Книга I. Пламенный рассвет

Всю оставшуюся дорогу я старательно давила в себе желание вцепиться в руку Двалина и не отпускать до тех самых пор, пока не почувствую себя в безопасности. В горах уже стемнело — сумерки были особенными, не такими, как внизу, в долине. Словно кто-то сверху пролил чернила: почти ничего не было видно, и каждое дерево, каждый куст превращался в жуткое существо, и это заставляло меня постоянно вздрагивать. Мы двигались меньше часа, но для меня это время растянулось в кошмарную бесконечность, и я смогла даже обрадоваться, когда увидела огни впереди. А потом ветер подул в нашу сторону, и я едва не застонала, поднимая воротник и утыкаясь в него носом: порывы холодного воздуха принесли с собой запах гари. Мерзкий и отвратительный, вызывающий болезненные спазмы — мне разом захотелось разучиться дышать. Мужчины не выглядели очень уж обеспокоенными, однако шаг ускорили, и мне пришлось приложить уйму усилий, чтобы не отстать от них. Первое, что я увидела, — это огромный костер, полыхающий на широкой каменной площадке, окруженной отвесными скалами. И дровами служили мертвецы: кажется, орки, что напали на нас, были далеко не единственными. Несколько невысоких фигур стояли на некотором отдалении от жуткого костра и негромко переговаривались. — Что произошло? — резко окликнул их Торин, прямиком направившись к группе гномов. Двалин последовал за ним, а я как привязанная — за Двалином, краем глаза успев заметить, что Балин решил не разбираться в произошедшем и отстал. Гномы почти одновременно почтительно наклонили головы, приветствуя узбада. — Около полусотни орков, — отозвался один из них. — Перебили без труда, у нас только двоих задели, да и то — царапины. С десяток утекли прочь. — Да уж знаем, — буркнул Двалин. — Они поблизости ошивались. Почему не выловили тварей? — Фили и Кили с караваном ушли, — пожал плечами все тот же гном. — А другие не столь полоумные, чтобы по ночам по горам шастать и кучку орков выслеживать. — Эта горстка ублюдков едва нас на тот свет не отправила! — внезапно рявкнул Торин так, что у меня сердце в пятки ушло. — Если ума нету, так хоть совета у кого спросил! Хамоватого гнома проняло: он покаянно опустил голову, будто нашкодивший ребенок. Торин только рукой махнул, но я по глазам видела — запомнил. — Как же, отправишь их в чертоги Махала, — услышала я негромкий голос за спиной, когда узбад отвернулся. — Сам небось и горного тролля завалит, а все туда же — прибедняться. Я была столь удивлена, что едва не спросила у Двалина: как же так, Торин ведь узбад, а тот гном не дурак и должен понимать, что он все слышит. Отчего такая издевка в голосе, насмешка? Но увидела сжатые в узкую полоску губы Двалина и передумала. Я слишком многого не знала и пока еще не могла понять заведенных здесь правил. Но одно было ясно точно: отношение к Торину тут не столь однозначно, как могло бы показаться на первый взгляд. Залы Торина, или Эред Луин, располагались на востоке Синих Гор и были вырублены в скалах столь искусно, что я глядела на арки бойниц на верхних ярусах, выходящих на поверхность, затаив дыхание. Массивная часть скалы нависала над главными воротами Эред Луина, как грозный страж: казалось, что одно неловкое движение, и сотни и тысячи тонн камня обрушатся на головы незадачливых захватчиков. Подходы к воротам были надежно заблокированы частоколом в два человеческих роста, над которыми были видны дуги дальнобойных арбалетов — Залы Торина походили на ощерившегося зверя. Узбада заметили издали — а может, просто Балин оказался там куда раньше нас, — и сразу же признали: стоило только подойти, как отворилась совершенно незаметная дверца, и Торин незамедлительно шагнул внутрь. Я последовала за ним — Двалин пропустил меня вперед, бросив последний взгляд на того самого гнома, что посмел так высказываться в присутствии узбада, и взгляд был очень нехорошим. За частоколом обнаружилась огромная площадка, прикрытая сверху скалой: очень выгодная позиция для тех, кому нужнее защищаться, чем нападать. Несмотря на поздний вечер, жизнь кипела вовсю, однако среди деловито снующих у ворот гномов я не увидела ни одной женщины, только мужчин. С Торином почтительно здоровались, но без подобострастия, и это мне показалось правильным. К тому же я впервые за долгое время чувствовала себя достаточно защищенной, и к этому располагали как конструкция защиты Эред Луина, так и количество жителей клана в Синих Горах. Главные ворота были распахнуты, и оттуда тянуло жаром натопленных печей и кузниц. И совсем немного чем-то сдобным, но именно за этот запах я и зацепилась, стараясь подавить возрастающее волнение. Мне было и страшно, и любопытно: как меня здесь примут? Сомневаюсь, что у них часто появляются незнакомые лица. Навстречу нам уже спешила женщина. Чуть выше меня, крепкая, но удивительно изящная, словно выточенная из камня статуэтка. Двигалась она грациозно, словно танцовщица — к своему стыду, именно так я и подумала, пока неожиданно не поняла, где видела такие легкие и плавные движения. В той короткой схватке с орками. Мужчины — воины — двигались очень похоже. С затаенной силой хищника, сжавшегося в пружину и в любой момент готового к прыжку. Когда она подошла ближе, то я просто-напросто узнала ее. Впрочем, я уже ничему не удивлялась, но скосилась на Торина — благодаря своим снам, я уже запечатлела образ этой женщины в той, самой первой статуэтке. У нее были поразительные синие глаза. Яркие, удивительно теплые, и этим она разительно отличалась от Торина, хотя я немедленно поняла — они были кровными родственниками. Вот только если волосы у узбада были черными, как смоль, то у нее — что расплавленное золото. Забраны они были в затейливую прическу, на диво удобную: ни одной прядки не выбивалось из кос. Одета женщина была неброско и аккуратно: широкие штаны, мягкие сапожки, просторная длинная рубаха с закатанными по локоть рукавами, на которых можно было заметить мокрые пятна — ее явно оторвали от дел, сообщив о нашем прибытии. Ворот, который наглухо затягивался с помощью шнуровки, сейчас был распущен, обнажая шею и ключицы. Она была очень красива, и я почувствовала себя рядом с ней неуютно. Мне казалось, что она сейчас презрительно скосится на меня и пройдет мимо, и старые шрамы начали зудеть, напоминая мне о том, чего я теперь точно лишена. Однако я слишком плохо знала, с кем мне придется иметь дело. — Слава Махалу, ты вернулся! — ей было чуждо смущение, и она крепко обняла Торина. — Ты вовремя. Погляди, что творится. — Вижу уж, — с досадой бросил узбад, осторожно обнимая ее в ответ. — Десяток орков так бы по горам и мотался, нападая на всех почем зря. Почему Крона не отправила за ними? — Если бы он еще меня слушал, — тихо произнесла она и покачала головой. — Даже Фили, и тот сбежал, утянув с собой и Кили — а уж они быстро бы его за ворота с секирой выкинули и без голов наказали не возвращаться. — Вернутся — все уши оборву, — в сердцах бросил Торин. — Это вряд ли, — неожиданно улыбнулась гномка. — Парням скучно здесь, и я их понимаю: сама такой же была в их возрасте. — Она кивком приветствовала Двалина, только потом перевела взгляд на меня и прищурилась: — Торин, ты ничего не хочешь мне сказать? — Это Дана, — буркнул гном, причем с таким видом, будто делал мне одолжение. — Займись ею. Двалин, еще немного потерпи, скоро отдохнешь. Надо разобраться с Кроном. Мне это надоело. — Только не перегибай палку, — напоследок сказала ему женщина, а я с каким-то мрачным удовольствием проследила, как Торин и Двалин, ободряюще мне подмигнувший, направились в сторону ворот. Подозреваю, что несдобровать тому гному, что позволил себе такие резкие высказывания в присутствии узбада. — Идем, — коснулась гномка моей руки и светло улыбнулась, — покажу тебе тут все. Можешь звать меня Дис. Я смущенно улыбнулась в ответ и последовала за своей провожатой, с интересом разглядывая то, что предстало перед взором. Эред Луин мне понравился. Он был похож на маленькую крепость, но не отличался мрачностью. Наоборот, гномы, кажется, постарались хоть как-то забыть все те несчастья, через которые им пришлось пройти, и создать для себя настоящий дом. Тот, в который хочется возвращаться. — Проходи. — Дис открыла деревянную дверь. — Это твоя комната. Помещение оказалось небольшим, но уютным, почти таким же, как и в доме у Файры и Торвога. Но тут я точно знала, что деревянный настил не будет скрипеть, а стены полниться странными шорохами и пощелкиваниями. А еще во время грозы вряд ли ветер будет с силой биться в стены, так и норовя проделать в них брешь. В комнате стояла небольшая кровать, застеленная чистым бельем, стол с двумя приземистыми стульями, маленький платяной шкаф и совсем уж крохотная печка, искусно и аккуратно врезанная в стену. Тяга там была, а значит, под камнем был проложен дымоход, и я в который раз подивилась тому, какие ловкие и умелые руки имел горный народ. — Возьми чистые вещи. — Дис никуда не ушла, терпеливо дожидаясь, пока я осмотрюсь. — Тебе стоит смыть с себя дорожную пыль. Я торопливо вытащила одежду, и гномка вновь повела меня по переплетениям коридоров. — Почему здесь так мало женщин? — не выдержала я, когда за все время нашего перемещения мы не встретили ни одной гномки. — Нас и так совсем немного, — спокойно отозвалась Дис, открывая незаметную дверь. — А сейчас все заняты делом. Стычка с орками не прошла бесследно — у нас несколько раненных. Да и ежедневные дела никто не отменял. Проходи. Это была небольшая ванная комната. Там стояло несколько больших бадей, а из стены выходили две трубы. Заметив мой удивленный взгляд, Дис неожиданно рассмеялась. — Мы же не дикари какие-нибудь. — Она открыла заглушку, и в бадью хлынула чистая вода, от которой шел пар. — Здесь недалеко горная река, и водопровод оказалось на удивление легко сделать. Конечно, если умеючи. Эта труба, — она указала на ту, из которой шла горячая вода, — идет от кузниц — там все равно почти круглые сутки пылает огонь, он и нагревает ее. Что стоишь? У тебя шея в крови, и подозреваю, что не в твоей. Раздевайся и полезай в бадью, она почти полная. — Можно, я одна?.. — спросила я, неожиданно понимая, что Дис уходить не собирается. Позже я узнала, что у гномов не принято женщинам в одиночку ходить в ванную. С чем это связано, я выпытывала долго, но безуспешно. Зато мне сказали, что таким образом демонстрируется полное доверие. И тогда, в самый первый раз, я просто-напросто оскорбила Дис, почти прямым текстом заявив ей: «Я остаюсь в твоем доме, но я тебе не доверяю!». И моим счастьем было то, что гномка оказалась на удивление понятливой. — Не бойся, я не кусаюсь, — улыбнулась она, а я сдалась под натиском ее доброжелательности и собственным страхом сделать что-нибудь не так. Торопливо скинула одежду, едва не запутавшись в тунике, заметила капли крови на ткани и, не поднимая глаз, поспешно и неловко залезла в бадью. На Дис не смотрела, потому что боялась увидеть на ее лице выражение отвращения. — О, Махал! — вырвалось у нее, когда гномка увидела шрамы от огня, которые я так тщательно скрывала. — Так вот в чем дело. Прости, я не знала. — Не все так страшно, — вымученно улыбнулась я, начиная ощущать, как расслабляюще действует на меня горячая вода, и места страхам просто не остается. — Зато лицо почти не задело. — Ты права, — Дис приподняла мою голову и посмотрела в глаза, а я поняла, что она говорит от чистого сердца, хоть увиденное и поразило ее, но не оттолкнуло от меня. Она подняла волосы наверх, позволяя мне почти целиком погрузиться в воду, и ловко начала расплетать косу. — Все совсем не страшно. И даже почти незаметно. Я едва не хихикнула. Страх собственного тела, так долго меня преследующий, неожиданно перестал быть чем-то значимым и важным, и я блаженно закрыла глаза, плавясь под аккуратными касаниями Дис. Женщина зачерпнула из небольшой баночки прозрачную массу со вкраплениями перемолотых лепестков растений, пахнущую лавандой, и нанесла мне на волосы. Я едва не разревелась — в ее осторожных движениях я ощущала то, что казалось давно потерянным: материнскую заботу, внимание и сочувствие. Утомленная долгой дорогой и всем, что сегодня произошло, я, неожиданно для себя, задремала прямо в ванне. Дис — золотое чудо — осторожно коснулась моего плеча, вырывая из объятий дремы, помогла выбраться из бадьи, потому как ноги меня совершенно уже не держали, и проследила за тем, чтобы я добралась до отведенной мне комнаты. Сама бы я наверняка заблудилась в хитрых переходах, не зная здешней планировки. Гномка напоследок пожелала мне доброй ночи, сообщила, что зайдет утром, и ушла. А я провалилась во тьму без сновидений.

***

Наутро меня разбудила Дис, и я вместе с остальными женщинами погрузилась в повседневные дела. К подобному я уже привыкла: уборка, готовка, стирка. Но даже при том, что я прошедшие два года, по сути, только этим и занималась, да и не впервой мне было трудиться на износ, к вечеру я почувствовала себя совершенно измотанной. Наверное, сказывалась не только усталость после дороги, но и постоянное внутренне напряжение. Я почти чувствовала, как дрожит натянувшаяся, словно струна, душа от опаски: а вдруг не примут? Вдруг я стану здесь изгоем? Может, это было и глупо — сейчас я иногда посмеиваюсь над собой, но в то время я страстно желала найти тех, с кем смогу быть единым целым. И не бояться, что какие-то изъяны в моей внешности заставят их отвернуться. Дис всегда была рядом, прекрасно понимая, насколько тяжело мне будет приспособиться к незнакомому месту. Но приняли меня, вопреки моим опасениям, очень хорошо. Я вспоминала то, как часто смотрели друг на друга женщины в человеческих селениях, и боялась увидеть нечто подобное. Но я, к своему несказанному восторгу, ошиблась: гномки были сплоченными и крепко дружили между собой, готовые в любой момент прийти на помощь друг другу. Из рассказов, которыми охотно делились женщины за работой, я узнала, что в Эред Луине проживает в общей сложности семьдесят три гнома. Из них пятьдесят шесть мужчин, всего двенадцать женщин и пятеро детей. Про них гномки почти ничего не сказали, только отводя глаза и качая головами. Такое положение дел ошеломило меня, но я промолчала, отчасти понимая, отчего именно так все и обстоит. И теперь осознала, почему мужчины так вцепились в меня, недоумевали и даже злились: для народа гномов были очень тяжелые времена, и они просто не могли позволить, чтобы кто-то из их соплеменников оставался в стороне. Еще я узнала, что у гномов недалеко от Залов Торина, в одном из людских городов, есть кузня. Людям неудобно каждый раз, когда нужно подковать коня, подниматься в горы, поэтому узбад принял хитрое решение — конкурентов в кузнечном ремесле у горного народа не было, а потому народ валом валил в отстроенную кузню. А из Эред Луина вниз спускались смены — два мастера и пятеро подмастерьев. Каждая смена длилась седмицу, после чего гномы возвращались обратно, а в кузню отправлялись уже другие. Серьезные заказы, в основном оружие и ювелирные изделия, изготавливались непосредственно здесь, в Эред Луине, и два раза в месяц сюда поднимались люди, чтобы забрать готовое и заказать что-то новое. Дис, оказавшаяся родной сестрой узбада, рассказала, что Торин всегда работает наравне со всеми, но никогда не спускается в кузню в городе: он не может оставить их без присмотра. Этот раз был исключением: к ним прислали ворона с просьбой взяться за изготовление крупной партии клинков, и узбад посчитал необходимым самому обговорить все условия сделки, с глазу на глаз с заказчиком. У Балина здесь же была глиняная мастерская. Я долго не решалась зайти туда, мялась перед дверью, и в результате на меня натолкнулся Двалин, который шел по какому-то делу к брату. — Ты чего тут стоишь? — удивился он. — Проходи, Балин любит, когда к нему заглядывают. Я последовала за гномом и восхищенно закрутила головой: мастерская была просторной, большой и на удивление светлой. Приглядевшись, я поняла, что в монолите стен искусно прорублены отверстия, через которые внутрь попадает яркий солнечный свет. На том месте стоял стол, на котором обитали небольшие баночки с краской, несколько разномастных кистей и пара заготовок тонкостенных кувшинов. — Цвет искажается, если работать не при дневном свете, — прозвучал голос, и я обернулась. Балин сидел за гончарным кругом, из которого вырастала очередная, созданная руками мастера вещь. — Поэтому пришлось исхитриться. Не на улице же работать, особенно коли дело зимой. Я согласно кивнула. Гном был в рабочей одежде, в заляпанном глиной фартуке, а длинная борода была затейливо заплетена и закреплена зажимами возле ушей, чтобы не мешать, да не лезть в гончарный круг. Вид у Балина был несколько необычный, я бы сказала, даже забавный, если бы не видела, как ловко перепачканные глиной руки придают простому куску грязи форму. Я подавила в себе зашевелившуюся зависть и отвернулась. Прошла вдоль стеллажей, на которых были расставлены готовые изделия. Чего тут только не было: и пузатые кувшины, в которых молоко долго сохраняется свежим и холодным даже в жаркий день, и тонкостенные расписные тарелки, и причудливые вазы, место которым на застолье королей. Я осторожно провела пальцами над кувшином с высоким, узким горлышком и изогнутой ручкой, не смея прикоснуться. — Да не бойся ты, — усмехнулся Двалин, усевшийся на стул верхом и уткнувшийся подбородком в сложенные на высокой спинке руки. Я с сомнением глянула на Балина — сама терпеть не могла, когда кто-то прикасается к моим вещам без разрешения, а потому оставляла право на подобные чувства и за гномом. Но тот только улыбнулся и кивнул мне, позволяя взять в руки изделие. Кувшин оказался на удивление легким и на первый взгляд очень хрупким. Я подошла к стулу рядом с Двалином и поместила посуду под луч солнечного света. Наверное, я слишком долго стояла на одном месте, завороженная игрой золотой и серебряной красок, свивающихся в невероятный узор, и даже не заметила, как Балин встал из-за гончарного круга, вымыл руки в небольшом бочонке и остановился рядом со мной, с любопытством наблюдая за моей реакцией. — Нравится? — поинтересовался он. Я кивнула. — Приходи завтра к вечеру, я покажу тебе, как это делается. Я недоверчиво на него глянула и просияла: он говорил абсолютно серьезно. А Двалин заговорщицки подмигнул мне: — Там, глядишь, уговорим Торина тебе небольшую мастерскую выделить. Статуэтки у тебя отлично получаются. Да не смотри ты так, он первый же оценил. — Хотелось бы верить, — тихо буркнула я, не особо веря в великодушие хмурого узбада. — Вот ты где, — перебила нас Дис, заглянувшая в мастерскую. — Еще наговоритесь. Дана, мне нужна твоя помощь, пусть эти две кумушки посудачат без нас. Мужчины, уставшие после целого дня в жарких кузницах, наспех приводили себя в порядок и потихоньку стягивались в общий зал, где женщины уже вовсю расставляли посуду с горячим ужином. Все делали спокойно, не суетясь и не спеша, но успевали куда больше, чем если бы торопились. Тогда я впервые увидела почти всех — за исключением смены, что сейчас работала в кузне в городе, дозорных и, как я узнала сегодня, сыновей Дис, которые сопровождали караван в качестве охранников. Торин пришел самым последним, такой же утомленный, как и все остальные. Я думала, что он сядет, как принято у людей, во главе длинного стола, но узбад спокойно опустился на лавку сбоку. Дис, выставляя перед ним тарелку, погладила гнома по плечу, а тот на мгновение накрыл ладонью ее пальцы. Я отчего-то глупо улыбнулась, ощущая какое-то странное тепло в душе. После ужина я поспешно сбежала на кухню под предлогом того, что хотела помочь Гуде, гномке с тяжелой копной каштановых волос и морщинками в уголках темных добрых глаз. На деле же я уже просто не могла выносить любопытные взгляды собравшихся мужчин — большинство из них видели меня впервые, и такое внимание приводило меня в замешательство. — Ты чего это? — удивилась гномка, когда я встала рядом с ней. — Отдохнула бы, я тут сама справлюсь. — Мне не сложно, — пробормотала я, в душе опасаясь, что она сейчас меня погонит. Однако Гуда, наверное, была совсем не против помощи, а потому мы быстро завершили необходимые дела. И я было уже собиралась уходить — в комнатке меня ждали бумага и карандаш, — как тихий вскрик и звон заставили меня обернуться. Гуда собирала с пола осколки разбитого кувшина, а по руке тонкой струйкой стекала кровь: она порезалась, неловко ухватившись за острый край. — Ну вот, — как-то растерянно произнесла она, пока я быстро перетягивала порез лоскутом чистой ткани. — Все из рук валится. — Ты просто, наверное, устала. Отдохнешь — и снова дело будет спориться, — улыбнулась я, собирая оставшиеся осколки и вытирая пол от красных капель. Гуда сначала молчала некоторое время, а потом я услышала тихий всхлип и удивленно вскинула глаза на женщину. Гномка почти беззвучно плакала, навзрыд, спрятав лицо в ладонях. — Гуда, что случилось? — Я обняла ее, и женщина уткнулась носом мне в плечо, расплакавшись пуще прежнего. Некоторое время я так и стояла, терпеливо дожидаясь, пока поток слез иссякнет. Когда всхлипы стали реже, я отстранилась, усадила ее на стул и принесла воды. Гномка сделала несколько глотков, вытерла слезы и несколько виновато посмотрела на меня. — Прости, — тихо сказала она, сгорбившись. — Я не хотела, но больше не в моих силах терпеть. Знаешь, я многое пережила: из Эребора не вышли мой отец и брат, а старший сын погиб, пытаясь остановить дракона. Не так давно я потеряла мужа. Думала, что беды миновали меня и страшнее уже не будет, но нет ничего ужаснее, чем видеть, как твое дитя сгорает медленно, словно свеча. А ты ничего не можешь сделать. Я с испугом посмотрела на нее. Гуда с трудом улыбнулась: — Беда никогда не приходит одна. Она вцепляется, пускает корни и преследует всю оставшуюся жизнь. Ты, наверное, слышала, что всего два месяца назад в Эред Луине было восемнадцать детей. Сейчас осталось только пятеро, и мой младший сын болен. Скоро он последует за отцом. Я не перебивала ее, понимая, что Гуде надо высказаться: ни перед кем из своих она не могла вот так вывернуть душу наизнанку, не могла ожидать от них сочувствия — каждый, кто проживал в этих чертогах, испытал страшную утрату, и их горе было ничуть не меньше. Я же пока была чужой, обо мне мало знали и о чувствах не особо заботились. — Пойдем, — обняла я женщину. — Тебе надо отдохнуть. Гуда не сопротивлялась и медленно побрела к себе, словно боялась возвращаться. Я посчитала нужным проводить ее — мне было жаль гномку, которая видела, как медленно умирал ее сын. Перед дверью женщина мгновение помедлила, будто опасаясь открывать дверь, но, глубоко вздохнув, толкнула створку рукой. Маленький кхузд искренне обрадовался, увидев мать, и у меня сердце сжалось от боли, когда худой, встрепанный мальчуган с залегшими под глазами глубокими тенями с трудом сполз с кровати и почти упал в объятия Гуды. Глазенки у него лихорадочно блестели, и он постоянно надсадно кашлял. Что-то упрямо толкнулось в виски, настойчиво пытаясь достигнуть сознания. Я замерла, прислушиваясь к себе, и перед глазами замелькали смутные образы. — Здравствуй, — наклонилась я к ребенку. — Меня зовут Дана. А тебя? — Герд, — серьезно отозвался юный гном, с достоинством пожимая мне руку. Ладошка была горячей, и я не удержалась и осторожно коснулась лба мальчика: его явно лихорадило. — Как долго он так кашляет? — услышала я собственный голос. — Две седмицы, — настороженно отозвалась Гуда. — А жар давно держится? — Я взяла Герда за руку и отвела к кровати, укрыв одеялом. — Около седмицы, может, чуть меньше. — Скажи, Герд, когда кашляешь, тебе не больно? — спросила я малыша. Тот стрельнул глазами в сторону матери и серьезно кивнул. — Покажи, где болит? Герд указал на грудь, а потом, чуть подумав, завел руку за спину. Я чувствовала себя немного скованно, словно мне чего-то не хватало в руках, и это ощущение пустоты раздражало. — Ты молодец, Герд, — похвалила я малыша, про себя поразившись тому, как тихо стояла Гуда, ни словом, ни жестом будто не решаясь меня перебить. — А к тебе ночью никто не приходит? Не садится на грудь? Женщина резко и изумленно выдохнула, но по-прежнему молчала, а мальчик подумал немного и медленно кивнул, словно сомневаясь, стоит ли мне это говорить. Я потрепала его по волосам и поправила одеяло, а сама вышла, поманив за собой Гуду. И у меня было ощущение, что я все делаю верно. — Неужели у вас здесь нет лекаря? — напряженно спросила я женщину. — Был, — отвела глаза гномка. — Варги задрали месяц назад. Торин обещал нового найти, но пока все по-прежнему осталось. — Что давали детям? — я сама не заметила, что нервно заламывала пальцы на протяжении всего этого короткого разговора. — Травы, настойки? — Дикую бузину заваривали, — тихо ответила женщина. — И все? — поразилась я и, получив подтверждающий кивок, в сердцах выдохнула: — Это жаропонижающее, оно снимает симптомы, но не лечит причину! У Герда воспаление легких, просто сбить жар — недостаточно! И запнулась, столкнувшись со вспыхнувшим безумной надеждой взглядом Гуды. — Я покажу тебе, где раньше жил Ваали, — засуетилась она, дрожащими руками теребя край рубахи. — Там оставили все, как было: и травы, и мази, и настойки. Может, хоть ты сможешь что-нибудь сделать? Последние слова она почти простонала, и я закусила губу, вспоминая слабо дышащего Герда, который из последних сил вышел встречать мать, которую не видел, наверное, почти целый день — слишком много забот было у нее, и времени побыть с больным сыном совсем не оставалось. Как и совесть не позволяла забросить все и остаться рядом с ним. — Идем, — решилась я. Я не могла вспомнить, откуда все это знала, не могла этого объяснить: при любой попытке перед глазами все плыло, и головная боль стискивала виски, но твердая уверенность в правильности действий не давала мне больше сомневаться. Место, где жил раньше лекарь, мне понравилось — там вкусно пахло всевозможными травами. Гномы действительно ничего не трогали, ожидая, когда Торин выполнит свое обещание, а уж новый хозяин разберется, что делать с наследием. Я немедленно провела поверхностную ревизию и удовлетворенно вздохнула: здесь было очень много полезного, и возможно, мне удастся помочь Герду. — Ложись спать, — сказала я Гуде, стараясь не замечать ее горящего надеждой взгляда. — Возвращайся, тебя ждет сын. — Как скажешь, — покорно согласилась гномка и развернулась было уйти, но я ее остановила. — Гуда, — мне было тяжело такое говорить, но не всегда в таких случаях ложь лучше правды. — Хочу, чтобы ты поняла: я не могу ничего обещать. Я попытаюсь помочь, но слишком много времени уже потеряно, и болезнь крепко засела в его легких. — Я не надеялась даже на попытку его спасти, — тихо ответила гномка. — И, каким бы ни был результат, я благодарна тебе хотя бы за то, что ты не осталась в стороне. Она вышла, а я оглядела достаточно просторную комнату, рассматривая все, что было мне доступно. Тут все осталось так, будто прежний хозяин должен был вот-вот вернуться: даже в ступке до сих пор лежали неперетертые листья толокнянки. Я понюхала их, осмотрела — они побурели и никуда уже не годились. Но кое-что я все-таки нашла. В одном из деревянных шкафов, в маленьких туесках обнаружились березовые почки, листья золотинки, столетника, корни девясила и готовый кальциумит. Меня это несказанно обрадовало — оставалось только найти мед и вино. И я не сомневалась, что смогу выцарапать все это если не у Торина, так хоть у Дис. Торопливо выскочила прочь, притворила дверь — и с разбегу налетела на Двалина. Ойкнула и отшатнулась от него, потирая плечо: будто в каменную стену врезалась. — Что ты тут делаешь? — удивился гном, а я оглядела его с ног до головы. Двалин был основательно взмылен: растрепанный, всклокоченный, с топорами в руках. — Мед и вино, — сообщила я, и его брови взметнулись вверх. — Мне нужны мед и вино для лекарства Герду. Гном, собиравшийся что-то сказать, так и замер с открытым ртом. Потом нахмурился, недоверчиво на меня поглядел и вздохнул, что-то прикидывая в уме. — Вино найдешь любое, — ответил он. — Я покажу, как пройти в винный погреб. Мед спроси у Дис. У нас его очень мало, достать сложно, так что этим заведует она. — Да, конечно, — закивала я, едва ли не подталкивая Двалина и вынуждая его идти быстрее. — Ты действительно сможешь ему помочь? — спросил гном неуверенно, и это порядком удивило меня. Я пожала плечами, не решаясь давать ему ложную надежду. Они здесь переживали друг за друга, будто каждый был родственником, и искренне пытались помочь. Я не знала, смогу ли переломить ход болезни, смогу ли справиться с этой напастью и принести в Эред Луин хоть немного света. Но я очень хотела.