Книга I. Пламенный рассвет

— Двалин, я тебя прошу, посиди спокойно, — не выдержала я. Сын Фундина настороженно посмотрел на иголку-полумесяц у меня в руке, нахмурился и отвернулся. Никогда бы не подумала, что такой воин, как он, не выносит даже вида хирургических инструментов. — Терпеть их не могу, — буркнул он, едва ощутимо вздрагивая от моего прикосновения, когда я аккуратно начала промывать рану. — С твоим количеством шрамов тебе пора относиться к ним, как к родным, — едва удержалась от подзатыльника я. — Двалин, Кили и тот спокойнее сидел, хотя от его трескотни у меня до сих пор голова болит. — Могут же быть и у меня какие-то слабости? — огрызнулся гном. — Могут, — согласилась я, продевая шелковую нитку в ушко иглы. — Но только если они не мешают мне выполнять свою работу. Они напали уже в сумерках. Хорошо вооруженный и прекрасно организованный отряд орков на варгах, числом свыше двух сотен. Командиром их являлся довольно известный среди гномов Тилгук — выходец из Мордора, не отличавшийся особой силой и проворством, но слывший хитрецом и лжецом. Сколотил вокруг себя отряд он благодаря успешным вылазкам и нападениям на селения, а порой и на укрепленные небольшие городки. После себя оставлял лишь мертвецов, изуродованных до неузнаваемости, выпотрошенных, как рыба, и жирный пепел сожженных домов. Постоянной базы у ракхас* не было, а Чертоги Торина были весьма удобно расположены для желающего закрепить свою власть Тилгука, у которого некоторое время назад случился серьезный конфликт с его же соплеменниками, прозвавшими его Пожирателем падали. Орков, которые опускались до того, что поедали своих же сородичей, презирали, а потому Тилгук быстро стал изгоем. И теперь он желал обрести собственный дом, в котором мог бы сосредоточить всю власть в своих руках. Но ракхас не способны что-либо создавать — они были рождены для разрушения, и потому предводителю следовало найти место, уже готовое для заселения. И его выбор пал на Эред Луин. К моему несчастью, в тот момент я находилась на стене. Какого-то особенного плана у наших врагов не было, но самым главным для орков являлась возможность подобраться к самым воротам незаметно. И им это удалось прекрасно. Я не знаю, почему дозорные не смогли их заметить раньше, но ракхас — это темные твари, которое умеют сливаться с тенями ничуть не хуже знаменитых следопытов севера, потому что темное время суток дает им силу и неоспоримое преимущество перед противниками. Гномы неплохо видят в темноте, но все же их зрение существенно уступает возможностям прямых выходцев из Мордора. Тилгук оказался достаточно умен для того, чтобы не переть на неприступную в солнечном свете крепость лоб в лоб, хотя после того, как оркам удалось захватить дозорных врасплох, они начали действовать в излюбленной манере. То есть наваливались всем скопом, пытаясь взять числом. Надо сказать, что в первые мгновения я даже не поняла, что происходит, но перепугалась до недвижимости. У меня вообще была странная реакция на опасность: если животное чует смертельную опасность, с которой возможности справиться нет, то оно убегает. Я же просто теряла возможность двигаться, но в этот раз именно такая моя особенность и спасла мне жизнь, потому что лучники орков били на движение на стене. Я прекрасно помню до сих пор, что стало для меня тем толчком, после которого весь страх, сковавший меня, исчез, оставив лишь пустую, удивительно ясную голову: Хадрим, который только что принял из моих рук флягу, свалился вниз, запрокидывая голову. Орочья стрела, пущенная умелой рукой, должна была попасть ему точно в горло, чуть выше металлического воротника, однако гном — это не учебная мишень, находящаяся в неподвижности. Хадрим как раз засмеялся, поддев своего товарища, Бараба, и заявив ему, что при даме щеголять хлебными крошками в бороде недопустимо, и наклонился, чтобы хлопнуть того по плечу. Поэтому стрела, которая должна была убить его, лишь чиркнула по шее, задела артерию и отворила кровь. Осознала я, что произошло, только когда уже стояла рядом с ним на коленях и зажимала рану руками. Оттащить Хадрима в сторону я не могла, как и наложить жгут или хотя бы временную повязку: свободной могла оставаться только одна рука, а оторвать полоски ткани даже от той же туники я не могла. Судорожно огляделась, стараясь не замечать того, что происходит вокруг: истошно выл рог, из ворот Эред Луина к стене выбегали вооруженные мужчины, а рядом со мной зло взвизгивали стрелы, и в уши толкались яростные вопли орков. Времени у меня не оставалось — взгляд гнома начал останавливаться, и я поняла, что если помедлю хотя бы еще немного, то его смерть будет на моей совести. Широкий нож, тот самый, которым я совсем недавно убила своего первого врага, я так и носила за голенищем. Он придавал мне некоторой уверенности, хотя я умом и понимала, что если я окажусь в ситуации, подобной той, то вряд ли смогу что-то сделать. Но в этот раз широкое лезвие помогло мне. Я быстро распорола рукав от плеча до запястья, стягивая ткань с руки, расстегнула широкий пояс на слабо дышащем гноме и быстро наложила повязку, зафиксировав ее на поднятой руке гнома. Мне очень сильно мешал воротник, но выбора не было — снять с Хадрима кольчугу просто не представлялось возможным. В конце концов, хоть кто-нибудь да поможет! Жуткий рык, от которого у меня перехватило дыхание, раздался совсем рядом. Тилгук использовал не обычных варгов, которые, конечно, отличались особой прыгучестью, однако способностью вскарабкиваться на отвесные скалы похвастаться не могли. Эти твари были мельче, но куда более проворны, а строение лапы у них значительно отличалось: когти втягивались, как у кошек, что давало возможность горным варгам удачно забираться по вертикальным поверхностям. И таким образом отряд орков Тилгука, который предпочитал держаться в стороне, оказался за стеной, у самых ворот Чертогов Торина. Я опрокинулась назад, закрывая Хадрима, и варг вхолостую щелкнул зубами прямо у меня перед лицом. Мне удалось прицельно пнуть тварь в пах, и та, взвизгнув, дернулась в сторону. Я нащупала оброненное гномом короткое копье и едва успела поставить его почти стоймя, упирая в пол, как варг вновь прыгнул. Древко вывернулось из рук, на меня пахнуло смрадом, и тварь завалилась набок, содрогаясь в конвульсиях и оставляя на деревянном настиле царапины в палец глубиной. — Вставай! — От резкого рывка, который едва не вывернул мне руку, я вскрикнула. Торин, выставив вперед меч, потащил меня за собой, пытаясь вывести из схватки, которая кипела на стене. Орков старались не допустить до спешно закрывающихся ворот внутрь горы. Я увидела, как крутится, легко управляясь с двумя мечами, Фили, а чуть поодаль, защищая брата от случайных ударов, метко бьет из лука Кили; свистит боевой молот в руках у Балина, под ногами которого уже достаточно мертвецов, чтобы затруднить ему передвижение, а лицо испачкано в крови; сливаются в защитную линию топоры Двалина, который не останавливается ни на мгновение, перемещается столь ловко и быстро, что даже сложно уследить за его движениями; близнецы Лами и Нали, стоя спиной к спине, обороняют двоих раненых товарищей, которых я разглядеть не успела. — Нельзя! — вырвала я руку из хватки узбада и рванулась назад. — Его нужно вытащить отсюда, иначе он умрет! — Потом! — рыкнул Торин и звериным прыжком преодолел расстояние, уже разделяющее нас. — Вниз! Я действовала, как животное, которое ощутило опасность, возникшую за спиной. Быстро пригнулась, и меч гнома свистнул над головой, влажно чавкнул, найдя свою цель, и предсмертный хрип дал мне понять, что враг повержен. Пользуясь тем, что находилась под защитой Торина, я попыталась вытянуть Хадрима из-под ног сражающихся, и мне даже удалось его сдвинуть с места, но гном в полном вооружении, неспособный двигаться — это не та ноша, с которой легко справиться. В какой-то момент я едва не зарычала от бессилия, потому что мужчины, окружающие меня, не могли мне помочь, занятые тем, что сдерживали наседающих орков, но заслышав рядом голос Оина, я вздохнула с облегчением. — Дана, ну куда ты лезешь?! — возмутился он, ухватив гнома за вторую руку, и вместе мы споро поволокли его к воротам, куда сводили раненых. — Если тебя зарубят, Хадрима это никак не спасет! — Не зарубят, — буркнула я, ощущая, что Торин все еще рядом. А мимо него не пройдет никто. Узбад коротко отдавал команды, и гномы, на первый взгляд перемещающиеся совершенно хаотично, быстро выстраивали боевой порядок. Судя по всему, им не впервой было оборонять Эред Луин, и каждый точно знал свое место. Торин все так же не отходил от меня и Оина, а мы, пользуясь этим, быстро вытаскивали раненых и передавали их с рук на руки женщинам, которые, находясь за спиной защищающих их мужчин, по мере возможности оказывали им первую помощь. Прежде чем оставить Оина, который, закончив с помощью мне, подхватил молот и бросился на врагов, не желая оставаться в стороне, а Торин метнулся влево, оставляя меня под защитой других гномов, я увидела то, что потрясло меня до глубины души: Дис дралась наравне с мужчинами. И была не только не слабее их, но и куда более ловкой и умелой, орудуя двумя короткими мечами с уверенностью бывалого воина. Ее брат даже не смотрел в сторону гномки, и я поняла: он был уверен в ней, как в самом себе, а потому ничуть не беспокоился, хотя на мой взгляд, сколь бы силен ни был боец, а место случайностям есть всегда. Орков выбили из Эред Луина, перерезали всех, кто оказался внутри кольца защитных стен, но сам Тилгук с полусотней ракхас развернулись и бросились удирать, не желая подставлять шею под удары гномьих топоров. Разгоряченные боем воины выскочили за ворота, судя по всему, собираясь преследовать тварей до последнего. Заводилами стали Фили и Кили, что меня ничуть не удивило: братья были из той породы, которые могут заставить пойти за собой кого угодно. Но в этот раз Торин был резко против такого их самовольства. — Назад! — рявкнул он. Кили остановился сразу же, как только услышал приказ, а вот Фили явно был куда упрямее своего брата. — Если мы не прикончим его сейчас, — крикнул он, — то Тилгук вернется опять, и на этот раз учтет все ошибки! Ты уверен, что мы сможем выстоять? — Это не твоя забота. — Торин наклонился, вытирая лезвие о мертвеца. — А чья? — набычился молодой гном, а я услышала, занятая тем, что останавливала кровь из распоротой руки Туфура, одного из наших лучших кузнецов, как недовольно заворчал Двалин. — Нельзя упускать шанса разделаться с ним раз и навсегда! Кили обеспокоенно что-то зашептал брату — темноволосый лучник явно пытался уговорить Фили не глупить и подчиниться приказу дяди, но тот лишь досадливо отмахнулся от увещеваний брата. — Я. Сказал. Назад, — тихо и тяжело обронил Торин, а у меня от его голоса едва волосы дыбом не встали. На месте Фили мне бы даже в голову не пришло спорить после этого. К моему изумлению, раздраженный гном аж побагровел от ярости, влетел в ворота, едва не задев Торина плечом, и, ни слова не говоря, скрылся внутри. Кили отчаянно посмотрел на поджавшую губы мать и бросился за братом. — Двалин, — едва расслышала я и увидела, как Торин придержал сына Фундина за рукав, — займись им. Это просто недопустимо. — Как скажешь, — кивнул воин. Дальше мне было просто некогда вникать во все, что творилось вокруг меня. Моей задачей было вытянуть как можно больше пострадавших гномов из цепких лап смерти, но в двух случаях мы с Оином проиграли, и тогда я даже не смогла расплакаться, хотя ком подступил к горлу, мешая дышать. Я не спала всю ночь, и под утро уже просто не могла стоять на ногах, а перед глазами плавали пятна. Но даже валясь от усталости, не сумела прикорнуть, потому что под моим наблюдением оставались еще тяжелораненые защитники Эред Луина. Я просто отправила Оина, уставшего ничуть не меньше меня, спать и опустилась на стул, глядя в одну точку и прислушиваясь к тяжелому дыханию тех, кто сейчас боролся со смертью. В стычке погибло семь гномов, причем один из них — Тули, тот самый, что так поразительно управлялся со свирелью. Могучего кхузда ранили отравленным кинжалом, и как мы с Оином ни старались, спасти его не удалось — я лишь вцепилась в столешницу и в полнейшем оцепенении наблюдала, как он бился в судорогах, закатывая глаза так, что были видны одни лишь белки. Это была страшная смерть: парализующий яд быстро распространялся с кровотоком, запирал дыхание, и раненый был обречен на мучительный конец от удушья. И я слышала, как облегченно вздохнул Оин, когда Тули, наконец, замер, застывая в неподвижности. Еще десять были ранены, из них четверо — тяжело, но сейчас опасность для их жизней миновала, и теперь оставалось только лишь следить за ними, поддерживать и ждать, когда же они вновь вернутся к полноценной жизни. И только тогда, когда я смогла понять, что самое страшное позади, не выдержала — слезы сами полились из глаз. Мне было мучительно больно за тех, кто сегодня ушел без права на возвращение — я знала их всех, и подобный страшный поворот судьбы, которого никто не ожидал, стал для меня потрясением. Смешно признать, но меня крутило так, что хотелось вытянуть сердце из груди, чтоб хоть немного утихомирить боль, которая жалила, не переставая. И я, наверное, так бы и прорыдала еще долго, если бы не услышала, как тихонько скрипнула дверь, пропуская кого-то в лазарет. Я торопливо вытерла лицо рукавом и развернулась. На пороге мялся Кили. Вид у гнома был весьма потрепанный, что неудивительно, но я сразу же зацепилась взглядом за прореху на ткани, испачканную бурым. Молча кивнула ему головой, племянник Торина как-то удивительно тихо прошмыгнул к столу, усаживаясь на стул, и, кривясь от боли, стащил с себя рубаху. — Ты же не вступал в ближний бой? — просто для того, чтобы хоть что-то сказать, поинтересовалась я, разглядывая длинную, достаточно глубокую царапину на груди гнома. — Варг, — непривычно коротко отозвался Кили. — Стрелы закончились, у меня был только кинжал из оружия, а эта тварь сзади подкралась. Если бы не Фили, вряд ли бы здесь сидел. — Не все так плохо, — пожала я плечами; мне казалось, что душа одеревенела и больше не способна чувствовать что-либо. Рана была чистая, поэтому я быстро ее обработала, зашила — гном даже не поморщился — и наложила повязку. Кили выглядел пришибленным, и дело было явно не в том, что его могла беспокоить боль от ранения. Скорее всего, дело было в конфликте дяди с братом, за которого молодой гном переживал куда больше, чем за самого себя. А судя по тому, насколько был недоволен действиями старшего племянника Торин, можно было предположить, что Фили так просто не отделается. И я неожиданно для самой себя потрепала парня по волосам. Кили как-то сгорбился и вздохнул. — Все наладится, — сказала я и протянула ему обезболивающий отвар. — Выпей и иди, ложись спать. Сон исцеляет. — А сама-то? — Кили глянул на меня из-под челки. — Ты сама-то когда уже отдохнешь? — Когда буду уверена, что за то время, пока я сплю, ничего не изменится, — отвернулась я. — Торин сказал, что тебе нужно лечь, — упрямо повторил Кили, а я удивленно замерла. — Может, он тогда придет и скажет мне об этом? — Он занят, — сразу пошел на попятый гном, схватил рубашку и поспешно выскочил за дверь. Правда, через мгновение створка приоткрылась, и он вновь заглянул ко мне: — Спасибо! — Иди уже, — улыбнулась я.

***

Двалин пришел под самое утро. К тому моменту я уже замучалась выгонять Кили, который умудрился заскочить ко мне еще раз пять, по самым незначительным поводам. Но была безмерно благодарна этому молодому гному: только благодаря ему я смогла продержаться эту ночь, хоть от говорливости Кили все же немного устала и в конце концов выставила его за дверь, едва не огрев полотенцем и взяв клятвенное обещание, что он немедленно отправится спать. Проверить, конечно, возможности не было, но вид у гнома, хоть и хорохорящегося, был здорово измученным, так что я подозревала, что в этот раз он меня все-таки послушает. Едва завидев Двалина, я была готова рвать и метать: правое предплечье воина было замотано тряпицей, пропитавшейся кровью. Если за столь длительное время кровотечение не остановилось, то рана должна быть достаточно серьезной для того, чтобы немедленно идти к лекарю. Но нет, Двалин вместе со всеми приводил в порядок территорию перед воротами: мужчины стаскивали трупы орков за стену и складывали в уже однажды виденный мною костер. Мне очень хотелось дать подзатыльник Двалину, но, к сожалению, этот гном был слишком высок для меня, а потому я удержалась, хоть и высказала все, что накипело. — А если бы ты подцепил какую-нибудь заразу? — разозлилась я, доставая инструменты. — А если бы оружие было отравленным? Рана была глубокой, но, к моему облегчению, абсолютно чистой, хоть Двалин ее серьезно растревожил усилиями, прилагаемыми при перетаскивании мертвецов. Пока я ее обрабатывала, что было достаточно болезненной процедурой, гном сидел совершенно спокойно и отрешенно глядел в потолок, словно меня тут и не было. Но зато стоило мне взяться за иголку, как пришлось буквально уговаривать его не дергаться и вообще вести себя, как подобает матерому воину. — Если бы на оружии был яд, — скосился он на меня, а я вцепилась ему в здоровое плечо, заставляя сидеть прямо, — меня бы тут не было. Я поджала губы, стараясь не вспоминать момента смерти Тули, но руки все равно дрогнули, и пришлось на мгновение остановиться и глубоко вздохнуть. Двалин сочувственно посмотрел на меня, но ничего не сказал, понимая, видимо, мои чувства. Мне стало немного стыдно за мягкотелость, но ничего поделать с собой я не могла. С Двалином я все-таки сладила, рану зашила, напоила его нужными отварами и попыталась выпроводить прочь, однако воин уперся, пытаясь отправить на боковую и меня. Я прекрасно понимала, что выгляжу паршиво и что мне стоило бы сначала хорошенько вымыться, но и осознавала, что просто не смогу заставить себя отойти от раненых — так мне казалось, что я становлюсь своего рода защитником, который не пускает к ним цепкие щупальца небытия. И стоит мне отвернуться, как смерть тут же вцепится в них, и вернуть назад, в этот мир, не удастся. Под утро я все-таки заснула. Вернее, просто провалилась в забытье, опустив голову на сложенные на столе руки. Этот сон походил на падение в какой-то бесконечный, полный тьмы колодец, который никак не заканчивался, а ощущения отсутствия опоры приводило в ужас. Однако вскоре его сменила привычная мягкая темнота, наполненная мягкими запахами трав и какими-то таинственными звуками, звучащими, словно откуда-то из далекого-далекого прошлого. И мне было на удивление спокойно и тепло, словно рядом со мной пригрелся большой пушистый кот, который напевал мне негромкую колыбельную. Разбудил меня негромкий звон склянок. Я подхватилась, судорожно приподнимаясь, и поняла, что лежу на кровати, укрытая одеялом, а возле стола возится с настойками Оин. Что-то у лекаря не ладилось, и он вполголоса ругался, стараясь, видимо, не разбудить меня, да не потревожить забывшихся тяжелым сном раненых, которым я перед тем, как заснуть, дала обезболивающее и снотворное. — А, Дана, — неподдельно обрадовался гном, — ты мне не подскажешь, где зеленый осочник? Я так и не смог его найти. — Зачем он тебе? — голова после сна была еще тяжелая, и я плохо соображала. — Хочу проверить кое-что, — улыбнулся Оин, заметил мой взгляд и поспешно сказал: — Ты не переживай, я уже все сделал. И повязки сменил, и раны обработал, и все, что нужно, им дал. У всех состояние стабильное, а Хадрим уже в себя приходил утром. Но мы не стали тебя будить. Я не смогла удержать улыбку, а с души будто камень свалился. И именно в тот момент дверь в лазарет распахнулась, являя нам грозную Дис, потрясающую каким-то свертком. Женщина смерила меня возмущенным взглядом, решительно схватила за руку и потащила прочь — я даже опомниться не успела, как меня затолкали в ванную комнату и в приказном порядке заявили, что на такое безобразие сил нет смотреть. Впрочем, я не сильно и сопротивлялась, и горячая вода дала мне возможность расслабиться. К тому же я знала, что мои подопечные сейчас в опытных и умелых руках. — Ты с Оином поосторожнее, — неожиданно сказала мне Дис, как и в первый день моего пребывания в Эред Луине, занявшаяся волосами. — Что с ним не так? — достаточно вяло удивилась я: душа вовсю сопротивлялась каким-то новым потрясениям, предпочитая отдыхать в блаженном неведении. — Он экспериментатор! — зловещим шепотом сообщила мне Дис на ухо, и я едва не захлебнулась от неожиданности. Гномка рассмеялась: — Да не переживай ты так. Просто присматривай. Он любит испытывать свои новые препараты на себе. Тарсун однажды его едва откачал, когда Оин решил, что нашел противоядие от одной из отрав орков. Получил потом по первое число, но даже это не помогло. Я улыбнулась, сразу поверив в ее слова. Оин выглядел настолько увлеченным этим делом, что для меня не было удивительным, что он готов испытывать даже потенциально опасные вещи на себе. В конце концов, не на своих же подопечных опыты проводить? — Ты умеешь драться, — неожиданно вспомнила я и не смогла удержаться. — Я видела вчера у ворот. — Так и есть, — кивнула Дис. — В детстве меня куда больше интересовали мечи и топоры, чем куклы, в которые играли мои ровесницы. Мне казалось это слишком скучным. Но здесь была и причина: у меня было двое старших братьев, и мне хотелось быть похожими на них. Торин и Фрерин целыми днями пропадали у наставников, их обучали воинскому мастерству, тактике ведения боя, стратегии, экономике, математике и целой уйме невероятно интересных вещей, а я сидела среди девушек, которых не интересовало ничего, кроме украшений, платьев и каких-то глупых — так мне тогда казалось — игрушек. — И как тебе удалось уговорить? — заинтересовалась я. — Никак, — беспечно отозвалась Дис. — Меня начал учить Фрерин. После того, как я стащила у него боевой нож и держала у себя под подушкой, разглядывая каждую ночь. Я вспомнила, что мне рассказывал Оин о младшем брате Торина, и предпочла промолчать, чтобы не причинять гномке боль, если воспоминания, которые наверняка не дают ей спать по ночам, вновь захлестнут ее с головой. Но, кажется, Дис по какой-то причине все же хотела мне рассказать, но в ее голосе не было печали, и казалось, что ее брат все еще жив, стоит у нее за спиной и улыбается, глядя на младшую сестренку. Да так оно и было: Дис сохранила его в своей душе, не закрылась и не очерствела так, как Торин. Воспоминания были для нее не грузом, а подмогой, которая давала силы для того, чтобы жить дальше. Дис была обижена. Братья, даже несмотря на все уговоры и некоторую помощь со стороны матери, так и не взяли ее в Дейл на ярмарку, хоть она и умоляла их. Юная гномка заперлась в своих покоях и бессильно пинала подушки, пытаясь сдержать слезы. Когда же братья вернулись, и Торин заглянул к ней, она раздраженно кинула в него первым, что попалось под руку, и крикнула, что им обоим попадет от отца, потому что Фрерина тоже не собирались отпускать в город, но тот все-таки удрал. Торин хмыкнул, несколько озабоченно потер лоб и затворил дверь. Даже не попытался оправдаться или ободрить младшую сестру, и Дис всхлипнула. Она все-таки надеялась, что ей хотя бы принесут что-нибудь, напоминающее о празднике, но, кажется, братья не озаботились даже этим. Поэтому когда к ней без стука заскочил Фрерин, она лишь сердито утерла слезы и буркнула: — Уходи! Издалека доносился какой-то странный гул, словно звонили колокола. Через несколько мгновений Дис услышала глухой рокот боевого рога, а после Гора вздрогнула, будто бы что-то страшное и огромное с силой ударилось в ворота. Юная гномка испуганно вздрогнула и помимо воли схватила присевшего на корточки брата за руку. Но лицо у Фрерина было беспечным, а на губах играла легкая, хитроватая улыбка. — Я кое-что принес тебе, — сказал он и вытащил из-под плаща прекрасный венок, перевитый лентами. Дис так давно хотела такой. Уговаривала отца, деда, но те были слишком заняты, чтобы выполнять мелкие прихоти маленькой девочки, а достать это чудо можно было только в Дейле, и то, только одна мастерица была способна так обработать живые, пахнущие летним лугом цветы, чтобы они навеки застыли в первозданной красоте и никогда не увядали. Слезы Дис мгновенно высохли, и она восхищенно уставилась на подарок, восторженно взвизгнула и обняла брата за шею. Фрерин подхватил ее на руки и тихонько прошептал: — А теперь мы немного поиграем! Ты ведь хочешь поиграть со мной и Торином? Дис радостно закивала головой, сжимая в руке подарок. Братья не так уж часто проводили с ней время, постоянно пропадая на тренировочных полях и обучаясь у наставников, а к вечеру обычно отправлялись в кузни — Фрерин, будучи совсем еще юнцом, уже сейчас мог заткнуть за пояс многих маститых мастеров-кузнецов. Про него говорили, что он отмечен Махалом, и однажды Дис подслушала разговор Трора, Траина и старого Реина, который, посмеиваясь в густую бороду, сказал, что у народа гномов давно не рождалось такого кузнеца и еще немного времени и упорного труда — и Фрерин сможет вплетать в сталь чары. Брат улыбнулся, коснулся губами ее щеки, проказливо подмигнул и внезапно укутал ее своим плащом, прикрывая Дис голову. И они побежали. Сначала гномка восторженно повизгивала, полная счастья, но гул и грохот становились все сильнее, и к нему сначала примешался странный звук, напоминающий рык, а после даже сквозь плотную материю плаща она почуяла запах паленого. Фрерин летел вперед, прижимая ее к себе, и Дис, наконец, поняла — это была не игра. Что-то случилось, что-то настолько жуткое, что даже ее братья, ее отец, ее дед, которых она считала самыми сильными и непобедимыми, не решились встретиться лицом к лицу с напастью, а просто бежали. Она дернулась в крепких руках, стягивая с себя плащ. — Дис, не надо! — решительно прервал ее попытки Фрерин и неожиданно охнул. Гномка успела только вскрикнуть, понимая, что они падают. Сильный удар смягчило то, что брат держал ее на руках, а потому она даже синяка себе не набила, но испугалась до дрожи в ногах. Плащ слетел с головы, но мгновением раньше Фрерин прошептал ей на ухо: — Закрой глаза. И она послушно зажмурилась, слыша в голосе брата боль. И ощущала рядом что-то жуткое, раскаленное, свирепое. Смерть, обрушивая колонны, раздраженно рыкнула, пуская вперед по коридору огненный вал, и прошла мимо. — Идем! Фрерин вскочил на ноги, подхватывая Дис вновь на руки, и гномка успела увидеть лишь самый кончик хвоста, исчезающий за поворотом. Она вновь зажмурилась и уткнулась в грудь брату, зажимая уши руками. Когда они вышли через один из тайных ходов, Дис так и не смогла отпустить Фрерина до тех самых пор, пока не услышала голоса Торина и Траина. Старший брат осторожно отцепил ее руки от рубашки Фрерина и, подхватив под мышки, передал отцу, и только тогда Дис открыла глаза. И сдержать слез не смогла, хоть и молча глотала рыдания, обнимая Траина за шею. Я молчала, не в силах произнести ни слова. Вода, до этого почти обжигающая, показалась мне ледяной, и я поежилась. Дис неожиданно тихонько рассмеялась. — Его ударило отлетевшим от рухнувшей колонны камнем, — склонилась она ко мне, накидывая мне на голову полотенце. — Он сломал руку и пару ребер, но все равно вытащил меня из Эребора. Разве я могу забыть это, скажи мне? Разве могу я оскорблять его память болью и грустью? Он дал мне возможность прожить жизнь, вырастить сыновей. И я верю, что он и сейчас все также следует за мной, не покидая ни на мгновение. А потому я буду улыбаться, что бы ни случилось, — для него. Мне стало мучительно стыдно за свою слабость и жалость к самой себе, и я поспешно вылезла, вытираясь и одеваясь. Дис потрепала меня по волосам, улыбнулась, солнечно, открыто, как умела только она, и вышла. А я еще некоторое время просидела, стараясь взять себя в руки после рассказа сестры узбада. С Торином я столкнулась четвертью часа позже, когда шла по коридору, быстро заплетая еще влажные волосы в косу. Узбад был одет не так, как обычно в это время: в кузницах работа не затихала, и чаще всего Торин в этот промежуток дня находился там. Но по какой-то причине сегодня он не только не работал, но, кажется, и вообще не спускался вниз, в кузни. Я посторонилась, давая ему дорогу, и чуть склонила голову, приветствуя. Он ответил мне коротким кивком и быстро прошел мимо, явно стараясь миновать меня как можно скорее. Это удивило меня. Раньше он никогда не избегал встреч со мной, предпочитая лишний раз припечатать словом в том случае, если ему что-нибудь не нравилось. И я пригляделась к его походке — мне она показалась немного странной. И чем дольше я вглядывалась, тем больше понимала. — Торин! — от моего окрика он неохотно остановился и повернулся. — Чего тебе? — в другое время я бы не стала с ним связываться, но в этот раз все было иначе. Я цепко окинула его взглядом: лицо у мужчины было бледное, дыхание затруднено, а на лбу выступила испарина. — С тобой все в порядке? — напрямую спросила я. — Да, — скупо ответил он и пошел дальше, показывая, что разговор продолжать не намерен. Глупо в его глазах выглядеть не хотелось, но я все же не была абсолютной дурой, чтобы не заметить очевидных признаков, но хотела убедиться в своей правоте до того, как завалюсь к нему в покои. А потому пришлось мне искать того, кто согласится на то, чтобы его разглядывали, как пособие. Балин, к которому я без малейшего смущения ввалилась в мастерскую, схватила за руку сидящего там Двалина и потянула за собой, был удивлен настолько, что едва не разбил кувшин, над которым на тот момент работал. Его же младший брат, ошарашенный моим поведением ничуть не меньше, безропотно встал и последовал за мной. Балин пожевал губами, встал, вытер руки и вышел вслед за нами. — Оин! — требовательно заявила я, рассматривая Двалина, который себя чувствовал под взглядами двух лекарей несколько неудобно. — Следи за его правой рукой. Двалин, сними рубаху. Воин посмотрел на меня, как на блаженную. — Двалин, сейчас не надо меня воспринимать как женщину, — рассердилась я. — Здесь я лекарь, так что, будь добр, сними рубаху. И да, я без нее я тебя уже видела, если ты не помнишь. Балин, усевшийся на стул, только в бороду хмыкнул. Двалин метнул на него короткий взгляд, вздохнул и стащил одежду. Я обошла его, рассматривая, на пробу ткнула пару раз — воин дернулся от неожиданности, но продолжал стоять достаточно спокойно. Зато когда я сильно нажала с правой стороны, под ребрами, ближе к тазу, шарахнулся в сторону. — Прости, я знаю, что больно, — без особого сожаления принесла свои извинения. — Это точка, воздействие на которую вызывает сильнейшие болевые ощущения и нарушение координации движений. Оин, ты видел, что произошло с его правой кистью? — Мелкий тремор, — согласно кивнул лекарь и заинтересованно посмотрел на Двалина. Тот, получив от меня разрешающий кивок, поспешил одеться и отодвинуться подальше от Оина, про которого знал, видимо, то же, что теперь и я, и становиться подопытным не желал. — Торин ведь правша? — спросила я, быстро собирая инструменты и настойки в лекарскую сумку. — Да, — настороженно отозвался Балин, и в его глазах я заметила беспокойство. Двалин замер, прислушиваясь. — А при чем здесь он? — Поэтому он и не пошел сегодня в кузню, — пробормотала я себе под нос. Гномы переглянулись, начиная понимать, к чему я клоню. — У него дрожат руки, причем настолько сильно, что он не может орудовать кузнечным молотом. Его лихорадит, и он припадает на правую ногу, но не так, как было бы, если бы он каким-то образом повредил ее в бою — источник боли находится выше. Да, прямо как ты, Двалин. — Воин удивленно опустил взгляд, только сейчас обратив внимание, что действительно едва заметно начал прихрамывать. — Такие признаки могут быть только при проникающем ранении, а если сейчас ему не дать обезболивающее, то при сильном повреждении тканей в области болевых точек возможен болевой шок. — Торин ранен? — напрягся Оин и хлопнул себя по лбу. — И почему я всего этого не заметил?! Двалин с Балином подорвались с мест. — Вопрос в другом, — жестко сказала я, берясь за ручку двери. — Почему Торин предпочел промолчать об этом?