***
После небольшой передышки бои вновь возобновились. Амфитеатр снова приглашал гостей на смертельные поединки во имя Золотого Дома. Это были или показательные сражения, или драки нескольких воинов в кругу, на которых зрители делали большие ставки. Скараби чаще участвовал в показательных выступлениях, чем в настоящих баталиях, но жестокие сражения никто не в праве был отменить. В одном из таких боев был серьезно ранен Брон. Несмотря на то, что мужчину выставляли на арену со стороны рабов, западник, увидев, что Скару угрожает опасность, все равно решил помочь другу. В итоге Брон получил серьезное ранение в предплечье. Мужчина принял удар предназначающийся арианцу на себя. Сразу после первой битвы раненого гладиатора оттащили в казармы для плененных воинов и оставили его там. Никто не собирался суетиться вокруг истекающего кровью раба. Никто кроме Скараби. Однако, несмотря на все его просьбы и попытки позвать лекаря, западнику оказали лечение лишь после того, как кончился последний бой в кругу. Правда, подобное врачевание больше напоминало издевательство: Брону просто перевязали рану, особо не заботясь о последствиях увечья. Для амфитеатра мужчина был всего лишь одним из сотни рабов, которые чуть ли не еженедельно сменялись. Смысла в проявлении внимания и заботы к таким как он не было. По крайней мере до того момента, пока за эти услуги хорошо не заплатят. Поэтому когда ближе к вечеру мужчина из-за большой потери крови и начала заражения попросту стал надолго терять сознание, стражники были уже готовы отдать его на корм хищникам. К счастью, арианцу все же удалось уговорить стражу подождать, пока боец сам не умрет своей смертью, или не придет в себя (в последнее даже Скару верилось с трудом). Больше Скараби ничем не мог помочь другу. У него не было возможности выйти в город за лекарствами, просить кого-то из вольников он тоже не мог, заранее догадываясь об отказе. Ближе к ночи в амфитеатр заявился Гриф. Обычно темноволосый вольник не оставался в Доме Смерти на ночь, предпочитая уходить из здания амфитеатра почти сразу после конца представлений. И такое внезапное возвращение бойца у многих вызвало удивление. Однако Скар догадывался, что именно привело Грифа обратно на арены этой ночью. Когда Темирон появился в помещении для рабов, светловолосый кшатрий сидел у решетки, которая располагалась ближе всего к постели Брона (Скар пытался хоть таким образом следить за состоянием своего друга, который все еще не пришел в сознание). Темноволосый гладиатор быстро прошагал к «клетке», попутно со злостью оглядев Скара, и подозвал к себе стражу. — Откройте, — скомандовал Гриф, как только к нему приблизился один из стражников. — Мы открываем клетки только с разрешения главного надсмотрщика, а его не поступало, — неохотно проговорил мужчина, лениво облокотившись на решетку. Вскинув темные брови, Темирон сипло усмехнулся, а затем резко схватил стражника за ворот накидки и потянул на себя, от чего мужчина даже вздрогнул. — Как тебе разрешение главного военачальника принца Эдмариона, а? Или маловато будет? — выкрикнул вольник, с силой дернув воина. В эту же секунду к ним подлетел второй стражник. — Что? Не верите? Тогда пишите письмо генералу! А пока вы это делаете, уж позвольте мне зайти внутрь, — с вызовом закончил Темирон, отпустив одного из стражи. Мужчины быстро переглянулись и после недолгих размышлений все же позволили Грифу зайти в казарму. В этот момент Скараби действительно понял, в чем были плюсы иметь за своими плечами опору в виде богатого и знатного хозяина. Однако эти плюсы не исключали и некоторые малоприятные минусы… Гриф провел в клетке не больше пятнадцати минут. Высокий парень осмотрел рану своего учителя, проверил пульс и совсем недолго посидел возле него, положив свою ладонь западнику на лоб, видимо пытаясь понять, не начался ли жар. А после покинул казарму. — Так… зовите лекаря. Того, кто ближе всего находится. Бойцу надо сменить повязки. А завтра я приведу своего врачевателя, — ровно изрек Гриф, протирая перепачканные в крови руки платком. — Приказ тоже от лица генерала. Если надо будет, я завтра принесу его печать в знак подтверждения моих слов (в Риме печати, подтверждающие имя приближенных ко двору, обычно находились на перстнях. Доверенные лица могли предоставлять эти перстни-печати в знак подтверждения, что они действительно действуют от лица своего господина). — Уже ночь! — возмутился было один из воинов, но вспыльчивый боец перебил его, сделав резкий шаг в его сторону. — Мне плевать! Ищите! Нужны деньги? Держите! — изрек кареглазый парень, отвязав от пояса небольшой бордовый мешочек и кинув его второму стражнику в руки. — Приведите как можно скорее! Если этот боец умрет из-за вашей медлительности, я клянусь, вы в скором времени окажетесь в одной клетке с рабами! В этот раз повторять воинам не пришлось, и те, быстро покивав, направились в сторону главных ворот. Скараби, который все это время наблюдал за развернувшейся на его глазах картиной, был приятно удивлен тем фактом, что Гриф, несмотря на прошлые обиды, все равно пришел на помощь своему старому другу. Скар поднялся на ноги и уже хотел подойти к Темирону, чтобы поблагодарить его, однако вольник опередил кшатрия, сам двинувшись на него. — Ты! — буквально выплюнул Гриф, от чего арианец даже чуть попятился назад. — Это из-за тебя он в таком состоянии! Если он умрет, я, не дожидаясь боя, прикончу тебя, кусок грязи! — молодой мужчина очень быстро терял контроль, позволяя эмоциям поглощать себя с головой. И, видят боги, если бы при нем сегодня было оружие, он бы исполнил свое обещание, не дожидаясь смерти друга. — Мы на одной стороне, Темирон! Я также как и ты не желаю ему смерти, — твердо отозвался Скар, сжимая кулаки. Гриф с силой выдохнул воздух из легких и закусил нижнюю губу, но все же сдержал клокочущий изнутри порыв. Сейчас было не то время, чтобы начинать драку, не то место. Тем более гладиатор знал, кто именно являлся хозяином кшатрия. Все это не позволяло ему без причины расправиться с «виновником трагедии». — Моли богов, чтобы Брон остался жив! Иначе следом за ним на тот свет отправишься и ты! — гневно отозвался Темирон, а затем быстрым шагом направился к выходу, решив там подождать стражу с лекарем. Скараби так и остался стоять у клетки, действительно молясь богам за жизнь друга. После визита лекаря, было решено перенести западника в соседнее крыло. Гриф, кажется, положил все свои силы на то, чтобы Брон пошел на поправку. Молодой воин пригласил столичного врачевателя и сам долго просиживал около раненого. Сначала он просто сидел молча, и даже когда западник пришел в себя, отвечал на все его вопросы и слова кивком головы. Но со временем монолог Брона превратился в диалог. Кари было чертовски стыдно перед учителем и это чувствовалось. Но Брон упорно делал вид, что всех событий, что случились после освобождения Грифа и до ранения западника, просто не было. На это время даже между Скаром и вспыльчивым вольником наступило перемирие. И все вроде бы налаживалось, Брон шел на поправку, даже свободные гладиаторы стали терпимее относиться к арианцу. Однако Скараби все еще находился в «Доме Смерти», поэтому спокойная жизнь просто не могла быть долгой… Главный амфитеатр был одним из самых прибыльных мест в Золотой столице. И потому сражения здесь проходили с завидной периодичностью. Управляющие ареной не скупились как на новых экзотических зверей и оружие, так и на идеи для новых представлений. В этот раз выступление готовили особенно усердно и тщательно: Король Эвой, наконец, смог встать на ноги после тяжелой болезни, и первым его желанием после улучшения самочувствия было посетить показательный бой на арене. Это было огромной честью для амфитеатра и всех его участников. Было решено не только продемонстрировать Золотому Королю лучших бойцов и их умения, но и устроить поединок между наисильнейшими гладиаторами. Для этого боя подготовили лишь вольных гладиаторов, выделив им самые яркие и крепкие доспехи и самое лучшее оружие. Одним из таких бойцов оказался Скараби. Арианца одели в легкие восточные доспехи, разукрасив их пятнами, чтобы воина Ягуара можно было без проблем отличить от других бойцов, и выдали два одноручных меча. Это выступление готовили исключительно для Короля и его приближенных. Поэтому в этот день трибуны были пусты, однако центральная и боковые ложи были переполнены знатными господами. Эдмарион к этому моменту был пресыщен боями амфитеатра, но не мог не сопроводить отца. Взяв с собой хорошего друга (Ясона), принц обеспечил себя занимательным собеседником на время боя, будучи уверенный в том, что смотреть на очередное сражение ему будет неинтересно. Само показательное сражение было недолгим: гладиаторы не стремились убить друг друга и просто демонстрировали свои навыки ведения боя. Скар и остальные вольники ничего не знали про предстоящий поединок, поэтому, когда воинов попросили выстроиться в ряд, чтобы те смогли перевести дух перед настоящим сражением, бойцы были порядком удивлены. — Великий Золотой Король! — начал хозяин амфитеатра, тучный невысокий мужчина, одетый в широкий алый костюм. — Мы решили подготовить для Вас не только красочную демонстрацию, но и бой двух наших лучших гладиаторов! Если Вам будет угодно, то Вы можете сами выбрать этих бойцов. Если нет — то их выберет судьба! Каждый будет тянуть жребий, — пояснил хозяин арены и указал на круглый кувшин с большим горлышком, — те гладиаторы, которым выпадут черные камни, будут сражаться насмерть за право именоваться лучшим; остальные, вытянувшие белые, выйдут из круга… Эвой внимательно слушал полного мужчину, рассматривая выстроившихся напротив балкона воинов. В одном из гладиаторов старый Король смог узнать и варвара, что не так давно явился во дворец с желанием убить принца. Эвой знал, что преступника отправили в здание амфитеатра, но он никак не ожидал увидеть дикого арианца среди вольников. Король обернулся на своего сына, который был несколько удивлен предстоящим сражением и выглядывал в строю Скараби. Вернув внимание на арену, Король поднял свою ладонь: — Пусть тянут жребий! Доверимся богине Ла́хесис, — усмехнулся Эвой, — я не сомневаюсь в ее выборе. Глава амфитеатра кивнул и подозвал к себе стражника, что держал кувшин в руках. — Ты знаешь, кому подложить камни… Бой должен быть поистине грандиозным. Бойцы должны просто ненавидеть друг друга. Ты понимаешь, о ком я? — тихо проговорил тучный мужчина, наклонившись к своему помощнику. Высокий мужчина широко оскалился и кивнул: — Бой будет очень жарким! Когда черные камни оказались в ладони всеми любимого Грифа, приближенная знать поддержала волю богини одобрительным гамом. Ни у кого не вызвало сомнений ее решение, все лишь обрадовались яркому бою, который вскоре начнется. Однако следующий черный камень оказался в руке нового воина, который тоже полюбился публике за столь короткое время. Этим воином оказался Скараби. Эдмарион удивленно вскинул брови и рефлекторно переглянулся с Ясоном. Они оба были уверены в силе своих бойцов, однако в этот момент уверенность Эдмариона отчего-то надломилась, и он тяжело сглотнул, предчувствуя, что это представление принесет ему мало веселья. — Сын, этот Ягуар… — начал Эвой, пока шла подготовка к бою, — ты решил устроить ему казнь таким способом? О казни Эдмарион вовсе не думал. Снова посмотрев на арену, где яркими пятнами на доспехах выделялись два главных бойца этого дня, принц задумчиво сжал губы. — Возможно, — с безразличием ответил он, хотя надломленная уверенность в способностях Скараби теперь тянула скверной. Ему казалось или хотелось думать, что раз его учителя больше нет рядом, то убивший его обязан быть лучше. Скараби был вынужден быть отличным воином, виртуозным убийцей, кем угодно — главное, быть неубиваемым. Бой начался слишком быстро. Уже буквально через пару минут после провозглашения «вердикта» воины кинулись друг на друга. Гриф, как и всегда, начал с быстрых и рубящих ударов. Первое время у Скараби получалось лишь защищаться. Это была уже привычная схема: атакующей и оборонительной позиции. Но в этот раз все было по-другому: оба гладиатора понимали, что это сражение для одного из них будет последним. Из-за этого Скараби никак не мог сосредоточиться. Кшатрий осознавал, что для того, чтобы выжить, ему попросту придется убить парня. Будь это любой другой боец, возможно, Скараби хотя бы попытался абстрагироваться и просто сделать то, что должен. Но Гриф был другом Брона, он спас западнику жизнь, и все это не давало арианцу возможности нанести точный удар. Скар попытался поймать настроение противника, его ярость и гнев, но в глазах Темирона не было ненависти. Молодой гладиатор был напуган и каждый раз, когда ему удавалось оказаться на приличном расстоянии от Скара, он зачем-то вглядывался в центральную ложу. Все зрители были обращены к арене, но больше всех в движения вглядывался, кажется, только принц. Сердце неприятно стало увеличивать частоту ударов, особенно в те моменты, когда Скараби лишь уклонялся от опасных ударов. «Почему ты не бьешь в ответ?!» — вопрошал про себя брюнет, в силу своих представлений не имеющий возможности даже представить, что на том поле боя есть место каким-то сомнениям. Этот варвар за свою жизнь убил многих, так что мешает ему вновь пролить кровь? Эдмарион снова глянул на Ясона. Мужчина сидел неподвижно, словно статуя, лишь изредка сжимая кулаки, когда острие меча Скараби проходило в опасной близости от лица его гладиатора. Генерала мало беспокоила судьба первого выкупленного принцем воина. Хоть русоволосый военачальник и осознавал, что недовольство принца имеет слишком большой вес, он искренне молил богов за своего гладиатора. Ясон знал, Темирон был прекрасным бойцом, но что-то мешало ему одержать победу, иначе почему кареглазый парень каждый раз пытался поймать его взгляд, будто просил помощи? Однако Гриф явно не собирался умирать сегодня: желание выжить в скором времени перебороло совесть и все ненужные сомнения, и парень начал напрямую атаковать Ягуара. На какое-то время генерал даже смог успокоиться: один из выпадов Грифа попал в цель, ранив предплечье кшатрия. Но настроение богини Лахесис было капризным: насмотревшись за игрой в кошки-мышки, богиня решила подсобить загнанному Ягуару. Иначе перемену на арене объяснить было невозможно. Скар все еще лишь уворачивался от ударов, однако это не могло продолжаться вечно. Арианец смог уйти от очередного колющего удара, и острие меча прошлось по ребрам темноволосого гладиатора как раз в том месте, где тело не было прикрыто броней. Из раны тут же полилась кровь, но Темирон продолжал наступать. На мгновение Скараби показалось, что он все же сможет убить своего оппонента: сделав резкий разворот, кшатрий нанес удар со второго бока, задев при этом и руку бойца, которой тот держал оружие. Меч упал, и в эту минуту даже сидящий до этого момента неподвижно золотой генерал приподнялся с волнением с места. Кшатрий сбил Темирона с ног и встал перед ним. Все приготовились к логичному завершению сражения, но тут Скараби откинул меч в сторону, этим жестом показывая, что отказывается быть сегодня убийцей. Публика недовольно загудела, слышались отчетливые приказы добить противника. Эдмарион напряженно сжал подлокотники сидения и тоже подался чуть вперед, чем привлек внимание отца. — Ему разве не объяснили правил этого боя? — вскинул брови Эвой. Эдмарион посмотрел на Короля и неоднозначно кивнул. — Я не собираюсь убивать ради веселья прогнившей знати! Я — не убийца! — громко прокричал Скараби с арены. Эдмарион рефлекторно прижал ладонь к глазам, а затем спустил ее к разомкнутым губам: сказать такое в присутствии Короля и его семьи было верхом глупости. К тому же многие знали, что Скараби все же убийца, ведь он лично принес принцу голову Ранзэса. Вся эта неловкая ситуация, сопровождаемая недовольством зрителей, могла длиться вечность, но Эвой молча поднялся со своего места. Все поднялись следом за ним. — Отец, я… — сказать, что Эдмарион был недоволен своим гладиатором — ничего не сказать. Принц готов был свернуть ему шею прямо сейчас лишь за то, что отец не получил должного эффекта от этого боя. — Не нужно, — прервал его Эвой, взмахнув рукой, — пускай побежденного казнят по правилам, бой был отличным, — благосклонно проговорил мужчина и развел руки в стороны, дав этим знак, что возвращается в замок. Эдмарион лишь кивнул и поклонился уходящему отцу и его стражникам, лишь затем посмотрел на Ясона, который так и замер у самого края балкона. Мужчина стоял ровно, кажется, забыв, как дышать. И если со стороны могло показаться, что генерал все еще находился под впечатлением от боя и дерзкой речи арианца, его настоящие эмоции выдавали глаза, в которых можно было разглядеть настоящую панику. Тем временем многие были растеряны столь быстрым уходом Короля; организаторы были напуганы, боясь недовольства Его Величества, и сейчас поглядывали на принца. — Господин, — поклонился один из надсмотрщиков, который успел добежать до центрального балкона, — Король не уточнил, какую из казней применить к поверженному гладиатору. От этих слов Ясон все же пришел в чувство и резко обернулся. Поймав взгляд принца, мужчина поджал губы и вопреки всем своим убеждениям коротко мотнул головой. — Не сейчас, позже, — все же взмахнул рукой Эдмарион, — оставьте нас. Королевская трибуна быстро опустела, что вызвало еще больший интерес со стороны. Все ожидали вердикта принца и желали поверженному бойцу самой красочной смерти, такой же, какую он дарил всем в боях. Сердце генерала с болью сжалось, а к лицу вмиг прилила кровь. Ещё раз взглянув на своего бойца, которого поставили на колени и возле которого уже встали два стражника-палача, в ожидании приказа принца, Ясон вновь перевел взор серо-зеленых глаз на Эдмариона. — Господин, — севшим, будто не своим голосом позвал Ясон. Откашлявшись, генерал встал ровнее, заметно дрожащие руки пришлось завести за спину, чтобы скрыть этот факт. — Господин Эдмарион… Я… Я имею дерзость просить Вас об… — молодой военачальник на секунду замялся, а затем опустился на одно колено перед принцем, — я прошу Вас об отмене казни… Я знаю, что за все то время, что я служил Вам, я ни разу не просил Вас ни о чем и никогда не перечил Вашей воле и воле Короля. Но сегодня… Я Вас прошу за… за этого воина. Все это время Ясон говорил, не смея поднять глаз на золотого принца, однако, в конце все же заглянул в его холодные глаза: — Ваше Величество, я готов на любые Ваши условия, на все… Принц был несколько растерян подобным поведением друга: Ясон еще ни разу не выглядел так взволнованно. Обычно сухой и жестокий военачальник вдруг проявил непозволительную мягкость, тесно граничащую со слабостью. Но к кому? К грязному гладиатору? — Поднимись, — вместо ответа изрек принц и коротко облизнул губы, — ты знаешь правила. Этот бой был для Короля, и его желанием было следовать правилам. Генерал так и не поднялся с колен, вместо этого мужчина склонил голову: он прекрасно понимал, как сейчас выглядел в глазах принца, и это было ужасно, но другого выхода он просто не видел. — Поэтому я прошу у Вас… Ведь только Вы можете переубедить Короля… — сжато проговорил генерал, смотря в пол. — Поднимись, я сказал! — чуть повысил голос Эдмарион. Ясону пришлось выполнить приказ, но он упорно разглядывал пол трибуны. — Ты же понимаешь, что просить у отца за гладиатора будет самым абсурдным поступком с моей стороны. Неужели он так дорог тебе? — Я понимаю, но молю Вас… — тихо изрек Ясон, прикрыв глаза. — И если Вы посчитаете мой жест недостойным Вашего главного военачальника, то я покорно соглашусь с Вами… и приму разжалование достойно. Только прошу, не казните его. Эдмарион молчал. И эта тишина в ответ была пронизана самым жестоким холодом и безразличием. Каким бы близким другом ни был Ясон, он понимал, что не имел права оспаривать решение Короля. Однако он всю свою жизнь отдал служению Золотому Дому и впервые на своей памяти просил чего-то для себя, для своей души. Ведь этот горе-гладиатор, ожидающий смерти на арене, не приносил ему славы и богатств. Принц продолжал истязать генерала молчанием; он подошел к краю арены и поднял руки, привлекая к себе внимание. — Богиня Лахесис благоволит сегодня обоим воинам, — начал Эдмарион, — она определяет судьбу, и судьба Грифа сегодня была в ее руках! Однако в этот чудный день мне не хочется крови, и я от лица Короля дарую этому гладиатору свое помилование! Недовольных не осталось: все были обязаны восхититься добродушием принца. Присев на свое место обратно, пока на арене разворачивалась сцена недоумения и концовка представления, Эдмарион указал Ясону на место рядом с собой. — Это был первый и последний раз, когда я спасаю твоего любовника, Ясон, — холодный звон посыпался на генерала прибивающей к земле волной. — Если он так дорог тебе, советую выкупить его и сделать свободным. Больше я спасать его не стану. — Благодарю Вас за Ваше великодушие, — сев рядом с принцем, тихо проговорил военачальник, так и не посмев поднять головы. Мужчина даже не смотрел в сторону Темирона, чувствуя какую-то непонятную вину перед своим Господином. — Я бы его давно выкупил, если бы на то была моя воля, — вновь подал голос генерал. — Но все гладиаторы принадлежат амфитеатру, Золотому Дому и… Вам… а также Королю. Я мог лишь сделать его вольным. И я это сделал. Для полной свободы мне нужно было Ваше согласие или согласие Вашего отца. И я… я не смел просить Вас об этом, — пояснил Ясон. — Иногда ты слишком честен, — усмехнулся принц. Он никогда не вдавался в подробности полного выкупа гладиаторов, так как такими маловажными делами занимались секретари, которые наверняка брали взятки и разрешали выкупать бойцов из амфитеатра. — После боя займись этим, чтобы духу его больше в амфитеатре не было. Но учти, если вдруг что-то случится, каждый виновный найдет свое наказание. Кажется, военачальник сначала даже не поверил своим ушам. Ясон от удивления поднял голову и посмотрел на Эдмариона полным изумления взором, а затем непроизвольно обратил свое внимание на арену: гладиаторам позволили покинуть круг, и те направлялись к главной арке. Гриф все еще продолжал вглядываться в центральный балкон, видимо осознав причину своего помилования. — Я… Я благодарю Вас, Господин Эдмарион! Но я даже не знаю, как отплатить Вам за такую щедрость, — наконец подал взволнованный голос русоволосый мужчина. — Перестань краснеть, как баба, — подсказал Эдмарион, — смотреть тошно. Кажется, у военачальника пропал дар речи. Озадаченно вскинув брови на подобное высказывание, Ясон поспешил отвернуться от принца, чтобы совсем не сгореть со стыда. Решив, что сейчас он выглядел совсем ничтожно, да еще и с «девичьим румянцем» на щеках, Ясон вообще попытался сделать вид, что его больше не существует.***
Ясон медлить не стал, и уже к вечеру Темирона не было в амфитеатре. Это не было впервые, но эта ночь все же имела значение: на утро Темирон не был обязан вернуться в эти стены. Теперь Гриф именовался лишь своим настоящим именем — Кари. Слух прошел молниеносно: каждый узнал о полном выкупе безумного бойца. Многие очень завидовали тому, что Грифу удалось пробить себе путь из рабов к истинной свободе. Конечно, судьба темноволосого воина была в руках знатного господина, но декорации его жизни вряд ли будут такими же, какие ставили в амфитеатре. Молодой воин до последнего не мог поверить, что оказался свободным: он больше не должен возвращаться на арену, не обязан участвовать в жестоких сражениях, после подолгу отмываясь от своей и чужой крови. Кари даже боялся представить, чем именно пожертвовал его покровитель, чтобы он смог и дальше ровно дышать: ведь было «обжаловано» решение самого Короля, а позже гладиатору дали свободу… Конечно, парень был ужасно рад такому раскладу! Ещё бы, в один день дважды избежать смерти, а после вернуть то, что было отнято больше трех лет назад — свободу. Но каждый раз, возвращаясь к мысли о том, на что именно решился пойти Ясон ради светлого будущего своего бойца, Кари становилось не по себе. Он помнил, как они не раз обсуждали, чего стоит свобода плененного воина и почему именно генерал не мог пойти на это, хоть и желал всем сердцем, чтобы Кари мог больше не возвращаться на кровавую арену. Однако сегодня русоволосый военачальник пошел на все, отбросив в сторону свои убеждения и принципы. И это еще раз доказывало слова Ясона, что несмотря на то, что генерал фактически был обладателем жизни темноволосого бойца, тот, кого некогда именовали Грифом, имел власть над жизнью генерала в равной мере. Он не до конца понимал, чем именно так понравился Ясону, и в свое освобождение все еще не верил. Это была приятная эйфория, хороший сон, который не должен заканчиваться. Таких историй в Доме Смерти было полно, но никто из гладиаторов не видел, чтобы эта сказка происходила с кем-либо. И вот он, Кари, самый обычный раб, вдруг оказался на свободе под покровительством очень влиятельного мужчины. Мужчины, с которым при знакомстве не желал сближаться. Но все то, что Ясон делал для него, вынуждало ответить взаимностью. У Кари просто не было выбора, он был должен своему господину. И единственное, чем он мог отплатить ему — теплая постель. И принося себя в жертву, молодой воин каждый раз думал, что скоро внимание господина привлечет кто-то другой, но дни шли, а Ясон не изменял своему выбору. Спустя время сам Кари стал что-то испытывать к своему покровителю, разделяя с ним не только постель, но и свою жизнь в целом. Они были совершенно разные по внешности, по привычкам, по статусу, но Ясон впускал его под крышу своего дома каждую ночь, почти каждую он сам был рядом. Это поместье стало для него домом; тем местом, куда ему отчаянно хотелось вернуться каждый день. Теперь это было то место, откуда ему бы не хотелось уходить. О чем еще мог мечтать раб Дома Смерти? Кари не смел даже в глаза смотреть генералу, а тот сейчас сидел перед ним на корточках и смазывал его раны пахучей мазью. В этот момент освобожденный гладиатор вдруг почувствовал странную неловкость. Да, теперь он снова был свободным, а не плененным варваром с диких земель, но разница в их положениях была слишком велика, хоть Кари минутами умудрялся об этом забывать. Сейчас он помнил об этой разнице и с замиранием сердца наблюдал за генералом в полном молчании, пока тот старательно пытался зафиксировать кусок ткани на правом боку. Русоволосый военачальник ни слова не сказал о том, что случилось в амфитеатре, а Кари все же не решался спросить, какую цену придется заплатить Ясону за милость принца и Короля. Все, что он видел, это непривычно подавленное настроение своего господина, хотя Ясон старался делать вид, что ничего необычного этим днем не произошло. Кареглазый парень в очередной раз поморщился от неприятных ощущений, когда Ясон чуть туже закрепил повязку на ребрах, а затем перехватил его руку. — Я дальше сам могу, спасибо, — проговорил брюнет, выдавив из себя улыбку. Мужчина поднял взгляд на Кари и сдержанно кивнул, поднявшись с корточек. Впервые за долгое время ему было спокойно от того, что завтра Темирону не придется ехать в чертов амфитеатр. Как теперь разговаривать с Эдмарионом он не знал, но конечным результатом был все же доволен. Оставалось лишь не зацикливаться на том, что Его Величество Эдмарион в курсе его близких отношений с Грифом. Почему-то в этот момент Ясону захотелось провалиться сквозь землю, но он лишь тяжело выдохнул, посмотрев в глаза темноволосого парня. — Я рад, что твой кошмар закончился. Надеюсь, это тебя успокоит, — улыбнулся Ясон, рассматривая того в свете многочисленных свечей. — Мы оба знаем, что я никогда не смогу должным образом отблагодарить тебя… И все же я постараюсь, — изрек парень, поднявшись с края постели. Кари внимательно посмотрел на своего спасителя, а затем тяжело вздохнул: эту общую скованность надо было преодолеть, причем срочно. — А что насчет твоего кошмара? — все же выдавил из себя вопрос Гриф, вскинув темные брови. — О чем ты? — удивленно вскинул брови военачальник, а потом в шутку ударил ладонью по голове воина. — Не забывай, с кем ты говоришь хотя бы в те моменты, когда нас больше, чем двое. Даже если это слуги. Ты свободен, но правил никто не отменял. — Да-да… — поразительно, как быстро Кари мог забыться в присутствии Ясона. — Но, мой Господин, первый военачальник принца Эдмариона, генерал армии Золотого Дома, мы же, кажется, сейчас одни? — деловито произнес Кари и усмехнулся, — или я ошибаюсь? Ясон лишь усмехнулся такому длинному обращению и иронии парня. Вряд ли бы он стерпел подобное от другого, но с Кари просто было легче, к тому же они действительно были одни. — Тебе когда-нибудь отрежут язык, — улыбнулся мужчина и подошел к воину ближе, — но пока я найду ему другое применение. — Не сомневаюсь, — коротко кивнул Гриф и, сделав шаг назад от генерала, вновь сел на край постели. Ясон в этот момент по инерции подался вперед за безобидным поцелуем, но вовремя остановился и с усмешкой скрестил на груди руки. Еще раз оглядев своего господина, Кари прикусил нижнюю губу, а затем широко ощерился. — Раздевайтесь, золотой генерал. — Думаю, для подобного ты не в лучшей форме, — выгнул бровь мужчина и глянул на перевязку воина. — Думаю, я и сам могу рассчитать свои возможности, иль мой господин так не считает? — прищурившись, иронично поинтересовался воин. — Вот как? — Ясон подошел ближе и наклонился над парнем, придирчиво осмотрев его тело. — В таком случае помоги мне переодеться ко сну. — Ко сну? — поморщившись, протянул брюнет. — Знаешь, я иногда задаюсь вопросом… Как такой человек без фантазии как ты, мог додуматься выкупить себе гладиатора в амфитеатре? Нет, я, конечно, благодарен судьбе за это… Но до сих пор удивляюсь, — Гриф обвил шею Ясона руками и потянул на себя. — Вот что бы ты сейчас делал без меня? Наверное, сапоги бы начищал. Ах, нет! Простите! Сейчас же уже поздно! Пора спать! — наигранно важно отозвался Кари, а в конце тирады легонько укусил генерала за подбородок. Ясон лишь налег на парня и с силой вжал руку в кадык Кари, заставив его замолчать. — Моей фантазии хватит, чтобы поставить тебя на место, — тяжело выдохнул он, но затем улыбнулся и совсем склонился над Темироном. Горячо выдохнув на губы парня, Ясон с силой подхватил его под поясницей и отбросил ближе к изголовью постели, забравшись на нее следом. Кари рвано выдохнул и еле заметно поморщился (все же ребра действительно болели), но затем тихо усмехнулся, когда генерал навис над ним. — Сегодня мы можем не спешить, — тихо выдохнул он и не дал тому ничего ответить, властно поцеловав в губы. Парень улыбнулся, ответив на поцелуй, и с силой прижался к военачальнику. Пусть эти объятия принесли боль ребрам, но зато Кари за весь сегодняшний безумный день, наконец, смог почувствовать себя защищенным. В его душе теплилась уверенность в том, что Ясон еще долго не оставит его. Ведь он был в ответе за того, кого приручил. И пусть этот дикий зверь показывал зубы по сей день, Ясону было с ним легко. Нет, ему было с ним чертовски сложно, но именно это скрашивало его будни. Будни богатого и любимого при дворе человека, судьба которого зависела от милости Короля.***
Публика была огорчена потерей столь яркого гладиатора, но на этом слава Скараби взлетела еще выше. Слухи о том, что он победил Грифа в закрытом бою для Короля, разлетелся очень быстро, практически все ставки были сделаны на него. Любимчик публики быстро превратился в изгоя среди своих. Рядом с ним оставался лишь Брон и те немногие рабы, которые все еще боролись за свою жизнь в клетке Дома Смерти. Был очередной бой, Скараби уже сбился со счета. В каждом бою он терял силы на то, чтобы бороться, терял товарищей, терял частичку себя. Изнеможенный постоянными сражениями и смертями, гладиатор направился в казарму, чтобы быстрее стянуть с себя обагренные доспехи. Эдмарион, облачившись в широкую мантию с большим капюшоном, тоже зашел в казарму, осматривая потертые и мятые доспехи, тупые мечи и старые дубинки. Для таких боев никто не готовил хорошего оружия, но гладиаторы не жаловались. Хуже было оказаться без оружия вообще. Дождавшись, когда все лишние люди покинут помещение, Эдмарион подошел к побитому кшатрию. Ему досталось больше всех, но он вновь одержал победу. Скараби полюбился многим, и на него часто ставили большие деньги. — Чем я заслужил такую честь? — не без иронии поинтересовался светловолосый, завидев под широким капюшоном лик принца. Какая бы одежда ни пыталась скрыть его, Скараби знал своего врага в лицо. — Я пришел с предложением, — не стал тянуть кота за хвост брюнет. — Вы не выполнили нашу первую сделку, я не намерен подписываться на вторую. — Ты тоже не выполнил условия, — заметил Эдмарион. — Ты не признал меня своим Хозяином. — Я не раб, — сразу отозвался Скараби. — Выражусь иначе: ты не признал меня своим Правителем. Хоть ты и преклонил колени, но ты нагло смотришь мне в глаза, хотя положение тебе не позволяет. Прими службу в моей охране, признай меня Королем и поставь мою жизнь впереди своей. Скар лишь расхохотался на слова принца, хотя ребра у него очень болели. Но разве принц не сошел с ума? Пустить в личную охрану того, кто мечтает его зарезать? — Со временем я дам тебе реванш, и у нас будет честный бой, ты выберешь себе оружие сам, — Эдмарион говорил серьезно, хотя про себя осознавал весь риск, который сопровождал этот договор. — Я же исполню обещание, и ты увидишь свою сестру, — брюнет чуть кивнул головой и прикрыл глаза, утаив от островитянина тот факт, что его сестра уже месяц находится во дворце, — когда мы вновь сразимся, на кон будет поставлена моя жизнь, — продолжил принц, — одолеешь меня, тебя отпустят с семьей, но если нет, ты станешь мне верным слугой и до конца своих дней будешь выполнять мои поручения и сохранять мою безопасность, или же я снесу твою голову с плеч, но прежде, я выполню обещание, и изничтожу твоих родных. Ну, и как тебе такое предложение? Светловолосый воин чуть склонил голову к плечу и с недоверчивым прищуром посмотрел в голубые глаза принца. Он был поражен такому предложению и совершенно не понимал мотивов наследника. Можно, конечно, предположить, что темноволосым ублюдком двигала гордыня, иначе почему Эдмариону был важен сам факт признания того, кто по сути являлся его рабом? Это было слишком мелочным, чтобы оказаться правдой, но на вопрос «зачем я ему живой?» кшатрий не знал ответа и пытался разгадать эту загадку еще с первой встречи. «Что вообще в твоей голове?» — думал Скараби, наблюдая за золотым принцем, который не желал покидать казарму без четкого ответа. — Слишком уж щедрое предложение, не находите? — все-таки отозвался арианец, с нескрываемым недоверием смотря в глаза будущему Королю. — Зачем я Вам нужен? Если это какой-то изощренный план мести, то Вы слишком все усложняете. Если нет, то я совсем не могу понять Ваши мотивы. Вы предлагаете мне шанс убить Вас, но мы оба знаем, что Ваша стража не позволит мне этого сделать. — Я предлагаю честную сделку, — возразил Эдмарион, — моя стража не успеет среагировать должно, если, — парень сделал сильный акцент на этом слове, — тебе удастся меня одолеть. Я ведь тоже не дурак, и на арену с тобой выйду лишь тогда, когда буду уверен в своей победе. Твоя работа служить мне и уметь ждать, — объяснился Эдмарион. — Ты убил лучшего бойца, стало быть, ты все же его превосходишь. Быть может, Ранзэс слишком долго раздавал указы и не участвовал в открытом бою; быть может, возраст брал свое, ведь ты моложе и ловчее; быть может, ты просто сильнее и талантливее. Будет упущением, если я потеряю твои навыки. Кем бы ты меня ни считал, присоединение твоего острова было необходимым. И если бы твой народ не стал нападать первым, все могло обойтись мирным соглашением. Пустые земли варваров могут стать землями врагов, а я хочу сделать Золото самым могущественным государством в истории нового времени. Для этого нужны люди, нужна армия, нужна семья. И если кто-то не с нами, значит, они против нас. Врагов хоронят без почестей, не мне тебе об этом говорить. — Мирным соглашением? — опешил воин. Кажется, из всего сказанного он зацепился лишь за эти слова. — Это наглая ложь! Вы напали на рассвете! — Мы прибыли на рассвете, но не нападали! Ни один уважающий себя правитель не станет нападать на слабую деревню! Наша победа была очевидной! — возмутился Эдмарион, но Скараби не желал его слушать. В конце концов, принц не обязан был отчитываться за свои действия: его воля была абсолютной истиной для всех, но арианец был не согласен и с этим. — То есть стать рабами в чужой стране — это мирное соглашение?! — продолжал светловолосый и болезненно поморщился, мыслями вновь вернувшись в тот роковой день, когда перед его глазами раскинулась картина сожженной деревни. Его дом был разрушен, его семья была в заложниках, и он до сих пор не знал, где они! И что хуже — он все чаще ловил себя на страхе, что не сможет спасти их, что они уже мертвы, а чертов принц лишь тянет время и потешается над ним. — Вы даже не можете вообразить, какую боль причинили моему народу! Как бы Вы отнеслись, если с Вашей семьей случилось подобное? Вы так скорбите по своему полководцу, но не допускаете мысли, сколько Вы сами принесли страданий другим людям: родителям, женам и мужьям, детям, — на этих словах Эдмарион от чего-то отвернул голову. Его целью не были страдания для арианцев, его целью было присоединение новых земель. Скар в этот момент снова зажмурился и тяжело выдохнул, стараясь сдержать чувства, которые волной захлестнули его душу. Он ненавидел власть, которая дала Эдмариону право распоряжаться целыми поселениями и народами, но так же он терзался от мысли, что и сам виноват в бедах своей деревни: его не оказалось рядом в нужный момент, и он не смог защитить жителей, не смог защитить свою семью. Но главным злодеем в его душе полыхал образ Эдмариона, который ради спеси уничтожил земли, которые были Скараби родным домом. — Рабами? — переспросил брюнет и тихо вздохнул. — Мужчин забрали в армию. Это великая честь для каждого мужа! Детей забрали в лагеря, где обучат всему, что нужно для жизни. Каждый должен трудиться во благо своего дома, только тогда государство будет сильным. Я не разрушал твой дом, твой дом — Золото, если бы было иначе, я бы стер твою деревню с лица Земли, и никто не остался бы в живых. Ты слишком зациклен на маленьком клочке земли и не видишь целую картину: обида и злость застилают глаза, а? — Эдмарион вперился взглядом в Скараби, только сейчас заметив влагу в его глазах. Молодой воин тяжело переживал падение своей деревни и потерю своей семьи. — В любом случае, пока ты не признаешь Короля, меня, Дом Золота, у тебя нет ни единого шанса спасти сестру и мать. Время идет не только для тебя, но и для них. Своей гордыней ты подвергаешь их опасности. Ты либо внемлешь моим словам, либо все потеряешь. Так ли важна для тебя семья? Твоя семья — часть Золота, пускай, насильно, но этого не исправить. Ну, а ты? Частью чего являешься ты? — Я был частью того, что Вы сожгли, — с тяжелым выдохом высказался воин, — ради Дома Золота или чего-то еще, что видите лишь Вы и знать, — дополнил он, — у меня больше нет ничего, кроме надежды, что моя семья жива, и я смогу снова быть с нею. Эдмарион сощурил голубые глаза, внимательно наблюдая за Скараби и давая ему высказать все. Во всяком случае, этот кшатрий был чуть ли не единственным, кто отказывался лебезить перед Королевской семьей. Арианец говорил все, что думает, нагнетая общую неприязнь со всех сторон. Как ни крути, но он убил полководца, но даже те, кто был этому рад, откровенно презирали само существование Скараби. — И я никогда не отрицал могущества Золотого Дома, но я не поклонялся его Королям, потому что жил на свободной земле, — тяжело вздохнул Скар, встретившись взглядом с принцем. — Но теперь ты живешь на землях Золота, — подметил брюнет, чуть вздернув подбородок. Арианец совсем немного поник плечами и опустил каре-зеленый взгляд в пол. — И потому я вынужден признать Короля Эвоя, а также Вас, — к приятному удивлению Эдмариона, островитянин больше не поднял своего взгляда, внутренне заставив себя смириться со своим положением. Думы о маленькой сестренке, о слабой матери заволокли его сознание, не оставив ему никакого выбора, кроме как подчиниться голубой крови. С силой сжав губы, молодой кшатрий рвано выдохнул, пытаясь сдержать одолевающие его эмоции и беспокойство, а после опустился на одно колено, — я согласен на Ваше предложение. Но, я прошу Вас и молю всех богов, позвольте мне увидеться с моей семьей… Эдмарион довольно улыбнулся и облизнул от чего-то пересохшие губы. Этот бандит мог играть с ним или мог хорошо подстраиваться под условия, но одно он знал наверняка — ради своих родных он сделает все, что слетит с его уст. А это Эдмариону и нужно было, правда, он сам не понимал зачем.***
Часть своего обещания, данного бандиту, Эдмарион выполнил не сразу. Он наблюдал за Скараби, который из раба стал одним из лучших гладиаторов, а после — пополнил стражу дворца. Его новое назначение восприняли без восторга, однако воле принца никто не мог перечить. Скараби переселили в общую комнату для стражников, где ему выделялась какая-никакая кровать, небольшой ящик, куда он мог складывать свою одежду. Своих личных вещей у молодого кштария давно уже не было, потому все, что лежало на полке — выданная ему форма. После изматывающих тренировок и смертельных боев на арене патрулировать часть дворца было просто форменным бездельем. Скараби вышагивал под знойным солнцем, рассматривая ту часть дворца, в стенах которого его мучили тяжелыми нагрузками. К другим частям замка его не подпускали, да и вся стража следила за ним, хотя теперь он был ее частью. Теперь у Скараби было время подумать, и он все больше впадал в отчаяние, погружаясь в переживания о своей семье. Ему страшно было думать, что уже поздно, что их уже давно нет в живых. Эдмарион лишил его не только свободы, он лишил его смысла жизни! Но блеклая надежда все еще не умирала, лишь задыхалась вязкой кровью и в судорогах билась в душе воина. Он продолжал верить в лучшее и потому старался не отличаться ничем от других товарищей по службе. Теперь он был обязан опускаться на одно колено и смотреть в ноги, когда к нему обращались высокопоставленные люди. Однако к нему никто и не обращался, что существенно облегчало задачу арианцу и избавляло его от унижения. Лишь принц иногда проходил мимо, и тогда Скараби с надеждой все же смотрел на него, опуская взгляд лишь тогда, когда понимал, что новостей нет. А будут ли? Эдмарион сам не понимал, чего тянет? Скараби был донельзя послушным и выполнял все поручения, которые ему назначались. Но каждый раз, когда брюнет был готов обрадовать арианца, что-то его останавливало, и он проходил мимо, лишь иногда приказывая ему следовать за собой. Как и в этот раз. Эдмарион оставил свой «хвост» на месте поста Скараби, и дальше отправился уже с ним в ту часть дворца, где арианец еще не был. Он ничего не говорил, и Скараби, уже привыкший к такому, просто молча плелся позади него. За это время кшатрий научился хорошо и практически всегда безоговорочно выполнять приказы Эдмариона. Он понял, что так легче и проще. В конце концов, он был готов на все, чтобы достичь своей цели. Правда, теперь его целью было вовсе не убийство наследника (а ведь сколько шансов теперь было!), а спасение жизней родных. Сам Эдмарион постоянно рисковал и никогда не был расслаблен в присутствии Скараби, особенно когда они были наедине, и вооруженный дикарь шел за его спиной. В любой момент тот мог напасть сзади, плюнув на свою семью, но, видать, родные для него действительно значили все. Именно это и нравилось Эдмариону. На примере Скараби можно было показать, как сильны семейные узы и как полезно это для всего Государства. И пусть он не видел в глазах воина преданности, но огонь всепожирающей ненависти потух в этих бездонных зрачках. Каре-зеленые глаза выражали лишь усталость и равнодушие. Они все еще шли молча, в какой-то момент миновав двери во дворец. Скараби не мог не осматриваться, замечая, как дорого обошлось Королям это великолепие. Конечно, это был дворец Короля, но здесь бы ужились даже боги. Молодые люди прошли через просторный длинный холл, поднялись по лестнице и вышли к арке, ведущей на открытую веранду. Однако она отличалась от той, где любил проводить свое время Эдмарион: отсюда открывался вид на королевский сад, где буйствовало цветение всех растений. С этой стороны огромного дворца Скараби еще не был, этого сада не видел даже мельком, но сейчас вся картина пышного цветения, витиеватых дорожек, скамеек и фонтанов открылась, как на ладони. Эдмарион остановился у балюстрады и жестом подозвал аринанца к себе ближе. Скараби прищурился и подошел к принцу, оглядев пышный сад дворца. Он не совсем понимал, зачем принц привел его сюда, уж вряд ли похвастать редкими цветами Южного Государства. Что сказать он не знал, и повисло гробовое молчание. Эдмарион лишь улыбнулся. — Что ты видишь? — поинтересовался брюнет и широким жестом правой руки указал на сад. Кшатрий вскинул светлые брови и недоуменно покосился сначала на принца, потом на сад: небольшие тропинки из желтого камня, большой фонтан посередине, еще несколько в других частях, множество кустов, деревьев и цветов. — Здесь очень красиво, — уклончиво ответил воин, так и не разгадав сути этой прогулки. — Присмотрись лучше, — подсказал Эдмарион и терпеливо стал ожидать реакции. — Видишь небольшой пруд? Арианец перевел взгляд чуть дальше, туда, где уже не видны были желтые тропинки за густой зеленью. На секунду вернув внимание принцу, он проследил взор голубых глаз и замер: у воды несколько служанок играли с маленькой девочкой — принцессой Золота. По периметру стояла стража. Принцесса была еще совсем маленькой, ей было не больше шести, наверное, и в своем легком нежно-розовом платье она ничуть не отличалась от пышных цветов. Эдмарион с нескрываемым обожанием наблюдал за своей сестренкой, хотя очень редко бывал с нею наедине. Ребенок собирал что-то у берега, кажется, камушки, а темные волнистые волосы трепетали на теплом ветру. Скараби слабо улыбнулся и хотел было что-то сказать принцу, но слова застряли в его горле, когда из беседки вышел еще один ребенок. Наряд был намного скромнее и почти не отличался от наряда служанок и нянечек, разве что был меньше. Светлые волосы были заплетены в тугую косу, кожа на оголенных руках была намного темнее, щедро загоревшая на солнце. Та, быстро сбежав по ступенькам, подбежала к принцессе и взяла ее за руку, и теперь они вместе бежали к нянечкам. В этот момент сердце у Скараби болезненно сжалось: он узнал в этой девочке свою сестру. Широко улыбнувшись, он не переставал следить за быстро передвигающейся светловолосой девочкой, которая все это время не отпускала ладони светлокожей принцессы. Он даже подался чуть вперед, вглядываясь в размазанную расстоянием картину, крепко сжимая балюстраду руками, чтобы банально не свалиться веранды. Нестерпимо захотелось оказаться рядом с ней, обнять и увидеть в ее зеленых глазах радость и полное отсутствие тревоги и страха. — Боже, — только и выдохнул он, задыхаясь от цветочного аромата, от теплого ветра, от восторга и от любви к своей сестре. В его груди потух один из костров паники, от чего стало спокойно, но почему-то все еще больно. Он безумно соскучился по ней, ведь он не видел ее уже так давно! А она выросла, да и теперь была в красивом чистом платье, в королевском саду рядом с принцессой Золота. Она уже не бегала по острову, как безумная, а скромно веселилась сама и веселила принцессу. — Позвольте? — сдавленно вырвалось у него, и он через силу отвел взгляд от сестры и посмотрел в глаза Эдмариона, в этот момент забыв обо всем на Свете. Он забыл, что ему нельзя было смотреть ему в глаза, но он смотрел и практически умолял принца дать ему встретиться с сестрой, ведь так нестерпимо хотелось обнять ее и прижать к себе. — Исключено, — холод его слов обрушился на Скараби, прибив к земле и бросив песок в глаза, от чего они заслезились от страшного чувства несправедливости. — Я обещал, что ты увидишь ее, я обещание исполнил. — Прошу Вас! — уже настойчивее вырвалось у арианца. — Я же исполняю все, чего Вы желаете! Она должна знать, что я рядом, что я не бросил ее, что я жив, — Скараби просто не находил нужных слов для давления на принца. Да и какое давление он мог оказать на него? Он просто терялся, не зная, куда смотреть — на сестру, которая вновь направилась к беседке, чтобы с принцессой и нянечками скрыться от жалящего солнца, или в холодные глаза Эдмариона. — Я умоляю! Что Вам стоит? — на эмоциях он даже схватился за локоть принца, что вызвало у того крайнее удивление. — Пожалуйста… Эдмарион лишь одернул руку, вновь осаждая слугу взором холодных глаз. Да как вообще у Золотого Правителя, у будущего Короля Южного Государства, где солнце могло сжечь всех и вся, могут быть такие холодные глаза?! — Она знает, что ты жив, Скараби, — смягчился принц, — она уже давно здесь, и иногда она наблюдает за твоими тренировками и постами, — раскрыл секрет Эдмарион и слабо улыбнулся, — но она не устраивает истерик и не капризничает. В отличие от некоторых, она весьма сообразительна и слушается своих учителей. Воин с силой вдохнул через нос и повернул голову к саду. Его сестра уже скрылась в беседке. Опустив голову, кшатрий прикрыл лицо ладонью. Он даже сдвинуться с места не мог: его оглушило чувствами и новыми переживаниями, хотя воин прекрасно знал, что не может дать эмоциям одержать над собой верх. Сжав переносицу пальцами, кшатрий глубоко втянул воздух и, наконец, посмотрел на принца, снова в его голубые глаза. — Спа… — он не договорил, Эдмарион решил объяснить свое решение. — Дети очень наивны и внушаемы. Я могу рисковать своей жизнью, но не жизнью своей сестры и семьи в целом. Мало ли о чем ты можешь попросить свою сестру, м? — Что?! — возмущенно вырвалось у Скараби, — я бы не стал натравливать свою сестру на кого-то, тем более на маленького ребенка! Я не чудовище, — в сердцах высказался арианец, — это не просто низко, это бесчеловечно! — Мне бы хотелось в это верить, Скараби, — Эдмарион очень редко называл слуг по имени хотя бы потому, что в большинстве своем не помнил ни одного, — но я не располагаю доверием к тому, кто мечтает меня прикончить, — пожал он плечами. — Но вы вложили в мои руки оружие и взяли меня на службу, — потупил взгляд воин. — Лишь потому, что ты ценный воин, — хмыкнул Эдмарион, — будь ты никчемен, я бы убил тебя еще там, — принц сощурился и перевел взгляд к беседке, — ваши встречи невозможны, не пытайся их организовать, иначе ты подвергнешь ее опасности. Пока она рядом с моей сестрой, она будет всегда под присмотром. — Спасибо, — все же вздохнул Скараби, однако эта благодарность была не вынужденной, а искренней. — И все же я считаю Ваши опасения глупыми: Вы не даете мне встретиться с сестрой, но спокойно подставляете свою спину… — Это не глупо. Я развиваю семейные связи в нужном приоритете. Придет время, и, надеюсь, ты поймешь мои поступки, — улыбнулся Эдмарион, — а пока будь мне полезен, и я разыщу твою мать живую или мертвую. — Простите? — встрепенулся кшатрий. — Мертвую? Что это значит?! Эдмарион молча развернулся и пошел прочь, но Скараби быстро его догнал и преградил собой путь. Он просто не мог поверить, что не ослышался. — Вы обещали! Они должны быть живы! Да как… как… Вы дали Королевское слово! — последнее воин почти рыкнул, стиснув зубы до треска эмали. Он поднял руки, чтобы схватить Золотую гарпию за отвороты, но у самого лица Эдмариона все же остановился и бессильно их опустил, сжав ладони в кулаки. Все страхи снова волной сшибли все его хрупкие сооружения напускного спокойствия. Брюнет лишь наблюдал за немыми терзаниями арианца. — Я говорил, что не велел их убивать, — спокойно ответил Эдмарион, — и обещался разыскать их. Ты признал Короля, признал меня, и я нашел твою сестру, обеспечив ее так, как она не заслужила. Но, будь мне благодарен, она теперь рядом с принцессой, а это дорогого стоит. Теперь будь мне полезен, и я разыщу мать. Но твоя мать стара, а смерть не в моей власти, к сожалению. Все, что я могу сделать, это дать тебе проститься, если она ушла в иной мир. Но, думаю, все обернется с лучшей стороны. Пусть она стара, но в ней было много энергии. Да и жриц не трогают, сам знаешь. В ответ Скараби лишь прикрыл глаза и нервно облизнул губы. Скрыв лицо ладонями, арианец пытался себе внушить, что его мать жива, но сомнение, которое подбросил в его душу Эдмарион, теперь возглавило всех его внутренних бесов. — И еще, — начал Эдмарион. Скар нехотя отнял руки от лица и заглянул в глаза принцу, — ты не можешь смотреть мне в глаза, — холодно заметил брюнет, — тебе пора к этому привыкнуть. Поджав губы, кшатрий опустил взгляд в пол и отступил от принца на шаг, поклонившись ему в знак того, что замечание понял. Но именно в этот момент из его глаз вырвались сдерживаемые слезы, упав мокрыми пятнами на пол. Эдмарион этого, к счастью, не заметил.***
— И все же он невероятный воин, — послышался голос посла откуда-то сзади, и Эдмарион слабо улыбнулся. Он даже не видел смысла вступать в разговор с кем-то из мужчин, которые находились с ним рядом. Все разговоры на себя брал отец, пока его сын наблюдал за событиями на арене. На землях Золота все любили боевые сражения, в особом почете были королевские турниры. Этот турнир был лишь для тех, кто служил при дворе или был приглашен к нему в это время. Всюду сновали высокопоставленные лица, послы из соседних Королевств, красивые женщины, некоторые из которых служили старой Королеве и маленькой принцессе. Но никакие южные наряды не могли привлечь внимания принца: Эдмарион с азартом наблюдал за сражениями. Он бы и сам хотел принять участие, но в этот раз воздержался. Сегодня в боях участвовал Скараби. И как бы юный принц ни был уверен в себе, он понимал, что в честном бою может не выстоять. Потому брюнет наблюдал за своим трофеем с королевской трибуны, не в силах отвести взгляда от фигуры дикого островитянина. Арианец, сам того не ведая, из раза в раз приковывал к себе внимание наследника. И это внимание сопровождалось не самыми приятными думами для золотого преемника. Эдмарион точно знал, что отец против таких увлечений сына, но никакое неодобрение не могло потушить того пожара, который пылал внутри него все сильнее с каждым днем. Признаться, парень должен был ненавидеть этого бандита и убийцу, но мысль о том, что теперь с ним рядом кто-то сильнее мастера, придавала всей этой голой страсти незабываемую перчинку. Эдмарион не часто засматривался на бойцов, однако мужское тело пробуждало в нем куда большее желание, нежели женское. Взращенный идеологией войны, принц с малых лет был окружен сильными мужчинами и всегда стремился стать одним из лучших воинов своего Государства. Он искренне считал, что настоящий король должен быть искусным воином и должен быть готов ко всему. И чем старше становился Эд, тем больше времени он проводил на королевской арене в окружении сильных бойцов и учителей. Наверное, нет ничего удивительного в том, что свой первый полноценный сексуальный опыт он получил вместе с ласками оруженосца в своем первом походе. То был вовсе не военный поход: Король Эвой объезжал свои земли, останавливаясь в домах своих друзей и показывая сыну то, чем в скором времени он будет владеть сам. После того приключения принц отбросил неумелый флирт с молодыми фрейлинами в сторону, оправдав свой поступок высшей добродетелью, на которую был способен. Он сохранил честь каждой девушки, которую толкали в его ложе. Вскоре, когда забавы наследника нельзя было скрыть, ко двору стали приглашать молодых мужчин. Для Короля увлечения сына тоже раскрылись. Эвой стал переживать за репутацию преемника престола, подозревая в подобном растлении Ранзэса, с которым так сблизился его отпрыск. Он вовсе не желал своему сыну подобного опыта, но к тому моменту, кажется, было слишком поздно. Откровенный разговор с Ранзэсом лишь подтвердил все опасения. И пусть с полководцем его сына не связывали никакие романтические отношения, Эдмарион не брезговал развлекать себя мужской лаской где-то еще. Партнером в бою и его правой рукой все-таки был Ранзэс, однако постель Эдмарион делил с другими, никогда не увлекаясь ими серьезно. Остановить эти развлечения пришлось после первого намека отца, и в постели юного принца впервые оказалась женщина. Но какой бы красивой она ни была, какой бы ни была ее кожа, разрез или цвет глаз, шелковистость волос и плавные изгибы тела — ни одна южная или любая другая красавица так и не смогла вызвать интерес Эдмариона. Спустя почти год этот интерес в нем вызвал дикарь с дальних островов. И, признаться, смириться с этим было непросто. Турнир подходил к концу, Скараби победил в очередном бою и под аплодисменты покинул арену, скрывшись в одном из шатров. Эдмарион не сразу последовал в ту же сторону. У самого шатра он немного замялся, но, поймав на себе косые взгляды посторонних, уверенно вошел внутрь, обнаружив там сразу троих. — Ваше Величество, — поклонились мужчины. Скараби в этот момент переодевался, потому прижал грязную рубаху к груди, так и не подняв головы. — Оставьте нас, — приказал принц, и двое сразу покинули шатер, поняв, что оставить нужно именно новичка. Скараби так и остался стоять, сжимая в ладони свою льняную рубаху и рефлекторно прижимая ее к груди: в присутствии Эдмариона он уже не мог продолжить переодевание. — Вам что-то не понравилось? — поинтересовался светловолосый, продолжая смотреть себе в ноги. Молодой принц обошел воина, рассматривая его тело на наличие каких-либо ран, но кроме покраснений от доспехов и ссадин от песка на нем ничего не оказалось. — Напротив, — кивнул брюнет, остановившись за спиной кшатария. Как ни крути, Скараби был действительно хорошим воином с невероятным телом. Эдмарион просто не мог отвести восторженного взгляда, осматривая кшатрия с головы до ног. Скараби был даже выше него, чем вселял в принца какой-то неописуемый трепет: брюнет ни разу не жалел, что не убил его в день их знакомства. — Ты был весьма хорош. В довершение своим словам Эдмарион провел кончиками пальцев по позвонкам от поясницы к загривку бойца, а после одернул руку. Но даже этого хватило для того, чтобы молодой кшатрий оцепенел. На смуглой коже неприятно выступили мурашки, а где-то в районе грудной клетки похолодело. Арианец в ступоре повернул голову к принцу, встретившись с ним полным возмущения и растерянности взглядом. Нет, он прекрасно знал о древних традициях золотого континента, но он даже представить не мог, что это коснется его напрямую и прямо здесь и сейчас. Теперь Скараби с ужасом стал понимать причину всех непонятных ему ранее действий принца. Эдмарион держал его все это время рядом, не желал его ранить только потому, что он ему приглянулся. Осознание этого повергло его в шок. Возможно, других бы это привело в восторг, но для молодого кшатрия это было еще одной большой проблемой. Впрочем, для Эдмариона это было проблемой не меньшей. Еще в минуты откровенных разговоров с Ясоном принц ловил себя на подобных мыслях, но всегда отторгал подобные заключения. Однако Ясон выкупил своего любовника, немногим позже Эдмарион вытащил Скараби из стен амфитеатра, последовав примеру своего друга. Он сам долго не понимал, отчего пытается сберечь того, по кому плакала плаха. Но все оказалось слишком очевидным. Эдмарион поймал взгляд воина, и его это на какое-то мгновение остановило, но после он вновь коснулся загривка Скараби ладонью, пропустив кончики пальцев в светлые волосы. Арианец поежился от прикосновения принца и с силой сжал губы, ощутив в этот момент настоящий страх: со своей стороны он прекрасно понимал суть происходящего, и его такая реальность не устраивала в корне. Он не сомневался, что понял жест Эдмариона верно. В голове в этот момент пролетела абсурдная мысль, что всю эту ситуацию накаркал Брон, который никогда за словом в карман не лез, чтобы намекнуть на обратную сторону милости принца. — Простите, но подобное не входило в наш договор, — все же выдавил из себя Скар и сделал короткий шаг в сторону, чтобы разорвать это прикосновение. Эдмарион опустил руку и снисходительно улыбнулся. — Мы можем его пересмотреть, — предложил принц, с улыбкой наблюдая за зарождающейся паникой в глазах кшатрия. Скараби не нашел даже слов для ответа: кажется, он лишился дара речи от подобного хамства. Эта чертова гарпия разрушила его деревню, увезла родных, сделала из него слугу, а теперь это?! Брюнет молча ждал ответа еще мгновение, а затем сделал уверенный шаг к воину и, развернув его к себе, смело потянулся за поцелуем. Скараби успел лишь возмущенно вдохнуть и вновь оцепенел, когда губы наследника прижались к его губам. Может, принц и сомневался про себя, но действовал очень убедительно. Скараби был в ужасе: Эдмарион был для него еще юнцом, но данная ему власть слишком сильно стирала границы. Однако свои границы Скар не собирался сдавать: решив поставить принца на место, воин прикусил его губу, и Эдмарион все же недовольно отстранился. Высказать своего негодования он даже не успел, потому что в эту же минуту в шатер вошел Король Эвой в сопровождении своего дипломата. — О, вот ты где, сын! — воскликнул мужчина. Эдмарион отступил на широкий шаг от Скараби, от чего последний почувствовал облегчение. — Это был блестящий бой, — кивнул дипломат, осматривая арианца. — Благодарю, — не сразу ответил Скараби и поклонился. — Эдмарион, я хочу представить тебе секретаря Бронзы, — проговорил Эвой и увлек сына за собой. Принц бросил взгляд на воина и, прикусив губу, ткнул кончиком языка в неслабый укус. Надолго они в шатре не задержались, но, даже когда Эдмарион ушел вместе с отцом, Скар понимал, что это еще не конец. Эвой о чем-то увлеченно рассказывал, обращаясь больше к дипломату, нежели к сыну. Эдмарион отстраненно кивал, когда от него требовалась реакция, но все его мысли были отданы мужчине, который остался в шатре. Он был уже не ребенком, но Скараби был его старше (лет на пять). Старше, сильнее и обладал непокорным нравом. Но кто Скараби, чтобы ослушаться прямого приказа? И пусть Эдмариону было всего 19, и Королем Золота он станет лишь через два года, данная ему власть позволяла распорядиться этим островитянином так, как ему было угодно. Немного все же смущали его не скрытая неприязнь и нежелание, но Эдмариона это лишний раз подстегивало. Возжелать убийцу было для него сравнимо с предательством, но он оправдывал себя простой истиной: сильный победил слабого. И от этого он желал его лишь сильнее. Его уже давно так не прожигало, да и, признаться, он никого и не желал так сильно. Раньше он был волен взять того, кого хотел, но сейчас он наслаждался Скараби лишь со стороны. Отцовское неодобрение, нежелание самого Скараби — все смешалось. В конце концов, Скар был сильнее и мог из принципа взбрыкнуться так, что укоротится в росте от макушки до плеч. Но принц лишь улыбался: да, он не мог сейчас его одолеть в честном бою, но он мог одержать победу над ним совершенно в другой плоскости. И это желание одолеть кшатрия на арене своих покоев, как вирус, не покидало его воспаленного сознания.