Immortals

Что можно чувствовать, когда человек, ставший твоим «всем» еще с детства и погибший вот уже семь лет назад, вдруг оживает? Вот и Хиро не знает. Он смотрит на то, как трепещут поразительно пушистые ресницы брата, как вздымается его грудь, и от банального рассматривания его отвлекает Бэймакс. - Хиро... Поразительно, что робот почти всегда теперь называет его по имени. Хотя после семи лет не делать этого сложно, да?.. Бэймакс ничего не говорит – просто подхватывает братьев Хамада на руки и вылетает из рушащейся лаборатории. Кажется, Хиро вяло сопротивляется, но тут же затихает, когда они наконец-то видят свет и летят в небе. Свет солнца слепит глаза, и он снимает очки и маску. - Садись. Хиро не говорит лишних слов, как семь лет назад, но Бэймакс его прекрасно понимает и качает головой. - Тадаши нужно отдохнуть. Хиро взрывается. - Мне надо его осмотреть! – Наглая и глупая ложь. Лучший медицинский робот уже все сделал за него, и сейчас Хамада-младший просто хочется коснуться брата, чтобы понять, что он не сон, не галлюцинация. К счастью, Бэймакс понимает его правильно, и остаток пути они летят уже каждый по себе. Хиро чувствует, что задыхается, когда Тадаши в его руках издает слабый стон. Кажется, к госпиталю они долетают, совершенно не прячась. Да и зачем и от кого? Хиро – герой этого времени, ему машут и ему улыбаются, совершенно не обращая внимания на бледность и человека у него на руках. Конечно, думают, что он опять кого-то спасает и что-то изобретает. Филантроп же. От этого Хиро хочется рассмеяться, но смех застревает где-то внутри. Уже в госпитале, когда его брат скрывается за дверями, куда Хиро не пускают, он кусает себя за костяшки пальцев руки и набирает сообщение Хани, что задержится. Он ничего не объясняет и не будет. Бэймакс тоже скрывается где-то за дверями, помогая основному персоналу и другим роботам. Все-таки изобретение Тадаши поистине гениально. Тадаши. Хиро сползает вниз по стене, издав какой-то странный смешок. Живой. Невредимый. Это просто невозможно. Черт, да это не то, чтобы физикой, это медициной не объяснишь! Тадаши сгорел в пожаре, погиб во взрыве и то, что осталось от его тела, давно погребено на кладбище! Хиро не знает, чего больше боится: того, что его брат не брат, или того, что будет теперь. Ведь выглядит Тадаши на свои восемнадцать, когда и погиб. Тогда Хиро было четырнадцать, и все происходящее казалось дешевой драмой, которые так любит смотреть тетя Касс вечерами. Тогда он хотел одного: чтобы все это оказалось сном, и Тадаши снова был здесь, с ним. Сейчас Тадаши здесь. По крайней мере, Хиро только минут десять назад держал его тело, сжимал такую знакомую ладонь брата, чувствуя пульс и тепло живого человека. Хиро не выдерживает и смеется, сидя на полу в зале ожидания, и размазывает злые слезы по лицу. Через пять минут он уже собран, как и всегда: встает с пола, вытирает лицо рукавом рубашки и твердо знает одно – Тадаши здесь. И этого Хамада-младшему хватает, чтобы прекратить терзания. Внешние, по крайней мере. - Хамада-сан... Медсестра, пожилая женщина типичной японской наружности мило улыбается, пропуская его в комнату, и Хиро скупо благодарит ее, искренне улыбаясь. Странно, а он думал, что людей в больницах как персонала почти не осталось. Хотя это даже к лучшему, думает он, когда медсестра разбалтывает его, пока они идут в стационар, куда перевели Тадаши. На прощание Хиро искренне благодарит ее и оставляет щедрые чаевые, от которых старушка, однако, отказывается. Хамада только пожимает плечами и чувствует, как замирает его сердце, стоит только ему увидеть брата. Тадаши лежит на стерильно-белоснежных простынях, к носу его тянутся всевозможные трубки. Хиро делает несмелый шаг к больничной кровати, хватает ртом воздух, и его рука замирает в каком-то сантиметре от руки брата. Он улыбается и оглаживает подушечкой большого пальца ладонь брата, несильно сжимая в знак безмолвной поддержки. - Тадаши... - Хиро... – вдруг слабо произносит брат. Показатели приборов пищат, и к ним тут же подлетает какой-то бот. Хиро стоит, чувствуя, как растягиваются его губы в глупой улыбке. Он не сдерживается и падает на колени перед больничной кроватью; прижимается щекой к ладони брата, не выдерживает и невесомо касается губами. Тадаши не открывает глаз, и через некоторое время его дыхание становится таким же спокойным, как у спящего. - Тадаши спит, - сообщает появившийся откуда-то Бэймакс. – И скоро проснется, Хиро. Хамада-младший не сдерживает очередной солнечной улыбки и смахивает слезы в уголках глаз. Это все напоминает глупый сон, и Хиро очень хочется не просыпаться. - Простите, мистер Хамада? Крей улыбается своей белоснежной улыбкой, которая не изменилась за последние семь лет. Теперь он – мэр Сан-Франсокио, влиятельный магнат и политик, с которым Хиро частенько пьет зеленый чай или что покрепче, будучи у него в гостях. Крей прекрасно понимает, что если бы не Хиро, мэром города сейчас был бы далеко не он. Просто потому что люди, убитые сумасшедшими профессорами, быть мэрами не могут. И точка. Поэтому-то мэр и приглашает его на отдельную беседу. Хиро раздраженно выдыхает сквозь зубы, отпуская руку брата и почти приказывая дернувшемуся Бэймаксу оставаться с братом. Ну, мало ли. - Мистер Хамада, - они выходят на небольшой балкон, и Хиро, не выдерживая, закуривает. Запах дорогих вишневых сигарет, кажется, въедается во все его существо, но он-то знает, что за упаковку он платил не зря: запаха почти не остается, ровно как и последствий. Курит он скорее, чтобы успокоиться и по привычке. Кажется, он начал еще несколько лет назад, когда в него никто не верил, кроме друзей и тети; а курение делало его в собственных глазах взрослее, почти приравнивая к брату. Как забавно: тот все равно казался взрослым, пусть и не курил. Очередное доказательство их различия. Конечно, он может бросить. Хотя как можно бросить то, чем занимаешься от силы раз в месяц? И то – не факт, что не в два. Все-таки мозги у Хиро присутствовали, как и инстинкт самосохранения. Хиро кривит губы в усмешке и кивает Крею в знак того, что слушает. - Мистер Хамада, я думаю, лучше не распространяться о том, что произошло. Вы же понимаете, многие захотят воскресить кого-то еще, а это грозит демографическим взрывом и, как следствие, перенаселением. Мы только начинаем освоение других планет для последующей колонизации. Дело идет полным ходом, Вы сами знаете, но до полного завершения хотя бы теоретической части ждать еще несколько лет. Конечно, Хиро знает. Сам же работает на это их НАСА, или как это теперь называют? Без разницы. Ему куда интереснее послушать, на кого же сопрут вину на этот раз. Сигарета тлеет, и он выбрасывает ее в заботливо поставленное здесь мусорное ведро. - Если Вы не против, конечно, мы могли бы обвинить во всем Йокаи. Что скажете? Ну, конечно. Йокаи – выдуманная легенда, выдуманный злодей, козел отпущения. Просто потому что свалить вину надо на кого-то. На профессора Каллагена не выйдет – он и честно раскаялся, и ради дочери все делал... ну и вложил более нескольких миллионов в бюджет города. Потому и был создан образ злодея в маске, который все это и устроил: именно он похитил и управлял профессором и нанороботами, именно он хотел убить Крея. И именно на выдуманного человека, убитого ими и так и не опознанного, по словам полиции, они собираются сбросить еще одну жертву – Тадаши Хамада. Хиро почти видит заголовки статей: «Погибший семь лет назад Тадаши Хамада найден в состоянии комы своим братом! Кто виноват: неосмотрительность или все тот же Йокаи? И что еще скрывает этот загадочный человек в маске, погибший семь лет назад?» Хиро усмехается и кивает. Медленно плывут облака по синему небу, когда Крей вежливо предлагает ему помочь со всеми делами – как, например, документы и легенда. Хиро благодарит его и выдавливает из себя улыбку. Они пожимают руки, и Крей ненавязчиво спрашивает, когда Хиро сможет вновь вернуться к разработкам НАСА. Он уже знает, что если гения понесло на богом забытый остров, то лишь от скуки. Хамада снова вяло улыбается и отвечает, что как только поставит брата на ноги, будет в исследовательском центре сию же секунду. Они не говорят напрямик, но прекрасно друг друга понимают. В тот же вечер мэру на почту приходит законченный проект Хамада, а Тадаши переводят в люкс-палату. И на дружбу это не спишешь. Скорее простые деловые отношения, не более. В газетах начинают ненавязчиво мелькать новые подробности. Тетя Касс приезжает первой – и ее руки трясутся. Она осторожно касается Тадаши, будто боится, что он рассыплется – прямо как Хиро вначале. Затем точно так же падает на колени перед ним и молит прощения, что не сберегла, не уследила. Это ее исповедь, и Хиро оставляет ее наедине с этим. Когда тетя выходит, она улыбается и говорит, что не будет им мешать, и как только Тадаши выпишут, они устроят семейный ужин с острыми крылышками. Хиро улыбается так искренне, как только вообще возможно человеку. Следующими приходят друзья. Фред неуклюже переступает с ноги на ногу – одетый в простые джинсы и толстовку, он выглядит совсем взрослым; Васаби постоянно ворчит, что везде чересчур пахнет медикаментами и чихает; Го-Го треплет Хиро по плечу; а Хани улыбается и молча целует Хиро в лоб. Они недолго стоят у кровати, а затем чувствуют, что не нужны и оставляют братьев Хамада наедине. Хани только грустно улыбается и просит Хиро быть осторожным. Она ничего не объясняет – и на прощанье только легко касается его губ своими и оставляет ему два стаканчика кофе, его любимого. Пожалуй, за что Хиро ее любит, так это за чувство такта. Бэймакс тоже стоит в стороне. Только когда Хиро подходит к нему, он выходит из режима сна и обнимает Хамада-младшего. - В трудные ситуации необходима поддержка близких. Хиро улыбается и обнимает робота в ответ. - Спасибо, Бэймакс. Спасибо. Слова срываются с его губ будто сами по себе, и Хиро только улыбается. Уголок рта Тадаши, кажется, тоже дергается, будто в улыбке, и Хиро вдруг осознает, что находит силы и желание жить. Живее, чем это вообще возможно юному гению. Он улыбается, в тот же вечер заканчивая все проекты, которые Крей поручал ему еще два месяца назад. При этом больничной палаты Хиро не покидает, несмотря даже на уговоры тети и друзей. В принципе, те и не возражают – просто договариваются, и в палате появляется лишняя кровать, которая Хамада-младшему и не особо нужна. Он не спит, как ребенок, ждущий Рождественского чуда и появления Санты – только на этот раз он ждет пробуждения Тадаши. И он дожидается. *** - Хиро, как тебе не стыдно! Хани якобы дуется, но глаза ее смеются, когда она дает Хиро очередную порцию лимонно-медового чая. У нее яркие, смеющиеся глаза – в принципе, она и сама такая яркая, улыбчивая, с взрывным (как и ее химия) характером. Хиро улыбается во сне и просыпается от звука оповещения о сообщении. Глаза чуть слепит ото сна, и он зевает. Ну, надо же, он поспал впервые за... сколько там? Несколько дней, наверное, точно. Он уже готов было просмотреть сообщение, когда слышит рваный вздох откуда-то с другого конца больничной палаты. В считанные секунды он соскакивает с кровати и подлетает к лежащему Тадаши. Хиро видит, как трепещут чужие ресницы. Мгновение, и он открывает глаза. Хиро смотрит в родные темные глаза напротив и судорожно выдыхает. Кажется, мир разлетается для него на осколки, когда такой знакомый хриплый голос спрашивает: - Где Хиро? Хиро не знает – смеяться ему или плакать: брат первым делом спрашивает о нем, но и не узнает. Очень хочется списать все на прошедшие семь лет и объяснить это Тадаши, но все, что Хиро выдавливает из себя, это кривую улыбку и... - Добро пожаловать в будущее, Тадаши. И – вылетает из палаты. Кажется, перед глазами все расплывается, когда он набирает короткое сообщение тете Касс. Глаза почему-то щиплет, когда он активирует бутсы и мчится куда-то за море, подальше отсюда. Хиро боится сказать самому себе, что чувствует себя потерянным даже больше, чем семь лет назад, когда Тадаши погиб.