***
— Так все-таки, что там было? — Оин уже в пятый раз задавал мне этот вопрос, но я стоически переносила его неуемное любопытство. Строго говоря, я с ним вообще не разговаривала. Когда он пришел в себя — а случилось это под утро, когда я еще спала, — то тут же попытался подняться и доковылять до смежного с лазаретом помещения. Но та отрава, что использовали орки, — это не просто не шутка. Мне чудом удалось подобрать противоядие, но влияние на организм гнома она оказала страшное, поэтому Оин просто чуть не свалился с кровати. Ладно, рядом с ним был Глоин, который в весьма доступной и нецензурной форме объяснил брату, что тому сейчас нужно делать. Руки и ноги лекаря сейчас не слушались, зато язык — в полной мере, и он изводил меня вопросами о составе яда и тем, как мне все-таки удалось подобрать противоядие. В общем-то, в его любопытстве не было ничего удивительного, если бы не одна незначительная деталь. Тот порез на руке, который и стал местом, откуда яд попал организм, был нанесен не случайно, как я думала изначально. Мне казалось, что Оин пытался подобрать снадобье, которое бы могло противодействовать отраве, и для этого сохранил один из кинжалов орка из отряда Тилгука для того, чтобы изучить состав яда. В какой-то мере именно так оно и было, но когда лекарь уверился в том, что все сделал верно, он решил испытать свое лекарство на себе. И сам нанес смертельную рану, надеясь, что противоядие подействует. Как показала практика, он ошибочно определил два из пяти ингредиентов, да к тому же не учел почти мгновенного парализующего действия отравы, которое фактически не оставляло времени на то, чтобы принять антидот. В свете таких событий мне не только не хотелось с ним говорить, но и вообще помогать. Я свое дело сделала — вытащила его почти из-за грани. А потакать в стремлении к самоубийству, пусть и во имя каких-то благих целей, не собиралась. — Дана, ответь мне, — настойчиво проговорил Оин. — Катись к балрогу, — огрызнулась я, даже не поворачиваясь. — Я не желаю с тобой иметь никакого дела. — И это после того, что ты спасла мне жизнь? — Лекарь тут же зацепился за то, что я все-таки вступила в диалог, пусть и сама того не желая — раздражение и так до конца не прошедший испуг за этого дурня давали о себе знать. — Если бы в твоей голове было хоть немного разумного, — резко развернулась я к нему, — то мне не пришлось бы этого делать! Ты должен благодарить Махала за то, что в тот момент к тебе зашел Глоин! Если бы этого не произошло, то я бы нашла вечером окоченевший труп! — Зато благодаря такому развитию событий мы теперь точно знаем, как бороться с той дрянью, которой орки мажут свои клинки! — рассерженно заявил Оин, и в его голосе я не слышала ни следа раскаяния. — В конце концов, кто-то же должен этим заниматься. Мне очень хотелось дать ему пощечину, чтобы заставить хотя бы немного образумиться. — Ты мог попросить меня помочь, — в сердцах бросила я. — Может, тогда бы мне не пришлось смотреть на то, как ты бьешься в судорогах, и думать: ошиблась я или нет? Сколько времени осталось? А подействует ли противоядие при условии, что яд уже глубоко проник в тело? Тебе просто было наплевать не только на меня (а следовало бы подумать, потому что именно мне пришлось вытаскивать тебя!), но и на брата, и на племянника, и на всех, кто ценит твою жизнь куда больше, чем ты сам! Оина проняло. Он замолчал и только лишь сердито на меня посмотрел, а потом с трудом отвернулся к стенке, натянул на себя одеяло и засопел. Я облегченно выдохнула, поспешно все убрала и выскочила из лазарета. Я была слишком зла на него, чтобы сейчас адекватно общаться, поэтому, наверное, стоило немного остыть, а потом уже попытаться ему объяснить, что так поступать не стоит. Ведь, как я поняла из рассказа Дис, он уже не первый раз так делает, и провалы его ничему не учат. Днем, когда выдалась небольшая передышка и мне наконец удалось вырваться с кухни, я хотела найти Торина — из-за того, что случилось с Оином, я перебила половину склянок, когда судорожно искала ингредиенты для противоядий, и кое-что из необходимого рассыпали и перевернули Двалин и Глоин, когда держали бьющегося в судорогах лекаря. Теперь у меня не хватало достаточного количества трав и составляющих снадобий, чтобы понять, что без них мне уже никак не обойтись. Я слышала от Дис, что Торин собирался на днях спуститься в кузню в городе и проведать мастеров, а потому хотела договориться, чтобы он взял меня с собой. Конечно, я могла бы ему дать список того, что мне нужно, но я сомневалась, что узбад сможет отличить годные травы от тех, что собрали неправильно, и материал из-за этого превратился в бесполезное сено. Однако узбада я не видела весь день, хоть и намеренно его искала. В конце концов, отчаявшись увидеть сегодня Торина, я обратилась к его сестре. — Ох, Дана, я совсем забыла! — в ужасе воскликнула Дис. — Он сказал, что сегодня останется в кузнице. — Как это? — не поняла я. — Время уже позднее, он должен был уже закончить работу. — Есть оружие, для которого сплавы создаются очень долго, и все это дело забирает очень много сил. — Дис засуетилась. — Я не знаю, для кого Торин делает его, но суть остается одной: процесс ни в коем случае нельзя прерывать, иначе все, что было сделано, можно будет или выбрасывать, или переделывать. Поэтому ему придется сегодня ночью наблюдать за тем, как все проходит. Я совсем замоталась, Дана! Нужно отнести ему ужин туда. Сходи, пожалуйста, я ничего не успеваю! — Да, конечно, — задумчиво отозвалась я, и только когда Дис выскочила прочь, сообразила, на что только что подписалась. Сходить вниз, в кузницу. Где в огромных печах полыхает страшное пламя, а воздух горяч, и искры снуют по помещению, как крохотные насекомые. Я понимала, что этот огонь укрощен, как дикий зверь, признавший хозяйскую руку, но со своим страхом, вцепившимся в меня, как клещ, ничего не могла поделать. Но я уже пообещала Дис, что сделаю то, о чем она меня попросила. Сложила приготовленное в корзину и пошла в кузни, как на казнь. Вход в нижний коридор, где располагались рабочие места гномов, перекрывала тяжелая дверь. Я остановилась возле нее и замерла, ощущая, как бешено колотится сердце, а старые шрамы начинают невыносимо зудеть. Приложила руку к тяжелой створке и ощутила, что та теплая, нагретая близкими печами. Это заставило меня помедлить куда больше, чем я хотела, но в конце концов, собрав всю свою волю в кулак, все-таки открыла дверь в самое страшное для меня место в Эред Луине. В общем-то, ничего особенно жуткого здесь и не было, и вскоре я немного поуспокоилась и начала с интересом оглядываться. Насколько мне было известно, всего кузниц в Чертогах Торина было пять — две крупных, в которых работали мастера, и еще три специально оборудовали для учеников и подмастерий, чтобы там они могли совершенствоваться. Им отдавали все не очень значительные заказы, более легкую работу, а все основное, что приносило Эред Луину немаленький доход, распределяли между собой Торин, Хадрим и Фарин. Конечно, с тем же Торином постоянно работали Фили и Кили, но сейчас оба брата были на тренировке с Двалином. Время все-таки не самое раннее, и гномы в основном уже закончили работу, а потому только лишь из-за одной двери слышался гул и изредка глухие удары молота. Мне было очень страшно. Ноги просто подгибались — тело совершенно не желало повторения кошмара, но поди объясни ему, что сейчас я в безопасности и ничего, что причинило бы мне боль, произойти не может. Если бы у меня был хоть малейший шанс отступиться, сбежать, то я так бы и сделала, но сейчас была уже у двери, а потому поворачивать уже поздно. К тому же, если быть честной, мне очень хотелось преодолеть свой страх. А с чего-то начинать-то стоило? Торин был занят работой, потому я, застыв на пороге, не сильно отвлекла его своими метаниями. А внимание мое было приковано только к мечущимся по полу алым отблескам огня, искрам, раздувающимся мехам и жару, душной волной прокатывающемуся по всему помещению. Мне показалось, что у меня волосы встали дыбом, а у самой осталось только одно желание — выскочить прочь и убежать подальше от этого жуткого места. Но я осталась стоять, сцепив зубы и убеждая себя, что здесь мне ничто не угрожает. Что огонь скован и дружелюбен, служит покорившей его руке преданно. Словно он действительно живой и с ним можно договориться. Когда я немного успокоила бешено колотящееся сердце, то скользнула взглядом по Торину и поняла, что огонь еще дружелюбен по отношению ко мне. То ли узбад очень не любил, когда ему мешают работать, то ли он ждал Дис и теперь здорово разочаровался, увидев меня, но лицо у мужчины было крайне раздраженным. Я с трудом смогла оторвать взгляд от темных, с алыми отблесками в глубине зрачков глаз, и уставилась себе под ноги. — Что ты тут забыла? — спросил Торин. Даже голос его звучал как-то иначе. Он был ниже, грубее и вызывал лишь одно желание — убраться куда подальше и больше не подворачиваться под горячую руку. Мне, едва-едва преодолевшей свой страх, этого было достаточно, чтобы не только растеряться, но и напугаться. Я отступила назад, прижимая к груди корзинку, словно та могла меня защитить. От враждебно настроенного Торина, от жара, исходящего от горна, и от пламени, плюющегося искрами. Наверное, мой испуг был очень заметен со стороны, потому что узбад словно на стену натолкнулся. Было хорошо заметно, что моя реакция его сильно удивила и обескуражила. Это придало мне немного храбрости, и я протянула ему корзинку. На лице гнома промелькнуло понимание, и, когда губы дрогнули в улыбке, я почти успокоилась. — Я думал, придет Дис, — произнес он. — Поставь вон там. Указав мне место, он быстро ополоснул руки, умылся, а я, как зачарованная, смотрела на него. И неожиданно поняла, что впервые за все свое пребывание в Эред Луине начала воспринимать его как мужчину. Сильного, уверенного в себе, пусть и слишком закрытого и достаточно агрессивного для того, чтобы никого к себе не подпускать. Сейчас же я, забыв о страхе, наблюдала за Торином: у него были широкие плечи и узкие бедра, могучие руки и крепкие мышцы, перекатывающиеся под лоснящейся от жара кожей. На спине я заметила несколько старых шрамов, и только один из них был узким и длинным, из чего я сделала вывод, что рана не была слишком глубокой. У остальных виднелись рваные края, и я невольно поежилась, не представляя, что могло их нанести. Когда же узбад повернулся, то мне стало видно и белесую полоску, уходящую за пояс штанов — память от одного из орков Тилгука. Я прищурилась, рассматривая шрам — он был тонким и аккуратным, хотя я прекрасно помнила, что рана была развороченной и действительно страшной. И даже почувствовала гордость оттого, что смогла сделать след от ножа почти незаметным. Я так увлеклась разглядыванием Торина, что даже не сразу поняла, что он стоял совсем неподвижно, словно позволяя мне рассмотреть все, что хотела. И пристально глядел на меня. Я совсем смутилась, страхи сразу же вылетели из головы, а щеки запылали — так глупо я себя уже давно не чувствовала. В конце концов, кому понравится, что его разглядывают и оценивают, как коня на торгах? Я ожидала, что Торин разозлится и непременно скажет что-нибудь обидное, но он накинул на плечи рубаху со шнуровкой до самого подола и сел на скамью, стоящую недалеко от двери — так, чтобы можно было наблюдать за всей кузней. — Что ты делаешь сейчас? — робко спросила я, опустив глаза и уделяя излишнее внимание ногтям. Слишком сильно бросался в глаза вамаальт на груди мужчины. Мне показалось, что синий камень потемнел, вобрав в себя жар пламени, бушующего в печах. И слишком на многие размышления все это наталкивало, а к ним я была еще совсем не готова. — Двалин говорил, что это партия оружия. — Ее мы доделали с Глоином еще вчера, — отозвался мужчина. В его глазах я видела настороженность, словно он шел по тонкому льду и — удивительное дело! — боялся оступиться. — Ты что-то хотела спросить? Он, видимо, знал, что я его искала. Не успела я и рта раскрыть, как в печи что-то громко щелкнуло, раздался басовитый гул, да такой, что пол под ногами вздрогнул, и язык пламени выстрелил в нашу сторону. Я вскрикнула, обмирая от ужаса, и тут же вскочила, понимая, что еще немного — и я просто перестану дышать, потому что ужас возьмет надо мной верх. В глазах потемнело, пол ушел из-под ног, и я едва не осела на каменные плиты. — Тише, тише. — Когда я немного пришла в себя, обнаружилось, что стою уже в коридоре, уткнувшись лицом Торину в грудь. Первым моим желанием было отстраниться, но страх все еще не отпустил меня, и я только сильнее вцепилась в мужчину, старательно сдерживая слезы. — Чего ты так напугалась? Это же просто печи. Кузнечные мехи. Я судорожно кивнула, соглашаясь с его словами. Как объяснить гному, который столько лет своей жизни провел бок о бок с этим жутким зверем? Как дать понять, что ужас не так-то просто искоренить — он оставляет в душе страшные рубцы, не чета шрамам на теле. Я вздохнула, с трудом протолкнула воздух в пересохшее горло и поняла, что меня колотит крупной дрожью, и с этим мне уже не справиться — постепенно проявлялись все признаки грядущей панической атаки. Я уже знала, что это такое: сердце останавливается от ужаса, а разум не способен воспринимать реальность такой, какая она есть. Мне было знакомо такое состояние, но, слава Махалу, со мной такое было лишь дважды. И оба раза я думала, что не переживу такого ужаса. Тогда мне здорово помогла Файра, но сейчас доброй женщины не было рядом, а потому я, не желая показываться в таком состоянии перед Торином, постаралась сбежать до того, как ноги скрутит судорогами. Узбад не отпустил меня, когда я уперлась руками ему в грудь. Наверное, это движение было столь слабым, что он скорее догадался о нем, нежели почувствовал, и только лишь крепче прижал меня к себе. Сил бороться не было, и я сразу же сдалась — мне нужна была поддержка, мне нужно было тепло и хотя бы иллюзия защищенности, иначе я могла просто сойти с ума. А этот странный, непостижимый и совершенно непонятный мне мужчина смог дать это. Поднял руку, неловко погладил по волосам, и страх прорвался наружу потоком слез. Я ревела почти в голос, даже не пыталась сдерживаться, а огонь, пылающий в моих воспоминаниях, вгрызающийся в кожу острыми клыками, воющий десятком голосов сгорающих заживо, угасал, смываемый ласковыми касаниями. Словно и не было его вовсе. Торин не останавливал меня, ничего не говорил и даже не двигался. Только пальцы словно бы рассеянно касались волос и перебирали пряди, а вторая рука лежала между лопатками, крепко, но осторожно удерживая меня. Я, наконец, выплакавшись, замерла, не решаясь — да и не желая — нарушать это странное единение. До того самого мгновения, как его пальцы коснулись шрама на голове, который я умело прикрывала волосами. Я отскочила прочь, как ошпаренная — вывернулась из объятий с ловкостью змеи, — и замерла в паре шагов от него. Мужчина едва заметно качнул головой, словно разговаривал с самим собой, задумчиво на меня поглядел и спросил: — Значит, огонь? Я, унимая дрожь, кивнула, ощущая стыд. Сколько бы я не училась у Двалина, а все равно останусь такой, какой создала меня природа — трусливой и жалкой, поджимающей хвост при любом намеке на опасность и проигрывающей собственным страхам. — В страхе нет ничего постыдного, — неожиданно сказал Торин, и я поняла, что он видит меня насквозь. — Это то чувство, которое помогает нам выжить. Главное, разумно использовать его. Бесстрашные погибают первыми, потому что не в состоянии оценить риски и возможные потери. Пламя — страшный враг, поверь, я знаю это. И нет ничего удивительного в том, что ты боишься его после того, что с тобой произошло. Нужно лишь научиться не терять голову, и тогда твой страх станет твоим лучшим помощником. — Можно, я пойду с тобой в город? — выпалила я ни с того, ни с сего. Просто вырвалось. И замерла, зажав рот ладонью и испуганно глядя на поднявшего брови Торина. Попытка оправдаться вышла на редкость неудачной: — Мне нужны травы, а то тут взяли моду калечиться. А вы ж в них ничего не понимаете… А Оин сейчас не может… А я… Мужчина неожиданно рассмеялся. Поправил рубаху — я со смущением увидела мокрое пятно в том месте, куда рыдала, — и заправил выбившуюся из хвоста прядку волос. — Я не иду, — сказал. — Времени пока нет. Но ты можешь поговорить с Глоином. Передашь ему, что я разрешил. — И развернулся, показывая, что разговор окончен. Я поспешно закивала и заторопилась наверх, в жилые чертоги, услышав, как за спиной тяжело грохнула дверь кузницы. Корзинку, конечно, там и забыла, но возвращаться обратно я теперь не стала бы ни под каким предлогом.***
— Дана, — Оин предпринял попытку подняться с кровати, и мне пришлось-таки повернуться и силком заставить его лечь обратно, — ты должна мне сказать! По-твоему, я просто так едва не помер? Я сердито дернула плечом и отвернулась. Разговаривать и поддаваться на провокации гнома очень не хотелось. Меня все еще злил тот факт, что он так наплевательски отнесся к своей жизни, перепугал нас всех, а особенно Глоина, который потом два дня не отходил от постели брата. За это следовало Оина выпороть, как мелкого хулигана, но разве ж я справлюсь со взрослым гномом? Да и на больного рука не поднимется. — И что ж ты какая упрямая? — проворчал лекарь и завозился на кровати, устраиваясь поудобнее. — Дана, ну разве не получили мы пользы от того, что я испробовал это противоядие на себе? — Да никакое это было не противоядие! — рявкнула я, не оборачиваясь. — Ты только усугубил действие яда золотинкой! И это едва не убило тебя, дурень старый! — Ты что-то сказала? Я изумленно повернулась к нему, думая, что Оин шутит. Но лекарь несколько обескуражено смотрел на меня и озадаченно ковырялся пальцем в ухе. Потом потряс головой и с несчастным видом вздохнул. — Оин? — я произнесла это достаточно громко, но мужчина не сразу даже поднял голову, и страшная догадка закралась в мысли. — Оин, ты слышишь меня? — Нет, — он внимательно присмотрелся к моим губам, и я поняла, что он старается по ним понять, что же говорю. — Очень плохо, словно уши воском залило. — Прекрасно, — всплеснула руками я. — Просто замечательно! Понять, что произошло, не составило труда. Яд все же оказал необратимое действие на организм гнома, повредив слуховой аппарат. Оин, кажется, еще не догадался, но рано или поздно он тоже придет к этому выводу. Мне было его очень жаль, тем более что я очень надеялась, что все-таки смогла нейтрализовать все негативные последствия действия отравы, но ошиблась. Конечно, потеря слуха, тем более не полная, а лишь частичная — малая плата за то, что Оин смог выжить после того, как отравил сам себя. — Ну-ка, иди сюда, — приказал гном и похлопал по кровати. Я, решив, что он и так уже наказан дальше некуда, послушно присела рядом с ним. — Значит, все-таки болиголов, аконит и кровоточец как усилитель. Верно? Я с тяжелым вздохом кивнула, не особо даже его слушая. Он не отстанет от меня до тех самых пор, пока досконально не выспросит обо всем, что произошло тогда здесь. Любопытство в этом гноме сильнее, чем разумная осторожность и любовь к жизни. Я понимала, что делал он все это не ради себя, а только потому, что хотел защитить всех нас от яда на клинках наших врагов, состава которого никто не знал, но не думала, что проблему он будет решать таким радикальным способом. Скорее всего, восстановить полноценный слух уже не удастся, я смогу лишь немного улучшить его состояние, поэтому, наверное, стоило этим озадачить Балина — пусть сделает этому горе-экспериментатору что-нибудь, что смогло бы дать ему возможность слышать лучше. — Так что еще? — вырвал меня из задумчивости голос Оина, который явно еще не осознал своего плачевного состояния. — Клещец, — громко сказала я, внимательно наблюдая за тем, как Оин все-таки посмотрел на мои губы, хоть ответ, видимо, расслышал. — Ну конечно! — хлопнул гном себя по лбу и поморщился. — Вот, значит, почему противоядие не подействовало! Золотинка усилила действие клещеца, и вся моя работа едва не пошла насмарку. Как ты догадалась, Дана? — Когда у тебя на руках будет умирать такой дурак, как ты, причем исключительно из-за собственной глупости, и не такое сотворишь, — раздраженно бросила я, собираясь встать с кровати, но Оин неожиданно обнял меня и погладил по волосам. — Спасибо, — тихо сказал он. — Нам всем повезло, что Торин привел тебя сюда. У меня были свои мысли на этот счет, но я сочла, что лучше промолчать, и только улыбнулась. Мне еще предстояло доказывать Глоину, который был не менее упертым, чем его брат, что Торин позволил мне пойти с ним в город. Чувствую, нелегко мне придется.