Книга I. Пламенный рассвет

— Не говори Торину, — передразнила я и охнула, лишь слегка неловко двинув рукой. — А как он будет оправдываться перед узбадом, когда тот однажды наткнется на мой хладный труп? Мои мучения продолжались уже более трех седмиц, и я успела проклясть все на свете. И пожалеть, что вообще додумалась до этой затеи, но теперь поворачивать назад было уже поздно. Двалин разошелся во всю, и даже пожелай я все бросить, он бы меня заставил продолжать. Этот гном был воплощением упрямства, упорства и невозмутимости, что порой меня выводило из себя, а уж бросаемые им иногда до боли обидные фразы заставляли терять голову. Теперь я прекрасно понимала, что лучшего провокатора для Фили Торин просто найти не мог. У меня болело решительно все, причем изо дня в день, хотя давным-давно боли в уставших мышцах должны были пойти на спад. Да к тому же я почти перестала спать, и помогали только снотворные отвары. Если первое время я приходила с выматывающих тренировок и проваливалась в пустоту, то теперь просто не могла уснуть — сказывалось перенапряжение. А ведь Двалин даже не начал учить всерьез, только лишь давал какие-то базовые навыки, развивал выносливость и ловкость. И оружия не доверял, утверждая, что я зарежусь даже тупым. Только лишь однажды он дал мне в руки одноручный меч, больше напоминающий мне дубинку как по весу, так и по остальным качествам, поставил напротив себя и к моему священному ужасу взял один из тренировочных топоров. — Ты можешь попытаться отбить удары только два раза, — ровно сказал он и шагнул ко мне. — А что все остальное время? — тихо спросила я, пятясь назад. — Уворачивайся, — неожиданно ухмыльнулся Двалин и нанес удар. Гонял он меня по залу, как утку хворостиной во дворе. Я только и поспевала подбирать руки и ноги, чтобы по ним не получить, но несколько раз все же набила себе знатные синяки и чуть не сломала нос, когда не уследила за быстрыми перемещениями своего наставника. Подозреваю, что Двалин двигался даже не в половину, а в четверть своих возможностей и наверняка даже не запыхался, но я под самый конец была готова рухнуть без сил. И теперь уже прекрасно понимала Фили, который буквально выползал по вечерам из зала — с ним Двалин не церемонился и гонял в десяток раз усерднее, чем меня. Впрочем, тогда я даже получила скупую похвалу от гнома за то, что ни разу не попыталась отбить удар, предпочитая полагаться на увертливость и ловкость. На самом деле все было проще: железка очень мешала, и я даже хотела ее бросить куда подальше, потому что лезть под удары Двалина — все равно, что с разбегу биться лбом о каменную стену. Зато с каждым разом у меня все лучше получалось избегать прямого столкновения, и это устраивало куда больше, чем открытое противостояние. — Хорошо, — кивнул головой Двалин, и я с облегчением отложила так и не понадобившийся меч в сторону и села там же, где и стояла. — Ты понимаешь, почему я делаю упор именно на скорость и ловкость? — Потому что силой я ничего не смогу сделать? — предположила я, вытирая лоб и стараясь выровнять дыхание. — Именно так, — Двалин уселся рядом со мной. — Твое преимущество в том, что ты должна быть гибче и быстрее своих врагов. И коварнее, Дана. Так что, думаю, тебе лучше всего пойдут кинжалы. — А если на них нанести какую-нибудь пакость вроде той, что так любят пользоваться орки, то мне просто цены не будет, — поддакнула я и вздохнула. Двалин улыбнулся, а я поддалась мимолетному порыву и уткнулась ему лбом плечо. Мне безумно нравилось вот так сидеть рядом с ним, чувствовать терпкий запах мужского тела и понимать, что здесь я в полной и абсолютной безопасности — что бы ни случилось, я всегда могу рассчитывать на его защиту. Он был тем, кто придавал мне уверенности, делал меня сильной просто оттого, что находился рядом. Двалин неожиданно отстранился, поднялся и поставил меня на ноги, словно я была ребенком. Щелкнул по носу и глазами указал на дверь. Я вздохнула, понимая, что сегодня мы занимались раньше, чем обычно, а значит, сейчас придут Фили и Кили. Мне хотелось посмотреть на их тренировку — с каждым разом я понимала все больше и больше. Конечно, чтобы хотя бы приблизиться к их уровню, мне надо было бы заниматься десятилетиями, но хотя бы разумом я начинала осознавать, что к чему. Иногда удавалось разглядеть удар еще до того, как он был нанесен. Конечно, в том случае, если связка была достаточно проста. Да и со стороны всегда легче оценивать действия противников, особенно когда знаешь, что никто из них внезапно не набросится на тебя и не попытается укоротить на голову. А вот во время самого боя попробуй, сообрази, как вывернуться из той или иной ситуации. Именно поэтому у меня сейчас пока ничего и не получалось: я сначала думала, а потом действовала. В мое тело навыки еще не были вбиты до инстинктов, как у тех же Фили и Кили. На пути к себе я стала свидетелем странной картины, повергшей меня в полнейшее замешательство, потому что я не поняла, что произошло. Я видела Фили, который прошел в тренировочный зал, причем с таким видом, как будто отправлялся на пытку, а вот Кили не успел даже подойти к дверям, как его остановила Уна, молодая гномка, чуть младше самого Кили. Замечательная девушка: добрая, смешливая, с удивительными теплыми зелеными глазами. Я даже немного завидовала ей — у нее были потрясающие рыжие волосы чуть ниже пояса, в которых, как смеялась Дис, даже расческа застревала и ломалась, настолько были густыми локоны. Кили был удивлен не меньше меня. И я бы так и ушла, не желая подсматривать за ними — мало ли чем может заниматься молодежь, — если бы несколько неподходящее место и время, а также покрасневшие щеки девушки. Уна вздохнула, словно собиралась нырнуть, и протянула младшему племяннику Торина кулон на цепочке. Его я не раз видела на девушке, и помнится, он мне очень понравился: камень в оправе был под цвет ее глаз, такой же изумрудно-зеленый, с хитрыми рыжеватыми искрами. Уна смущенно улыбнулась, глядя на молодого гнома из-под челки, но в ее позе я видела закаменевшее ожидание. Кили, до этого общающийся с гномкой с широкой улыбкой на лице, отшатнулся в сторону, словно его ударили, а глаза в одно мгновение стали печальными и даже несколько загнанными. Он выдавил из себя улыбку, что-то тихо сказал девушке и покачал головой, отстраняя ее руку с подвеской. Уна сжала кулак, пряча украшение, сунула его в один из потайных карманов на одежде, хотя до этого всегда носила, не снимая, на шее, пожала плечами, легко поцеловала Кили в щеку и умчалась прочь. Только вот я успела увидеть, что глаза гномки полны слез, а губы побелели, словно боль, раздирающая ее изнутри, стала невыносимой. Дис была удивлена моим осторожным вопросом. Мгновение смотрела на меня, словно пытаясь сообразить, шучу я или говорю серьезно, потом нахмурилась, напомнив мне Торина, и вздохнула. — Если не секрет, кому же у нас так не повезло? — спросила она, и я без задней мысли рассказала про то, что видела. — Ох, бедная девочка… — Дис, объясни мне, пожалуйста, — тихо попросила я. — Даже если я когда-то все это знала, то сейчас забыла точно. — То, что Уна хотела отдать Кили, называется вамаальт, или иначе — камень сердца. — Дис, сидящая напротив меня, рассеянно теребила рукав рубахи. — Он есть у любого гнома, не связанного узами брака. Тебе, наверное, известно, что нас, женщин, очень мало. И это не единственная проблема, которой не найдено решения. Можно считать это даром, а можно проклятием, но факт остается фактом — гномы любят один раз в жизни. То есть если любовь не взаимна, то это означает лишь только то, что женщина не выйдет замуж ни за кого другого, а мужчина — не женится. Так уж распорядился Махал. — А для чего тогда вамаальты? — Камни сердца носятся достаточно долго. Мы верим, что таким образом они становятся похожими на своих хозяев и несут в себе частичку души и тепла, — Дис улыбнулась. — Когда мужчина или женщина понимает, что искренне полюбил — не смотри так недоверчиво, я не смогу тебе объяснить всего. Рано или поздно ты сама все поймешь, — они отдают камень сердца своему избраннику или избраннице. Если чувства взаимны, то тот в ответ отдает свой вамаальт. Если же нет… Я с испугом посмотрела на Дис и едва не расплакалась оттого, что представила, каково сейчас Уне. И просто молча уставилась в потолок, стараясь сдержать слезы и понимая, что если я действительно такая, как они, то, скорее всего, меня ждет то же самое, что и эту замечательную рыжеволосую красавицу. Просто потому, что не всегда встречаются два сердца, подходящие друг другу. — А потом? — спросила я просто для того, чтобы заполнить тишину. Дис закатала рукав и протянула мне руку. Я, наконец, смогла рассмотреть достаточно широкий браслет с изумительной гравировкой. Раньше я его видела, но как-то не очень обращала внимания, считая его просто украшением. Сейчас же я присмотрелась к некрупному камню, матовому, красно-коричневому, с золотыми искрами, снующими в глубине и заставляющими кристалл мерцать теплым светом. И заметила, с какой тоской смотрит на него Дис, и легкая улыбка играет на ее губах. — Потом их помещают в брачные браслеты, — пояснила она. — Это вамаальт моего мужа. — А где твой? — совсем тихо проговорила я и сама же испугалась своего вопроса. — Сгинул вместе с ним, — Дис опустила рукав. — Кирин пропал, когда Кили было всего два — совсем еще кроха. Просто однажды ушел, чтобы заключить сделку с людьми на огранку драгоценных камней на постоянной основе, и больше не вернулся. — Прости, — прошептала я. Гномка улыбнулась вновь, и я могла только поражаться ее выдержке и крепости духа. Дис была несгибаемой и невероятно сильной. Она продолжила жить дальше — за своего мужа, за своего брата, отца и деда, которые тоже погибли, пытаясь отвоевать своему народу место под солнцем, вырастила двоих сыновей, таких же солнечных и упрямых, как и их мать. И я искренне восхищалась ею, но в самой глубине души ощущала лишь боль. Мне было сложно представить, о чем думает Дис, когда по вечерам возвращается в свои покои и ложится в холодную постель, но я бы хотела знать, что мука от утраты любимых давно притупилась, уступила место радости и надежде на будущее. — А как же короли? — осенило меня. — У нас не приняты династические браки, если ты об этом, — отозвалась гномка, вновь становясь такой, как прежде, и только в уголках глаз затаилась печаль. — Правда, иногда все же случается. Когда нет иного выхода, и обе стороны сознательно идут на этот шаг. Это не поощряется и вызывает много толков, однако все окружающие едины в сочувствии тем, кто отказывается от самих себя. Кстати, в таких случаях вамаальты выбрасываются за ненадобностью. — А если кто-то из вступающих в вынужденный брак уже отдал свой? — Они не имеют смысла, — покачала головой Дис. — Если кого-то отвергают, вне зависимости от причины, то вамаальты уже не нужны. И тем же вечером я видела, как Уна, стоя на стене, размахнулась и зашвырнула блеснувший на солнце амулет куда-то далеко. Помедлила, замерев и не обращая внимания на то, что дозорные неловко отводили глаза — каждый из там присутствующих понял, что произошло, — после чего спустилась обратно. А потом я нашла ее в ванной: девушка сидела, прислонившись к стене и уткнувшись лицом в колени, и плакала навзрыд. Мне не оставалось ничего, кроме как обнять ее и молча опуститься рядом. Так мы и просидели до глубокой ночи.

***

Оин весь день сидел в лазарете и с чем-то возился. От его рабочего стола ползли такие невообразимые запахи, что я вскоре сбежала, чтобы хоть немного подышать воздухом, не отравленным зловонием. На мое замечание лекарь только отмахнулся и посоветовал закрыть дверь с той стороны. — Я близок к разгадке, — заявил он, а мне оставалось только плечами пожать, да исчезнуть для собственной сохранности. В Эред Луине наблюдалось оживление, словно все чего-то ждали, причем только мужчины, по большей степени. Когда я все-таки подошла к Дис с этим вопросом, мне было сказано, что сегодня к ним должен подняться обоз с припасами — еда, ткани и целая уйма всего, что просто необходимо для нормальной жизни, но что сами гномы производить не могли. К тому же гномка объяснила мне, что женщины обычно в этом не участвуют, да и сегодня, скорее всего, мужчины просто-напросто запретят им даже высовывать нос из ворот Чертогов до того самого момента, пока торговцы не уйдут восвояси. — А разве у вас не постоянные договора на поставку? — удивилась я. Не так давно я как раз слышала, как Торин и Балин обсуждали что-то подобное, но не придала этому значения, так как обеспечение Эред Луина продовольствием — явно не моя задача. Мне и своих забот хватало по горло. — Постоянные, — подтвердила Дис. — И торговцы тоже одни и те же. Мы им доверяем, потому что совместная работа с ними у нас длится больше десяти лет. С большинством из них, конечно. Некоторые меняются, но очень редко — Торин не любит новые лица, от которых и не знаешь, чего ждать. — Тогда в чем же проблема? — не поняла я такого категоричного отношения. — Это ты у наших мужчин спроси, — лукаво улыбнулась гномка. — Не хотят они делить нас с кем бы то ни было, не хотят, дорогая моя. Я озадаченно на нее поглядела, не совсем, конечно, понимая, в чем суть. Но мне хотя бы стало немного понятно, почему на меня так удивленно смотрели постояльцы Файры и Торвога и почему Торин, Балин и Двалин были ошарашены моим местом проживания. Уж если они даже у себя на территории не позволяли людям смотреть на своих женщин, то тут и говорить не о чем. Обоз прибыл ближе к вечеру, и с самого первого взгляда стало ясно, что там что-то пошло не так. В общем счете там было двадцать пять человек, и два десятка — это охрана, сейчас весьма потрепанная, уставшая и злая. Человек шесть, вместо того, чтобы ехать верхом на крепких мохноногих и невысоких лошадках, уверенно стучавших копытами по камням, находились в повозках, и я забеспокоилась. Конечно, они были мне совершенно чужими, да и видела я их первый раз в своей жизни, но без труда поняла, что это раненые. Скорее всего, они столкнулись с кем-то по пути в Эред Луин. Торину увиденное сильно не понравилось, равно как и самим торговцам — случившееся, так что первое общение происходило на повышенных тонах. — Вы что, не можете обеспечить безопасность подъездных путей? — раздраженно спросил глава каравана, и я, стоящая у самых ворот внутрь Эред Луина, но послушно не высовывающая носа, с некоторым удивлением к нему присмотрелась. Мне он показался знакомым, а потом я все-таки вспомнила. Это был почтенный Кихогил, торговец, славящийся своей честностью и преданностью делу. Все условия сделок он выполнял неукоснительно, а слухов, что он хоть когда-то кого-то пытался обмануть, нельзя было сыскать. Он часто останавливался на ночлег на постоялом дворе Торвога и неизменно был очень вежлив и приветлив. Ему можно было дать не больше пятидесяти лет, хотя я знала, что он на десяток лет старше. Невысокого роста, с добродушным и располагающим к себе лицом, проницательными глазами и уверенным голосом, сейчас он был, кажется, не в себе от злости, хотя и пытался сдерживаться. — До вас и так не очень-то легко добираться, Торин, — сказал он, когда тяжелые ворота в стене, ведущей на площадку перед Эред Луином, распахнулись во всю ширь, пропуская уставших людей внутрь. — У меня пали две лошади, а один из охранников свернул ногу. Сам понимаешь, что это обстоятельство не освобождает меня от уплаты ему жалованья, тем более что этот парень троих орков с телеги снял, отобрав арбалет у одного из своих дурней. Западный подъем у вас обледенел настолько, что даже человеку там теперь не пройти, словно кто-то специально поливал водой склоны и дорогу. Пришлось поворачивать на южный, а там мы напоролись на засаду. — Тилгук, — коротко отозвался Торин, внимательно слушающий караванщика и крайне недовольный тем, что ему сейчас высказывают. — Он пришел недавно, нам пришлось отбиваться. Кихогил, ты прекрасно знаешь, что у меня нет столько воинов, чтобы метаться по горам и вылавливать орков. Там, где есть хотя бы пара этих тварей, будет и сотня, сколько их ни истребляй. — Тогда в следующий раз я сюда подниматься не буду, — рубанул напряженной рукой воздух торговец, а я увидела у него на щеке длинный порез. Судя по всему, задели в схватке. — Сегодня мы смогли отбиться, а назавтра все может быть уже иначе! Я не хочу терять людей и товар, Торин. — Хорошо, — метнул на него испепеляющий взгляд узбад. — Пришлешь кого-нибудь, я отправлю к тебе отряд воинов. — Цены сбивать не буду, — сразу же согласился Кихогил. Видимо, именно такого обещания он и добивался. — И так тебе все почти задаром отдаю. — Трепли больше, — скосился на него Торин, но сильно возражать не стал: наверное, цены его более чем устраивали. Пока люди сноровисто распаковывались, а караванщик и узбад активно торговались, я присматривалась к тем, кто сегодня вступил под своды горы. Внутрь Чертогов, кажется, их пускать не собирались, и это показалось мне совсем неправильным. Даже отсюда я видела, что среди новоприбывших есть тяжелораненый: совсем еще молодой парнишка даже не пошевелился, когда окружающие начали выгружать обозы, а лицо у него было бледное до синевы. Я закусила губу, размышляя, как бы добраться до человека, потому что оставлять его в таком состоянии нельзя было — он просто не переживет обратного пути. К тому же, как я поняла, караван собирался отправиться вниз сегодня же, хотя некоторые сомнения все же имелись. Ночью по горам особенно не побродишь, слишком много шансов свернуть себе шею, если твоя лошадь переломает ноги на крутых склонах. К тому же Кихогила я как-никак знала, как и то, что он ни в коем случае никому не причинит вреда, будучи честным и открытым человеком. — Дана, — Двалин напугал меня так, что я за сердце схватилась. — Чего ты тут стоишь и подглядываешь? Лучше уходи — Торин увидит, и не миновать тебе неприятного разговора. — Видишь того мальчишку? — указала я рукой на телегу, в которой лежал человек. Его товарищи старались его лишний раз не тревожить, бросая обеспокоенные взгляды. — Он ранен и обратного пути не переживет. Мы же не можем… — Тебе какое до этого дело? — перебил меня Двалин. — Занимайся тем, чем положено, и не суй нос туда, куда не просят. — То есть пусть он умирает? — уперлась я. — Не приказывай мне! Торин уже пытался, когда Хадрим истекал кровью! И если бы я его послушала, то сейчас… — Довольно! — оборвал меня гном, и я испугалась — настолько угрожающим был его голос. — Не тебе судить действия узбада, коли не знаешь причин поступков! — Как скажешь, — окончательно разозлилась я. — Раз ты меня не хочешь слушать, я поговорю с Торином! Может, у него есть хоть капля сострадания! Я решительно направилась к узбаду, но не успела сделать и пары шагов, как Двалин схватил меня за руку. Гном не собирался допустить, чтобы я показалась на глаза людям, но во мне кипела такая злость, что просто хотелось плакать — я не могла смотреть, как умирает тот мальчишка. Ему же явно еще и двадцати нет! И разве можно просто спокойно стоять и смотреть, как обрывается жизнь того, кто даже ее и толком-то не видел? Гном обхватил мое запястье, и мне показалось, что руку сдавили в железных тисках. Как не пытайся, а выдрать не получится, но я сделала то, чего Двалин точно не ожидал, — это мне показал результат. Как-то раз он сам мне показывал достаточно сложный прием и объяснял, что он отлично подходит для того, чтобы вырваться, если хватило глупости попасться. Какой бы силой ни обладал противник, строение тела просто не позволит удержать жертву, как ни старайся. И этот прием у меня никогда не получался: я допускала все мыслимые и немыслимые ошибки, загоняла себя только в еще более безвыходное положение, и Двалин, кажется, отчаялся объяснить мне, как правильно двигаться, чтобы все вышло так, как надо. Но, видимо, мне требовалась только мотивация — из рук гнома я вывернулась в одно мгновение и бросилась к Торину. — Дана? — удивленно присмотрелся ко мне Кихогил, когда я, не оглядываясь назад и зная, что Двалин не пошел за мной, подскочила к мужчинам. — Батюшки, что ты тут делаешь? — Здравствуйте, почтенный Кихогил, — кивнула я. — Торин, можно тебя? — Вернись обратно, — от холодного приказа у меня ноги подогнулись, но не для того я сбежала от Двалина, чтобы спасовать перед грозным узбадом. — Всего на пару слов, — упрямо сцепила зубы я и с вызовом посмотрела на Торина. Глаза у него потемнели от гнева, и будь я чуть поумнее, то, наверное, без вопросов подчинилась. Но жалость к умирающему мальчишке была куда сильнее страха перед гномом. — Торин, я подожду, — немного удивленно отозвался Кихогил, не понимая, почему Торин не желает меня выслушать. — Время у нас еще есть. Узбад метнул на него огненный взгляд, и я поняла, что Торин разозлен не на шутку моим неповиновением, но гном все же схватил меня за локоть и отволок в сторону. — Постой, — торопливо заговорила я, видя, что он собирается обрушить на меня свой гнев, — постой, дай мне сказать! У них в обозе раненые! Вон тот мальчишка так и вообще без помощи долго не протянет! Ты не можешь отправить их обратно сразу после торгов! Они устали и измучены, и если Тилгук нападет на них, то тебе придется искать других торговцев, кто захотел бы вести с тобой дело. А ты сам подумай, сколько сомнений возникнет у них, когда они узнают, что ты ничего не сделал для того, чтобы обеспечить безопасность караванщиков! Я намеренно перевела разговор в более прагматичное русло, потому что сомневалась, что смогу достучаться до сердца Торина и надавить на сострадание. Судя по тому, что мне не велели заткнуться сразу же, это возымело определенное действие, и я немного воспряла духом. В конце концов, узбад должен понимать очевидное преимущество такого поступка, в результате которого он только бы укрепил доверие между людьми и гномами, а я получала то, что хотела, — возможность позаботиться о раненых. К тому же, как я узнала чуть позже, сам Кихогил, хоть это было и не в его обычаях, просил Торина позволить его каравану остаться в Эред Луине на короткое время, чтобы люди и лошади успели хоть немного передохнуть и не стали легкой добычей для снующих в горах орков. — Найди Оина, — наконец, произнес Торин, отворачиваясь. — Пусть он займется пострадавшими. А ты иди и помогай Дис. У нее сегодня будет много забот, так что лишние руки не помешают. — Но как же… — я опешила. — Я не буду это обсуждать, Дана, — буркнул Торин, но без прежнего гнева, а немного устало, словно моя упертость вымотала его. Он столь редко называл меня по имени, что я даже растерялась. Но своего все же добилась: раненым окажут помощь, а караван получит возможность как следует отдохнуть перед обратной дорогой. Учитывая несгибаемость Торина, это было настоящим достижением, поэтому спорить по поводу моей роли во всем этом я не стала и молча вернулась обратно, стараясь не смотреть на скрестившего на груди руки молчаливого Двалина. Конечно, я честно помогала Дис, которая была сильно удивлена решением Торина, но всецело его одобряла. А потом просто ускользнула, получив едва заметный кивок от гномки, и вернулась в лазарет, где разместили раненых. Толкнула дверь и внесла в помещение чистые бинты, несколько отрезков ткани и пару дополнительных кружек на тот случай, если они понадобятся для людей. — Ты прямо нарываешься на ссору с Торином, — заметил Оин, однако я видела, что он вздохнул с облегчением — одному ему было не так уж и легко справляться. — Ни в коем случае, — отозвалась я, приветливо кивнула сидящему на стуле мужчине, которому лекарь зашивал распоротое плечо. — Просто я хочу, чтоб ты сегодня хотя бы поужинал. Оин улыбнулся и хитро прищурился, словно бы говоря, что пусть это будет нашей маленькой тайной, а узбаду совершенно не обязательно знать, сколько лекарей работало над ранеными гостями. К тому же гном прекрасно понимал, что если уж караванщиков пустили под своды Чертогов Торина, то и женщин прятать от них бесполезно — так и так увидят. Не здесь, так за трапезой, что скоро должна была начаться. — Я два года жила среди людей, — сказала я Оину, и тот заинтересованно прислушался. — И никто из них не причинил мне никакого вреда. Мне не с чего относиться к ним с опаской, тем более, что, если я правильно поняла, сюда из года в год ходят одни и те же? — Верно, — кивнул гном, возясь со ступкой. — Даже охрана одна и та же по большей части. — В чем тогда проблема? — удивленно оторвалась я от промывания раны того самого мальчишки, из-за которого разгорелся спор. Ранение было плохим: в живот. Пусть и неглубокое, оно причиняло молодому мужчине много страданий и могло в любой момент воспалиться, а после и загноиться, что привело бы к смерти. Я, поражаясь его выдержке и терпению, напоила его обезболивающим составом, а потом и снотворным. И только после того, как парень уснул, занялась обработкой. Так что даже если бы сейчас сюда зашел Торин, то ничего предрассудительного бы не увидел: человек спит и меня не видит. — Так повелось испокон веков, и узбад просто следует тем же правилам, что и наши предки, — сказал Оин. — Ты же знаешь, что женщин слишком мало. — Такое ощущение, что мы готовы сбежать с первым же человеческим мужчиной, которого увидим, — фыркнула я. Мне показалось, что Оин сам не знал, как верно ответить на мой вопрос. А потому не считала этот запрет и указания, данные мне Торином, чем-то необходимым к выполнению. Вот если я получу, в конце концов, адекватный ответ на вопрос, с чего такие правила, то тогда подумаю, стоит ли слушать узбада и отказывать в помощи нуждающимся. К тому же по дороге сюда я видела Гуду, которая преспокойно разговаривала с одним из охранников каравана, и никто из проходящих мимо мужчин не сказал ей ни слова, хотя и косились немного недовольно. — Я слышал, ты повздорила с Двалином, — осторожно спросил Оин. — Нет, — недовольно отозвалась я и слишком резко дернула нитку. Будь несчастный парнишка в сознании, пришлось бы ему испытать достаточно сильную боль. Я почувствовала себя виноватой. — Он просто попытался меня задержать. Я не хочу сказать ничего плохого, но, по-моему, столь неукоснительные исполнения приказов Торина не всегда верны. А если он скажет прыгнуть со скалы? — Тогда, скорее всего, Двалин намнет ему бока, — рассмеялся Оин, и я помимо воли улыбнулась. — Но, может, у него были свои резоны так поступить? Ты об этом не думала? — Я смотрю, здесь разговаривать вообще не принято, — фыркнула я. — Возможность говорить нам дана для того, чтобы мы ее использовали, чтобы озвучивали свои мысли и чувства, а не просто пытались отмахнуться общими фразами. Но хоть я хорохорилась, все равно чувствовала себя немного виноватой перед своим наставником и, чего там скрывать, достаточно близким другом, чтобы не оставлять того, что произошло, на самотек. Потому что хоть я и столкнулась после с Двалином пару раз, он просто не смотрел на меня и уж тем более не разговаривал. Я считала себя правой в данной ситуации, но для меня было недопустимым то, что я его как-то могла обидеть. Хоть и думала, что он прекрасно все понимал. Я поймала его перед самой трапезой, у входа в общий зал. Придержала за руку, когда гном проходил мимо, и он остановился, угрюмо на меня глядя. — Прости, — тихо сказала я, отводя глаза. — Я не хотела как-то задеть тебя, но и оставить раненых без помощи не могла. Я лекарь, Двалин, и для меня нет разницы, кто нуждается в моем участии — гном, эльф или человек. Всякая жизнь дорога и уж дана нам явно не просто так. — Ты заноза в заднице, — заявил, помолчав, мне Двалин, отчего я аж онемела. — И я просто поражаюсь, сколько неприятностей может принести одна гномка, коли что-то вобьет себе в голову. — У меня хороший учитель, — не выдержала я и широко улыбнулась. Двалин расхохотался, и я посчитала, что примирение и обмен любезностями прошли успешно. — Но обо всем мы еще поговорим, — тихо сказал мне на ухо Двалин, наклонившись, и вот тут-то я похолодела. Кажется, в ближайшее время на тренировках из меня душу вынут. Я проводила взглядом гнома, прикидывая, как бы смягчить его недовольство до того, как он начнет гонять меня не хуже Фили, и, заметив, что меня зачем-то зовет Дис, повернулась и наткнулась на Торина. Он смерил меня крайне недовольным взглядом, словно я сотворила что-то недостойное, едва ли не оттолкнул с пути, и мне оставалось только молча злиться на такое отношение. Хотя я уже знала, что благодаря тому, что узбад, вопреки обычаям, пустил караван в Чертоги, были заключены дополнительные договора и немного уменьшены цены, так что гномы никаких убытков уж точно не понесли от моей несговорчивости. Людей расселили в пустующих комнатах в одном крыле и приставили ненавязчивую охрану — все же полностью им не доверяли. Но караванщик и его люди вели себя на удивление тихо, были благодарны за гостеприимство, и вскоре после плотного ужина, во время которого в зале царила достаточно непринужденная атмосфера, Эред Луин погрузился в тишину и сон. Проснулась я ночью от какого-то шума и топота. Подхватилась на кровати, спросонья пытаясь разобраться в том, что произошло, выскочила в лазарет, проверила крепко спящего раненого мальчишку и вылетела в коридор, откуда к тому моменту уже слышалось бряцание оружия. Едва только открыла дверь, как наткнулась на Оина, спешащего ко мне. Вид у лекаря был такой, что мне на мгновение стало страшно. — Возвращайся в свою комнату, — приказал он, но я, как всегда, не послушалась и, проскользнув мимо него, побежала вперед по коридору. — Дана, кому сказали?! Впереди я заметила Торина, Двалина и Балина, а также еще нескольких гномов, которые столпились над чем-то, лежащим на каменном полу, и лицо у узбада было перекошено от ярости. К моему счастью, раньше Торина меня заметил Двалин, отодвинул кого-то с пути и перехватил меня до того, как я высунулась вперед. Но я уже успела увидеть, что послужило причиной переполоха: на плитах лежал Дабур, молодой еще гном, отличавшийся особой мягкостью и добротой. Вокруг него расползлось кровавое пятно, и было ясно, что алая жидкость уже успела подсохнуть. С моего места был виден кинжал, вошедший под левую лопатку по самую рукоять, и он явно был не гномьей работы. Остекленевшие глаза недвижно смотрели в потолок, и я, бросившаяся было помочь и едва вновь не вывернувшаяся из крепких рук Двалина, отчетливо поняла — слишком поздно. — Стой, — встряхнул меня сын Фундина. — Ты ничем не сможешь помочь. Он мертв.