Книга I. Пламенный рассвет

Ожидание — страшная вещь. Сидеть и понимать, что в данном случае ничего не можешь сделать, и только лишь ждать новостей от тех, кто ушел вперед. Для меня это было хуже пытки, и спустя какую-то четверть часа я поняла, что так больше не могу. Вскочила на ноги, хотя до этого сидела почти неподвижно рядом с Фили, разве что пару раз проверила состояние гнома, но то было скорее от беспокойства, снедавшего меня, чем по необходимости. Кили только следил за мной, мечущейся по заснеженной тропке, протоптанной нами же, и молчал. Младший из братьев был обеспокоен ничуть не меньше меня, но обессилел настолько, что не мог даже испугаться в полной мере. К тому же его брат был рядом с ним в далеко не самом лучшем состоянии, и Кили сейчас скорее бы положил голову на плаху, чем покинул его даже ненадолго. Даже ради того, чтобы сражаться за Эред Луин. Запах, который доносил до нас ветер, был мне слишком хорошо знаком, и в первые мгновения меня с головой захлестнула паника. Второй раз я подходила к Чертогам Торина и чуяла, что воздух пахнет дымом, огнем и паленой плотью. Было в этом что-то невыразимо ужасное, словно судьба преследовала меня и не давала забыть о том, что произошло со мной в прошлом. Принимать как должное я это не могла, а потому пыталась бороться со своим страхом, затолкать его поглубже, перестать смотреть на свои трясущееся руки — даже напади на нас сейчас, я вряд ли смогла бы попасть в цель даже с десяти шагов. И все-таки не выдержала: там были Дис, Двалин и Торин. Оин, который плохо слышал и мог банально прозевать сигнал тревоги, Балин, слишком увлекающийся для того, чтобы вовремя заметить, что что-то пошло не так. К тому же если предположения Фили, о которых гном предупредил узбада, верны, то орки Тилгука вполне могли узнать хотя бы об одном из четырех тайных ходов, если не обо всех разом, и тогда врагам ничего не стоило бы проникнуть в Эред Луин и застать всех врасплох. Все это не давало мне покоя, и я думала, что еще немного — и просто сойду с ума, если не предприму хоть чего-нибудь. — Иди, — неожиданно сказал Кили, посмотрел на меня и измученно улыбнулся. — Иди, Дана, я же вижу, что ты не можешь сидеть на месте. Мне знакомо такое состояние — нужно что-то делать, куда-то идти… Лишь бы не сидеть и не ждать предрешенного. Ты хочешь повлиять на свою судьбу — так сделай это. Если что, я смогу защитить Фили и себя. А если Эред Луин пал и нам больше некуда возвращаться, то нас все равно уже ничего не спасет. — Не говори так! — разозлилась я. — Нельзя терять надежду даже тогда, когда смерть захлопывает пасть за твоей спиной! Поверь, Кили, я это слишком хорошо знаю! Если бы я тогда сдалась, то сейчас меня не было бы здесь. — Я благодарю Махала за то, что ты с нами, — тихо произнес лучник. — Ты стала хорошим воином. По крайней мере, сможешь за себя постоять, а им понадобится помощь такого лекаря, как ты. Иди. Наверное, именно этого я и ждала. Стыдно признаться, но сама я не могла решиться бросить братьев здесь одних, но моя помощь, как знахаря, действительно могла больше понадобиться в атакованном Эред Луине. Оин отличный лекарь, но у него не было с собой «звездной пыли», да и справиться со всеми ранеными в одиночку у него не получилось бы при всем желании. И теперь, после того, как Кили поддержал меня в таком решении, я не смогла больше задерживаться. Судорожно расстегнула ремень, удерживающий на спине чехол с арбалетом, скинула его с плеч и отдала Кили. — Дана, я все равно не умею из него стрелять, — покачал головой он. — Тебе он нужнее. — Ничего подобного, — отрезала я. — Если нападут — как миленький научишься, а опыта у тебя куда больше, чем у меня. С такой скорострельностью, как у этой игрушки, ты сможешь тут положить целую армию. Я, конечно, преувеличивала, но этот арбалет был действительно грозным оружием по многим параметрам. Так что, если братьям будет угрожать опасность, Кили сможет показать, что у гномов еще остались силы отправить на тот свет достаточное количество врагов. Тем более, как ни крути, а все-таки глазомер у Кили отличный — разберется. Мне казалось, что тогда, в тренировочном зале хитрый парень просто притворялся, чтобы смягчить мое осознание того, что я ничего не стоила против братьев, особенно если они нападали вдвоем. И на самом деле все у него отлично получалось как с луками, так и с арбалетами. Я показала ему, где держу болты, объяснила, как расположить так, чтобы было удобно и быстро выхватывать, — арбалет перезаряжался очень быстро, нужно было только иметь необходимую сноровку. Потом присела рядом с ним, достала несколько склянок и подаренные мне ножи. Составить смертельный яд при отсутствии ключевых составляющих я не могла, но сделать что-то вроде парализующей смеси мне было сейчас вполне по силам и заняло совсем немного времени. Кили все также молча наблюдал за тем, что я делаю, и пару раз одобрительно кивнул головой. Он, так же, как и я, понимал, что идти с двумя ножами против вооруженных палашами и ятаганами орков, приученных убивать, без сюрприза в рукаве было непростительной глупостью. — Дана, — позвал он, когда я уже уходила. Оглядываться я не хотела, но все же пришлось. — Ты хоть поняла, кто все это для тебя сделал? Он кивком указал на арбалет в своих руках и перевел взгляд на ножи, которые я сейчас держала в руках. Я недоуменно нахмурилась: к чему этот разговор, я не понимала, как и то, зачем вообще Кили задал этот вопрос. А потому просто помотала головой, признавая, что не очень хочу получить ответ, потому что с этим потом надо будет что-то делать. Проще говоря, я, стыдно признать, боялась. — Торин, — улыбнулся Кили. Я так и застыла, пытаясь осознать то, что мне сейчас сказал гном. Торин? Зачем? Что ему до того, чем я занимаюсь? Он же сильно разозлился, когда узнал, что я решила взять в руки оружие, а теперь сам создал для меня такие чудесные вещи! В благодарность… за что? За то, что я просто добросовестно выполняла свои обязанности? В голове вертелась целая уйма вопросов, которые на какое-то время разом лишили меня сил. Я не могла думать ни о чем, кроме того, что мне только что сказал Кили, но ноги уже несли меня по направлению к Эред Луину. Идти в бой с такой сумятицей в душе нельзя, потому что враг обязательно зацепится за рассеянность и растерянность противника, и тогда меня ничто уже не спасет. Я постаралась успокоить бешено колотящееся сердце и даже досадливо повела плечами: впереди были враги, а я переживала из-за каких-то пустяков. Разве они сейчас имели для меня значение? Впрочем, сразу становилось понятно, что имели, да еще какое. Мне стало, наконец, понятно, почему Торин так жестко гонял меня на тренировках. Двалин щадил, даже несмотря на то, что обучил многих воинов, но отчего-то ко мне относился несколько иначе — с куда большей мягкостью. А узбад следовал правилу, что любой, кто захотел стать воином, должен пройти определенный путь. И когда он понял, что я не отступлюсь, несмотря на все издевательства с его стороны, которые были чем-то вроде проверки на вшивость, он принял мое решение научиться защищать себя. И даже подсобил, создав такое оружие. Я твердо убеждала себя, что в этом нет ничего большего, чем отношение наставника к своему ученику, и в душе болезненно натянулась невидимая струна. Я помотала головой, остановилась и несколько раз глубоко вздохнула, ощущая, как проклятый вамаальт жжет кожу даже сквозь плотную ткань теплой рубахи. Сразу же вспомнились уроки Двалина на душевное равновесие: он говорил, что идти в бой можно только в том случае, если в душе царит мир и покой. Нужно уметь заставить все бушующие чувства замереть под непробиваемой коркой льда. Легко сказать, да сложно сделать. Но у меня даже немного получилось. И я решительно пошла к последнему повороту, за которым уже должно было быть видно Чертоги Торина. У меня просто отнялись ноги, и я едва не осела на землю, когда увидела впереди зарево, окрашивающее ночь в алые цвета. Чтобы пламя было так хорошо видно, пожар должен быть нешуточным, и это означало лишь одно: Эред Луин пылал, а я стояла не так уж и далеко и не могла справиться со страхом. Там гибли те, с кем я делила еду и кров, страдали от боли и им наверняка была нужна моя помощь, но я не могла сдвинуться с места, не могла заставить себя сделать хотя бы шаг в направлении ревущего зверя, лижущего языками пламени распахнутые настежь ворота Чертогов. Видела мелькающие темные фигуры, чуяла запах дыма, но стояла, парализованная ужасом, поднявшимся волной и теперь безраздельно владеющим моим телом. «Я надеюсь на тебя», — ударом бича вспыхнули слова Торина. В памяти отпечатались прикосновения узбада — нежные, осторожные, едва ощутимые. Он берег меня. Берег так, как я бы никогда не смогла себя хранить, все время приглядывал, даже тогда, когда я напрочь о нем забывала. Нет, в его душе не было ко мне ничего, кроме долга перед одной из женщин своего народа, в этом я была уверена, но относился он ко мне так же, как и к Дис, и ко всем остальным, несмотря на то, что я была чужой. Странной и непонятной, пришедшей из ниоткуда и не имеющий за спиной прошлого. Он приказал мне остаться с его племянниками, но моя помощь нужна была там, в Чертогах. И я сделала первый шаг навстречу своему страху. Только в этот раз огонь, что полыхал впереди, не был безобидным, как тогда в кузнях. Но я должна была справиться с этим зверем, который пожирал мою душу и мешал выполнять долг перед теми, кого я любила. С первым — и последним — врагом я встретилась, даже не доходя до внешних ворот, изгрызенных огнем до черноты. Обожженный, хрипящий орк несся прочь от пламенного чудовища, но стоило ему увидеть меня, как он в ярости бросился в мою сторону. Справиться с ним не составило труда, хотя выглядел он очень устрашающе. Однако по сравнению с тем, что ожидало меня впереди, это показалось мне столь незначительным и совершенно не заслуживающим внимания, что, кажется, даже сердце не стало биться сильнее. Я отклонилась, пропуская удар кривым ятаганом, и орка увлек за собой его же собственный меч, врезавшийся в утоптанный снег. Я чиркнула кинжалом по открытому локтю и двинулась дальше, даже не оглядываясь — яд начинал действовать мгновенно. Этой твари все равно оставалось жить совсем недолго, потому что с такими обширными ожогами, да еще и на холоде, он долго не протянет, а после встречи с моим ножом и парализующим ядом и вовсе не было шансов выжить. Но когда за спиной раздался хрип, я все-таки обернулась и увидела, что мой противник застыл в нелепой позе и был уже, несомненно, мертв. Значит, яд действовал не совсем так, как я рассчитывала — сама того не зная, я воспроизвела их же отраву, которая запирала воздух в легких, и раненый умирал от удушья. Жалости к этим тварям сейчас не было, поэтому я равнодушно пожала плечами и побежала к воротам. — Дана! — Оин обрадовался мне, как родной, и замахал рукой. Я, в ужасе зажмурившаяся, чтобы проскочить в ворота, деревянный частокол которых переливался черно-алым, а иногда по нему пробегали всполохи огня — дерево не прогорело полностью, а потому еще держалось и не рухнуло, — тут же бросилась к нему. Лекарь был измазан в саже, растрепанные волосы опалены, а из одежды только штаны, сапоги и легкая рубашка, в которой в такой мороз было совсем худо, но вряд ли Оин это замечал, потому что сейчас склонился над Бифуром, и я в ужасе упала на колени рядом с гномом. Такого мне еще не приходилось видеть. Судя по всему, ювелир безоружным встретился со своим врагом, и кто-то из нападающих его достал — в черепе застрял обломок орочьего метательного топора. Не слишком большого, чтобы развалить голову, но и достаточно острого, чтобы пробить крепкую кость. Но самое удивительное было в том, что Бифур был не только жив, но еще и в сознании. Если не считать того, что у него из головы торчала посторонняя железка, чувствовал он себя не так уж плохо — постоянно порывался встать, что-то бормотал и ругался на кхуздуле. Выглядел он так, что им можно было этих самых орков и пугать: лицо, залитое кровью, перекошено, из чего я сделала вывод, что, возможно, задеты лицевые нервы, волосы вздыблены и опалены. Рассматривая его рану, я едва не упустила тот момент, когда Оин прикоснулся к обломку топора. — Стой! — Я ударила его по руке раньше, чем тот попытался извлечь сломанное оружие. — Даже не прикасайся! Оин, его это убьет! Он жив только благодаря этому самому топору! — Но как же… — совсем растерялся лекарь, но вновь уложил товарища обратно прямо на землю, стоило тому только попытаться подняться. Я быстро огляделась. На площадке перед воротами, в пределах защитного частокола, собрались все, кому удалось выбраться из Эред Луина. По счастью, здесь я видела почти всех, пусть обожженных и испуганных. Некоторые из мужчин были легко ранены — наверное, пострадали от рук орков, пара гномов — в тяжелом состоянии, но Оин уже оказал им необходимую помощь. И не успела я обрадоваться, как отчетливо поняла: здесь был всего один ребенок. Я в ужасе повернулась в Оину. — Орки прошли через западный ход, — сказал мне знахарь. — Он единственный, который можно открыть снаружи, а не изнутри. Но там у нас установлены ловушки и пара хитростей, которые оповестили нас о том, что на Эред Луин напали. Так что встретили мы этих тварей во всеоружии. — Где дети? — прошептала я, глядя, как бледнеет при моих словах Оин. — Они на нижнем уровне, — тихо ответил он, отводя глаза. — Недалеко от кузниц — сегодня их начинали учить. Торин, Балин и Двалин сейчас там, пытаются их вытащить. — Что значит — пытаются? — вскочила я на ноги. — Дис! Гномка вывалилась из задымленного прохода в Чертоги, прижав к себе Геста. Мальчишка почти не двигался и тряпкой висел в руках гномки, но стоило ему оказаться на свежем воздухе, как он зашевелился и обнял мать, которая тут же подскочила к Дис. — Что там, Дис? — попыталась достучаться я до женщины, но у меня это получилось далеко не сразу. Пока сестра узбада глотала холодный воздух, я вывалила перед Оином все содержимое лекарской сумки, и он набросился на снадобья, как коршун. Когда Эред Луин заполыхал, подожженный орками, лекарь не успел даже дойти до лазарета, а потому все драгоценные лекарства сейчас давным-давно сгорели или по крайней мере пришли в полную негодность. И то, что было у меня с собой, представляло настоящее сокровище для израненных гномов. — Бифуру только успокоительное и кровоостанавливающее, — наказала я. — Пусть уймется и полежит спокойно, все равно сейчас от него толку не будет. — Я повернулась к Дис и силой заставила ее выпить отвар из фиала — его применяли в тех случаях, если пациент начинал задыхаться из-за того, что легкие переставали работать. — Дис, ответь мне, прошу тебя. Что там, внизу? — Завал, — хрипло отозвалась она, сползая по стене — гномка была совсем измучена. — Рухнули перекрытия, и нас отделило от детей. Мужчины пытаются его разобрать, но там все трещит по швам. Сорвало ворот, весь пол в трещинах, ступить страшно. Вот-вот все провалится. К тому же огонь совсем близко. Я не ожидала, что Дис потеряет сознание, но приняла, как должное, потому что она надышалась дымом. Я взглянула на серый проход, в котором не было видно ничего, торопливо нашарила среди склянок нашатырь, сорвала с пояса флягу и, смочив бинты, оставшиеся у меня в сумке, намотала на лицо. — Дана, ты куда?! — Оин рванулся удержать меня, но я увернулась от его цепких пальцев и ступила в колеблющуюся и клубящуюся мглу. Как я находила дорогу в задымленных переходах, я до сих пор не понимаю. Наверное, сказалось то, что Эред Луин стал моим домом, и я чувствовала его боль и страдание. А он помогал мне, подсказывал, куда стоит повернуть. Иногда мне казалось, что слышала чей-то голос, но это было лишь обманом напуганного разума. Наверное, даже и хорошо, что я в первое время разучилась дышать от страха — меньше дыма попало в легкие. Страх должен был парализовать меня — а я шла вперед; лишить возможности размышлять — но мысли были ясны; заставить повернуть назад — а я упорно продвигалась к своей цели. Потому что моим наставником был Двалин, который научил меня никогда не сдаваться; потому что меня привел сюда Торин, который раз за разом повторял, что страх — это лучший помощник; потому что те, кому я сейчас была нужна, были там, внизу, в задымленных переходах возле кузниц. Потому что они нуждались во мне. И страх отступил. Превратился в скулящего под лавкой щенка, что боится собственной тени и тут же убирается прочь, поджав хвост, стоит только прикрикнуть на него. Ужас перед огнем позволял мне ориентироваться по тому, с какой стороны сильнее ощущался жар, и я находила обходные пути, стараясь двигаться, пригнувшись как можно ниже. Дым резал глаза, и порой приходилось идти наощупь, но я справлялась, а про себя молилась только об одном — успеть. Мне нужно было успеть до того, как произойдет что-то непоправимое. Совсем недалеко от своего места назначения, в боковом ответвлении, ведущем от мужских купален и пересекающемся с главным коридором, я наткнулась на мертвеца. Нет, я и раньше их видела — орки были изрублены, и становилось понятно, что гномы в ярости крушили врагов, посмевших покуситься на их дом, но этот был другим. Я даже не сразу поняла, что меня смутило, и едва не прошла дальше, но что-то заставило меня наклониться, щуря слезящиеся глаза, приглядеться — и отшатнуться. Это был Крон. В орочьих доспехах, с их же оружием. Он вернулся в Чертоги, чтобы отомстить за унижение, добраться до тех, кто был дорог Торину. Вытащить его из Эред Луина, заставив поверить, что Фили и Кили угрожает опасность, — я уверена, если бы орки прикончили племянников узбада, он был бы счастлив, — и напасть на место, столь долгое время бывшее его домом. И которое он так ненавидел из-за того, что вынужден был изо дня в день видеть Торина, на которого взвалил ответственность за гибель его родных, не подумав о том, что узбад потерял не меньше, чем он сам. Но мы всегда обманываемся, боль толкает на страшные поступки, помутняет разум, и Крон выбрал сторону врага. Когда его изгнали, отправился к Тилгуку, который хотел прибрать к рукам Эред Луин и устроить здесь резню. Я не понимала, как Крону удалось договориться с орками, да еще и после этого не только остаться в живых, но еще и участвовать в нападении на Чертоги на равных с налетчиками — ведь Тилгук должен был предположить, что Торин вполне мог придумать хитроумный план для того, чтобы заманить врага в ловушку. Но этот гном вернулся и наткнулся здесь на своего врага — настоящего врага, рожденного его больным разумом, — один вид которого заставлял его впадать в ярость. Интересно, Торин хотя бы понял, кого он убил в задымленном коридоре? Успел ли Крон сказать ему о своей ненависти и о том, что именно благодаря ему Эред Луин сейчас был охвачен пламенем? Или он умер от первого же удара, развалившего его грудную клетку, даже несмотря на доспехи, потому что у узбада была цель не убить — спасти. Найти детей, попавших в ловушку, вытащить их, и ничто не могло его остановить на этом пути. Оставив позади себя мертвеца, ставшего причиной стольких несчастий, я продолжила свой путь, поддерживаемая страхом, который нынче не обессиливал меня, а наоборот, поддерживал. Дым немного рассеялся, стало чуть проще дышать — возможно, из-за вентиляционных отверстий, которые на нижних уровнях работали гораздо лучше и были сконструированы как вытяжки для того, чтобы в кузницах можно было нормально работать. Конечно, это подстегивало огонь, но здесь источников возгорания почти не было — западный тайный ход вел прямиком в жилые помещения, которые находились выше. И у меня появилась надежда, что мы еще сможем вытащить всех из этой гибельной ловушки. Двалина я заметила только тогда, когда почти уперлась ему в спину. Впереди виднелась целая груда камней, заваливших проход. Мой наставник и его брат пытались хоть немного разобрать эту преграду, но получалось у них это из рук вон плохо, к тому же они надсадно кашляли и постоянно сгибались — не хватало воздуха. Сбоку виднелось небольшое отверстие, сквозь которое я бы могла протиснуться с трудом, не говоря уж о широкоплечих Двалине и Балине. Как раз в тот момент, когда я добралась до них, оттуда с трудом выбрался мальчик, перепачканный и испуганный донельзя. Я торопливо содрала с лица повязку и отдала ему, прижимая гнома к себе. — Дана! — Меня рванули за плечо так, что я охнула от боли. Взгляд Двалина был таким свирепым, что на мгновение забыла о том, в какой ситуации мы находимся, и испугалась. — Что ты делаешь?! — Где Торин? — вместо ответа потребовала я и закашлялась. — За завалом, — с трудом ответил мне Балин, помогая выбраться из прорехи следующему ребенку. — Он был на той стороне, когда все обрушилось. Часть смогли разобрать… — Но ему не выбраться, — закончила за гнома я и полезла в отверстие. Не успела сделать и пары движений, как меня перехватил Двалин. — Куда?! — впервые в глазах наставника я увидела куда больше, чем обычное его равнодушие и спокойствие. — Пусти, — выдернула я руку. — Один он не выберется, а вдвоем сможем как-нибудь выкрутиться. И ужом ввинтилась в узкий лаз. Когда выбралась с той стороны, то думала, что больше никогда отсюда не уйду — так Торин, увидевший меня, был разъярен. Он не сказал ни слова, но достаточно было взглянуть на него, чтобы понять все, о чем он думал в тот момент. Вместе мы переправили на ту сторону всех детей, и я слышала, как Балин сообщил своему брату, что выведет их из Эред Луина. И только тогда огляделась. Находились мы возле главной кузницы, в узком коридоре, который был завален с обеих сторон. Как получилось так, что во время обвала никого не придавило, я не знала, но была тому безумно рада. Под ногами расползалась сетка трещин, с каждым мгновением становившаяся все больше и глубже. Не надо было быть горняком, чтобы сразу понять: скоро все здесь уйдет вниз. И мы вместе с каменным полом, если не поспешим отсюда убраться. Дыма, слава Махалу, было немного, что несколько облегчало ситуацию — по крайней мере, здесь можно было дышать. — Зачем ты сюда пришла? — рявкнул на меня Торин, схватил за руку и потащил к лазу. — Убирайся! — Только с тобой, — вывернулась я из крепкой хватки гнома. — Если ты думаешь, что я уйду, а тебя оставлю здесь, то ошибаешься! — Дана! — Он вцепился мне в плечи, развернул к себе и заставил посмотреть ему в глаза. — Ты погибнешь. — Ну и что? — Я выдержала его взгляд. — Мне не впервой. Он отпустил меня и беспомощно опустил руки, то ли не в силах подобрать слова, то ли просто не желая больше ничего говорить. А я молча стала разбирать завал, чтобы хоть немного расширить проход с нашей стороны и дать возможность туда протиснуться Торину. Я знала, что с другого конца лаза то же самое делал Двалин — было слышно, как откатываются камни, как гном громко ругается, и отчего-то я сумасшедше улыбнулась. Впрочем, я вскоре поняла почему: я почти перестала бояться огня. Страх таился где-то в самой глубине души, но больше он был не властен надо мной, и теперь я была свободна от пут ужаса. Всего-то и требовалось, что сунуть голову в пасть к зверю и увериться, что сильнее его, что смогла его победить и навсегда загнать в клетку. Однако судьба была иного мнения на этот счет. Сзади глухо зарокотало, и по полу прокатилась дрожь. Обернувшись, я с ужасом поняла, что пол коридора просел, оставляя нетронутым лишь небольшой кусок у самых моих ног — не больше четырех шагов в длину. И Торин оказался на том самом месте, где часть каменной плиты полностью провалилась вниз. Тело действовало куда быстрее разума — наука Двалина прочно была вбита в мышцы, и я рванулась, падая на пол и выбрасывая вперед руку, и вцепилась в кисть Торина, который не успел сделать даже шага прочь от гибели. Страшный рывок едва не сбросил меня в разверзшуюся пропасть. Я задохнулась от острой боли в плечах и разодранных об острые края разрушенных камней ладонях, но пальцев не разжала, а наоборот — рука закостенела в хватке, и теперь разогнуть ее могли только с помощью щипцов. Боги, он был таким тяжелым, особенно когда пытался подтянуться на руке и ухватиться за край: от этого меня рывками подтягивало все ближе к пропасти, и я чувствовала, что из глаз льются слезы. От страха, от боли… и от безысходности. Я была всего лишь девушкой, не блещущей особой силой, несмотря на все тренировки, и не могла удержать на весу взрослого кряжистого гнома даже в легком доспехе, не говоря уж о том, чтобы поднять его наверх. Как и не могла отпустить его, отчасти оттого, что видела, как разгорается отчаяние в синих глазах. Закусывала губы до крови, ревела уже в голос, но держала. И даже не сразу поняла, что происходит, когда щеки оцарапала жесткая чешуя доспехов, и сразу две пары рук вцепились в Торина и вытащили из темного провала ощеренной бездны. — Отпусти его, Дана, — тихо прошептали мне на ухо теплым голосом, полным сочувствия. — Все уже позади, отпусти. Я не могла совладать с собственным телом, и крупная дрожь заставляла меня выстукивать замысловатый ритм зубами. Как им удалось разжать мои пальцы, мертвой хваткой сомкнувшиеся на запястье Торина, я не помнила. Перед глазами все плыло, а плечи невыносимо ныли, словно в них вгрызся маленький дракончик и теперь неторопливо перемалывал кости. — У нее руки вывихнуты, — тихо ругнулся рядом Двалин, и я с трудом сфокусировала на нем взгляд. Наставник вынудил меня посмотреть прямо ему в глаза, а потом внезапно резко обхватил за плечи, резко дернул — и в глазах взорвался целый фейерверк искр от боли. Не закричала я только потому, что голос у меня был уже сорван — только застонала и вновь не смогла сдержать всхлипов. Уткнулась обнявшему меня Балину в грудь и разревелась. Оттого, что все закончилось. По-крайней мере, на этот момент. Просевший пол разрушил завал, что не позволял Торину выбраться из ловушки, и сейчас путь оказался свободен. Я рано радовалась тому, что страх ушел — после того, что произошло с узбадом, он вспыхнул с новой силой, но это был ужас просто перед обстоятельствами, а не перед чем-то конкретным. Этот сумасшедший рывок отнял у меня последние силы, что у меня оставались, и теперь ничто не могло бы заставить подняться с пола. Я, как завороженная, смотрела на бездонный провал в нескольких дюймах от меня, и тряслась, словно вокруг было не заполненное жаром помещение, а лютый холодный ветер. И когда меня мягко подняли, даже не сразу сообразила, что произошло, — Торин взял меня на руки и понес к выходу. Я уткнулась ему в грудь и так и продолжала глотать слезы, которые никак не могли остановиться. Наверное, именно в тот момент я выплескивала в слезах всю боль, что мне пришлось пережить за последние сутки: мертвенно-бледного Фили, умирающего у меня руках, духовно изломанного Кили, пытающегося собрать себя по осколкам, потерявшую сознание Дис, которая не жалела себя, пытаясь помочь попавшим в ловушку детям, Бифура, который никогда не станет прежним после такого ранения, Оина, отчаянно пытающегося спасти всех, кого мог. И Торина, который, находясь в шаге от гибели, добивался того, чтобы я отпустила его, не желая тащить за собой в пропасть и меня. Узбад, ценящий жизни тех, за кого был в ответе, куда дороже собственной и готовый на все, чтобы спасти как можно больше. Не заботящийся о том, что произойдет с ним самим, забывающий о себе, словно о чем-то несущественном. Я вцепилась в отвороты мехового жилета, когда мы уже вышли из Эред Луина, и холодный воздух обжигающей волной ворвался в легкие, и так и продолжала рыдать, спрятав лицо у него на груди. Он не говорил ни слова, я только почувствовала, как он, не отпуская меня, опустился на землю и терпеливо ждал, когда поток слез иссякнет. — Прости. — Я отстранилась, торопливо утерла лицо и неожиданно заметила, как он едва заметно улыбнулся. — Что? — Видела б ты себя сейчас, — почти весело сказал он, поднимаясь на ноги, а я так и осталась сидеть на холодном камне. — Несколько не до красоты было, — ехидно ответила я, вспоминая о деле и тут же подхватываясь вместе с ним, охнула от боли в ногах и плечевом поясе и ухватилась за протянутую руку. — Держись, а то свалишься, герой, — хмыкнул он. В ту ночь никто не погиб. Были раненые, с которыми я возилась до самого рассвета — обожженные, задетые орочьими мечами, пострадавшие при обвалах. Но живые, все до единого. Даже Бифур, на которого я не могла смотреть без ужаса, оклемался к утру, обругал всех так, что мне захотелось зажать уши, чтобы не слушать того безобразия, что он говорил, и так и порывался встать. В конце концов Оин, которому до жути надоело уговаривать его хоть немного полежать без движения, позволил тому принять вертикальное положение — и Бифур тут же свалился, теряя сознание. Ничего страшного в том не было, но лекарь вздохнул спокойнее — буйного пациента не пришлось успокаивать и можно было заняться другими, нуждающимися в его помощи и внимании. От меня толку было не очень много, потому что я никак не могла совладать с трясущимися руками. К своему стыду, оказалась на поверку не такой уж храброй, как показалась самой себе в самом начале, и до сих пор никак не могла успокоиться, то и дело думая о том, что могло бы случиться, опоздай я всего на пару мгновений. Поэтому я сидела рядом с Дис, которая не отходила от Фили и Кили, — за ними после того, как вытащили Торина, не медля отправились Балин и Двалин, — и делала все для того, чтобы немного приободрить гномку. — Перестань, — тихо сказал Фили, когда до рассвета оставалось меньше четверти часа. Дис ахнула и склонилась над старшим сыном, что пришел в себя. — Ты меня в слезах утопишь. Не плачь. Дис только улыбнулась сквозь слезы и погладила молодого гнома по встрепанным волосам, а Кили расплылся в улыбке, но в ней не было обреченности и измученности, только светлая радость от осознания того, что в конце концов все закончилось не так уж и плохо. Особенно после того, как оказалось, что именно он подстрелил Тилгука, когда тот улепетывал от гномов, потерпев поражение, несмотря на то, что у него на руках были все козыри. Ума ему хватило отступить не тем же путем, каким он со своим отрядом пришел, а по основной дороге — там и наткнулся на очень недовольного Кили. И арбалет понадобился, а все рассказы лучника о том, что стрелять из него не умеет, — полнейшее вранье. — Ты видел Крона? — спросила я у Двалина, стоя на нетронутом огнем участке стены и глядя на то, как медленно зарождается новый день. — Видел, — нехотя ответил наставник и неожиданно привлек меня к себе, укрывая плащом. — Торин даже не сразу понял, что в напавшем на него орке не так. Только потом, когда убил, догадался глянуть. — И что сказал? — отчего-то мне было это очень важно. — А что он может сказать? — пожал плечами Двалин и поглядел на меня. — Собаке собачья смерть. — За что животное-то обижаешь? — не удержалась я и ткнула его в бок. — Так не я то сказал, а узбад, — хмыкнул гном и щелкнул меня по носу. — У него с псами не самые хорошие отношения. Как мимо проходит — так собаки сразу вой поднимают. — Чуют, что характер у него паршивый, — со знанием дела сказала я и поглядела вниз, туда, где устало привалился к стене Торин, только сейчас присевший после бессонной ночи. Смутилась от промелькнувших мыслей и поспешно отвернулась. Двалин со вздохом положил мне тяжелую ладонь на макушку и погладил по волосам. Он все понимал. Я благодарно прижалась к наставнику, натянув свою сторону плаща так, чтобы он, пропахший гарью, закрывал нос, и, прищурившись, посмотрела на небо. День обещал быть очень долгим и сложным, но мы как-нибудь справимся.