Книга I. Пламенный рассвет

Двалина едва удалось уговорить оставить исцеление на нас с Оином. Балину пришлось буквально ловить своего младшего брата, который, хоть и не изменился в лице, но после известия о ранении своего друга стал похож на вздыбленного кота, готового к драке. В другое время я бы даже забеспокоилась, что узбад может выкинуть какой-нибудь номер, раз Двалин так напрягся. Но, занятая только лишь своими мыслями, списала на искреннюю тревогу за Торина. Сыны Фундина оставили нас и отправились в мастерскую Балина, недвусмысленно намекнув, что если узбад начнет упрямиться, то обращаться за помощью напрямую к ним. Оин деликатно постучался, но, даже не дожидаясь ответа, зашел в покои Торина. Гном стоял возле очага и, нахмурившись, читал какой-то свиток. Обернулся к нам, смерил несколько удивленным взглядом, пробежался глазами по строчкам послания, после чего просто бросил его в огонь. Пламя весело затрещало, вгрызаясь в бумагу и плюясь искрами. Торин повернулся к нам и приподнял брови — не произнес ни слова, ожидая, что мы сами дадим ему все ответы. Зато я отметила, что тени под глазами стали глубже, а сам мужчина был только в легкой рубахе, штанах и невысоких сапогах, хотя я бы не сказала, что у него в покоях было настолько тепло. Судя по всему, жар и не думал отступать. Оин, словно не обращая на него внимания, начал сноровисто раскладывать инструменты на столе. Я несколько мгновений понаблюдала за этой игрой в молчанку и вздохнула: мне очень не хотелось разговаривать с Торином и доказывать ему, что поняла его состояние. К тому же, где-то в глубине души я все еще сомневалась: а вдруг ошибаюсь, и узбаду просто не повезло простудиться, и сейчас он поднимает и меня, и Оина на смех? — Может, все-таки объясните, что вы здесь делаете? — наконец, поинтересовался Торин, наблюдая за приготовлениями Оина. — Сам-то как думаешь? — без малейшего смущения парировал лекарь, который знал узбада куда дольше меня, а потому грозным тоном его, видимо, напугать было сложно. В этот момент я поняла, что все-таки не ошиблась, потому что было видно, насколько хочется Торину скрестить руки на груди и выгнать нас взашей, однако ранение просто не дает ему даже нормально развернуться, чтобы не ощущать боли. А она должна быть не просто сильной. Я достала несколько склянок, небольшой мерный стаканчик и молча начала смешивать отвары, составляя более сильнодействующее обезболивающее. — Я так понимаю, инициатором этого спектакля была Дана? — неожиданно спросил Торин, вперившись в меня тяжелым взглядом. Я едва не выронила фиал с вытяжкой из дурмана, но быстро взяла себя в руки. Все-таки до спокойствия Оина в присутствии узбада мне было слишком далеко. — Ну раз ты так упрям, что гордость перевешивает в тебе даже глупость, то приходится справляться самим, — заявил Оин. — Возьми, — протянула я Торину стаканчик. — Это обезболивающее. Тебе сразу станет легче. К чести узбада, он знал, когда не стоит препираться. Да и смысла особого в этом не было. В конце концов, мы действительно пришли помочь, и он должен был это понимать. Нет ничего постыдного в том, чтобы принять помощь, когда в ней действительно возникает нужда. Торин выпил предложенное, даже не поморщившись, хотя я знала, какова эта смесь на вкус. Безропотно сел на придвинутый стул без спинки и стащил рубаху. Не удержался, скривился, но это было единственное проявление чувств на его лице, хотя болевые ощущения от таких ранений заставляли даже терпеливых и опытных воинов выть в полный голос от боли. Повязка, которую, судя по всему, он сделал себе сам, с правого бока уже пропиталась кровью, и я недовольно поджала губы. Возиться с узлом не стала, просто распорола ткань и, не церемонясь, резко рванула, отдирая от раны. Вот тогда Торина проняло: сжал зубы и глухо охнул, вцепляясь руками в стул. — Надо было сразу идти ко мне, — буркнула я, унимая кровь. — А не ждать, когда все это у тебя загноится, и ты получишь заражение крови. Узбад промолчал, но, видимо, только потому, что Оин в этот момент сунул ему в руки стаканчик с отваром, который способствовал остановке кровотечения. Я огляделась и вздохнула: мыться Торину было сейчас нельзя, но хотя бы стоило его обтереть, прежде чем заниматься поврежденными тканями, в которые могла попасть грязь. — Оин, ты не мог бы принести мне теплой воды и чистую ткань? — спросила я, склонившись над раной. — Торин, подними руку, мне неудобно. Будет больно, но это необходимо, если ты не хочешь, чтобы я пришила тебе локоть к ребрам. — Я больше предпочитаю тебя молчаливой, нежели ехидной, — отозвался Торин, выдохнув сквозь зубы. — Издержки профессии, что уж тут поделать, — фыркнула я, стараясь орудовать тампоном, смоченным в обезболивающем растворе, как можно аккуратнее. — После общения с Кили или Хадримом еще и не такой станешь. А уж про тебя мне и вообще промолчать стоит. Такой вопиющей глупости я еще не видела. Ранение очень серьезное, Торин. И если бы я всего этого не заметила, то неизвестно, чем бы все это закончилось. — Или ты сейчас замолчишь, или я выставлю тебя вон, — ровно сказал узбад, а я сжала зубы, едва удержавшись, чтобы не дать ему пощечину. — Как пожелаете, — ответила и намертво замолчала. Впрочем, его, судя по всему, именно такой расклад и устраивал. Оин вернулся с небольшой кадушкой, наполненной теплой водой, вручил мне смотанный в валик отрез небеленого полотна, неизвестно где и как добытого, и вновь куда-то исчез. Напоследок внимательно взглянув на меня и Торина и как-то неопределенно хмыкнув. Я добавила в воду несколько капель мятного масла, немного хвощицы и отвара спорыша, которые отлично снимали жар, намочила валик и осторожно провела по плечам сидящего передо мной мужчины. Торин вздрогнул. — Не упрямься, пожалуйста, — тихо произнесла я и про себя взмолилась, чтобы он меня послушал. — Это принесет облегчение и на время снимет жар. У тебя есть лента? Нужно забрать волосы, они мне очень мешают. Узбад, не проронив ни слова, молча кивнул и указал на стол. Я торопливо стянула оттуда ленту, забрала его волосы в хвост, стараясь сделать все это как можно скорее. Я понимала, что он не привык чувствовать себя слабым, не привык показывать свою уязвимость перед кем бы то ни было, особенно перед женщинами, но Оин куда-то столь невовремя удрал, что мне оставалось его только проклинать. Вообще не стоило сюда приходить — лекарь прекрасно справился бы сам, но нет, мне нужно было убедиться, что я была права, и проследить, чтобы все было сделано верно. Глупее нельзя и придумать. Пока я сражалась со своими же мыслями, руки делали то, что нужно. Торин, напряженный, как натянутая тетива, понемногу расслабился и, кажется, даже прикрыл глаза. Я чуть улыбнулась — он был измучен постоянной болью, хоть и старался этого не показывать, жаром, который выжигал изнутри, и неведением того, что будет дальше. Сейчас же хвощица, ко всему прочему обладающая успокоительным действием, давала ему возможность почувствовать себя куда лучше. Обезболивающие начинали действовать вовсю, но мне предстояла самая неприятная часть процедуры. — Торин, — позвала я. Мужчина устало посмотрел на меня, и я торопливо отвела глаза — жалеть узбада было самым последним, что мне стоило делать, а уж тем более показывать свое сочувствие ему. — Это был кинжал или боевой нож? — Нож, — чуть помолчав, отозвался гном. — Достаточно широкий, но короткий, с когтем-зазубриной на лезвии. Я содрогнулась и поспешно отвернулась. То, что клинок был варварским, я поняла сразу: рана была разворочена и неаккуратна — обычные лезвия таких повреждений не наносят. — Так как ты не обратился к нам еще вчера, когда была возможность промыть рану, то мне придется использовать последнее средство. — Я достала небольшую коробочку и открыла ее. — Лекари называют его «звездной пылью», и этот порошок полностью очищает рану, проникая на всю глубину — что нам сейчас и нужно сделать. Кроме того, он запирает кровь и полностью обезболивает, но прежде, чем эффект наступит, будет больно. — Мужчина насмешливо приподнял брови. — Очень больно, Торин. Я должна быть уверена, что ты выдержишь. Еще изначально я была готова позвать Двалина, чтобы он обездвижил Торина, потому что, рассказывая узбаду о порошке, который действительно был незаменим в подобных случаях, я не могла выразить того эффекта, который он производил. Торину будет во много раз хуже, чем до этого, но потом вся боль уйдет разом. Я не помнила, откуда знала этот рецепт, но Оин был несказанно удивлен, обнаружив, что я нахожусь на последнем этапе изготовления крохотной партии «звездной пыли» — этому предшествовала целая седмица кропотливой и очень тяжелой работы. А сейчас я готовилась потратить весь имеющийся у меня порошок на узбада, который и помощь-то принимает с неохотой, словно с него убудет. — Ты не болтай, — тяжело сказал Торин, — а делай. — Я предупредила, — пожала я плечами, наклонилась, открывая коробочку, и резко дунула. Серебристый порошок облачком взмыл в воздух и, словно заколдованный, втянулся в рану, закипая розоватой пеной. Я отскочила назад, когда Торин дернулся, оказалась у него за спиной и перехватила руки, обнимая его и прижимая их к его груди. Узбад закаменел в муке, но не издал ни звука — только губы побелели, да зубы сжал до хруста. Я держала его, отсчитывая мгновения: ему требовалось продержаться десять секунд, а после боль пойдет на спад. Почувствовав, как расслабляются мышцы, я тут же отпустила его и торопливо взялась за иголку. Аккуратно стянула края раны, обтерла валиком и быстро наложила повязку. Все это время Торин сидел, не двигаясь и лишь тяжело дыша. Но стоило мне закончить, как он тут же поднялся и сделал несколько шагов по своим покоям, словно проверял свою способность двигаться. В общем-то, я была собой довольна: мне удалось все сделать быстро и даже почти его не разозлить, хотя его холодность и спокойствие иногда здорово раздражали. Тяжело находиться рядом с тем, кто никак не обозначает свои эмоции, но я прекрасно понимала, что именно таким Торину и нужно быть для того, чтобы Эред Луин процветал. Но хуже всего, что мне было больно за этого угрюмого мужчину — его муку я ощущала почти как свою, а такое для лекаря непозволительно. Если я продолжу заниматься этим делом — а я продолжу, — то неизбежно буду постоянно сталкиваться с болью и смертью. А если все время столь сильно сопереживать своим подопечным, то и разума лишиться недолго. — Это выпить через четверть часа, — сказала я, оставляя на столе мерный стаканчик. — Вот это, — указала на фиал, — в том случае, если боль вернется. Не должна, конечно, «звездная пыль» действует до двух дней, но на всякий случай. А это, — выставила крохотный пузырек, — завтра утром. Не забудь, пожалуйста. Узбад повернулся ко мне и мгновение задумчиво смотрел, будто не зная, что сказать. Потом кивнул и неожиданно приложил руку, сжатую в кулак, к сердцу, выражая благодарность. Я улыбнулась, чувствуя, как отпускает меня напряжение и какое-то иррациональное беспокойство, подхватила сложенные, как попало, инструменты, сумку и вышла, аккуратно притворив за собой дверь. По крайней мере, за Торина я могла теперь быть спокойна.

***

Глухо ударяется в дерево стальной болт, и где-то совсем рядом раздается громовой рык, от которого отнимаются руки. Резко щелкают гигантские челюсти, и кости хрустят, словно снег под ногами, распадаются осколками. Не уйти, не убежать, ни даже увернуться — лишь смотреть в глаза приближающейся смерти. В который раз я просыпалась от одного и того же сна. Вскинулась, запутавшись в одеяле, и села на кровати, едва переводя дух. Чудовища, овладевшие сонным разумом, медленно отступали, пока я недвижным взглядом смотрела в темноту, лишь немного разгоняемую приглушенным светом лампы. Устав от кошмаров, которые преследовали меня почти каждую ночь, я даже некоторое время пыталась пить отвары, блокирующие видения, но рано или поздно страх, живущий в душе, пробивал защиту. И я вновь просыпалась посреди ночи с горящим от молчаливого крика горлом, и во мне зрела уверенность. Эта ночь стала для меня последней, и я поняла, что должна действовать, а не надеяться на то, что когда-нибудь кошмары пройдут сами собой. День был достаточно тяжелым, но пролетел почти незаметно в заботах и суете, и к вечеру я вымоталась достаточно сильно для того, чтобы начать искать отговорки, но все же, вернувшись в свою комнату и вспомнив ночные кошмары, быстро переоделась и отправилась к Двалину. Я знала, где он пропадает по вечерам, потому что меня дважды вытаскивали ближе к ночи из-под одеяла из-за того, что в тренировочном зале кто-то кому-то в очередной раз сломал нос или выбил руку. Еще на подходах к святая святых наставника по воинскому искусству в Эред Луине я поняла, что сейчас там кто-то есть, а потому несмело приоткрыла дверь и скользнула внутрь. Двалин даже не повернул головы, отбил удар вихрем налетевшего на него Фили и едва не съездил ему локтем по лицу — старший племянник Дубощита в последний момент успел увернуться и отскочить назад. Разорвал дистанцию и крадучись двинулся вокруг своего наставника. — А ты чего сидишь? — тихо спросила я, опускаясь прямо на пол рядом с Кили, который напряженно следил за боем. Я заметила, как он неосознанно иногда двигает плечами, словно пытается помочь брату отразить тот или иной удар. — Двалин так сказал, — пожал плечами Кили, отвлекся на мгновение и немного виновато улыбнулся мне, приветствуя. — Он вообще последнее время гоняет в основном только Фили. «Займись им, это просто недопустимо». — Щенок! — неожиданно рыкнул Двалин, и я даже не успела заметить, что он сделал, но мечи разом вылетели из рук молодого соперника воина, и Фили чуть ли не кубарем покатился по полу, сбитый с ног жестоким ударом. — Да ты даже мечей в руках удержать не можешь! Ни на что не годен! Его противник мгновенно подхватился, сцапав один из клинков, прыжком взвился вверх и вновь разъяренно бросился в бой. Разумеется, тут же оказался обезоружен, и ему пришлось спешно отступать, потому что Двалин беспрестанно атаковал его, а светловолосому гному оставалось только уворачиваться от страшных ударов. Я поежилась. Конечно, я понимала, что сын Фундина не причинит сколько-нибудь значительного вреда своему ученику, но свирепость, с которой он гонял Фили, меня несколько пугала и заставляла усомниться в своем решении. А уж когда старший сын Дис навзничь рухнул на пол, прикрывая рукой разбитое лицо, едва позорно не сбежала. — Он несдержан, — тихо произнес Кили, и я удивленно покосилась на парня. — Проблема Фили заключается в том, что он не умеет контролировать свои эмоции. Так говорит Торин. И Двалин сейчас пытается дать ему понять, насколько такой подход к схваткам гибелен. — А ты? — спросила я, глядя на то, как Фили, утерев кровь, поднялся, покорно кивая негромким увещеваниям Двалина, и вновь взял мечи в руки, хотя мне было отчетливо видно, что молодой гном уже знатно измотан. — И я, — улыбнулся Кили, не отрывая взгляда от брата. — Только я могу учиться на шишках Фили. Он дал мне такую возможность. И я запоминаю эти уроки. Иногда получается так, что за двоих. — С какого возраста вы взяли оружие в руки? — спросила я и вздрогнула. Фили определенно сегодня не везло: гном коротко охнул, меч звякнул об пол, и одна рука повисла плетью. В первое мгновение я испугалась, подумав, что Двалин сломал кость, но чуть позже поняла, что матерый воин прекрасно знал, куда бить, чтобы не навредить своему ученику. Удар по болевой точке заставил руку онеметь на некоторое время, но сын Фундина ни на секунду не остановился, все также продолжая наседать на Фили. И только когда старший сын Дис оказался зажат в угол, Двалин недвусмысленно дотронулся тупым лезвием топора до его шеи и отошел назад. И стоило мне только подумать, что на этом мучения молодого гнома закончились, как увидела, что наставник носком сапога пнул к светловолосому парню один из клинков и кивнул, приказывая продолжать. — Лет с шести, — задумался Кили, закусив губу. — И Фили где-то так же. Я помню, как Торин впервые принес мне меч — под руку ребенка, конечно. Он сам его выковал, а я на тот момент жутко завидовал Фили, потому что тот уже вовсю занимался с Двалином. Этот день запомнился мне настоящим праздником. Я удивленно посмотрела на гномов, снова сцепившихся в бою. Было необычно понимать, что Фили, которого Двалин гонял по залу, как котенка, столь долго уже учится воинскому делу. По сравнению со своим наставником он выглядел совсем еще зеленым, хотя я и помнила, как легко он справлялся с наседающими на него орками в ту памятную атаку на Чертоги Торина. — Довольно, — наконец, сказал Двалин, и Фили, явно из последних сил, протер мечи, положил их на стойку с оружием и вяло махнул рукой брату. — Стой, — придержала я гнома за рукав. Старший племянник Торина был взмыленный и мокрый, словно только что вылез из проруби. Волосы, забранные в хвост, растрепались, липли к шее и лицу, и парень только иногда отплевывался от особо настойчивых прядок, лезущих в рот. Он устало посмотрел на меня, терпеливо подождал, пока я быстро осмотрю рассеченную бровь, и облегченно исчез за дверью. Кили подмигнул мне на прощание и последовал за братом. — Жестоко ты с ним, — отметила я, глядя на то, как Двалин, сам ничуть не менее взмокший, чем его ученик, приводит в порядок тренировочное оружие. — Держи, — протянула я ему полотенце. Гном задумчиво посмотрел на меня, улыбнулся краями губ, взял предложенное и вытер лицо и шею. — Дури в нем слишком много, — вздохнул воин. — Так и прет, а приводит это к конфликтам. Я уж не говорю о том, что это настолько оттягивает его развитие, как воина, что мне даже досадно. Он из рода Дурина, у него война — в крови. В его возрасте Торин такое вытворял с клинками, что мне завидно становилось. У этого же дурня способностей ничуть не меньше, однако несдержанность загонит его в гроб. — То есть ты его изматываешь, чтоб сил на глупости не оставалось? — хмыкнула я. — И это тоже, — кивнул Двалин. — Но основная задача таких тренировок в том, чтобы научить его идти в бой с холодной головой. А то он с ней распрощается очень быстро. Что ты хотела, Дана? Только не говори мне, что пришла затем, чтобы принести мне полотенце. Я смущенно опустила голову. Мне было сложно просить воина об этом, но мне надоело быть пленницей чудовищ, которые только и ждали ночи, чтобы вновь начать пытать и без того измученную душу. — Ты наставник, — тихо проговорила я, подбирая слова. Ведь несколько раз прокручивала в голове возможный разговор, а сейчас все мысли вылетели из головы, поставив меня в неловкое положение. — Ты не мог бы… научить меня обращаться с оружием? — Нет, — ответ был дан так быстро и был столь категоричен, что я аж задохнулась. — Это исключено. — Почему? — только и смогла выдавить я. Двалин метнул на меня гневный взгляд, и мне сразу стало не по себе. Но упрямство, а также гордость победили во мне, и я с вызовом глянула на гнома. У меня создалось впечатление, что Двалин ожидал моей немедленной капитуляции, а потому то, что я не ушла сразу же после отказа, удивило его. И теперь он, не рассчитывающий давать пояснения, даже растерялся. — Во-первых, несколько поздновато — оружие берут в руки с малых лет, если желают стать воинами, — буркнул он. — А во-вторых, ты женщина. — Ну и что? — возмутилась я, хватая его за рукав и заставляя повернуться. — Дис же… — Дис — дочь Короля! — рявкнул на меня сын Фундина, и мне стоило достаточных усилий, чтобы не попятиться. — И что? — неожиданно разозлилась я. — Не равняй себя с ней? Спасибо, Двалин, что напомнил, что я здесь никто и звать меня никак, но мне не нужно становиться воином! Для этого, как ты верно отметил, есть мужчины, которые так любят совать голову под топор, а мне потом эти самые головы пришивать обратно приходится! Я просто не хочу быть совсем беспомощной перед врагом, как тогда, во время нападения Тилгука! Если бы не Торин, я бы не смогла ни вытащить Хадрима, ни, скорее всего, выжить самой. И что теперь? Мне до конца жизни прятаться за штанами узбада? Или, может, ты предпочитаешь, чтобы я пряталась за тобой? Я просто прошу тебя дать мне минимальный набор навыков, который поможет мне выжить. Всего лишь выжить, Двалин. Гном молчал очень долго, вперившись в меня почти немигающим взглядом, и я успела увериться, что моя просьба сейчас будет отвергнута, а меня саму просто бесцеремонно вытолкнут из тренировочного зала. И даже была к этому готова. — Хорошо, — такой ответ стал для меня полной неожиданностью. — Завтра приходи в это же время, а там посмотрим, на что ты годишься. Я кивнула, стараясь сдержать дрожь в руках, и поскорее выскочила прочь, пока Двалин не передумал.

***

Я осторожно постучала в дверь. Из-за створки послышалось что-то, отдаленно напоминающее «Ну кого опять принесло?», и я посчитала это официальным разрешением войти. Торин, видимо, к такому был готов, поэтому только потер лоб и устало кивнул мне, не поднимаясь со стула. — Мне надо осмотреть тебя, — я выжидающе посмотрела на узбада. Мужчина не сдвинулся с места, задумчиво поигрывая подвеской на тонкой цепочке. Я скользнула по ней взглядом, стараясь не выдать своего любопытства и удивления: насколько мне было известно, Торин никогда не носил украшений или чего-то подобного, поэтому эта вещица заинтересовала своей необычной неуместностью в руках узбада. Насколько мне удалось разглядеть, это был небольшой камень, то ли сапфир, то ли голубой топаз, в тонкой и искусно выполненной оправе. — Со мной все нормально, — наконец, произнес гном. — Так же, как и в прошлый раз? — заупрямилась я. — Это не займет много времени. Я верю, что заживление проходит хорошо, но позволь мне просто убедиться в этом. — Зачем ты сказала о ранении Дис? — Узбад со вздохом поднялся и принялся расшнуровывать завязки на вороте рубахи. — Язык у тебя больно болтливый. — Чтобы ты не вздумал отправиться в кузню, — парировала я. — Да, Торин, я знаю, что ты собирался приняться за работу, как только тебе полегчало. Но по-хорошему тебе стоило бы хотя бы пару-тройку дней полежать. А Дис единственная, кто мог бы удержать тебя от глупостей. У Торина было такое лицо, что я язык едва не прикусила — узбаду оставалось только глаза закатить. Я поспешно занялась тем, что меня интересовало больше, чем настроение гнома, который явно не особо благоволил ко мне. Впрочем, оно и неудивительно: наверное, мало кто вот так назойливо досаждал ему. В следующий раз отправлю Оина, если он опять не устроит погром в лазарете, пытаясь найти одному ему известные препараты. В последний раз мне едва удалось отговорить его опробовать на себе одно из новых средств от аллергии. Судя по входящим в состав ингредиентам, это лекарство само по себе могло вызвать такую реакцию, что удушье — это самый благоприятный исход. Тогда я буквально вырвала флакон у него из рук и выставила прочь, надеясь, что он одумается. Напрасно — на следующий же день он придумал что-то новое, но теперь уже тщательно хранил от меня свои секреты. Поэтому все-таки осматривать моих подопечных я предпочитала сама. Не то чтобы я предполагала, что Оин может причинить им вред — все-таки опыта у него было гораздо больше, чем у меня, и многое гном мог делать с закрытыми глазами, — но лекарь был истинным ученым, а их способа мышления я понять никогда не могла. — Боли есть? — уточнила я. Торин отрицательно качнул головой и недвусмысленно посмотрел на меня, ожидая, когда же я, наконец, уберусь прочь из его покоев. Я пожала плечами — рана заживала хорошо, опасности для жизни узбада не было, так что если ему захочется немного помучиться от неприятных ощущений, то это только его проблемы и его на то право. В конце концов, забота заботой, но нянькой ему быть я не нанималась. От Торина я вышла в весьма плохом расположении духа, но постаралась выбросить все из головы. Я понимала, что узбад то ли не привык принимать заботу от других, то ли просто этого не желал, но все же понятия о каком-то такте и уважении тех, кто вокруг него, у мужчины должны были присутствовать. Впрочем, его уже точно не переделаешь, а потому приходилось мириться с тем, что есть. И я переключилась на более насущные проблемы — тренировку с Двалином. Я, заходя в зал и плотно затворяя двери, слабо представляла себе, что тут будет происходить. Даже если учесть, что я видела тренировочные бои Фили, Кили и Двалина, предположить, с чего все это начиналось, я не могла. Может быть, когда-то я это и знала, но сейчас моя память уж точно не могла подкинуть мне даже крохотного кусочка мозаики. — Вставай, — кивнул мне Двалин, убирая топоры в сторону. — Обувь только сними. Судя по всему, истязание братьев на сегодня то ли откладывалось, то ли было проведено в другое время, но гном был в сухой одежде и полон сил, что меня, признаться, немного напугало. Да и глядя на выражение лица Двалина, я несколько нервничала: у меня создавалось впечатление, что я заставляю его делать что-то настолько сильно противоречащее правилам и всяческим понятиям, что за это полагается смертная казнь. И я бессовестно подвожу его под топор палача. Под его пристальным взглядом я почувствовала себя крайне неуютно и опустила глаза, за что едва не получила подзатыльник. — Урок первый, — Двалин легко ударил меня пальцем по подбородку. — Никогда не опускай глаза. Твой противник только и ждет, когда ты отвлечешься. Выстави ногу вперед… Да, хорошо. Теперь просто повтори за мной. Первую четверть часа Двалин просто просил меня делать что-то маловразумительное, хотя отчасти я что-то и понимала: упражнения-проверки на равновесие, балансировку, внимательность и целая уйма чего-то еще. — Двалин, — осторожно начала я, — почему… — Урок второй, — безразлично произнес гном. — Держи язык за зубами. Ты молчишь, пока я не разрешу тебе что-то спросить. Я замолчала и послушно кивнула, настороженно наблюдая за мужчиной. Он закатал рукава рубахи и шагнул ко мне, протягивая руку. — Обхвати рукой запястье, — приказал. Я помедлила и тут же получила легкий тычок в грудь. — Урок третий, — коротко сказал Двалин. — Мои приказы выполняются беспрекословно и незамедлительно. Пришлось вцепиться в его руку сразу же. Обхватить запястье я не смогла даже при желании — мои пальцы просто не сходились, к тому же я успела только почувствовать, как мир вокруг перевернулся, и пол коварно ударил меня по лопаткам. В самый последний момент тело само сжалось в пружину, и я, глядя в высокий потолок, поблагодарила крохотного зверя внутри себя, что сейчас не дал мне возможности насладиться синяком во всю спину и испытать все прелести сильного удара плашмя. — Первое, что должен уметь воин, — наставительно произнес Двалин, глядя на меня с легкой улыбкой, — это падать. Ты себе не представляешь, но сломавших шеи из-за того, что кто-то не знал, как правильно подбирать под себя руки и ноги, я перевидал гораздо больше, чем погибших от мечей врагов. Я угрюмо кивнула и поднялась. Естественно, гном и не подумал помочь мне подняться, да и было бы это слишком смешно — пришла учиться защищать свою жизнь, а сама не может даже на ноги встать. Двалину до моих мыслей дела не было, и он с удовольствием меня повалял, а я только успевала задержать дыхание перед новым ударом. Противостоять ему я не могла, да и цель этого занятия была не в том, чтобы научить меня выворачиваться даже из простых захватов, а как раз в том, чтобы показать, насколько важно уметь правильно группироваться при падении. Получилось так, как надо, у меня раза с сотого, а может быть, и с тысячного. Я не считала, только с тоской осознавала, что синяков у меня теперь будет просто не счесть. Но, с другой стороны, мне красоваться не перед кем, так что меня это не сильно беспокоило. И в самый последний раз, будучи уже готовой к тому, что меня опять швырнут об пол, я сделала все так, как объяснял и показывал мне Двалин, а потому вместе того, чтобы распластаться на полу, изображая раздавленного таракана, перекатилась и каким-то непостижимым образом оказалась на ногах. — На сегодня все, — тут же сказал Двалин и чуть улыбнулся. Я заправила растрепанные пряди за уши и выдохнула, упираясь руками в колени. Рубашка была мокрой, да и волосы липли к шее, и сейчас мне хотелось только одного: хорошенько вымыться и добраться до кровати. И я искренне надеялась, что Оин, которого я попросила напоить наших подопечных необходимыми отварами, не забудет об этом — у него появилась какая-то очередная идея, и гном целый день возился со смесями, что-то бурча себе под нос и ненавязчиво оттесняя меня от стола. Двалин же даже не вспотел, даже не начал дышать чуть чаще: невозмутимо взялся за топоры и, кажется, собирался теперь уже тренироваться в полную силу, а не возиться с такими, как я. — Дана, — окликнул он меня, когда я уже выходила. — И у меня есть просьба. Не говори обо всем этом Торину. Я удивленно посмотрела на него, но гном был абсолютно серьезен, и мне оставалось только понятливо кивнуть.