P&V
― Сью Сильвестр ― многое; проницательная деловая женщина, миллионер, добившийся всего сам, изумительный собеседник, шестикратный чемпион по армреслингу на Среднем Западе и дизайнер собственной линии спортивных костюмов. Единственное, что она не делала и никогда не будет, — это ошибаться. Курт сидел в кресле и с замешательством смотрел презентацию, что мелькала перед ним. Он предполагал, что процесс будет включать заполнение каких-то бумаг, возможно, некоторые заметки по поводу его внешнего вида и веса, а затем его отпустят в свою комнату, чтобы он мог распаковать вещи. Вместо этого он обнаружил себя сидящим перед проектором, показывающим детальную презентацию о его новом работодателе. Слайдшоу если и было увлекательным, то только потому, что Курт никогда не встречал никого с бóльшим эго и чувством собственной важности, но так же задумался, что еще работа на эту женщину могла повлечь за собой. Спустя час презентация наконец закончилась сорока восемью минутами финального подсчета Достижений Сью, десятью минутами правил на рабочем месте и этикета и двумя минутами благодарностей ― большая часть из которых приходилась Сью и Спексу. Не то чтобы Курт был удивлен. ― Дальше мы обычно говорим об оплате и привилегиях, ― сказала Сью, сидя на углу своего стола. ― Большинство девочек здесь получают ровно сорок процентов от того, что заплатит клиент. Десять или двадцать уходит на покрытие их расходов, пятнадцать или двадцать ― на инициативный фонд, а остальное ― моя доля. Это очень щедрый пакет, и большинство из моих девочек довольны им. Ты с другой стороны… ― она наклонила голову и устремила изумленный взгляд на Курта. ― Ты слегка особенный, да? Почти все мои девочки остаются здесь на годы. Когда они заканчивают со мной, то остаются хорошо обеспеченными, чтобы встать на свой путь в счастливое будущее. Ты, очевидно, имеешь другие планы, вот почему мы сделаем все немного по-другому. ― Как по-другому? ― спросил Курт, боясь разрывать зрительный контакт. ― Первой цены, которую мы получили за тебя, было бы достаточно, чтобы покрыть все твои расходы здесь пять раз. Каждая последующая ― чистый доход, и, так как обо всех твоих расходах позаботятся, семьдесят пять процентов от дохода уйдет прямо в твои милые фарфоровые ручки, ― Сью потянулась в сторону и взяла большую пластиковую чашку, наполненную таким же безвкусным, цвета цемента, протеиновым коктейлем, которые Финн (Финн ― сердце Курта кольнуло при мысли о сводном брате, все еще не проснувшимся и находившимся при смерти в больнице) привык пить, когда готовился к футбольному сезону. ― Я бы сказала тебе насколько высоки текущие ставки, ― добавила Сью, машинально взбалтывая стакан, ― но ты, скорее всего, потеряешь сознание от шока, и тогда твое заселение станет намного бóльшим испытанием. ― Насколько… ― Курт оборвался. ― Могу я узнать, как много ставок было сделано? ― он не был уверен, как знание этого могло бы повлиять на него. Он даже не знал, с какой суммы были начаты торги, хотя если этого было действительно достаточно, чтобы покрыть все его расходы пять раз, то это уже больше, чем Курт мог себе даже представить. ― Двадцать от восьми разных клиентов, ― Сью слегка улыбнулась, что, вероятно, было самоудовлетворением. ― Одна от кого-то, кто уже прислал три платы за последние два часа. Должна отдать тебе должное, Фарфоровый. Я знала, что ты станешь сенсацией, но не предвидела, что это случится так скоро. ― Что случится? ― глупо спросил Курт, пораженный тем, что существовало восемь разных человек, которые были достаточно заинтересованы в возможности сделать это с ним, чтобы потратить такое количество денег, включая одного, который был настолько увлечен, что заплатил так много денег за столь короткий срок. ― Не знаю, кто этот Вельветовый, ― Сью ухмыльнулась, ― но кто бы ни прятался за этим именем, он явно вбил себе в голову, что ты должен стать его, и он не остановится, пока это не случится. Кровь Курта стыла в жилах, и он попытался не думать о том, что кто-то, кто определится, может захотеть за свои деньги. ― Кто бы это ни был, он ведь знает, что это всего на один раз, так? ― спросил Курт, его голос едва ли скрывал дрожь, угрожающую вырваться наружу. ― Одна ночь, ― поправила Сью. ― Он приедет не раньше шести часов вечера, и ему будет позволено получать удовольствие от твоего общества не позднее, чем до одиннадцати утра следующего дня. Победитель захочет, чтобы его деньги окупились, и ты не можешь винить его в экономии. Желудок Курта сжался в узел при мысли о ловушке, в которую он попадет с кем-то, кто ― как Сью выразилась? ― определится, чтобы обладать им на семнадцать часов. Многое может случиться за семнадцать часов, и Курту становилось плохо при виде некоторых возможностей, что мелькали в его голове. Он знал, что занимался этим по уважительной причине, но от этого избавиться от отвращения не становилось ничуть легче. ― Конечно, ― тихо сказал он. ― Удовлетворение клиентов ― ключевая часть услуг, которые мы предоставляем. ― Приятно видеть, что ты принимаешь нашу корпоративную философию, Фарфоровый. Досадно, что ты не задержишься здесь достаточно надолго, чтобы поработать, как настоящий представитель. ― Да, ― грубо ответил Курт. ― Досадно.P&V
К тому времени, как Курт достиг Десять Д, его вещи уже были по большей части разобраны. ― Не знаю, куда ты хочешь это поставить, ― сказал Бу-Бу, указывая на несколько фотографий в рамках и другие памятные мелочи, которые Курт привез с собой. ― Сью не позволяет выставлять личные вещи напоказ. Она говорит, что это мешает клиентам забыть о том, что ты человек. ― Конечно, ― тихо ответил Курт, поднимая семейный портрет и сглатывая ком, образовавшийся в горле. ― Что ты предлагаешь? Бу-Бу посмотрел на него с выражением, которое Курт не мог прочитать. ― Я никогда ничего не предлагал, ― пробормотал толстоватый мужчина. ― Я не достаточно умен, чтобы придумать что-то, ― он нервно осмотрелся, а затем встал и направился к маленькой кухне в углу. ― Если ты разместишь их в этом шкафчике, ― сказал он, открывая одну их верхних дверец, ― то сможешь видеть их отовсюду в комнате, но никто не увидит их, когда дверца будет закрыта. Курт подошел с фотографией и поставил ее на полку. ― Мне нравится, ― мягко сказал он. ― Спасибо. ― Я помог, ― сказал Бу-Бу, широкая улыбка растянулась на его лице. ― Сью никогда не позволяет мне помогать. Она приятнее, чем мой старый начальник в «Простынях и Подушках». Она не бросается так много вещами и не делает вид, что беременна. ― Твой старый начальник притворялась беременной? ― спросил Курт, скептически приподняв брови. ― Она сказала, что я слишком глуп, чтобы понять, ― Бу-Бу нахмурился, а затем открыл дверь шкафа и сложил пустой чемодан Курта на верхнюю полку. ― Вот твой гардероб, ― сказал он, указывая на среднюю полку. На двух поменьше, в самом верху, Курт заметил свои собственные вещи или ту их часть, что он взял с собой. Большая половина его одежды все еще хранилась в шкафу в его спальне дома. Дома. Мысль о нем казалась настолько странной сейчас, учитывая все происходящее. Две полки были заполнены яркими и смелыми нарядами, но длинная полка была забита темной униформой. Все предметы были черными, и большая часть из ткани, умоляющей, чтобы ее коснулись, ― бархат, шелк, замша, кожа, ― притягивающие взгляд и руки, и все они подчеркивали бледность кожи Курта. ― Ты можешь носить свою одежду в комнате, когда у тебя не назначено встреч, ― объяснил Бу-Бу, ― но ты должен надевать свою униформу на каждую встречу и всегда, когда покидаешь это место. ― Конечно, ― выдохнул Курт, рассматривая вещи. Процесс был очень длительным. Комната сама по себе была достаточно поразительной. Когда он в последний раз видел ее, она была такой же скучной и невзрачной, как и любая другая. Сейчас же после того, что, Курт мог лишь предположить, было заслугой нескольких бессонных ночей Пинки, она была чем-то совершенно другим. Бежевое покрытие было отодрано от пола и заменено черными половицами. Все было черным, начиная от мягкой текстуры стен и заканчивая тяжелыми бархатными шторами. Было очень темно, но опрятно, без единого лишнего украшения или оборки ― кроме кровати. Кровать располагалась по центру несущей стены, окруженная рядами прозрачного черного шифона, ниспадающего с потолка на тонких металлических стержнях. Слой за слоем бархат обматывал изголовье, и тонкие переплетенные вместе веревки из черного шелка свисали с балдахина, закрепленного на четырех высоких столбах. Пуховое одеяло было толстым и мягким и казалось покрытым тончайшим бархатом, как и огромная гора подушек. Кровать была роскошна, по меньшей мере, но так же достаточно пугающей. Курт часто мечтал о том, чтобы иметь настолько неприлично роскошную постель, но сейчас, столкнувшись с ней лицом к лицу, все, о чем он думал, это то, чем он собирался заняться на ней и как сильно он хотел бы оттянуть момент. Соблазн избежать этого любой ценой был очень сильным ― Курт бы уснул в ванной, если бы это означало, что он избавится от мыслей о том, что ему придется сделать, но он не мог. Он слишком устал, чтобы бороться, и все, чего Курт хотел, это закрыть глаза и забыть о мире на какое-то время. Когда он уснет, то не будет думать о том, где находится.P&V
Неделю спустя Курт сидел напротив Сью, собираясь услышать новость о своей судьбе. Он провел последние семь дней сидя в своем жилище, пялясь на стену или пытаясь уснуть, если считал, что это возможно. Несколько раз он позволял себе подолгу отмокать в ванной с ножками (особенно после того, как Бу-Бу пришел одним вечером с маленькой бутылочкой лавандовой пеной для ванны, объяснив это тем, что Сью хотела быть уверена, что он отдохнувший и избегает любых мешков под глазами). Но Курт так и не покинул пределы Десять Д. Бу-Бу приходил каждый день, чтобы убраться, а Спекс появился пару раз, чтобы убедиться, что все в порядке (все никогда не бывало в порядке), но помимо этого он оставался один и был признателен за уединение. Было приятно побыть с самим собой после всего, через что он прошел. Сью не сказала ни слова, когда вытащила тонкую черную папку из верхнего ящика стола и передала ее Курту. Она оперлась на край стола и молча уставилась на него с каменным лицом. Пальцы Курта дрожали, пока он открывал папку и доставал тонкую пачку бумаг, не веря своим глазам, когда пробежался взглядом по списку ставок и увидел конечную сумму. ― Кто-то заплатил так много денег, только чтобы… со мной? ― спросил он, не сумев заставить себя быть более прямым. ― Ох, он платит намного больше, ― сказала Сью, посылая ему натянутую улыбку и медленно кивая. ― Это только то, что он заплатит за честь твоей добродетели. ― Я думал, это должна была быть только одна ночь, ― сказал Курт, внезапно испугавшись, что вляпался намного глубже, чем думал. ― Вельветовый купил право на одну ночь разврата, да, ― она снова кивнула, и такая же натянутая улыбка растянулась под ее холодными глазами. ― Я убедилась, что он осведомлен об этом, когда он предложил другую половину сделки. Курт нахмурился при упоминании о Вельветовом. Что-то задело его с первого раза, когда Сью упомянула о необычно настойчивом участнике торгов, и услышать, что он не был единственным победителем (что, Курт давно смирился, было предрешенным исходом), но, вероятно, договорился о дополнительном времени, оставило холодный ком в желудке Курта. ― Какой сделки? ― Он хотел провести время с тобой. Может, какой-то вид ухаживаний. Может, дело во власти. Не знаю, не важно. Но что я знаю и о чем ты должен побеспокоиться, это что деньги могут купить счастье, и с тем количеством денег, что ты получишь, ты уйдешь отсюда очень, очень счастливым мальчиком. ― На-насколько счастливым? ― спросил Курт, дрожь в его голове была невероятно сильной. Сью усмехнулась, а затем забрала у него папку с бумагами, перелистав до последней страницы, и снова передала ее ему, резко ткнув пальцем в листок. Курт вытаращил глаза и закашлялся, заставляя себя снова дышать. Он никогда особо не доверял идее о том, что деньги могут принести счастье, но должен был признать, что шесть цифр приносили чертовски много счастья для первоначального взноса.P&V
Два дня спустя Блейн тяжело сглотнул, рассматривая содержимое конверта, который только что был доставлен курьером. У него ушла секунда на то, чтобы заметить, кто доставил его, потому что Блейн привык смотреть вверх, когда открывал дверь, и не заметил парня в инвалидной коляске. ― У меня есть такой же жилет, ― глупо сказал он, когда наконец заметил его, но парень окинул его уничижительным взглядом и потребовал расписаться для подтверждения доставки, прежде чем развернуться и уехать прочь, очевидно не в восторге от их сходства в одежде. Внутри был странного вида договор об аренде, и Блейн решил, что это часть прикрытия для борделя, и несколько брошюр и альманахов, включая купон на бесплатные двойные колбаски от Розетти, что Блейн заметил не без изумления. То, что действительно привлекло его внимание, конечно, было глянцевое изображение восемь на десять мальчика, которого они называли Фарфоровым. Это был тот же снимок, что он впервые увидел, тот, на котором он вначале ошибочно подумал, что мальчик был одет в толстовку. На задней стороне было напечатано расписание встреч. Блейн удвоил свою конечную цену и знал, что это было импульсивным поступком, но так же считал, что это было единственным способом, который он мог придумать, чтобы купить больше времени без нарушения пункта об одной ночи из контракта аукциона. На следующие пять недель ему будет позволено посещать Фарфорового два часа каждый вечер четверга. Ему не разрешалось двигаться, расстегивать пуговицы или ширинку ни на одной из одежд (его или Фарфорового), и ему не разрешалось приносить никаких фото- или видеоустройств. Блейн был согласен со всеми правилами (он и не собирался делать ничего из этого в любом случае), но последнее удивило его.«Фарфоровый не увидит Вашего лица до последней ночи, когда Вы заберете свой приз. Ему будут завязывать глаза, прежде чем любая встреча приведет к финальной ночи, и ни Вам, ни ему не будет разрешено снимать повязку ни при каких обстоятельствах».
Насколько неловко должно быть провести пять недель, встречаясь с кем-то, кто не может тебя увидеть? «Настолько же, насколько провести их с кем-то, кто с тобой только лишь потому, что ты заплатил неприлично много денег», ― сказал надоедливый голос в его голове, и Блейн нахмурился, отбрасывая мысли в сторону. Он не знал, что делать. Столько всего было болезненно очевидно. Он позволил этому мальчику, этому Фарфоровому, этому незнакомцу отвлечь его от главной цели, и лишь позволил себе ввязаться еще глубже, предложив эти встречи. «Может, я смогу уговорить его помочь мне, ― задумался Блейн. ― Если только я смогу заполучить его доверие, возможно, он сможет позволить чему-то проскользнуть, что я смогу использовать против них. Может, ― попытался он убедить себя, ― я могу найти способ спасти его». Он встал с кровати и, расстроенно сняв рубашку, направился в душ. Может, немного времени под горячими струями поможет прочистить голову. У Блейна было восемь дней до их первой встречи, и он хотел, чтобы она того стоила.