Книга I. Пламенный рассвет

Я влетела в лазарет, едва сдерживая дрожь, захлопнула дверь и прижалась к ней спиной. Перевела дух, уперлась руками в колени и так простояла несколько мгновений, пытаясь хоть немного привести в порядок то безобразие, что творилось у меня в голове. Мысли суматошно метались, перескакивали с одного на другое, но моя теория, несомненно, выдерживала практически любую критику. Это объясняло все. Дабура перевернули, чтобы проверить, действительно ли удалось преступление, а когда поняли, что убили не того, запаниковали и попытались подставить людей Кихогила, инсценировав убийство с целью ограбления. Вот только не рассчитали, что кто-то обратит внимание на промашку с вамаальтом, а также то, что Оин сможет вычислить угол, под которым был нанесен удар, что полностью исключало из подозреваемых караванщика и его охранников. Вообще, я подозревала, что убийца не только запаниковал — такое никому не спускают с рук, это прекрасно понятно, а цели своей он так и не добился. Но мне казалось, что подобная небрежность к мелочам, а также явное нежелание притрагиваться к камню сердца могло свидетельствовать, что преступник расстроился. И не только из-за того, что на месте убитого оказался не Торин, но и потому, что ему было жаль молодого и ни в чем не повинного гнома. Я бы хотела, чтобы его совесть сожрала с потрохами, выжгла душу каленым железом осознания вины — вряд ли что-то может быть страшнее, чем суд над собственной душой. Оина в лазарете не было, и поделиться своими догадками мне пока было не с кем. Я бегло оглядела раненого парня, чьего имени я по-прежнему не знала, думая только о том, как объяснить Торину, что целью, скорее всего, был он. Конечно, в моей голове вся логическая цепочка крепко сцепилась звеньями, но это совершенно не значило, что узбад не усомнится в моих словах. Наверное, стоило бы сейчас найти Балина и рассказать все мои предположения, а потом оставить все остальное на него. Уж он-то знает: и как донести до Торина, и как поступить дальше, и кого записать в подозреваемые. Я торопливо накинула жилет, потому что была после купальни, а в коридорах все-таки было прохладно, и собиралась уже отправиться на поиски сына Фундина, как дверь в лазарет открылась, и вошел тот, кого я сейчас хотела видеть меньше всего. — Прости, что не постучался, — смирно проговорил Крон, и я чуть воздухом не подавилась — так вежливо он со мной ни разу не общался. — Я знаю, что поздно, но мне необходима твоя помощь. Я окинула его недоверчивым взглядом и поджала губы. Конечно, как только возникает нужда, так сразу все такими обходительными становятся. Гном и правда выглядел неважнецки: под глазами темные круги, лицо бледное, движения скованные и очень усталые. Создавалось впечатление, что он давно уже не спал и работал на износ. Конечно, я не хотела ему помогать, но в Чертогах Торина все должны быть равны, и личная неприязнь не может быть поводом для того, чтобы отказать кому бы то ни было в необходимом. — Что с тобой? — скупо поинтересовалась я, в упор глядя на мявшегося у порога Крона. Гном метнул быстрый взгляд на спокойно спящего раненого, покачал головой и неохотно поговорил: — Грудь болит. Во время работы в кузне что-то повредил. — Хорошо, — вздохнула я и указала ему на стул. — Садись, сейчас посмотрим, что приключилось. Отвернулась, подошла к столу, перебирая склянки и рассматривая, что оставил мне Оин. Отвлеклась, с недоумением оглядывая маленький флакончик с какой-то зеленоватой жидкостью, которая была мне совсем не знакома. Откупорила, понюхала и скривилась — пахло болотной тиной. И слишком поздно услышала, как за спиной тихо щелкнул замок — это закрыли на запор дверь в лазарет. Изнутри. Я рывком обернулась и вздрогнула: Крон стоял нос к носу со мной. И когда только успел подобраться так близко? Глаза у него были не просто злые, а ненавидящие, да к тому же еще и озверевшие, как у загнанной в угол крысы — того и гляди набросится. И поминай, как звали. Руки сейчас были опущены вдоль туловища, но я видела, что он весь напряжен, как готовый к прыжку варг — такими ручищами он мне просто шею свернет одним движением. — В чем дело? — делано спокойно поинтересовалась я, обмирая от ужаса и искренне надеясь, что мой страх не заметен со стороны. — Не притворяйся, стерва! — хрипло каркнул он, и я отступила на шаг, упираясь в стол и понимая, что отодвинуться дальше уже не смогу. — Я все слышал. — Не понимаю, — равнодушно пожала плечами я, изображая вежливую заинтересованность и глядя на него, как Оин на очередную жертву эксперимента. Только бы маска выдержала, не треснула. Иначе я просто свалюсь в обморок. — Все ты понимаешь, не притворяйся! — Он взорвался так неожиданно, что я, готовая практически ко всему, просто-напросто зажмурилась, не в силах вымолвить ни слова от объявшего меня ужаса. — Считаешь меня совсем глупцом?! Тогда знай, что ты отсюда уже точно не выйдешь! Он схватил меня за руку, и тело сделало все само. Крон взвыл, не удержался на ногах, когда я вывернулась из его хватки, как уж из неловкой руки ловца змей, и едва не упал, но он все же был воином. Не только выровнялся, но еще и успел достать меня, когда я метнулась к двери, надеясь убраться отсюда подальше, а его — запереть в лазарете с той стороны. Я поняла, что он услышал мою фразу в коридоре. Как и то, что сразу догадался: при себе свои предположения держать я не буду, а значит — рано или поздно его все-таки вычислят, потому что более подходящего кандидата в убийцы я не знала точно. И не мог допустить того, чтобы я добралась до кого-нибудь и рассказала о своих подозрениях. Упала я очень неловко — не спасли даже уроки Двалина, которые он упорно вбивал в меня. Слишком маленькое пространство, слишком мало места для маневра, и я сильно ударилась головой об угол стола. Перед глазами все поплыло, и на мгновение я провалилась во тьму, так же неожиданно из нее и вынырнув. Вот только увиденное и прочувствованное мне совсем не понравилось: Крон крепко прижимал меня к полу, намотав волосы на кулак и заломив руку в болезненном захвате. Я едва сдержала стон, но слезы предательски выступили на глазах. — Думала сбежать? — ехидно вопросил он, а я услышала в его голосе настоящее безумие. Было ощущение, что он сейчас расхохочется во все горло. — Думала предупредить эту мразь? Ну уж нет, голубушка. Раз уж поняла, что произошло, то пусть тебе хватит ума понять и то, что теперь тебе только одна дорога, и сдохнешь ты раньше, чем этот напыщенный ублюдок! — И тебе ничуть не жаль? — прохрипела я, дернувшись и отчетливо понимая безвыходность своего положения: обездвиженная, в изолированном помещении, за пределы которого почти не прорывается звуков. — Ты убил Дабура вместо Торина и не раскаиваешься в этом? Теперь ты готов на все? Даже забрать еще две жизни? — Не скули, сучка! — проревел он и с силой приложил меня о каменный пол. — Не смей открывать свой поганый рот! Наверное, я на некоторое время потеряла сознание, а когда вновь пришла в себя, то с трудом понимала, о чем он говорит — и тараторит, и тараторит, захлебываясь, пытаясь сказать как можно больше, словно все это разрывало его изнутри. Голова болела так сильно, что я была уверена: еще немного, еще один такой удар, и мне точно уже не оклематься, потому что она лопнет, как перезревшая дыня. Оттянутые назад волосы фиксировали шею в очень неудобном положении, еще больше причиняющем страданий и так измученному телу, но Крон даже и не думал меня опускать. — …эта дрянь! — прорычал он. — И такие, как ты, носятся за ним, как свора жалких шавок, преданно заглядывают в рот и пляшут в надежде на подачку! Я хочу, чтобы он заплатил за все! Но еще больше я хочу не видеть его мерзкой рожи, не слышать его приказов! Все было спланировано, но, кажется, Махал против меня! Если бы я с первого раза сделал все верно, то его щенки бы перегрызли глотки ублюдкам-караванщикам, и никто бы не стал разбираться, что произошло, потому что здесь была бы резня! Но, балрог сожри, Дабур так невовремя подвернулся мне, и я не смог отличить его от этого шелудивого выродка варга! Сквозь муть в голове прорвалось спасительное ощущение слабины: Крон, которым безраздельно овладела ярость, чуть ослабил хватку, и я дернулась, попытавшись высвободиться. Сделала только хуже, хотя мне казалось, что дальше уже некуда. Страшным ударом из меня вышибло дыхание, и я выгнулась, хватая ртом воздух. Зверь во мне отчаянно хотел жить, рвался на свободу, но у него не было ни сил, ни умения, чтобы противостоять куда более сильному хищнику, который обезумел настолько, что вряд ли что-нибудь соображал. «Торин ничего не знает, — единственная мысль, которая билась у меня в голове, обжигала. — Крон его просто убьет во сне, и никто не поймет, как это произошло». Я вновь рванулась, выкручиваясь в сторону, и мне почти удалось вывернуться, но голова взорвалась болью от нового жестокого удара о плиты, и темная пелена заволокла все вокруг, погружая меня в пучины беспамятства. Напоследок я успела услышать испуганный вскрик, грохот — и тяжесть тела, навалившегося на меня, исчезла.

***

— Тебе нужно поспать. Тонкие, невесомые ниточки паутины вьются вокруг меня, словно кто-то скатал радугу в клубок, а теперь плетет из нее изысканное кружево. — Я не хочу. Теплота разливается в груди, и я могу спокойно покачиваться на волнах забытья, потому что знаю — он рядом. — Ты выглядишь как мертвец. Хватит переживать. Ее жизнь вне опасности. Я блаженно щурюсь на золотой свет, и мне хочется протянуть руку и поймать солнечную птаху в горсть. — Я знаю. Но… Мне хорошо и тепло, и я чувствую, что возле меня словно пригрелся большой хищник, которого тронь — и несдобровать, но я могу положить ему руку на спину и ласково погладить. — Тебе страшно. Да, я вижу. Но постарайся понять. Больше ей ничто не угрожает. А если ты так будешь изматывать себя, то не доживешь до того дня, когда сможешь отдать свой вамаальт ей. Я замираю, внимательно прислушиваясь, греясь в тепле, что исходит от того, кто сейчас мне ближе всех на свете. — Ты всегда давишь на самое больное. Иди, я еще немного посижу и уйду. Обещаю. И вокруг меня разливается басовитое мурлыкание, успокаивающее, бархатное, свивающееся в причудливую мелодию, которая ласково обнимает за плечи, проводит теплой ладонью по щеке и осторожно касается волос. Я засыпаю. Нет, не проваливаюсь в болезненное беспамятство, а погружаюсь в мягкую полудрему, наполненную запахом лесной травы, цветущих яблонь и жаром весеннего солнца.

***

Я очнулась, словно кто-то толкнул меня под бок, и некоторое время бездумно смотрела в потолок. Знакомый такой, я его видела каждое утро. Вот только память совершенно не желала подсказывать, как я оказалась в кровати. Пришлось прищуриться и немного поднапрячься, потому что двигаться совершенно не хотелось, даже глаза в сторону переводить. Наверное, это какой-то инстинкт, ибо когда я не послушалась собственного тела, то сильно об этом пожалела. При попытке перевернуться хотя бы на бок грудь прострелило болью, и я задохнулась, вновь замирая. — Ага, очнулась! — надо мной склонился Оин. — Что со мной? — тихо прохрипела я. В горле пересохло, и лекарь, даже не задавая вопросов, сразу принес мне воды. Дал сделать глоток и тут же отобрал. Я, конечно, была против такого самоуправства, но понимала, что жажда — это, скорее всего, побочные действия от отваров, а потому настаивать и капризничать не стала, терпеливо дожидаясь ответа. — Два ребра, ключица и пальцы на правой руке сломаны, — проинформировали меня, и я поморщилась. Конечно, мало приятного, а уж если посчитать, сколько мне придется проваляться в кровати, так и вообще хоть плачь. — Это не считая сотрясения, рассеченного виска и, кажется, трещины в твоей бестолковой черепушке. — Почему… — хотела было возмутиться я, но воспоминания навалились все разом, и дернулась, попытавшись встать, даже несмотря на валящую с ног боль. — Торин! — Ну-ка, тихо! — рявкнул на меня Оин, и в голове взорвался крохотный фейерверк. Громкие звуки били ничуть не хуже дубинки. — С ним все хорошо. Крона поймали, так что узбад в безопасности. И в целости и сохранности, чего не скажешь о тебе. — Он пытался меня убить, — обиженно произнесла я, с содроганием вспоминая то, насколько слабой я оказалась перед тем, кто желал причинить мне вред. — И он бы сделал это, не сомневайся, — уверил меня лекарь и укоризненно покачал головой. — Если бы не Меоргил, который очнулся как раз вовремя и не стал разбираться, в чем дело, а просто шарахнул Крона стулом по голове. — Кто? — не поняла я, принимая от Оина обезболивающее. — Твой подопечный из числа охранников каравана, — хмыкнул гном. — Лечила его, лечила, а имени так и не знала. — Не до того было, — уязвлено буркнула я и скривилась: настойка была отменной гадостью, горькая, как хина. — Но он же сейчас очень слаб. По крайней мере, так было на тот момент, когда я последний раз видела. — Так оно и было, — подтвердил Оин. — Но силенок табуретку поднять у него все же хватило. Конечно, Крона это на несколько мгновений вывело из строя, но голова у этого ублюдка воистину железная, так что если бы не Торин, что вышиб дверь, то одним мертвецом стало бы больше. Я уже не знала, смеяться мне или плакать. Нашлась героиня, что пыталась спасти задницу узбада. А в результате он уже дважды меня от самого края оттаскивал. Пора прекращать лезть не в свои дела, вот уж действительно. Прав был Двалин. К тому же могу только представлять, насколько зол на меня сейчас Торин, особенно если учесть, что его предостережению я тогда не вняла. Но я же не могла знать, что Крон услышал меня в коридоре. — Надо было сразу идти к Торину, а не возвращаться сюда. И уж тем более не трепать языком, а держать свои догадки при себе до тех самых пор, пока ты не окажешься под защитой, — правильно истолковал мой нервный взгляд лекарь и присел на кровать. — Так не меня же планировали убить. — Я пошевелилась и жалобно посмотрела на гнома. Оин вздохнул и помог мне приподняться, удобнее устраивая меня на кровати. — И я подумала, что Торин мне все равно не поверит. И посчитала правильным рассказать все сначала тебе и Балину. А произнесла я все это вслух случайно… Гном закатил глаза. Я потупилась: его сейчас можно понять. Столь вопиющей глупости он, наверное, еще никогда не видел. Но что было сделано, того уже не воротишь. — Так Крон признался? — жадно спросила я. — Да, — помедлив, кивнул лекарь. — Твою смерть он хотел свалить на Меоргила. Мол, все люди с гнильцой, и этот тоже оказался настолько подлым, что посмел поднять руку на ту, что фактически ему жизнь спасла. — Так бы ему и поверили, — завозилась на кровати я. — После смерти Дабура Торину удалось убедить всех, кто находился под сводами Чертогов, что он поступает верно. А если бы убили кого-нибудь еще, и все напрямую указывало бы на людей, узбаду пришлось бы очень нелегко. И уж тем более нельзя было бы гарантировать, что он смог всех успокоить и оградить Кихогила и его охранников от расправы. Не поминай медведя к ночи. Как только Оин закончил говорить, в лазарет зашел Торин. Остановился, глядя на меня, и даже открыл было рот сказать наверняка что-нибудь уничижающее, но потом как-то безнадежно махнул рукой и поманил лекаря за собой. Оин вздохнул, поднял брови, подмигнул мне, отчего я едва не захихикала, и последовал за узбадом. О чем они там говорили, я не слышала, но гном вернулся задумчивый и немного растерянный, но на мои расспросы просто не реагировал, изображая избирательную глухоту. К вечеру я уже была готова взвыть от безделья. Впервые за невероятно долгое время я оказалась вынуждена лежать без движения и занятия, и для меня это стало почти катастрофой. Конечно, ко мне иногда заглядывала Дис в перерыве между делами, пересказывала сплетни, но старательно избегала темы Крона и того, что с ним стало, и моего уныния все это развеять не могло. Зашел поздороваться тот самый мальчишка, Меоргил, благодаря которому я сейчас была еще жива. Ему действительно оказалось всего двадцать два года, и это был один из первых его выездов в качестве охранника — раньше с Кихогилом ходил его отец. Парень от души поблагодарил меня за то, что вытащила его — мне оставалось только улыбнуться и сообщить, что мы в расчете. Дверь грохнула, и я, даже не оборачиваясь и не поднимая головы, могла точно сказать — это пришел Кили. Молодой гном плюхнулся на стул рядом со мной, чем-то зашуршал и поставил на стол небольшой кувшинчик, в котором я с изумлением увидела букетик каких-то совершенно невзрачных, но невероятно пахучих цветов: звездчатых, бело-голубых, с крохотной золотой серединкой и бледной зеленью. — Зима же, — ахнула я, недоверчиво разглядывая подарок. — Нужно просто знать, где искать, — лукаво сощурился молодой гном. — Это зимнецвет, и он действительно распускается только в морозы. Тут, в тепле, конечно, долго не простоит, но хоть что-то. — Спасибо, — растроганно сказала я, и Кили расплылся в улыбке. Мне он сейчас вообще казался совершенно беззаботным и счастливым. Подозреваю, что дело не только в том, что наконец нашли убийцу Дабура, но и в том, что жители Эред Луина смогли почувствовать себя в безопасности. А уж если учитывать, что целью был вовсе не наш молодой ювелир, а Торин, дядя Фили и Кили, то и парни, и Дис должны были вздохнуть с облегчением. Я так уж точно теперь была спокойна, хоть сейчас даже на бок перевернуться не могла. А спина страсть как затекла. — Вот ты где, — заглянул в лазарет Фили. — Кили, там мать тебя ищет. Не хочешь дать ей знать, что не свернул себе шею? — А ты у меня на что? — лениво спросил его младший брат и забросил ноги на второй стул. — Каков наглец, — по-доброму проворчал Фили и улыбнулся. Я неловко отвела глаза. Мне было жутко стыдно за свои подозрения в его адрес, но гном, кажется, о них уже и думать забыл. Или же просто хорошо скрывал свою неприязнь. Он вообще сейчас был каким-то иным. Я привыкла видеть его суровым, вечно хмурым и неулыбчивым, а сейчас в движениях и голосе сквозили какие-то не свойственные ему мягкость и добродушие. Мне стало интересно, но напрямую расспрашивать его о причинах таких перемен я не могла, равно как и поговорить с Кили наедине не было возможности. — Он специально за ними сегодня лазил, — пояснил старший племянник Торина, беззастенчиво скинул ноги брата со стула и плюхнулся на сидение, указывая на цветы. — Два раза чуть не свалился, но на тех склонах разве что горный козел пройдет. Впрочем, как показала практика, мой младший братишка… — Умолкни, — угрожающе прервал его Кили, а я заметила, что парень покраснел. — Голову откручу, Фили, если скажешь еще хоть слово. — Говори, — улыбнулась я. — Будем вместе тут лежать. Хоть какое-то развлечение для меня. Светловолосый гном расхохотался и одобрительно на меня глянул. Я немного расслабилась: в его взгляде, как и в его голосе, не было даже намека на обиду или недовольство. Судя по всему, мой промах был великодушно прощен и просто забыт. — Вот они. — Появившийся в дверях Оин недовольно нахмурился. — А ну-ка, вон отсюда, лентяи! Что, других дел, кроме как языками чесать, не нашлось? Дана, ты чего им тут потакаешь? Гнать бездельников в шею, пускай работают! Дядька там в кузнице зашивается, а они сначала полдня где-то мотались, а теперь лясы точат! Братья переглянулись, но спорить с воинственно встопорщившим бороду лекарем не стали и послушно покинули комнату. Кили подмигнул напоследок, сообщил, что скучать он мне теперь точно не даст, получил подзатыльник от брата и с хохотом выскочил прочь. Я против воли улыбнулась и проводила их взглядом. Эти двое действительно здорово подняли мне настроение, и я даже почувствовала себя способной на какие-нибудь великие свершения. — Оин, — позвала я, — давай помогу с настойками. Траву там потолочь, чай уж ступку в руках удержу. — Правая-то переломана, — недоверчиво скосился на меня гном, но зашуршал чем-то на столе. — Справлюсь, — уверенно сообщила я, хотя сама все же немного засомневалась. Лекарь притащил откуда-то небольшой столик, который устроил прямо на кровати поверх моих ног, помог мне сесть поудобнее и поставил передо мной ступку. Вручил пестик и высыпал в посудинку горсть сушеных плодов болотника. Я удивленно присмотрелась и вскинула брови: в моих запасах такого не водилось, да и использовалось это растение в основном как один из ингредиентов для различных противоядий. Он обладал свойствами, нужными для того, чтобы ускорять выведение отравы из организма, а составлением подобных рецептов я никогда не занималась. Не то чтобы не умела, но порой одна-единственная оплошность может привести к тому, что противоядие станет попросту смертельным. — Это для чего? — спросила я. Толочь левой рукой было очень неудобно, но я худо-бедно справлялась. Лубок на правой как раз позволял хорошо зафиксировать ступку на столе. — Надо, — отрезал Оин. — Хороший ответ, — нахмурилась я и, видя, как лекарь дернул подбородком, торопливо перевела тему. А то еще отберет, и маяться мне со скуки до самого вечера. — Фили изменился. Что произошло, Оин? Я уверена, это как-то связано с Кроном. И вообще, я считаю, что ты должен мне все рассказать. Все-таки я непосредственно во всем этом участвовала и имею право знать, чем закончилась эта история. — Во нахалка, — буркнул гном, развернулся ко мне, постоял, повздыхал, а потом присел на кровать в ногах. — Ладно, егоза. А то ведь не успокоишься. Оин прибежал на грохот, от которого внутри все перевернулось — источник шума был в стороне лазарета. Сейчас любой громкий звук воспринимался, как непосредственная угроза, а уж когда лекарь заслышал вопль, перешедший в хрип, то перепугался окончательно. Влетел в помещение и с изумлением оглядел то, что творилось внутри. Дверь была выбита страшным ударом. Как еще в щепки только не развалилась. Посередине комнаты стоял парень, подопечный Даны, в одном исподнем, перевязанный и качающийся. Когда Оин оказался внутри, на ногах человек не устоял и сполз на пол. Рабочий стол лекарей был перевернут, вокруг царил полнейший беспорядок: травы расшвыряны по полу, в воздухе стоял терпкий запах разбитых настоек и разлитых отваров. Посреди помещения, раскинув руки и ноги, валялся Крон: он был без сознания, а голова у гнома — вся в крови, лицо в ссадинах и глубоко засевших занозах. Рядом с ним на коленях стоял Торин, но заботило его отнюдь не состояние бессознательного мужчины. — Видела б ты себя со стороны, — вздохнул Оин. — Жуть. Лицо все в крови, голова разбита, дышала вообще едва-едва. У Торина взгляд такой был, что он вот-вот сейчас сожрет кого-нибудь живьем. Ладно, я вовремя пришел и сразу тобой занялся. Оин приказал молчащему узбаду перенести девушку на кровать и отойти прочь. Пока хлопотал над Даной, Торин помог человеку, чье имя было Меоргил, подняться, довел до кровати и спросил, что произошло. Даже дураку было ясно, что в том состоянии, в каком был сейчас молодой парень, сладить со здоровой гномкой и сильным мужчиной-гномом было делом невозможным. — Я очнулся от того, что кто-то кричал, — пояснил парень, бросая обеспокоенные взгляды на лекаря, трудившегося над потерявшей сознание девушкой. — Даже не кричал, а что-то надрывно хрипел, как сторожевой пес, который озверел настолько, что готов удавиться собственным ошейником. Приподнялся, а эта тварь девушку со всей силы головой об пол приложил. Пока я поднимался, она вывернулась, лицо ему расцарапала, а потом мне пришлось схватить первое, что под руку попалось. Ну и саданул я его стулом по голове. Он отключился даже не сразу, на меня, как медведь-шатун, попер. Ты вовремя подоспел, а не то было бы здесь два мертвеца. — Я думал, он Крона сейчас так и прирежет, прямо здесь, — сказал Оин. — Даже поглядывал, чтоб помешать, коли действительно соберется, но Торин удержался. Вздернул на ноги приходящего в себя ублюдка, посадил на стул и устроил ему допрос с пристрастием. Пока я с тобой возился, Крон все рассказал. — Что, не нравится тебе, когда кого-то калечат? — прошипел убийца и дернулся было встать, но Торин жестоким ударом заставил его остаться на месте. — А когда из-за твоего деда моего отца дракон сожрал, в тебе хотя бы что-то, отдаленно напоминающее жалость, шевельнулось? Нет, ты был занят только своими страданиями! Когда из-за твоего сумасшедшего папаши в резне при Азанулбизаре мои старшие братья полегли, тебе было до этого дело? Нет, ты над своим рыдал, как последний щенок! И чего ты желаешь? Чтобы я слушался тебя во всем, подчинялся выродку, по вине предков которого погибли все, кто мне был дорог?! — Ты убил Дабура? — холодно спросил Торин. — Жаль, что не тебя! — взревел Крон. — Юнец мне просто под руку попался! Если бы я сделал все так, как задумал, сейчас мы бы с тобой не разговаривали! Узбад, глаза которого полыхали гневом, схватил гнома за грудки и рывком подтянул к себе. — А к ней как посмел вообще прикоснуться? — прошипел в лицо скалящемуся Крону. — Стерва все поняла, — расхохотался гном, взгляд которого стал совсем безумным. — Куда раньше вас — уж в чем, в чем, а в уме ей не откажешь! — Вот уж польстил, — буркнула я, передернувшись и едва не уронив ступку. В лазарет влетел Фили, и Оин разом напрягся, однако Торин жестом остановил его и неожиданно отошел в сторону. Старший племянник узбада бросил один-единственный взгляд в сторону окровавленной Даны и побледнел, словно мертвец. Выхватил кинжал, и Оин отчетливо понял — сейчас у него на пути лучше не вставать. — Он? — коротко спросил Фили у Торина. Узбад кивнул и столь же тихо ответил: — Твой, — рукой махнул на гнома. — Реши, что с ним делать. Хочешь, можешь убить здесь и сейчас. Оину показалось, что именно так старший из братьев и поступит. Слова застряли в горле — лекарь просто не знал, что нужно сказать, чтобы удержать Фили от того, что превратит его в зверя. Но мгновения тянулись за мгновениями, а светловолосый гном так и не двигался с места, пристально глядя на замершего Крона, до которого, наконец, дошло, что все кончено. — Я не хочу становиться таким, как он, — твердо сказал Фили. — Не хочу марать руки в крови своего соплеменника, даже если он убийца и отнял жизнь того, что был моим другом. Тебе все равно воздастся по заслугам, Крон. Мне жаль, что такая мразь, как ты, вообще ступила на эту землю. Торин едва заметно одобрительно качнул головой, шагнул к убийце и коротким движением вновь отправил его в беспамятство. Фили выдохнул и убрал нож, а в глазах его Оин увидел уверенность, что молодой наследник рода нашел ту опору в своей жизни, которую так долго искал. — Что теперь будет с Кроном? — тихо спросила я. — Его изгонят, — чуть помолчав, ответил Оин и отвернулся. Поднялся, прошел по лазарету, не зная, куда девать руки и чем заняться — его занимало явно не лекарское дело. — А это не слишком мягко для того, кто так вероломно убил своего соплеменника? — на всякий случай уточнила я, хотя в душе была целиком и полностью согласна с таким решением. Но Торин, да и все остальные, казались мне слишком разъяренными, чтобы так просто спускать с рук Крону такое преступление. — Поверь мне, Дана, смерть для него была бы предпочтительнее. — Гном пристально на меня глянул и, заметив недоумение, пояснил: — Прежде чем изгнать, его заклеймят. Вот здесь, — он ткнул пальцем в висок, — выжгут руну, означающую, что он убил того, кто делил с ним кров, еду и труд. И тогда, будь уверена, его не примут никогда и нигде. — А люди? — тихо спросила я, только сейчас начиная понимать, насколько страшное наказание ждет убийцу. Но он это заслужил. Легкая смерть всегда лучше пожизненной муки и позора. Впрочем, я бы не сказала, что Крон в своем уме, если уж быть достаточно честной. — А что люди? — пожал плечами Оин и забрал у меня ступку. — Им, конечно, невдомек, что обозначает его руна, но большинству из них известно, что так клеймят преступников. Так что вряд ли он и среди них найдет приют — сама понимаешь, опасения за собственную шкуру присущи людям, как никому другому. — Это жестоко, — слова сами сорвались у меня с языка, и Оин замер, неверяще меня разглядывая. — Мне кажется, Крон просто не смог справиться с потерями. Боль от утрат выжгла его, как огонь, и его душа… ну, знаешь, перестала что-либо ощущать: ни жалости, ни сочувствия. Только ненависть к роду Дурина. А память только лишь подогревала эту злобу в нем. Может… — Может — что, Дана? — насмешливо склонился надо мной гном. — Проведешь с ним беседу? Попытаешься урезонить, объяснить, что это-де нехорошо? Он едва не убил тебя. И если бы понял, что это нельзя будет спихнуть на Меоргила, то прикончил бы и его. А потом взялся за Торина. Узбад, девочка, не всесильный, если его ночью ударить кинжалом, он умрет точно так же, как и любой из нас. Ты верно сказала — Крон обезумел. Он перестал отличать реальность от своих мыслей, погряз в собственной лжи. Ему было легче верить, что лишь один род виновен во всех злоключениях и если его искоренить, то все наладится. Но чем дальше бы он заходил, тем больше бы росла эта ненависть. Она и так превратилась в зверя, что сжирал его изнутри, а однажды он просто не смог бы его контролировать, и тогда дело бы кончилось не одной смертью. — Мне жаль его, — тихо сказала я и отвела глаза. — А себя тебе не жаль, дура? — в сердцах бросил Оин и заставил меня посмотреть на него. — Его разум болен и рождает чудовищ, с которыми нам не под силу справиться. Только он сам сможет с ними бороться, если примет реальность такой, какая она есть. И тогда, может быть, он все-таки поймет, что совершил. — Оин. — Я не могла смотреть ему в глаза, потому что боялась расплакаться. — Знаешь, когда он… напал на меня, я поняла, кого он мне напоминает. Лекарь мгновение молчал, а потом чуть наклонил голову, подтверждая, что мне не мерещилось. — Он давно сумел справиться с собой. И да, ненависть и злость живут в нем, но они скованы тисками разума и железной воли. А потому он никогда не выпустит этого змея. И я очень надеюсь, что однажды он сможет победить его, хоть и признаю, что ему явно требуется помощь. Но это строго между нами, Дана, хорошо? А Крон… он получит свое ровно настолько, насколько заслужил.