Книга I. Пламенный рассвет

Возвращаться в Эред Луин тем же днем мы не стали. Двалин настоял на том, чтобы переночевать в таверне, а назавтра с самого утра пуститься в обратный путь. Меня это более чем устраивало, потому что я, не привыкшая даже выходить за пределы Чертогов Торина, достаточно сильно устала, несмотря на все тренировки на выносливость с наставником. Одно дело рубить дрова или тягать что-то тяжелое на протяжении нескольких часов, и другое — скакать по горным склонам, в любой момент опасаясь свернуть себе шею. К тому же тот гном, которого я встретила в лавке знахаря, оказался хорошим знакомым Двалина и Глоина, и те воспользовались шансом поделиться новостями. Как мне показалось, их вместе связывало какое-то дело, которое они скрывали от окружающих, в том числе и от меня. Ори оказался очень необычным гномом. Он был застенчив, легко смущался, а уж при разговоре со мной постоянно краснел, словно я была не просто женщиной его народа, а как минимум той, которой он собрался отдавать вамаальт. В нем поразительно сочетались невероятно цепкий ум и совершеннейшая неуклюжесть — он ронял все, что было у него на пути, спотыкался обо все пороги и камни и, пока мы шли до таверны, едва не расквасил себе нос, благо что Двалин вовремя придержал молодого гнома. Несмотря на свою застенчивость, он очень любил поговорить, но ему явно не хватало внимания, поэтому, едва только осознав, что нашел в моем лице благодарного слушателя, он не замолкал ни на мгновение. Впрочем, я была совсем не против: он рассказывал вещи, которыми меня легко заинтересовать. Двалин первое время косился очень недовольно, и было заметно, что говорливость нашего спутника его раздражала, но со временем мой наставник то ли привык и не обращал на Ори внимания, то ли внимательно слушал. Как выяснилось, гном был здесь со своим старшим братом, Дори, которого, к нашему удивлению, успел поймать Глоин, и теперь они сидели в облюбованном Двалином трактире и вовсю что-то обсуждали. — Дори, к вашим услугам. — При виде меня гном тут же поднялся, склонился в поклоне и коснулся губами тыльной стороны моей ладони. — Дана, к вашим услугам. Очень рада вас видеть, уважаемый Дори, — в ответ поклонилась я, рассматривая нового знакомого. Он произвел на меня двойственное впечатление. У гнома было добродушное лицо, потрясающая улыбка — и совершенно холодные глаза. Его взгляд мне почему-то напомнил мясника: у меня создалось впечатление, будто меня хладнокровно выпотрошили, разделали на крохотные кусочки, перебрали, сочли неопасной и так и оставили. Дори был очень вежлив, но за этой вежливостью крылась не радость от встречи, а какая-то нервная настороженность, будто он был цепным псом, который охраняет вверенную ему территорию. Весь его вид говорил о дружелюбии и аккуратности: совершенно седые волосы, как и борода, были забраны в косы так, что не выбивалось ни единой волосинки. Кроме того, в отличие от того же Торина, который чаще всего носил волосы распущенными и только несколько прядей у висков заплетал в косы, да иногда собирал зажимом на затылке, делая что-то, отдаленно напоминающее конский хвост, у Дори прическа была сделана так, чтобы ничего не мешалось и не болталось перед глазами. Они совершенно точно прибыли в этот город не так давно, но если у Ори был несколько запыленный и растрепанный вид, то Дори выглядел так, словно только что вышел от портного. Гном говорил негромко, в отличие от Глоина, которого было слышно на другом конце таверны, спокойно и рассудительно, но из всех здесь присутствующих, включая Двалина, я бы сочла именно Дори самым опасным. Мы быстро поужинали, и, пока наши спутники разговорились о чем-то своем, я взялась за карандаш, откинувшись на спинку стула. Балин сделал мне очень удобную дощечку для рисования — сверху листы бумаги накрепко зажимались с помощью небольшого замочка и не ерзали, мешая делу. У меня было несколько идей касательно пары составов — как ни странно, Гераон, здешний лекарь, натолкнул меня на мысль. Приблизительные ингредиенты для снадобья я набросала быстро, но у меня из головы не выходил один вопрос: как сделать их более эффективными? Состав необходимо было принимать внутрь, но он все равно действовал не так быстро, как хотелось бы, потому что далеко не сразу попадал в кровь. Пока я размышляла, руки сами чертили хаотичные линии на бумаге, которые, как обычно, начали складываться во вполне узнаваемое лицо. Я посмотрела на вышедшее из-под моего карандаша, украдкой взглянула на остальных, проверяя, не заметил ли кто, и торопливо сменила листок, убрав рисунок в самый низ стопочки бумаги. — Ты очень хорошо рисуешь. — Ори заставил меня подскочить от неожиданности. Я смутилась, понимая, что гном все-таки видел портрет, что у меня получился. Выходило неловко, и я улыбнулась, стараясь отвлечь и его, и себя от того, что он увидел. — Иногда получается неплохо, — сказала я, а Ори хитро на меня поглядел, отчего я покраснела, словно молоденькая девочка. — Хочешь, я тебе свои покажу? — не дожидаясь моего согласия, гном развернул ту самую книгу: листы в ней по большей степени были чистыми, и только самое начало заполнено аккуратными записями и небольшими рисунками. Ори действительно рисовал потрясающе. Он не воспроизводил все в мельчайших подробностях, но был из тех, кто умел всего лишь несколькими линиями узнаваемо изобразить все, что угодно. Он видел необычные, выделяющие каждого из нас среди всех остальных, черты и мог их запечатлеть. Штриховка была прозрачной, летящей и свободной, и я поняла, что передо мной талант, каких стоит поискать. — Это невероятно, Ори, — прошептала я, с его позволения взяла книгу в руки и стала листать, разглядывая рисунки. Дори у него получался не таким, каким видела его я, и мне пришло в голову, что, возможно, если соединить наши два восприятия, то можно получить более полную картину. Ори уделял чертам лица брата очень много внимания, но в них не было той холодности, что заметила я: здесь Дори был солнечным и очень теплым, мягким и заботливым. Поразительно, сколько эмоций Ори смог передать бумаге. Я бы никогда так не смогла. В книге были небольшие наброски пейзажей, портреты незнакомых мне людей, гномов, а один раз я даже нашла зарисовку, явно списанную с эльфа, — Ори тут же поспешил перевернуть страницу, потому что Дори в этот момент не очень довольно на нас посмотрел. Мне почудилось, что молодой гном тут же сжался под пристальным взглядом брата, и я тут же поняла, что меня напрягало в их поведении: Дори явно подавлял Ори. Нет, делал он это не специально и скорее всего искренне полагал, что так будет лучше для его младшего брата, но это заставляло Ори зажиматься, не позволяло ему раскрыться с полной мере. Возможно, именно отсюда и шла его застенчивость, а то и неуклюжесть. Он все время боялся сделать что-нибудь не так и тем самым заслужить неодобрение со стороны старшего брата. Почти в самом конце я натолкнулась на изображение какого-то устройства. Небольшой цилиндр, больше похожий на длинную трубку, и стержень, вставленный внутрь. Сам цилиндр сужался к одному из концов, и, судя по всему, там должна была быть какая-то насадка. — Что это? — спросила я и указала на рисунок. Ори смутился, поспешно забрал у меня книгу и махнул рукой, словно бы говоря, что, мол, неважно, так, баловство. Зато меня это натолкнуло на мысль, которая тут же начала развиваться, и теперь уже я схватилась за карандаш и торопливо зачиркала по бумаге. — Сейчас подожжешь, — насмешливо склонился ко мне Двалин и с недоумением оглядел мое творчество. — Это что еще такое? — Он может быть стеклянным, тогда остается только сделать насечки, — непонятно объяснила я, и брови моего наставника взлетели вверх. Теперь уже и Дори, и Глоин прислушивались к нашему разговору. Даже Ори вытянул шею, пытаясь разглядеть, что я там черкаю. — Рисунок Ори дал мне идею, Двалин! Посмотри: нужен цилиндр и поршень со штоком. Видишь? А на этом конце достаточно сделать иглу — и тогда можно как вытягивать жидкость из какого-либо сосуда, или же наоборот, впрыскивать. — Ничего не понял, — честно сознался Глоин. — Какая игла? — Вроде обычной швейной, но только полая внутри. — Я замахала руками, едва сдерживаясь, чтобы не вскочить. — Под действием давления пустота внутри цилиндра будет заполняться, если опустить иглу в жидкость. Понимаете? — И можно будет напрямую водить лекарство, если, например, сделать надрез на сгибе локтя, — вдруг подал голос Ори, и я радостно закивала. Зато Дори смерил своего брата таким взглядом, что даже мне стало не по себе, не говоря уж о самом младшем гноме. Тот тут же затих и втянул голову в плечи, опуская глаза и намертво замолкая. Я недовольно поджала губы и встретилась со свирепым взглядом Дори — он явно меня невзлюбил. Видимо, за то, что поддерживала всякие глупости, к которым, по его мнению, тяготел его младший брат. Я резко встала, взяла плащ, накинула на плечи и вышла из таверны, словно не замечая удивленно взгляда Двалина, который даже протянул руку, пытаясь меня задержать. На улице было очень морозно, и некоторое время я привыкала к холодному воздуху. Но ветра не было, и потому плащ грел достаточно хорошо для того, чтобы забыть о неудобствах и просто насладиться необычной ночью. Я поняла, что мне очень не хватало этого: звездное небо над головой, бархатное, темное, на котором крохотными светлячками мерцали звезды. Наверное, я была каким-то неправильным гномом — меня постоянно куда-то тянуло. Как я поняла, среди кхазад художники — такая же редкость, как и хорошие лекари, даже еще более чудной зверь. Гномы практичны, а, как выразился Торин, бессмысленная мазня не приносила никакой пользы и оттого фактически не имела права на существование. В этом я очень завидовала эльфам — к искусству Перворожденные относились очень трепетно, и об этом знали все народы, вне зависимости от близости к бессмертным. Помнится, мы даже умудрились поспорить с узбадом на эту тему: его сильно задело, когда я в сердцах сказала на тренировке, что он не видит красоты в простых вещах. Я села на неприметной скамеечке сбоку от входа и запрокинула голову, выдыхая облачка пара и любуясь тем, как они закручиваются в спирали и медленно тают в воздухе. Занятая таким глупым делом, не сразу услышала, как хлопнула дверь, — мало ли кто там ходит? — а затем рядом со мной, смущенно опустив голову, присел Ори. Гном некоторое время смотрел на меня, словно не решаясь вновь заговорить, а потом опустил взгляд и нахмурился. Я забеспокоилась и даже на мгновение испугалась, что что-то случилось, но, когда молодой гном стащил с рук митенки и протянул их мне, я, наконец, поняла, что он разглядывал: я кутала замерзшие руки в плащ. Пришлось принимать, потому что обижать Ори очень не хотелось, но вскоре я преисполнилась к нему искренней благодарности, потому что вязанные перчатки оказались очень теплыми, и мне сразу стало очень уютно. — Хотела спросить, — нерешительно начала я, но Ори с такой радостью вскинул голову и внимательно прислушался к моим словам, что меня это даже смутило. — Я видела в твоей книге рисунок… Можно? Он протянул мне свое сокровище, и я торопливо начала листать бумагу, пытаясь разыскать изображение, которое показалось мне каким-то не таким. То есть гном, изображенный на том портрете, был прорисован с гораздо большим тщанием, чем все остальное, и я тогда еще подумала, что он явно что-то значит для Ори. А теперь, после того, как познакомилась с Дори, поняла, что меня смутило. Ори и тот, кто был изображен на рисунке, были чем-то похожи. — Вот. — Я, наконец, нашла нужную страницу и в развернутом виде вернула книгу гному. — Кто это? — Это мой брат, — тихо отозвался Ори, и его голос изменился: стал теплее, увереннее, то в то же время в нем появилась какая-то тщательно скрываемая печаль. — Его зовут Нори. Он старше меня, но младше Дори, и они… не ладят. Честно признаться, этот самый Нори понравился мне больше, чем их старший брат. В его взгляде не было лжи, не было холодности. Ори умел схватывать черты, незаметные обывателю, и мне казалось, что этому портрету можно верить. У Нори были необычные, лучистые и чуть хитроватые глаза, которые смотрели очень открыто и с долей иронии. Наверное, именно таким и видел его Ори: крохотные морщинки вокруг рта, которые появляются только тогда, когда кто-то улыбается часто и очень искренне; странная, но оттого не менее замечательная прическа — даже брови у Нори были заплетены в косы, и я едва не засмеялась, глядя на это чудо. Весь его образ, от волос и до носков сапогов — у Ори он был изображен даже в полный рост, — напоминал мне лиса. Рыжего, лукавого, хитрющего. Но представлялся мне Нори одним из тех, кто никогда не бросит своих товарищей, братьев на произвол судьбы и смело полезет в пасть варгу, если того от него потребует долг. — Это он научил меня замечать то, что обычно скрыто от взгляда, — с теплотой в голосе проговорил Ори и легонько погладил рисунок, словно таким образом мог дотронуться до брата, который сейчас был далеко. — Дори меня всегда учил тому, что полезно: читать, писать, даже пытался обучать махать топором, но вскоре бросил эту затею. Даже в кузнице я бесполезен. И долгое время я даже не знал, куда себя деть, пока однажды Нори, который пришел меня навестить, не притащил вот эту самую книгу. Мне кажется, он сам сделал ее, и было бы здорово, если бы это оказалось именно так. Он предложил мне не переписывать за кем-то строки, а попробовать изобразить с помощью слов что-то свое. Свое собственное, понимаешь? — Я кивнула, зачарованная переменчивыми эмоциями, скользившими во взгляде и голосе молодого гнома. Казалось, что в Ори уживаются две разных личности: одна пытается подобрать под себя сломанные крылья, но тем не менее является образцом упрямства и упорства, а другая раз за разом стряхивает сети запретов и пытается взмыть вверх, к ночному небу. — И у меня получилось. Пусть первое время выходило коряво, и Нори пару раз даже смеялся над моими попытками, но он делал это по-доброму, ты не подумай! И он предложил мне не только писать, но и рисовать — и я послушался, о чем ничуть не жалею. О, Махал, Дана, если бы ты видела мои первые рисунки! Вот где страх-то! А ему нравилось. Я с улыбкой посмотрела на разошедшегося Ори. С первого же взгляда было заметно, что он истосковался по общению. Даже не столько по диалогу, сколько именно по такому вот рассказу, который бы позволил раскрыть душу. И Ори воспользовался первым же шансом вывалить на собеседника все, что накопилось у него в сердце. Бумага, конечно, стерпит все и выслушает, как никто другой, но она не сможет дать ответной реплики, не сможет посочувствовать или посмеяться над удачной шуткой или теплым воспоминанием. Мне было досадно: я видела в Ори очень цепкий ум, находчивость и смелость, но почему-то все эти качества оказались задавлены смущением и неуверенностью в своих силах. Я, конечно, предполагала, откуда это все взялось, и это ничуть не способствовало изменению моего мнения о Дори. Безусловно, старший брат, видимо, исключительно правильный гном, хотел для своего младшенького хорошей жизни и всячески старался воспитать из него сильного и стойкого гнома, по примеру отцов и дедов. Но Ори ведь был совсем другим, и именно поэтому он так трепетно относился к воспоминаниям о Нори — тот не пытался его переделывать, а наоборот, поощрял развития этих отличительных черт, будь то способности к рисованию или же мечтательность. Кто знает, может, именно Ори когда-нибудь станет великим летописцем гномьего народа или оставит после себя легенды и сказки, баллады и стихи, равных которым не будет. Так мы и сидели рядом: Ори рассказывал мне про братьев, а я просто слушала, даже не столько ушами, сколько сердцем. Рядом с ним я чувствовала себя так, словно попала домой. Вот уж кто-кто, а Ори никогда не станет насмехаться над моей тягой к рисованию или лепке совершенно непрактичных вещей, на что постоянно указывал Торин. Узбад вообще просто получал удовольствие от того, что на тренировках выводил меня из себя, бросая ядовитые и жалящие замечания касательно всего, что я любила, и никогда потом я не видела ни следа сожаления. Впрочем, это давало свои результаты: я стала куда спокойнее и на провокации не поддавалась. Смешно сказать, но именно эти воспоминания заставили меня пожалеть, что я оставила листы и карандаш внутри таверны — портрет так и просился на бумагу. Я смущенно закусила губу, понимая, что стала непозволительно часто думать о Торине. — Когда ты так улыбаешься, то заражаешь окружающих хорошим настроением, — робко произнес Ори, а я не выдержала и рассмеялась, чем смутила его еще больше. — Я сказал что-то не то? — Нет, Ори, мне очень приятно. — Наверное, если бы у меня был младший братишка, он был бы таким, как этот гном. — Меня нарисуешь? — Обязательно, — неожиданно сдержанно улыбнулся тот, словно я поручила ему какое-то важное задание, чем стал еще больше похож на мальчишку. Хлопнула дверь, ведущая в таверну, но мы не обратили на это внимания до тех самых пор, пока разговор на повышенных тонах не привлек мое внимание. Ори сразу как-то сник, украдкой на меня взглянул и поспешил внутрь таверны. Я уже хотела было последовать за ним, как поняла, что спорщики — никто иные, как Двалин и Дори. Осторожно подкралась поближе, стараясь держаться тени большого розового куста, росшего прямо у входа в трактир, и прислушалась. — То, что он задумал — чистейшей воды самоубийство! — возмутился Дори. — Так Торин никого насильно за собой и не тянет, — огрызнулся недовольный Двалин. — А теперь поди и объясни это Ори! — взорвался старший брат книгочея. — Этот дурень вбил себе в голову, что без него не обойдутся в этом походе. А Нори на него влияет куда хуже, чем я думал, и Ори просто сбежит вслед за вами! — Дори, это не мои проблемы, — не выдержал мой наставник, и мне показалось, что он едва сдерживается, чтобы не дать своему собеседнику в зубы. — Разберись со своим братом сам, Махалом заклинаю. Избавь меня от необходимости выслушивать твои вопли. — И ты так просто позволишь ему сложить голову, да? — Дори понизил голос, глубоко вздохнул и расправил плечи. — Или вы, ослы упрямые, надеетесь, что волшебник защитит вас от всех бед? Это дракон, Двалин, а не паршивая курица, которой можно перерубить шею мясницким тесаком. — Не хочешь сам идти, пусть отправится Нори, — не выдержал Двалин. Он, насколько мне известно, вообще не отличался терпением, когда дело касалось споров. Конечно, он понимал, что врезать по лицу — не самый лучший контраргумент, но считал, что более действенного способа не существует. Я сжалась, стараясь ничем не выдать своего присутствия, а то не миновать и мне проблем. — Он и присмотрит за Ори. В конце концов, если ты не можешь сладить с младшим братом, почему теперь выслушиваю твое недовольство я? — Нори? — насмешливо переспросил Дори, и я была уже почти солидарна с Двалином в методах ведения переговоров. — Он поджал хвост и удрал, как только услышал о том, что затеял Торин. Можете на него даже и не рассчитывать. — Он — твоя кровь, Дори, — укоризненно произнес мой наставник, а я поняла, что он действительно на взводе и вот-вот взорвется. — И ты должен об этом помнить. — Не рассказывай мне о том, что я должен и кому, — озлился старший брат Ори. Стало ясно, что его пора спасать. Двалин нахмурился, скрестил руки на груди и подобрался, а это было очень нехорошим признаком. За совместно проведенное время я успела хорошо узнать этого гнома и помнила, что если он завелся, то его успокоить уже не удастся. Разве что Торину. А Дори сумел сделать то, что не удавалось даже Фили и Кили — вывести сына Фундина из душевного равновесия. — Двалин, я… — Я выскочила из-за куста, напугав их до полусмерти, да и сама струхнула не меньше, потому что в руках Дори мгновенно оказался меч, больше похожий на тесак, а Двалин схватился за топоры. — Ох, простите, я помешала? Дори очень хотел сказать много лестного обо мне и моих способах прерывания разговора, но так как гномом он был исключительно порядочным, то выражаться при женщине себе не позволил. Хотя я не сомневалась, что в следующий раз, если будет такая возможность, он обойдет меня стороной и еще Ори прихватит, чтобы я не давала ложную надежду так и не вставшему на путь истинный гному. Честно признаться, я не очень расстроилась, когда все это поняла: наверное, Дори нужно очень хорошо узнать и привыкнуть к постоянному давлению с его стороны, чтобы начать получать удовольствие от общения с ним. Но сейчас я была рада, что он ушел, и потому с облегчением выдохнула. — Ну и что это было? — осведомился Двалин, в упор на меня глядя. — Мне показалось, что ты вот-вот дашь ему в зубы, — тихо сказала я, кляня себя за дурацкую привычку все время говорить правду. Солгать мне не позволяла совесть. Все-таки Двалин стал для меня куда большим, нежели просто знакомый гном, а потому подрывать абсолютное доверие, которое сейчас было между нами, не могла себе позволить. Наставник, кажется, понял ход моих мыслей и едва заметно улыбнулся, отчего у меня тут же отлегло от души. — Правильно показалось, — кивнул он, отвечая честностью на честность. — Дори слишком своеобразен, чтобы к нему быстро привыкнуть, а его привычка постоянно спорить и пытаться навязать свое мнение меня утомляет. Он отличный товарищ, верный и преданный, непревзойденный мечник, а уж с кистенем управляется не хуже разбойника с большой дороги, но собеседник из него паршивый. Я с трудом сдержала улыбку. По таким вот коротким фразам можно было составить более чем полное представление о младшем сыне Фундина. Двалин больше всего ценил в окружающих преданность и умение сражаться, потому что сам был воином. Неотступной тенью Торина, телохранителем и ближайшим другом. И мне сейчас отчего-то стало очень неловко рядом с ним, словно бы я в чем-то его предала. Неприятное чувство натянулось в душе, как тетива, слишком неожиданное, чтобы успеть его подавить и не дать сильно задеть, и я озадаченно замедлила шаг, отставая от своего наставника, который уже взялся за ручку двери таверны. — Ты чего? — удивился он, но мне показалось, что этот мужчина все равно видел меня насквозь и сразу понял причину моих метаний. И увиденное не просто ему не понравилось. Это его сильно расстроило, и потому я совсем растерялась и почему-то отчаянно попыталась нащупать на шее то, чего у меня не было с того самого момента, как меня нашли Торвог и Файра, — вамаальта. Только сейчас я это осознала так отчетливо, что даже напугалась: память не хотела давать мне ключей к разгадке моего прошлого, и мне оставалось только гадать о том, куда делся мой камень сердца. То ли я его потеряла во время того, что стряслось со мной несколько лет назад, то ли я когда-то давно — в иной жизни — отдала его кому. Или же выбросила, как то сделала Уна. — Что задумал Торин? — этот вопрос вырвался у меня прежде, чем успела подумать, и я прикусила язык. Двалин тяжело посмотрел на меня, и мне стало неуютно под его взглядом. Изучающим, отчего-то немного тоскливым и мрачным. Тогда я отчетливо поняла, что он не расскажет мне о планах узбада, чего бы они ни касались, и так и вышло. Мой наставник мгновение постоял на улице, потом покачал головой и отворил дверь, жестом указывая мне войти. Я отвернулась и только услышала, как за спиной хлопнула створка: Двалин решил, что я лучше знаю, что делаю, и нет смысла меня уговаривать вернуться в таверну и лечь спать. Тем более, все равно я сейчас бы не смогла заснуть — слишком много мыслей вертелось в голове, слишком много вопросов возникло от того, что я не могла разобраться в своих чувствах, которые суматошно перескакивали с одного на другое. Зато рукам было очень тепло, и я вспомнила, что Ори ушел, оставив мне свои митенки, и помимо воли улыбнулась, а после и вовсе рассмеялась. Что бы ни случилось дальше в моей жизни, я смогу запомнить все светлое, что в ней было, и сохранить это в своей памяти. И ничто больше не заставит меня все это позабыть.

***

Наутро мы, попрощавшись с братьями, отправились в обратный путь. Я полдороги пыталась приладить сумку с травами поудобнее, потому что боялась поскользнуться, упасть и расколотить драгоценные основы для составов. Крепкое вино, которое, если поднести к нему лучинку, вспыхивало, словно сухая хвоя, заинтересовало даже Двалина. Он понюхал, скривился и с таким лицом вернул мне склянку, что я не выдержала и хихикнула, за что получила испепеляющий взгляд темных глаз и растерялась. Думала, что ненароком обидела наставника, а оказалось, что это он так пошутил. Полдня потом в себя приходила. Там же, в сумке, аккуратно сложенный, лежал рисунок на хорошей плотной бумаге. Ори вручил мне его сегодня утром и тут же, смущаясь, отвел взгляд. Я долго рассматривала легкие штрихи, которые совершенно непостижимым образом складывались в портрет, и решительно не знала, что сказать, потому сама бы никогда не смогла нарисовать так. На меня с листа смотрела совершенно незнакомая девушка, но я каким-то шестым чувством ощущала, что более точного изображения мне не получить никогда. Я сбивчиво поблагодарила гнома, и он в ответ широко и искренне улыбнулся, заразив меня замечательным настроением на весь день. Дори, напротив, был очень сдержан. Вежливо пожелал мне хорошего пути, поклонился, но глаза словно весенним ледком были подернуты. Я подозревала, что все дело в том, что неосмотрительно поддержала Ори в его начинаниях, отметила, что его старший брат, Нори, смог разглядеть в нем талант к рисованию и искусству владения словом. А для Дори подобное было недопустимо, учитывая его прохладные отношения с братом и попытки уберечь младшего от тлетворного влияния мнимо развращенного Нори. — Чем занимается Нори? — в конце концов не выдержала я, подтянула лямки сумки и пристала к Глоину. Рыжий гном недовольно на меня поглядел, покряхтел, потер тыльной стороной ладони лоб и нехотя ответил: — Нечист на руку он немного. — Это как? — поразилась я, вспоминая теплоту и искреннюю любовь, с которой Ори рассказывал про своего брата. — Вор, — буркнул Двалин, но спрятал в усах улыбку. — Они с Дори как кошка с собакой: как по характеру, так и по отношению к жизни. Нори шебутной, шальной в детстве был, везде поспевал, во все неприятности вляпывался, а Дори только и делал, что его потом отовсюду вытаскивал. Все ждал, когда брат подрастет, за ум возьмется, а тот за отмычки схватился. — У них родители погибли, когда Ори под стол пешком ходил, — проговорил Глоин, и мне показалось, что тот искренне сочувствует братьям. — Дори пришлось взвалить на себя всю ответственность за младших, а сам-то он еще юнцом был. Тяжело пришлось, и он надеялся, что потом брат поддержкой станет, а тот не на ту дорожку ступил, как Дори с ним не воевал. И, в конце концов, повздорили они очень сильно, и Нори ушел, напоследок так хлопнув дверью, что Ори до сих пор боится спать с закрытыми створками. — Но ведь Нори бед-то тоже не принес, — робко сказала я. — Да и толку от него никакого не было, — фыркнул Двалин, тяжело вздохнул и, несмотря на мои вялые возражения, отобрал сумку и легко закинул на плечо, словно та ничего и не весила. Я только завистливо проводила свою вещь взглядом: за те пару часов, что мы шли, она изрядно успела мне попортить крови. — В карман тянет все, что видит. Не скажу, что это не спасало ему жизнь, но по большей части ситуации, в которых ему приходилось спасать свою шкуру, создавал он сам. Я задумчиво почесала подбородок. Теперь понятно, почему Дори так взъярился при одном упоминании непутевого младшего брата. Мало ему было забот: поди, младшеньких вытяни, так один из них постоянно проблемы притаскивал на порог. К тому же, насколько я могла представить, для слишком правильного Дори, привыкшего к определенным правилам, заведенным не только в его доме, но и вообще в обществе, поведение Нори было просто недопустимым. Наверняка он пытался его переделать, как-то изменить, но тот был похож на бочку с порохом — чуть тронь, и взорвется так, что мало не покажется. К тому же Нори виделся мне хитрющим — не зря он был похож на рыжего лиса-обманщика, — а потому он мог вывернуться, наверное, из любой ситуации, да еще остаться в прибыли. И это, опять же, не радовало Дори, но восхищало Ори, который жаждал приключений и считал, что жизнь у Нори куда интереснее, чем у него. — Если Дори будет так давить на своего младшего брата, то он однажды сбежит, — посулила я. Меня постоянно клонило в сон — прошлая ночь выдалась очень беспокойной, потому что я совсем отвыкла спать в деревянных домах. Они теперь казались мне ненадежными и хрупкими. А потому сон никак не шел, а когда мне удалось все-таки задремать, я проснулась из-за того, что кто-то всхрапнул за стеной, и больше уже не заснула. Пришлось зачерпнуть горсть снега (Двалин подозрительно на меня глянул, ожидая подлянки) и с удовольствие растереть лицо. Холод немного взбодрил, и я с новыми силами поспешила за ушедшими вперед мужчинами. — Не сбежит, — ворчливо отозвался Глоин, зачем-то поднял с земли обледеневший камешек, внимательно его осмотрел и выбросил в кусты по правую сторону. К моему ужасу, из кустов донеслись сдавленные ругательства, и на дорогу выбрался взъерошенный Кили. Ухмыльнулся, потирая макушку, и приветственно поклонился, словно на званом приеме. Пока я ошарашенно смотрела на молодого гнома, сверху, из-за валуна спрыгнул Фили, ловко, как горный кот, приземлившись на ноги. Хищно оскалился, переглянулся с младшим братом, и они плавно двинулись кругом, обходя нахмурившегося Двалина. — Иди сюда, — дернул меня за руку Глоин и оттащил в сторону. — Не лезь под горячую руку. Пусть дурни развлекаются, коли ума совсем нет. Я с возрастающим восхищением следила за быстрыми и стремительными движениями молодых гномов, которые одновременно метнулись в сторону наставника. А потом от восторга просто забыла, как дышать: Двалин разметал Фили и Кили, как котят, всего лишь одним движением. Парни тут же подхватились — старший схватил за руку младшего, который чуть ли не с головой утонул в сугробе, — и вновь бросились вперед. — Вот ведь неуемные, — добродушно хмыкнул Глоин, с одобрением наблюдая, как Двалин от души валял своих учеников по снегу. — Справные воины. Немного выдержки и осторожности не хватает, но со временем и это придет. Когда братьям надоело мутузить Двалина, они как по команде раскатились в разные стороны и почти одинаковыми движениями поднялись на ноги. Кили зафыркал отряхиваясь, залепил брату снегом глаз, получил по уху и расхохотался. Фили снисходительно поглядел на младшего, в порыве вдохновения потрепал его по волосам, превращая и без того растрепанную шевелюру в подобие вороньего гнезда, и неожиданно озорно подмигнул мне. Надо признать, мне очень хотелось принять участие в общей свалке, но я так и не решилась — все-таки до их умений мне еще очень далеко. В сопровождении племянников Торина мы дошли до Эред Луина, и время пролетело совсем незаметно. Наверное, я выглядела счастливой, потому что Дис, встретившая меня, сначала даже не поверила глазам, а потом так искренне улыбнулась, что я немедленно поняла: еще немного хорошего, и меня просто разорвет от чувства переполнявшей меня радости. Поэтому я спешно выхватила из рук Двалина сумку с травами и отправилась в лазарет, намереваясь разложить приобретения как можно скорее: все-таки, пока парни дурачились, немного снега попало на ткань, и травы могли испортиться. Первое, что я увидела, когда вошла, — это пустая кровать там, где лежал Оин. Скорее всего, он уже чувствовал себя достаточно хорошо, чтобы отправиться помогать Балину или Торину. Меня это обрадовало, хотя, казалось бы, куда уж дальше. И только после того, как я прошла внутрь, закрыла дверь и со вздохом поставила сумку на широкую скамью, я обратила внимание, что на столе, на моем рабочем месте стоят две больших шкатулки. Назвать изукрашенное резьбой деревянное чудо ящиками просто язык не поворачивался. Любопытство тут же заскреблось под сердцем, и я подошла ближе, предполагая, что это, скорее всего, мне не предназначалось. Но справиться с желанием заглянуть внутрь просто не смогла. В конце концов, не будет же Оин сильно шуметь, если я подсмотрю одним глазком. Но я никак не ожидала того, что увидела. В первой на бархатной подкладке покоился массивный арбалет с бегущей по плечам серебряной гравировкой и немного странной, удивившей меня конструкцией. Я нерешительно провела пальцами по сложенным дугам, коснулась ложа, удивительно изящного, но при том наверняка сделанного под конкретное плечо. Не выдержала, вытащила из шкатулки это чудо и изумилась — он был поразительно легкий, несмотря на то, что выглядел очень внушительно. Прицелилась и поняла: это мое оружие и ничье больше, потому что словно срослась с этим арбалетом. Конечно, с ходу так я в нем не разобралась — меня смутили натяжные блоки и семь выточек под стрелы, которые говорили о том, что этот не однозарядное оружие. Мне немедленно захотелось броситься в зал для тренировок и опробовать, но я просто положила его обратно и открыла второй ящичек. Там лежали два ножа. С достаточно широкими лезвиями из странного, матового и почти черного металла, рукоятками из кости, идеально сбалансированные, они выглядели невзрачными, но у меня мурашки пробежали по коже от грозной силы, исходящей от этого оружия. Кроме того, на клинках были едва заметные тонкие желобки, и я почти сразу догадалась, для чего они — составляющие для яда лежали у меня в сумке. И именно это убедило меня, что все, что я вижу перед собой, только для меня. Я не знала, кто сделал мне такой подарок, но догадки, конечно, имелись: Двалин прекрасно знал, что мне нужно что-то свое. Однако клейма мастера я не заметила ни на арбалете, ни на ножах, а мой наставник всегда отмечал изготовленное им оружие. Конечно, он мог сделать для меня исключения, надеясь, что я не догадаюсь, но сомнения по-прежнему таились где-то в глубине души. Я осторожно закрыла шкатулки, унесла их в дальнее помещение и поставила возле кровати, намереваясь рассмотреть во всех подробностях вечером, перед сном. А сейчас следовало заняться необходимыми делами. Они ждать не будут.