правильной? В глазах Ветерка блестят слёзы. Он кашляет — мы знатно потрепали друг друга. — Остролистая! — гневно восклицает Ежевика, а Львиносвет с силой спихивает с меня Ветерка, рычит на него и вот-вот готов разорвать на мелкие куски. — Не смей трогать её, мышиный ты помёт! — кричит на Ветерка Львиносвет. Такого грозного, яростного брата я не видела уже давно. — Львиносвет, оставь его в покое! — продолжает негодовать глашатай, с ужасом переваривая всю эту ситуацию. — Что вы делаете? Вы же могли поубивать друг друга! — И поделом бы ему было! — огрызаюсь я, попытавшись приподняться на дрожащих лапах и сердито хлестнув бока хвостом. Да как Ежевика посмел прервать меня?! Я же почти проучила этого выскочку! — Да что же это с вами? — испуганно произносит глашатай, помогая мне твёрдо встать на лапы. Я презрительно провожаю взглядом Ветерка. Затем усмехаюсь удовлетворительно. Братику тоже досталось: он хромает и выглядит уже не таким наглым, самоуверенным. И всё-таки я задала ему трёпки! Я так рада, что мне удалось сбить с него спесь, задать ему жару. Даже какое-то внутреннее облегчение чувствуется. Я закрываюсь от непрошеных мыслей о том, что Ветерок не виноват в моём происхождении. И если кто-то и должен расплачиваться за мой неугасимый гнев, за мою ненависть, то только не он. А Грач. Но Грача сейчас нет, и я довольствуюсь его отпрыском. Хриплое шипение Ветерка приятно ласкает мой слух. Я ликую, оборачиваюсь к Львиносвету. Но брат не разделяет мою мстительную радость, напротив, он выглядит донельзя потрясённым. Раздражённо закатив глаза, я хватаю убитую белку. Удовольствие от пережитой драки моментально растворяется, будто его и не было вовсе, и мне хочется вернуть это прекрасное чувство обратно. Хочется унизить Ветерка напоследок. Так, чтобы он надолго запомнил меня и не решался лишний раз взглянуть на Совете. И обходил стороной моё Грозовое племя! Я швыряю уже остывшую тушку белки в сторону воителя племени Ветра. — Не уходи с пустыми лапками, киска. Накорми ей своё ничтожное племя, — и, бросив на Ветерка последний уничтожающий взгляд, я прохожу мимо застывших на месте Терновника и Уголька. Последний долго смотрит мне вслед, а затем тихо шепчет: — Я не узнаю тебя, Остролистая…