«…Вы давно отвергли предложение о нашей помолвке, и у Вас есть на это свои причины. Но я хочу, чтобы Вы знали, что мое сердце и душа навеки Ваши, и эта разлука будет терзать меня, пока Вы не вернетесь. Прошу и умоляю лишь об одном, пишите мне хоть иногда. Я верю, что в Вас есть хоть капля сострадания к моей персоне, и что Вы не дадите мне возможности спрашивать о Вас у сплетников, а сами мне все расскажите. Хотя бы о том, что Вы в здравии и надеетесь вернуться как можно скорее. С уважением и любовью, Лея.»
— Вот же… — буркнул Инис, кинув злосчастный листок бумаги на стол. — Откуда ты взялась вообще? — негодовал Азарис, вновь и вновь прокручивая у себя в голове фразы из писем, — тебя ж отвергли, дура… А ты все написываешь… ни стыда, ни гордости… Зуар еще раз пробежался глазами по строчкам письма, а затем устремил свой гневный взор на последнее, запечатанное. «Значит, ты ей все же отвечаешь… не может же эта блаженная посылать уже пятое письмо в ответ на молчание?» — рассуждал Зуар, продолжив сверлить шафрановым взором несчастный конверт. Разбойника одолевала совершенно глупая ревность, от чего Инис злился еще больше. Причем злился на всех и сразу. На чертову графиню, что страдала по Тадэусу, на самого Инквизитора, который зачем-то отвечал ей, и на самого себя… От последнего становилось даже как-то не по себе, ведь раньше Азариса не могла заставить переживать настолько сильно ни одна девушка. Да он и половины из них не вспомнил бы, даже если б столкнулся нос к носу! Зато сейчас его мерзко колотило от злости только от одной мысли, что чертовы васильковые глаза могли смотреть на кого-то еще с заботой и обожанием. — Да что ж ты со мной сделал? — в сердцах высказался вор, прикрыв лицо ладонями. Зуару действительно было страшно осознавать, что он настолько сильно привязался к кому-то. А все потому, что Инис на своем горьком опыте знал, что подобная привязанность в дальнейшем может принести настолько же сильную боль. Чуть успокоившись, Азарис быстро убрал на место все письма, оставив перед собой лишь одно нераскрытое письмо от Леи. Парень уже промышлял когда-то тем, что перехватывал чужие письма и, вскрыв их, вновь запечатывал и возвращал владельцам. Но для подобного нужно было время. К тому же Тадэус мог вернуться в любую минуту. А если бы Инквизитор застал его за подобным, он бы точно не простил и вышвырнул бы мошенника вон. — Ладно… ладно… — все же переубедил себя Зуар, отложив письмо в общую стопку. Собравшись с силами, рыжий решил, что дождется, когда Дэус сам вскроет письмо и прочтет (тогда появилась бы еще возможность прочитать и ответ самого Дэуса), или же откроет его сам, но позже, когда будет точно уверен, что не попадется. К склеиванию книг Азарис так и не приступил, решив быстрее убраться из комнаты. Иначе он бы не выдержал и вскрыл конверт, а потом честно признался, что так и было. Весь оставшийся день прошел мимо. Инис вернул перстень пажу, неловко помявшись у комнаты принца. Работа выходила из рук вон плохо, потому что мысли свои вор собрать никак уже не мог. Его разрывало от любопытства, ревности, злости и удушающего чувства вины. Он ведь и спросить не мог у Тадэуса, что за Лея такая вдруг нарисовалась. А ему хотелось спросить, но вечер вопросов принадлежал не ему. Когда разбойник вернулся в комнату Тадэуса, практически шатаясь от усталости, он увидел Инквизитора за столом. Слышалось шуршание пера о пергамент. Мужчина хоть и услышал, как вор зашел, но так и не обернулся, мысленно погрузившись в письмо к отцу. Лишь закончив его, он подул на чернила и запечатал письмо сургучом. — Выспался сегодня? — строго спросил Тадэус, поднявшись из-за стола, но так и не повернулся к вору. — Дэус, я это… прости за вчерашнее, мне правда стыдно, — вжав голову в плечи и прикрыв лицо ладонями, сипло проговорил Инис. Голова раскалывалась со страшной силой целый день, но горе-картёжник со смирением принимал своё вполне заслуженное наказание. — Приведи себя в порядок, пожалуйста. Вилмар выделил тебе спальню, — чуть повернув голову к плечу, высказал Тадэус, — тебе нужно перенести туда свои вещи. — Что? — убрав ладони от лица, с удивлением протянул вор, — уже сегодня? Азарис осознавал, что рано или поздно ему придется переселиться от Тадэуса, но он не думал, что это произойдет так скоро, к тому же после такого неприятного инцидента. — Да, твоя комната должна быть уже готова. Не переживай так сильно, она соседняя, — ответил мужчина. Инис виновато посмотрел Инквизитору в глаза, а затем тяжело вздохнул. — Дэус… — неуверенно начал рыжий парень, — мне… мне очень стыдно за вчерашнее. Я не знаю, что мне сделать, чтобы ты простил меня… я прекрасно понимаю, как это все для тебя выглядело. И как неприятно тебе было… — Как все это выглядело для меня, уже совершенно неважно, — проговорил Тадэус, — куда интереснее, как теперь все это выглядит для принца. Он ведь теперь не только уверен в нашей с тобой связи, так еще и знает ее особенности, не так ли? — Дэус… — поморщившись, тихо выдохнул Зуар. — Я все понимаю… ты прости меня, но я бы даже под угрозой жизни не стал болтать направо и налево о том, что у меня связь с Инквизитором. Вилмар нас застукал на корабле, в каюте. Не знаю, каким боком это вышло, но он не мог просто угадать. Он или просто слышал… меня, или как-то видел сквозь щель, — опустив жёлтые зеркальца, проговорил Азарис, — я не знаю, как так вышло… А насчёт особенностей, — сжато продолжил плут, — принц был очень пьян и просто неправильно меня понял. — Инис, ты хоть понимаешь, какие могут быть последствия, если это услышал кто-то, кому выгодно от меня избавиться? Поверь, таких людей очень много. — Тадэус, я знаю! Поэтому я ничего и не говорил, я все опровергал! — Ммм, так яростно опровергал, что теперь Вилмар знает обо всем в подробностях! Позор, — тяжело вздохнул Тадэус, закрыв ладонями лицо, — об этом никто не должен был знать, никто! — Он никому не скажет, поверь. У него тоже есть свои секреты, — тихо изрёк желтоглазый и подошел к Первосвященнику чуть ближе. — Это было бы совершенно неважно, не будь он во мне заинтересован, — нахмурился Тадэус и снова тяжело вздохнул. — Никто больше, Инис, ни одна живая душа не должна узнать об этом, ты понимаешь? — Конечно понимаю! — запустив пальцы в рыжие пряди, выдохнул Зуар. — Я не настолько глуп, как ты думаешь. Я знаю, чем это грозит тебе. — Не только мне, Азарис. Это грозит бедой и тебе тоже. А моя семья будет навек опозорена, — лишь на мгновение представив этот ужас, мужчина нахмурился так сильно, что, казалось, эти морщины уже никогда не разгладятся. — Я искренне надеюсь, что ты действительно понимаешь, что впредь лучше просто молчать, чем опровергать все и жаловаться на отсутствие ласки! Дьявол! Как можно было о таком сказать не мне, а чужому человеку, который может все использовать против нас?! — Я не жаловался на отсутствие ласки, — тихо проговорил вор, прикрыв глаза. Внутри стало нестерпимо гадко и мерзко: действительно, зачем он стал делиться с Вилмаром? На кой-черт решил дать совет? Конечно, у Иниса были ответы, но они явно не устроили бы Тадэуса. — Принц меня неверно понял, — в свое оправдание повторил Инис и опустил глаза в пол. Тадэус хотел обрушить на вора яростный монолог, четко подчеркивающий, где именно тому стоило бы промолчать или ловко сменить тему. Но когда мужчина с запалом открыл рот, то почти в то же мгновение тяжело выдохнул и поджал губы. Могло же быть такое, что Азарис просто боялся поделиться подобным с ним? Ведь иногда чужим изливать душу намного легче. — Я знаю, что не достаточно нежен с тобой, Азарис. Знаю, что тебе в тягость быть со мной. И я ненавижу себя за то, каким чудовищем иногда кажусь тебе, но о таком… о таком ты должен был сказать мне! Если тебе со мной неприятно, если тебе больно, ты должен сказать об этом мне, а не кому-то еще… — Что? Что за чушь ты несёшь? — нервно оскалившись, отозвался вор. — В тягость? Чудовищем? Что за глупости? — Азарис искренне был удивлён тем, как все вывернул Инквизитор. От сложившегося разговора у Азариса внутри аж похолодело. Инис очень надеялся на то, что Тадэус не поднимет эту тему, более того, он надеялся, что Инквизитор вообще не вспомнит об этом. Но Первосвященник не просто вспомнил так некстати произнесённые слова принца, он решил серьёзно разобраться во всем. — О таких вещах ты должен говорить мне, Азарис, и никому больше! Ты вообще не должен был развивать эту тему! Боже… как стыдно… — Тадэус готов был волосы на голове драть и лезть на стены, — если больно, скажи мне, почему я узнаю об этом от третьих лиц?.. Почему ты не останавливаешь меня, если тебе неприятна наша близость? Ты должен говорить об этом со мной, ведь я хочу, чтобы мы получали от этого удовольствие вдвоем. Если тебе неприятно, мы можем не заниматься этим… Парень с веснушками замолк буквально на секунду, стараясь унять чертово волнение внутри, но за эту «секунду» Тадэус нагородил еще больше. — Дэус! Прекрати… как ты думаешь, если бы мне было плохо, наверное, я бы не настаивал на нашей с тобой близости! Мне хорошо с тобой, — попытался сгладить все углы рыжий. Больше всего разбойнику не хотелось, чтобы Тадэус помимо обиды чувствовал ещё и вину. — Я ничего не говорил о нас с тобой Вилмару! Единственное, что я сказал, это… что это может быть больно. Больше ничего… ни слова… — Этого более, чем достаточно! — почти воскликнул синеглазый, но затем замолк. Инис решил воспользоваться моментом, но стоило ему раскрыть рот, Инквизитор выставил перед собой палец и нахмуренно прикрыл глаза. — Молчи… Ты уже сказал достаточно. — Но, Дэус… — виновато отозвался Зуар, совсем поникнув, — я не хотел, чтобы все так вышло… — еле слышно проговорил рыжий. Разбойник вновь все испортил, хотя, как всегда, хотел как лучше. — Прости, — еще раз изрек Инис и, с силой выдохнув, поплелся к шкафу собирать вещи, как того и хотел Инквизитор. — Не забудь о вещах, которые все еще в комнате для прислуги, — высказал свое напутствие мужчина, — не буду тебе мешать. — Ты совсем не мешаешь, это я… я вечно мешаю, лезу куда-то, говорю что-то не то и вечно тебя подставляю. Я всегда хочу как лучше! Но почему-то вечно все выходит совсем иначе… — в сердцах высказался парень, вновь повернувшись к Дэусу лицом. В этот момент вор отчётливо ощутил мелкую дрожь внутри, которая отвратительным комом застревала где-то в гортани, от чего голос казался непривычно хриплым. — Вот уж действительно, — подытожил Тадэус, ничуть не облегчив терзания вора. Зуар сокрушенно прикрыл золотистые зеркальца и, отвернувшись, продолжил сборы. — Но в этот раз есть и моя вина. Я был слишком эгоистичен к тебе, что не заметил, что ты все еще боишься меня. Ты не простил мне той ночи, верно? — Мы уже говорили об этом. И я просто предложил забыть. Как думаешь, наверное, тяжко продолжать терзаться за то, о чем ты даже не вспоминаешь? Я то простил… А вот ты, видимо, себя простить никак не можешь, — сдавлено отозвался Азарис. — Конечно! Конечно я не могу простить себе этого! — Тадэус даже потерял контроль над голосом, но быстро взял себя в руки. — И если ты говоришь о боли, не задумываясь над последствиями такого признания, значит, каждый раз ты терпишь, думая, что так должно быть! Так быть не должно! Но я так запугал тебя, что ты и слова не можешь сказать мне. Разве я не прав? Этот чертов холод, будто Инквизитор вел допрос с подсудимым, а не разговаривал с близким человеком; осознание того, что все буквально крошилось, начиная от разоблачения принца и заканчивая тем, что Дэус практически в шею гнал его (конечно, есть за что. Инис этого и не отрицал) — все это в буквальном смысле выбивало почву из-под ног. «Он не простит. В его глазах я мерзкий предатель! Который, залившись вином, открыл все сакральное, что было между нами», — пронеслось в голове рыжего, от чего руки еле ощутимо задрожали, а губы начали кривиться в нервном оскале. «Благо он тебя сейчас не видит», — промелькнуло в сознании Заура и он, втянув в себя побольше воздуха, сделал глубокий вздох, выровняв тем самым тон голоса. — Нет. Не прав, — сжато изрек плут, резко дернув шнурки на сумке. — Покажи мне, пожалуйста, мою комнату… или скажи как найти, — тихо добавил разбойник. — Следующая дверь налево, — ответил Первосвященник, про себя уверовав, что как обычно оказался прав. Инис был слишком запуган, ведь даже сейчас он ничего не мог ему сказать. «Да и что он скажет мне? Я же не даю ему и слова вставить, — вздохнул он, — он лишь пытается убедить меня во лжи, которой сам верит. Я — чудовище… Боже, он ведь боится сказать мне правду!» В ответ вор лишь коротко кивнул и, поднявшись на ноги, направился к выходу. — Еще раз прости меня… я не знаю, как мне добиться твоего снисхождения. Но мне правда… очень жаль, — хрипло проговорил Азарис, остановившись у самой двери. — Прости, — еще раз глупо повторил рыжий перед тем, как захлопнуть за собой дверь. — Ох, проклятье…***
Следующая дверь налево привела вора в спальню куда меньше, чем покои Инквизитора. Однако здесь был письменный стол, кресло, комод, напольное зеркало и широкая кровать. Все это умещалось в небольшом продолговатом пространстве. На мебели не было даже пылинки, металлический кувшин и кубки были натерты до блеска. Кажется, у Зуара никогда не было возможности лично распоряжаться такими хоромами. И стоило бы обрадоваться, но — «На кой-черт мне все это…» — радости у разбойника не было никакой. Он был так угнетен и подавлен, что все, на что хватило его «восторга», это швырнуть сумку на заправленную дорогим покрывалом постель и сползти по стенке вниз недалеко от двери. Сейчас Зуару все было не в радость. Кажется, его не смог бы развеселить даже случайно найденный мешок с золотом под кроватью. Все его мысли крутились вокруг ужасного скандала и его дальнейших последствий. Нужно было что-то придумать, оправдать себя в глазах Тадэуса. Да только вор совершенно не представлял, как он мог это сделать. Как предстать перед разозленным Инквизитором в лучшем свете? Ведь у Тадэуса была причина, чтобы злиться. А ведь там, у Вилмара, все казалось пустяком, не таким важным. Как подобное могло перейти в такую масштабную проблему?.. Зуар продолжал думать, представлял себе до тошноты нелепые попытки извиниться должно. Да только вор не мог себе представить, как будет смотреть в глаза Тадэусу! На душе было нестерпимо тяжело и больно, хотелось глупо выть или забиться куда-нибудь подальше в угол. — Почему я всегда это делаю? Почему я все всегда порчу… — в пустоту пробормотал рыжий, уткнувшись лицом в ладони. Всю последующую ночь вор почти не спал, обдумывая свои дальнейшие действия, и (так ничего и не придумав) смог уснуть лишь под утро, да и то всего на пару часов. Проснулся он с ощущением, что вообще не спал. С трудом собравшись с силами, парень нехотя оделся и поплелся на кухню, только там вспомнив о своей обязанности приносить завтрак, обед и ужин Его Святейшеству. Захотелось взвыть от безысходности! Он не хотел даже на глаза попадаться мужчине (к слову, Первосвященник так же не хотел попадаться на глаза Вилмару и Лазарию, не в силах переварить этот позор), да и сам Тадэус вряд ли желал его видеть. Но как бы Азарис ни желал избежать встречи с Тадэусом, работа сама себя все равно бы не сделала. Парню все же пришлось перебороть себя и собрать на подносе завтрак на одну персону. Он ведь не стал бы завтракать с ним: слишком стыдно было, да и кусок в горло не лез. Перебороть себя пришлось еще раз уже перед дверью в покои Инквизитора, потому что у Иниса возникло острое желание оставить поднос у двери и уйти подальше. Но все же разбойник постучал и вошел в комнату, удивившись тому, что Тадэус до сих пор лежал в постели. — Утро… доброе. Я завтрак принес, — выдавил из себя Зуар, кивнув головой на поднос. Инис бегло оглядел Тадэуса, постаравшись не встретиться с ним взглядом, и прошагал к столу. В каком-то плане вор сейчас даже позавидовал Дэусу, тот мог хоть весь день проваляться в постели вместо того, чтобы разбитым идти работать на конюшню. — Спасибо, — отозвался Тадэус, — поешь пока… — Я уже позавтракал, — отчеканил Инис, — меня ждут на конюшне, не знаю, что у них там случилось, но меня уже раза три попросили быстрее туда прийти, — соврал вор и натянуто улыбнулся, — так что я побегу. Оставлю это здесь, — кивнул он, — встретимся уже за обедом, наверное? Или ты будешь обедать с… — Издеваешься? — поинтересовался Инквизитор, — я видеть не хочу ни Лазария, ни тем более Вилмара! — Ну, да… точно. Прости, — поморщился рыжий, осознав, что сморозил глупость. — Я тогда пойду, а ты ешь, а то остынет. Вор слабо поджал губы на кивок мужчины и покинул покои, сорвавшись на бег уже за дверью. «Дальше, дальше, как можно дальше отсюда!» — вопило сознание. Он не хотел больше находиться под прицелом удушающего взора мужчины. Нужно было время, чтобы Тадэус сменил гнев на милость, нужно было следовать строгой указке. Да только где взять столько выдержки?.. Ведь выдержки не хватило даже на то, чтобы принести мужчине обед. Инис попросил служанку, сославшись на то, что очень занят другими делами. Так что если Тадэус спросит, эта дуреха передаст ему, что Азарис честно трудится. — Вам нехорошо? — поинтересовалась прислужница, оставив поднос на столе. — Могу я чем-нибудь помочь? Я могла бы вызвать к Вам лекаря. — Не стоит, я в полном здравии, — ответил Тадэус, хотя за этот день всего пару раз поднялся из постели. Он был так обессилен размышлениями и поисками выхода из сложившейся ситуации, что был выжат. — Тогда отдыхайте, Ваше Преосвященство, — поклонилась девушка и поспешила покинуть покои. Видеть мужчину в постели было ей так странно и дико, словно она была убеждена, что Инквизитор вообще не знал ни сна, ни покоя. Как только она вышла за дверь, то увидела колдуна, который шел как раз ей навстречу. Увидев девушку, Лазарий чуть сбавил шаг. Когда служанка скрылась за поворотом, Ларра все же подошел к двери, что вела в покои Тадэуса. Маг осознавал, что нужно извиниться. И чем быстрее, тем лучше. Лазарий был очень виноват перед Инквизитором и даже не представлял, что и как ему нужно сказать, чтобы тот простил его. Но попробовать стоило. Маг всегда ценил дружбу с Первосвященником. И даже несмотря на то, что они оба были довольно скрытными и мало делились друг с другом чем-то сокровенным, между ними всегда чувствовалось доверие. А сейчас все это могло рухнуть. Или уже рухнуло? Слова Тадэуса о разочаровании просто не покидали голову Ларры. И ведь самым страшным было то, что Дэус был прав! Колдун действительно подвел его, так глупо и наивно разболтав его «страшный» секрет Вилмару. Конечно, в тот момент Лазарий даже и не думал о последствиях. Он был уверен в принце, наивно пологая, что тот будет держать язык за зубами хотя бы потому, что сам требовал ласки от парня. Он был зол на самого Тадэуса, ведь тот советовал держаться от наследника подальше, а сам потакал своим желаниям. Но все это не оправдывало змееуста. Ларра тяжело вздохнул, еще раз прокрутив все размышления в голове, и на секунду зажмурил глаза: Дэус еще даже не начал осыпать его проклятиями, а щеки мага уже неприятно горели от стыда. Помявшись у двери какое-то время, Лазарий все же собрался с духом и постучал. — Та… Тадэус… можно войти? — неуверенно проговорил колдун, так и не решившись толкнуть дверь. — Нет, — послышалось из-за двери, — я не хочу ни с кем общаться. — Дэус, пожалуйста. Я прекрасно понимаю, кем ты меня считаешь. И ты в полном праве это делать… — неуверенно начал Ларра, — но позволь мне… Наконец, послышалось какое-то движение. Когда дверь все же отворилась, перед Лазарием возник Тадэус в ночной рубахе до самых пят (Лазарий бы утонул в такой длинной), и его недовольный вид мог бы сгладить только ночной колпак, которого, к сожалению, не было. — Какое из слов «Я не хочу ни с кем общаться» тебе не понятно? — Тадэус, я хоте… — Я не настроен на беседу, еще раз повторить? — с нажимом поинтересовался мужчина. — Прошу простить мою грубость, но я не желаю ни с кем общаться, особенно с тобой. Уж прости, но у меня нет настроения тратить свое время на сплетника. Глянув на залитого краской мага, Тадэус лишь хмыкнул себе под нос и закрыл перед ним дверь, вернувшись в постель и накрывшись одеялом с головой. Он был слишком раздражен, не хватало еще себя накрутить бестолковыми извинениями Лазария. «На что я только надеялся? — тяжело вздохнул Лазарий и вперился взглядом в дверь. — Еще бы, он так зол на меня! Я бы и сам поступил так же… я почти так и поступал с ним». Колдун прикрыл глаза и вновь тяжко вздохнул. Ему хотелось вновь постучать, но в этом не было никакого смысла. Тадэус был еще не готов даже говорить, не то, чтобы слушать и слышать. «Возможно, стоит дать ему остыть, а затем снова попытаться попросить прощения? — решив, что именно так и поступит, колдун медленно направился в сторону башни. — Я обязательно все исправлю…» Развернувшись, Лазарий направился в сторону главной залы. Возможно, ему было немного обидно, что Тадэус совсем не пожелал его слушать, и в его душе не нашлось снисхождения, чтобы хотя бы выслушать его или попытаться простить. Но змееуст как никогда понимал свою вину перед мужчиной. Уже у главной залы, увидев принца, Лазарий тихо хмыкнул: Вилу хватило смекалки не лезть к Инквизитору сегодня. «Интересно, мысленно он бы его сжег или повесил?» — слабо улыбнулся Лазарий, представив у двери в покои Тадэуса Вилмара.***
Уже вечером Иниса настигло новое испытание: нужно было принести ужин Тадэусу. Казалось бы, он занимался этим постоянно, в редких исключениях Тадэус заказывал что-то определенное у прислуги Северного Замка, но сегодня Инис еле пережил завтрак. К вечеру у мужчины могли появиться новые претензии, а Азарис еще не отошел от предыдущих! Удушающий стыд перед Инквизитором заливал ноги тяжелым металлом, от чего вор еле передвигал ими в сторону его покоев. Разбойник уже хотел вновь послать с подносом несчастную служанку, но в последний момент передумал. Может, Тадэус немного отошел? Тогда можно было хотя бы пожелать ему спокойной ночи. Уж извиняться снова Инис не стал бы, ведь не дурак, уже уяснил, что Первосвященник не в настроении выслушивать одно и то же. Да и с его стороны тоже глупо повторять те же слова раз за разом, как пересмешник. Потому, собравшись с духом, Азарис собрал ужин на одну персону и последовал в покои Инквизитора. — Это я, — отозвался он после стука и вошел в комнату, увидев Тадэуса за столиком с книгой в руках. — Я принес ужин… — Угу, — кивнул пепельноволосый. Инис прошагал до стола и начал перекладывать все с подноса. Тадэус же продолжал скользить взглядом по строчкам в книге. Закончив с тарелками, Зуар пожевал губы и слабо улыбнулся, — приятного аппетита! Ну, я, наверное, пойду… — Сядь! — почти рявкнул Тадэус, захлопнув книгу, и перевел почти огненный взор на парня. — Что? — Зуар даже чуть дернулся от громкого тона Инквизитора и вжал голову в плечи, однако послушно сел на соседний стул. Судя по всему, Тадэус не остыл к вечеру, а, напротив, лишь накрутил себя еще больше… — Почему ужин только для меня одного? Ты же, как мне передали, трудился целый день, не покладая рук, — поинтересовался мужчина, отложив книгу на край стола и скрестив на груди руки. — Я правда работал весь день… — начал оправдываться рыжий. — Но я совершенно не голоден! Я очень устал и просто… просто хотел лечь спать, — проговорил Инис и отвел взгляд в сторону: взор Дэуса сейчас казался ему очень тяжелым. — Ммм, — протянул Тадэус и, вытянув руку, отодвинул свой ужин к Азарису, — ешь. — Но я не хочу… — запротестовал разбойник, поморщившись. Есть и вправду не хотелось, кусок в горло не лез. Инис оглядел содержимое тарелки и только сейчас поймал себя на мысли, что даже не помнил, обедал ли он сегодня. — Дэус, я… — Я сказал, ешь! — повысил голос Инквизитор и хлопнул ладонью по столу. — Но я же сказал… — Аппетит приходит во время еды, — отрезал Тадэус. Спорить с Тадэусом порой было просто бесполезно. Вздохнув, Зуар взял в руки вилку и, бездумно ткнув ею в какие-то овощи, отправил еду в рот. В этот момент желудок предательски заурчал (видимо на радостях, что его наконец накормили), и Инис сконфужено поджал губы. — Чудно, — вскинул бровь мужчина, наблюдая за трапезой разбойника. Аппетит у Иниса, возможно, проснулся, но от столь пристального наблюдения со стороны Первосвященника, еда застревала в горле и не сразу проваливалась в желудок. Тадэус продолжал смотреть на Азариса, а потом поднялся из-за стола. На какую-то долю секунды Инис испугался, что тот его снова начнет отчитывать или даст хороший подзатыльник. Но мужчина лишь обошел стол и встал прямо за вором, опустив свои тяжелые руки правосудия на хрупкие плечи виновника. Инис еле проглотил кусок мяса, который чуть не выпрыгнул обратно в тарелку от того, как парень вздрогнул. — Прости меня, — выдохнул Тадэус, но слова словно пролетели мимо ушей вора. Тот настолько не ожидал именно этих слов, что не сразу понял, в чем его обвиняли и обвиняли ли вообще? — Че?.. — сумел выдохнуть он и обернулся через плечо. — Прости меня, Азарис. Я зря винил тебя, — повторил Тадэус, — конечно, тебе не стоило делиться с Вилмаром о таком интимном, но я понимаю тебя. Ведь ты сказал об этом ему, потому что подсознательно боялся сказать об этом мне. Наверняка ты боялся моей реакции, боялся задеть мою мужскую гордость, что я не способен доставить тебе ничего, кроме боли. Более того, когда все это случилось, я настоял на нашей близости вопреки всему. Возможно, я слишком увлекся и возомнил, что ты все стерпишь, потому никогда себя более не сдерживал. Я обещаю, что постараюсь не причинять тебе боли, или же вовсе мы можем отойти от такой близости, ведь это для меня не главное… Выслушав всю эту тираду, Зуар сначала даже впал в ступор. — Что? — с удивлением переспросил вор, уставившись на Тадэуса. Мало того, что мужчина почему-то вдруг решил извиниться сам, так он еще зачем-то взял всю вину на себя. — Так! Все! Подожди, — нервно оскалившись, проговорил плут. — Я не делился с Вилмаром ничем интимным! Я ему ответил на простой вопрос! Я не рыдал у него на плече, рассказывая о своих страданиях, хотя бы потому, что это не так! И что за глупости ты говоришь? Ты ничего не доставляешь мне кроме боли? Да это смешно! — Зуар закусил губу, пытаясь придумать, как можно все объяснить с наименьшим «ущербом» для обоих, а затем продолжил, — я просто предупредил принца, чтобы он особо не налегал на паренька. Особенно поначалу. Вот и все… — Хватит! — отмахнулся Инквизитор. — Этого разговора не было бы, не будь тебе больно. А ведь тебе больно, признайся, не надо лгать мне, я не выношу вранья, — продолжал давить синеглазый. — Боги… — выдохнул Зуар и прикрыл глаза, — Дэус, мне… мне не всегда больно. И по большому счёту я понятия не имею, как должно быть в идеале. Но даже несмотря на это, мне хорошо с тобой! Да я же сам на тебя лезу… я… — Азарис слегка сбился с мысли и замолк, сжав пальцами переносицу. — Прошу, только не выдумывай ничего лишнего… — черт вновь поднял взгляд на Инквизитора и спокойнее продолжил, — ты говоришь, не заниматься этим. Предлагаешь целовать друг друга в щечку на ночь и ложиться спать? Не говори глупости. Подумай, раз я готов иногда терпеть дискомфорт, значит, это того стоит. И порой, когда это происходит… я просто не могу остановить тебя. Потому что… меня иногда бьет эйфория просто от одного твоего довольного вида. Мне правда хорошо с тобой. Инис с силой вздохнул и отвел янтарный взгляд в сторону, ощутив в эту минуту, как его щеки начали неприятно гореть от самого настоящего стыда. Как оказалось, о подобных вещах было легче сказать в шутку и со смехом пьяному принцу, чем самому Тадэусу. — Так все-таки тебе больно, — казалось, Тадэус вообще не слушал разбойника. Инис обреченно прижал ладонь ко лбу, сдавив пальцами виски. — Ты даже не знаешь, как это должно быть! Потому что ни разу нормально не было! — Дэус, не сходи с ума, — изрек вор, заглянув мужчине в глаза, — мне нравится то, что у нас было. То, что у нас есть… Я хоть раз тебе жаловался после? Или упрекал в чем-то? — Зачем? Хватает того, что ты во хмелю обмолвился об этом другому! В ответ Инис поморщился так, будто слова, произнесенные Тадэусом, были сродни пощечине. Парень виновато опустил голову и прикрыл ладонями лицо. — Дэус, пожалуйста… я же уже сказал, что я… — не отнимая рук от лица, вновь начал оправдываться разбойник, но затем осекся, — эх… не важно. Ты все равно меня не слышишь… — Я пытаюсь тебя услышать, но ты боишься говорить мне правду! — возразил Инквизитор. — Ты с самого утра избегаешь моего общения, хотя я ни разу даже не вышел из покоев, чтобы ты в любой момент мог застать меня здесь! Я знаю, поверь, говорить о наболевшем легче тому, кто может на все смотреть со стороны. Но, Азарис, только обсуждениями мы можем найти компромисс! Ты же совсем не хочешь со мной говорить! А я хочу узнать, что тебе не нравится, чего бы тебе хотелось… То время, когда я имел наглость решать все за тебя, уже прошло. Я хочу, чтобы ты мне рассказал, как хочешь ты… Мне важно знать, как сделать тебе приятно. Потому что ты единственный, кто рядом со мной, единственный, кто делит со мной постель, мои будни, маленькие радости и переживания. Азарис, скажи мне… тебе на самом деле плохо со мной? — Нет. Ты не слышишь меня, — твердо произнес Азарис, запустив пальцы в рыжие пряди. — Я избегал тебя, потому что мне до чертиков стыдно перед тобой! И я не хотел тебя снова злить и раздражать! А не потому, что боюсь тебя или не хочу разговаривать! И я уже говорил тебе, мне хорошо с тобой! Если бы мне было плохо, меня бы сейчас здесь не было! Сейчас-то ты меня слышишь? — вор поднялся на ноги и на эмоциях протянул руки к мужчине, — сколько раз мне нужно тебе это повторить, чтобы ты меня услышал? — Тогда почему ты сказал Вилмару, что тебе больно? Что такого ты должен был ему сказать или в каком ключе преподнести, что этот сопляк вздумал высказать мне свои наставления?! — Бога ради! Дэус, я ему всего лишь сказал, что это может быть больно, особенно в первый раз! Да и то, для того, чтобы он бездумно не опрокинул на какой-нибудь горизонтальной поверхности несчастного парня! Я не знаю, что там замкнуло в его пьяной голове и почему он решил высказать это тебе! — теперь уже начал злиться разбойник, причем больше всего он злился на болтливого принца и на себя. Ну вот зачем он вообще рот открывал?! — Особенно в первый раз, — повторил Тадэус и опустил голову, — знаю, — мужчина тяжело выдохнул, — прости меня за тот раз. В меня словно бес вселился. Я совсем не такой, я никогда себя так не вел, клянусь. Да и в постели… я никогда не был столь свободен в действиях. Не знаю, почему я себе это позволяю, но я перестану… перестану… — Дэус, прошу… Все же… все же хорошо, — с волнением отозвался Инис, сделав шаг к Инквизитору. — Я же сам просил забыть то недоразумение. И теперь знаю, какой ты на самом деле. Перестань извиняться, умоляю! Я же уже говорил, что даже если бы была возможность вернуться в прошлое, я бы ничего не поменял. Ну-у, если только тот момент, когда я пытался сбежать по канату… А то я был почти уверен, что это моя последняя «прогулка», — Зуар слабо ощерился и взял ладони мужчины в свои, — я не хочу, чтобы ты чувствовал вину и накручивал себя. Поэтому прекращай себя мучить. — Я должен ее чувствовать… что за бесчувственным извергом ты считаешь меня, если за свои проступки я не должен чувствовать ни вины, ни угрызений совести?! — Боги, я же не об этом! И мы же оба знаем, что ты никакой не изверг! Прошу, услышь же меня наконец! Перестань делать из себя чудовище, это совсем не так… Тадэус все же поднял взгляд с пола и посмотрел Инису в глаза. Вор даже облегченно вздохнул, ведь Инквизитор, кажется, его услышал! — Ты все еще боишься признать правду, — почти обреченно выдохнул Первосвященник. — Ёбана, Дэус! Ты издеваешься?! — кажется, нервы Азариса наконец не выдержали. Парень, негодуя, посмотрел на Инквизитора и нервно засмеялся: иногда донести что-то до разума Тадэуса было просто невыполнимой задачей, особенно если он вбил это себе в голову. И это-то несмотря на его начитанность и высокий ум. Но тут проблема оказалась намного серьезнее: Дэус просто ничего не хотел слышать. — Послушай, пожалуйста, меня внимательно… Очень внимательно. Я не безвольное и наивное создание! Я не раб на привязи и не побитый щенок! Я не боюсь тебя! И не боюсь говорить тебе правду! Бога Ради, ответь мне, что еще мне сказать тебе и сделать, чтобы ты не накручивал себя?! Чтобы ты, черт побери, поверил мне?! — Скажи мне правду! — с запалом ответил Тадэус, словно не слышал всей этой тирады. Сжав ладони Иниса в ответ, мужчина вперился взглядом в разбойника и продолжил, — скажи мне правду! Скажи, «Да, мне больно, я не люблю этого и этого, не хочу, чтобы ты делал так и так со мной! Да, Тадэус, ты жестокий! Ты совершенно прав!» — Я уже ее сказал, — устало выдохнул рыжий. Мужчина тяжело выдохнул и отпустил руки вора. — То есть ты признаешь, что слова, сказанные Вилмару, были не необдуманными напутствиями, а правдой, которую ты не решился сказать мне? Инис ошарашено уставился на мужчину, почувствовав, как его губы дернулись в нервном тике. Да как у него вообще получилось так вывернуть его слова?! — Разве я согласился с этим? Потрудись, пожалуйста, вспомнить мой ответ. Или тебе попросту все равно, что я отвечу? Ты при любом раскладе будешь верен только своему мнению. Тогда смысл мне отвечать? — хрипло проговорил Зуар и, сделав шаг назад, сел на стул. Кажется, с Тадэусом было бесполезно разговаривать. Диалог здесь был бессмыслен: можно было или соглашаться с его собственными выводами, или просто врать. Последнего Инис уж очень не хотел. Ему надоело обманывать, врать даже во благо. С близким человеком ему хотелось быть честным и открытым, однако… На деле это казалось невозможным. «Правильно говорил Вивьен, человек будет слышать лишь то, что хочет. И легче ему подыграть, чем заставить услышать истину», — пронеслось в голове разбойника, и тот, поморщившись, перевел взор золотистых глаз на стол. — Мне не все равно! — возмутился Тадэус. — Будь мне все равно, я бы тебя не спрашивал ни о чем! Но мы оба знаем, какой я… Я знаю, какой я! И если ты вдруг решил, что не думать о былом и простить это одно и то же, то ты глубоко ошибаешься! Ты посмотри, что я сделал с тобой! Я так напугал тебя казнью, что ты просто на все закрываешь глаза! Я не хочу, чтобы так было во всем! Азарис поднял взгляд на Инквизитора и внимательно посмотрел ему в глаза. Вряд ли Тадэус мог разглядеть в этом тяжелом взоре всю усталость и подавленность, которую сейчас ощущал вор, но желание зазря открывать рот у рыжего точно пропало. Поэтому, на удивление Инквизитора, Зуар просто промолчал, а затем и вовсе согнулся и прижал ладони к щекам. — Инис… ты ничего мне не скажешь?.. — спросил мужчина. — А смысл? Ты же не слышишь меня, — ответил вор, не поменяв позы. Тадэус вновь тяжело вздохнул и, пожевав губы, присел на корточки перед парнем, ткнувшись лбом в его шевелюру. Зуар удивленно вскинул брови, поймав себя на мысли, что, кажется, каким-то чудом упустил тот момент, когда Дэус сменил свой требовательный тон на тихий и доверительный. Так и не двинувшись с места, парень с силой выдохнул и прикрыл глаза. — Я просто хочу, чтобы нам было хорошо вместе. Чтобы ты делился со мной всем, что тебя тревожит. Инис, разве я не заслуживаю доверия? Чем Вилмар в этом лучше меня? — Я доверяю тебе. И ты должен был это понять уже давно. И я правда пытаюсь делиться с тобой тем, что у меня на душе… но порой… порой я просто понимаю, что какие-то вещи просто не стоят твоего внимания — тихо проговорил Азарис, — и раз уж я не придаю этому такое значение, почему ты об этом беспокоишься? Если бы мне было с тобой плохо, меня бы здесь попросту сейчас не было. — Все, что касается тебя, стоит моего внимания, — также тихо ответил Инквизитор, — любая мелочь, которая тебя беспокоит, стоит моего внимания. Инис искренне улыбнулся и отстранился от мужчины так, чтобы была возможность видеть его лицо. Для него был совершенно непривычен такой интерес к его внутренним переживаниям. Парень вообще с трудом мог поверить, что кого-то действительно могли волновать его тревоги. Всю свою жизнь Азарис рос в мире, где каждый думал лишь о себе, а чужие проблемы решались лишь тогда, когда это было выгодно. Но Тадэусу хотелось верить… — Хорошо. Я запомню это… — изрек вор и опустил ладони Инквизитору на плечи, — спасибо. — Теперь, чтобы я запомнил, скажи, что тебе не нравится. Не злись, ведь я не могу тебе во всем нравиться, как ты не можешь во всем нравиться мне, — рассудительно, но больше упрямо проговорил мужчина, заглянув вору в глаза, — но если сейчас ничего не скажешь, в следующий раз, когда ты случайно скажешь об этом не мне, я отрежу тебе язык. — А это, дорогой мой, уже называется угрозой, — коротко усмехнулся Зуар. — Ладно, вижу, ты просто так не успокоишься. На деле… стой, погоди. А я тебе чем не нравлюсь? — вдруг перебил сам себя Азарис и с интересом уставился на Хранителя. — Несдержанностью, отсутствием манер и сквернословием, авантюризмом, воровством, вредностью и упертостью, в которых ты не знаешь границ, безответственностью. Мне не нравится, что ты злоупотребляешь не только вином, но и крепкими напитками, продолжаешь курить, ты — язычник… мне огласить весь список или закончить на этом? — ничуть не растерялся Тадэус. — Нехилый такой списочек, — присвистнув, слегка озадачено изрёк Инис. — Прямо удивительно, как ты меня до сих пор терпишь… Правда, насчет упертости… вот кто бы говорил! — тихо рассмеялся вор. Отсмеявшись, рыжий уже невесело вздохнул: список Тадэуса был действительно не маленьким, и половины из него Азарис исправить уж точно не мог, по крайней мере не за короткий срок. — Не увиливай от вопроса, Азарис, — нахмурился Инквизитор, но быстро смягчился, — скажи мне, что не нравится тебе? «Сам вообще-то увильнул от ответа», — про себя буркнул вор. — Ох, хорошо-хорошо, — осознав, что уйти от темы уж никак не получится, Инис кивнул. — Ну, мой список будет намного меньше… Если вспомнить твою излюбленную тему про «больно», то я… то ты бы мог быть чуть осторожней в самом начале. Не входить резко. Я… я зажимаюсь и не успеваю расслабиться. И когда в конце ты забываешься и наваливаешься всем своим весом, после у меня порой начинает сводить судорогой ноги, — неохотно поведал парень с веснушками. — А в остальном… все прекрасно. Только перестань надумывать всякое. А то от этого в итоге тяжело и тебе, и мне. Тадэус кивнул и отвел взгляд в сторону, явно о чем-то задумавшись. Он был с самого начала уверен, что Инис все равно признается, и это случилось. — Что еще тебе не нравится? — спросил он, вернув взгляд на вора. — Когда мне устраивают допросы, — с улыбкой проговорил плут. — Я тебе уже перечислил, если найдётся ещё что-то, я обязательно скажу тебе об этом, — изрёк Азарис, наклонив голову. — Дэус, я очень устал. Правда. Посмотри на меня. Можно мы ляжем спать? — предложил вор, но затем вспомнил кое-что неприятное и криво ощерился, — точнее… можно я пойду лягу спать? — А ужин? — вздохнул Инквизитор. — Не хочу, правда… Я выжат. — Хорошо. Отправляйся спать, — кивнул синеглазый и поднялся на ноги, — но завтра мы завтракаем вместе. — Как скажешь, — согласился Инис и, опустив голову, улыбнулся.***
Корабль продолжал бороздить морские просторы, однако в этот раз они больше не были в свободных водах. Пираты были близки к границе, ожидая торговые суда. В целях безопасности морской торговли изредка виднелись королевские судна, и Тамерлан давал приказ скрыться вдали от границы. На территории Бронзы пиратство было запрещено и каралось смертной казнью, но вряд ли Ферроса это пугало: даже при самом плохом раскладе его бы не смогли казнить. Тибиль на все это смотрел несколько иначе: каждый раз, когда они грабили корабли из Бронзы, он чувствовал невероятный стыд перед Родиной и своим домом. Он очень редко принимал активное участие в грабежах, вся его помощь заключалась лишь в том, что он забирал книги или что-то приглянувшееся ему лично, а потом читал долгую молитву в память о павших в этом жестоком бою людей. Однако после перепалки с кузеном Пастырь переживал еще по одной причине: где-то в глубине души он боялся, что Тамерлан спустит его на шлюпке и прикажет плыть домой и наслаждаться высшим светом. Атмосфера на корабле была слишком напряжена. Одни ждали наживы, другие грезили о пиратском острове с бочками рома и доступными женщинами, а Тибиль метался между Асмилем и Тамерланом. Перед одним невозможно хотелось извиниться, но не моглось; с другим хотелось наладить отношения, но Ферр ходил злой, как бешеный пес. Оба пирата все еще не пришли к пониманию, и все чаще на палубе слышались недовольные возгласы Короля. А Тибиль вечно попадал под горячую руку. Он и рад был, что Асмиль к нему прислушался и теперь игнорировал Ферроса (хотя Дон это делал сугубо из личных соображений), но все никак не мог поймать брата в хорошем настроении. Тот вечно ходил озлобленный и срывался на всех, особенно на тех, кто искренне желал ему только добра. Тамерлан и подумать не мог, что из-за такого пустяка Асмиль может обидеться, тем более на такое долгое время. Даже больше — мужчина совершенно не видел никаких причин для обид. Он хорошо относился к своему рулевому; лучше, чем к остальной команде. — Совсем распоясался… — с раздражением выдохнул капитан, спустившись на нижнюю палубу, — надо было найти себе симпатичную девку и возить с собой… а не этого засранца… Именно в таком прекрасном расположении духа Феррос зашел на кухню, обнаружив там не только Зиру, к которой собственно и шел (надо было обсудить количество запасов на корабле), но и злополучного Дона. Темнокожий пират как обычно помогал негритянке готовить обед. Увидев Тамерлана, Асмиль лишь тяжело вздохнул, уже предвкушая очередной скандал. — О! Капитан! — с улыбкой хлопнула в ладоши Зира, — хотите высказать свое пожелание к предстоящему обеду? — Овощи с яйцами или яйца с овощами? — усмехнулся тот. — Или рыба, — из ниоткуда вдруг встрял Тибиль, — мы долго стояли на месте, поэтому удалось поймать немного. Как раз для Капитана! — Я могла бы сделать… суп? — радостно сообщила женщина, вытерев руки об фартук. От всего этого гама Асмиль, кажется, помрачнел еще больше. «Тебя еще не хватало с твоей чертовой рыбой…» — Дон даже глаза прикрыл, чтобы не видеть светящуюся физиономию Пастыря и постарался подавить в себе вмиг возникшую злобу. Тибиль же как мог старался услужить брату, чтобы их хрупкое взаимопонимание снова обрело гармонию. — Нет-нет, зачем же суп? Это еда не того уровня, — прокомментировал он, прекрасно помня, что во дворце ни разу не ел супов. Супы были для прислуги, — ее можно хорошенько зажарить, да, Феррос? — Для супа действительно жарко, — нехотя согласился Король, — и раз рыба для меня, то зажарь ее, Зира! Асмиль, не хочешь разделить со мной обед? — Асмилю не положено, — вырвалось у Тибиля (который даже успел оскорбиться, что предложение было послано не ему), и он почти виновато глянул на рулевого, — в смысле там только для тебя. Здесь ведь совсем не рыбное место… Рулевой одарил Пастыря не самым добрым взглядом, мысленно проклиная каждого в этой комнате, даже Зиру за ее чрезмерное дружелюбие. — Послушайте Вашего Пастыря, Капитан. Умные ж слова говорит, — колко прокомментировал брюнет. — Не то, что ты, — еле слышно поддакнул тот, разглядывая носки своей обуви. — Мне не положено, не по статусу, — продолжал Дон, к своему счастью или счастью этой ходячей помойки не услышав этого святошу, — возьмите лучше с собой Тибиля и идите… отобедайте вместе… — Как скажешь, — пожал плечами Капитан. — Зира, поторопись. Предложения отобедать вместе Тибиль все же не получил, рефлекторно поджав губы. Тамерлан, наверное, все еще злился на него. Или, быть может, ему было совсем неинтересно разделять трапезу с тем, кто после не мог его отблагодарить должно. Но Тибиль мог! Хотя даже в своих фантазиях не смел заходить слишком далеко, ведь представь он себе слишком много, его жизнь стала бы еще невыносимее. При любом раскладе их положений Тамерлан видел в нем лишь маленького кузена, хотя Тибилю было уже двадцать семь. — Конечно, — нахмурилась женщина, проводив Капитана взглядом. Стоило мужчине покинуть кухню, Зира вперилась взглядом в Асмиля, ткнув руки в бока, — что за ребячество, Дон? Сколько можно? У меня уже уши вянут! — Тибиль только усмехнулся, но женщина метнула безумный взгляд и в его сторону, — ты тоже ничем не лучше! Ну-ка вон пошли, пакостники! — А я то что сделал? — ахнул Дон. — На свет родился, — буркнул Тибиль и с силой сжал губы. — Тибиль! — рявкнула женщина, и оба были выгнаны в шею из кухни. Уже на палубе Тибиль неловко сжал ладонью свое плечо. — Прости… я не хотел, это привычка. Очень дурная, я пытаюсь с этим бороться… — скомкано проговорил Пастырь. Он и поверить не мог, что, наконец, смог извиниться перед Доном! Но, кажется, способность к извинениям появилась у Тибиля в самый неподходящий момент. — Иди к черту. Ты и твой похотливый братец, — сухо отозвался Асмиль. — Да стой же! — воскликнул Пастырь и зацепился пальцами за его майку. — Правда… мне очень стыдно! Прости за прошлый раз, я ничем не лучше тебя. Мне жаль Нокса, правда, я не хотел вспоминать о нем в таком свете… Я не знаю, откуда во мне столько грязи. Я просто ревную… — почти на одном дыхании выпалил русоволосый и сморщился, словно сказанные слова приносили ему боль. — Ты вовсе неплохой, если так можно сказать про пирата… Никто не свят и нет в мире идеалов, просто я… я… — Просто ты что? — переспросил парень, вскинув тёмные брови. — Просто тебе нравится строить из себя святошу? Так ведь легче закрывать глаза на свои грехи, да? Конечно, все время надо подмечать чужие, а вот на себя уже времени не хватает, — язвительно протянул рулевой, повернувшись всем корпусом к Пастырю. — А насчёт ревности, это ты зря… — добавил брюнет, поморщившись, — все же ты для Ферра любимый братик, а вот я… я для него всего лишь «свободная дырка». Причалим к островам, и он быстро найдёт себе другую. Так что не переживай! — Перестань, — сморщился Тибиль, — я хочу извиниться… мне нелегко признавать себя неправым… Я знаю своего брата, он ценит тебя, просто так я бы ревновать не стал. Если б я ревновал его к каждому, я бы уже лопнул от желчи… а тут только ты, вот на тебя все и льется… Асмиль криво оскалился и наклонился к Тибилю чуть ближе. Он считал, что знает Тамерлана лучше многих на корабле, а также он искренне верил, что капитан умел ценить только труд и выполненную работу, но не больше. — Вот увидишь. Первый порт с продажными девками, и ты припомнишь мои слова, — тяжело изрёк Дон. — И если тебе станет от этого легче… то я прощаю тебя. Как ты там говорил? Во всем виновата ревность и количество желчи в твоём желудке! Пусть хоть кому-то здесь станет легче, — проговорил пират и, похлопав паренька по плечу, направился к штурвалу. — Асмиль… — почти обреченно выдохнул Пастырь. Ему хотелось втолковать рулевому, что продажная ласка хороша лишь на время, но потом он прикусил язык. Ему делать что ли нечего? Зачем убеждать Дона в значимости? Если он считал себя пустым местом, то пусть им и будет. Так проблем меньше. — Спасибо. Рулевой ему ничего не ответил, лишь рукой махнул, чтобы этот «ангел» от него отстал. И он так злился на Тамерлана, да и на этого сквернослова, что у него сил не было ни отвечать на выпады, ни играть в любезности. Извинения были приняты, но в глубине своей души Асмиль никого не простил, посчитав, что Тибиль наверняка задумал очередную пакость и просто выжидал время в роли неповинной овечки. Уж он-то знал, что этот везде сующий свой нос Пастырь был далеко не святошей! Просто никто не ловил его на горячем, ведь этот изнеженный ублюдок вечно где-то шлялся, якобы совершая благие дела. Асмиль не верил, что Тибиль был так чист, как о нем говорили. И искренне не понимал, почему этого не понимали другие. Между тем предсказание Асмиля не заставило себя долго ждать. После того, как одно из торговых судов было ограблено, корабль Тамерлана отправился на пиратские острова. Эти клочки земли были раем для таких разбойников и убийц: грязные лачуги, дешевый ром, еще дешевле там стоили проститутки; всегда можно было затеять драку в одном из трактиров и повесить отрубленную голову перед входом в виде украшения. Этот вечер был одним из многих и мало чем отличался от других: за покосившимися столами сидели мужчины любой масти (начиная от карманников на рынках, заканчивая уважаемыми пиратами), отовсюду раздавались пьяные крики и хмельной хохот портовых шлюх. Как Тамерлан мог делить ложе хоть с одной из них, Тибиль понять не мог, ведь самая свежая из дам успела пропустить через себя не один десяток грязных моряков и разбойников. В этот раз Пастырь на короткое мгновение поймал себя на мысли, что проститутки этих мест были в разы хуже Асмиля. Но так как никакого давления — ни физического, ни морального — он для Ферроса не представлял, мужчина засел в съемной комнате и читал один из запрещенных церковью романов. Неизвестный автор писал о запретной любви брата и сестры, которые были вынуждены жить в мире роскоши, но без любви. Решившись бежать из золотой клетки, они, казалось бы, должны обрести счастье, но судьба была немилостива к ним и потом. В это время Асмиль откинулся назад на стуле и перевел свой взор на Тамерлана. Тот распивал уже четвертую кружку рома вместе с громко смеющимися дамами. Конечно, Железный Король был любимцем здешних дамочек, правда, любили они его отнюдь не за веселый нрав и даже не за внешность. Больше всего они ценили в нем золото, которое он мог на них потратить. Правда, Тамерлан был не из тех глупцов, что тратил все свое состояние на глупых красоток, но пару-тройку блестящих монет мог вручить той или иной профурсетке, особенно после пары кружек хорошего рома или эля. Как и говорил Асмиль, Феррос потерял к нему всякий интерес, когда их корабль пришвартовался к западным берегам. По мнению Дона, Тамерлану нужен был любовник только во время странствий, чтобы не было скучно и было с кем поразвлечься. Бесполезную девку таскать с собой глупо: во-первых, ее лаской начнут пользоваться все, кому не лень (а Король пиратов все же выбирал для своих утех дамочек «посвежее»), во-вторых, это еще один лишний рот, который не особо окупался, а Тамерлан не любил «невыгодные сделки». Не легче ли использовать одного из молодых пиратов? От него и польза на корабле, и тело его не такое убитое жизнью, как у многих из портовых куртизанок! «Одни плюсы, да и только…» — гневно рассуждал Асмиль, наблюдая за веселящимся капитаном. В трактире сидела вся команда, включая их кока Зиру и занудного картографа Жакко. Все, кроме Тибиля. Пастырь вновь не пожелал оставаться с пьянчужками и поднялся на верхний этаж, в комнаты, чтобы отдохнуть. Это всегда больше всего раздражало Дона Асмиля: Падре снова и снова старался показать, что он выше их всех вместе взятых. Чище, лучше, правильнее! Темноволосый рулевой недовольно прицокнул языком, злясь еще больше от своих мыслей. «Слабый и простодушный дурак, а возомнил себя посланцем Божьим! — закипал молодой мужчина. — Тоже мне праведник! Небось, пока никто не видит, творит такое, что всем богам вместе взятым стыдно становится!» С этими мыслями рулевой поднялся со стула и, прихватив бутыль вина, направился к капитану. Однако молодой пират остановился на пол пути и с прищуром взглянул на лестницу, что вела в комнаты. Тамерлану точно сейчас было не до него, а вот накрученная злость так и продолжала бурлить в груди Асмиля. — Что ж, праведник, пора тебя спускать с небес на землю, — недобро оскалившись, тихо выдохнул Морской черт. Тибиль продолжал читать и искренне сопереживал героям, находя в этой истории много общего со своей жизнью. Ведь по сути он тоже бежал из семьи, поставив на кон свою безграничную любовь к брату. Но судьба была против них и теперь. Ведь будь она хоть немного приветливее, Тамерлан сейчас был бы здесь с ним, а не с грязной проституткой внизу. Но правда была такова, что Пастырь вчитывался в строчки, списанные с его жизни, а дверь его была глуха. Ведь он был совершенно никому не интересен и, следовательно, не нужен. Зря он так считал. Ведь именно в этот момент дверь в его комнату резко распахнулась, громко стукнувшись о стену, и захлопнулась обратно намертво. — Ну, что, ангел… отдыхаем? — с порога воскликнул темноволосый пират, одарив Тибиля хищным оскалом. Пастырь, не ожидавший никаких гостей, аж подпрыгнул на постели. Книга его упала на кровать и рефлекторным движением руки была спихнута за нее. Лишь после Тибиль подумал, что зря переживал о ее содержимом: Асмиль все равно не умел читать. — Что ты тут делаешь?! — с раздражением спросил Тибиль и хотел уже встать с постели, но передумал. Не велика шишка, чтобы подниматься. — Если хочешь спать, иди в свою комнату. Мне хоть здесь можно поспать без вашего пьяного храпа?! — Ой-ой, какое недовольство, Ваше Святейшество! — с сарказмом изрек сероглазый пират. — Я, может, пришел составить Вам компанию! Чутка очиститься от скверны, так сказать, — с издевкой отозвался Дон, облокотившись на дверь и помахав бутылью вина в воздухе. — Может, ты дверью ошибся? Иди напивайся внизу, там полно пьяниц! — Нет-нет, ангелочек мой, мне нужен именно ты! — широко ощерился рулевой и двинулся в сторону Падре. — А то ты всех грешников покинул, а после первой бутыли вина так и хочется прикоснуться к святому… Тибиль все же поднялся с постели и рефлекторно сложил руки на груди. Он все никак не мог понять, почему Асмиль ворвался к нему. Неужели это запоздалый ответ на все его колкости на корабле? — Оставь свои плоскоумные высказывания другим! — Опять бранью осыпаешь, сердечный ты наш, — состроив огорченный вид, наигранно протянул брюнет. — Выметайся из моей комнаты, иначе… — пригрозил мужчина, понизив голос. — Иначе! — остановившись прямо перед Падре, едко хохотнул Асмиль. — Иначе что, зеленоглазка? М? — Уходи, — повторил Пастырь, поняв, что любое из его «иначе», Асмиля не убедит, — прицепился, как банный лист. Ох, Господи, за что?.. — А вот действительно, за что? — задал вопрос в пустоту Дон и положил руку Тибилю на плечо. — Ну, как насчёт составить компанию смерду? Или тебе статус не позволяет, а? А то, помнится, вы не обычные бандиты без рода, а знатные господа! А ты ещё и «близок» с Высшими силами! Вообще наверное голова кругом от важности! Да? — Какой еще статус? — нахмурился мужчина, явно теряя терпение. — Даже если так оно и есть, то все это в прошлом! Нет у меня больше рода, что ты пристал ко мне?! Где это прописано, что я пить обязан со смердом или важным господином? Не буду пить ни с тем, ни с другим! Не люблю я этого! Так что руки свои поганые убрал от меня сейчас же и выкатился из комнаты так же, как и ввалился! Вечно нажретесь и ведете себя, как скот! — Тибиль разозлено оттолкнул от себя «приятеля», — а ты так вообще в свинью превращаешься, ибо скотом являешься и трезвым. — Да я смотрю тебе от наглости совсем зубы жмут… — сдавленно изрек рулевой. — Ты так привык, что от всех невзгод тебя защищает братишка, что совсем перестал чувствовать границы дозволенного… А ведь я тебя ни разу и пальцем не тронул! Хотя ты каждый раз упорно нарывался на мордобой. А ведь ты догадываешься… что мне за это ну ничегошеньки бы не было… — с раздражением говорил Асмиль, понизив тон. — Господи, что ты там мелешь? — нахмурился Пастырь. — Я извинился перед тобой, а ты принял мои извинения. Что тебе теперь нужно? Сам нарываешься на конфликт, а потом вопишь, что я без причины плохо о тебе высказываюсь! Ты посмотри на себя в зеркало! От портрета свиньи не отличить! — Все! — громко выдохнул брюнет, от чего Тибиль даже чуть вздрогнул, — всему когда-то приходит конец! Вот и моя доброта к тебе сдулась! Иди сюда… — Заметь, я тоже тебя не трогаю, сдался ты мне, Господи, — упрямо стоял на своем Тибиль, хотя прекрасно знал, что на самом деле нарывался. Просто не мог он молча выслушивать эту грязь, которая выплескивалась словами из уст рулевого. — Оставь меня в покое! Проваливай! После этих слов Морской чёрт невозмутимо схватил свободной рукой Пастыря за загривок и со всем весом надавил, заставив последнего вновь сесть на постель. Так как вторая рука молодого мужчины была занята бутылью вина, Дону пришлось упереться именно донышком бутылки Тибилю в грудь. Пастырь мгновенно вскипел от того, что Асмиль умудрился выплескать на него свое пойло. В такие моменты Тибиль мечтал в одночасье стать сильным, но правда была такова, что драк он не то, чтобы не любил, он их боялся. Боялся боли и насилия, не желая причинять этого ни себе, ни другим. — Чего ты хочешь от меня? Я пить с тобой не стану так же, как и не стану пить с Ферросом! — Хо-хо! Не будет он! Да ты сделаешь все, что он тебе скажет! — хищно оскалился Дон, придавив зеленоглазого к кровати. — Но у тебя со мной общая проблемка, ангелочек! На самом-то деле нашему капитану класть огромную кучу и на тебя, и на меня! Поэтому просто расслабься! — сквозь зубы протянул пират. Тибиль обиженно сжал губы: все, что касалось Тамерлана, задевало его до глубины души. Асмиль не был достойным любовником, даже если бы являлся женщиной. Подобное распутство кузена вызывало у Пастыря противоречивые чувства. Он сам большую часть жизни прожил с бандитами и не считал это таким уж страшным, но в библии было прописано, что это грех, и Тибиль разрывался. Возможно, будь Тамерлан чуточку разборчивее, он бы увидел в своем кузене все, что ему было нужно. Если сжигать заповеди, то только так, а не с этим рулевым и прочими шлюхами. — Что ты себе позволяешь?! — дернулся Тибиль. — Что ты пристал ко мне?! Внизу полно желающих почесать языком или помахать кулаками, а ты ввалился сюда, зная, что тебе «ну ничегошеньки не будет»? — вернул его же слова Пастырь. Русоволосый со злостью посмотрел в серые глаза рулевого и стиснул зубы. — Сейчас же убери свои руки и убирайся отсюда, — прошипел Тибиль, пользуясь единственным своим оружием — словом. Он был напуган и прекрасно понимал, кто из них сильнее, но слабину в голосе все равно не давал. Все, что ему оставалось, это говорить или кричать с таким видом, будто он мог стереть пирата в порошок. Но Асмиля это не остановило, он пересек те границы дозволенного, что сам себе поставил, еще тогда, когда решил применить грубую силу к Пастырю. Правда, тому виной был вовсе не алкоголь, а вырвавшиеся наружу эмоции. Пить сегодня совсем не хотелось, поэтому Дон не смог влить в себя даже бутылку вина. Настроение и так было подпорчено равнодушием Железного Короля, так еще мужчина сам себя накрутил «презрением» ни в чем невиновного Падре. Поэтому все действия сейчас шли у рулевого явно от сердца, а не от холодного рассудка. Прижав дёргающегося Тибиля к перине и усевшись на него сверху (так, чтобы мужчина уже никуда не смог сбежать от своего «мучителя»), Дон со всей силой сжал пальцами скулы Пастыря так, чтобы тот не смог сомкнуть челюсть. — Ты с ума сошел?! — уже прикрикнул Пастырь и попытался оттолкнуть от себя бандита. Асмиль без слов начал вливать вино в открытый рот мужчины, решив, что тот непременно составит ему компанию. Тибиль зашелся тяжелым кашлем. — Идиот! — Да глотай ты! — возмутился Асмиль, но уже через мгновение чуть отпрянул от Пастыря. Сероглазый мужчина быстро убрал бутылку, поставив ее на столик у кровати и, испугавшись, что святоша мог серьёзно подавиться, даже помог ему приподняться и откашляться. — Ни пить не умеешь, ни держать язык за зубами… — нахмурившись, проговорил Дон и наклонился к Падре, — живой? — Идиот, — повторно прохрипел зеленоглазый и вытер рукавом сутаны рот, — слезь с меня! Из-за тебя я весь в твоем пойле! Если ты привык ходить в грязном тряпье, это не значит, что все такие! Слезь, говорю! — Ой, да завались ты! — с недовольством протянул брюнет, закатив глаза, и толкнул Падре в грудь, вновь уложив того на перину. — Вот вроде святоша святошей, а как пасть разинешь, так и хочется чем-нибудь заткнуть, — в сердцах высказался рулевой, так и не двинувшись с места. — Себе пасть заткни, — огрызнулся Тибиль и невозмутимо улегся на постели, — и чего ты приперся вообще? На тебя что, уже и проститутки не смотрят? И пить, смотрю, не с кем, — заметил он и едко усмехнулся, — и Ферросу ты наскучил, какая досада… — А я смотрю, ты просто умоляешь, чтобы тебе накостыляли! — злобно улыбнулся Дон, навалившись на Тибиля всем весом и схватив того за волосы, оттянул его голову назад. — А ты не думал, что это мне наскучили проститутки и твой брат вместе с ними? М? — изрек сероглазый, начиная вновь злиться. — Ну так скажи ему об этом, он явно обрадуется и точно найдет себе кого-нибудь лучше, — ответил Пастырь, а затем вжался головой в старую перину, — ты чего удумал? Слезь с меня, не пушинка, если ты не знал. — Найдёт, — остервенело ощерившись, кивнул Асмиль. — Не сомневаюсь. Правда, это все равно будешь не ты! И за меня тоже не волнуйся, я уже себе подыскал кое-что, — хрипло усмехнулся сероглазый, вновь сдавив большим и указательным пальцами скулы Пастырю. — Хватит трогать меня, руки убери! И слезь, сколько повторять?! — вновь взбрыкнулся зеленоглазый. — Может, мне захотелось чего-нибудь новенького? Дон знал, что неприятен Тибилю, да и Тамерлану хотелось сделать что-то неприятное. И сейчас несчастный Падре буквально соединил в себе два ненавистных образа, потому-то и расплачивался сразу за двоих. Как бы ни хотелось Асмилю сейчас ударить Его Святейшество по его лучезарной морде, Морской чёрт все же сдержался: Падре не смог бы ему ответить, да и вообще был похож на человека, который не способен причинить боль. Поэтому Дон решил пойти совсем другим путём. — В смысле?.. — подозрительно выдохнул Тибиль и в следующую секунду дернулся, но вовсе не от обжигающей боли, а от мокрого языка, что бессовестно вторгся в личное пространство его рта. У Тибиля аж дыхание сперло: мужчина не сразу понял, что произошло, лишь скользкий язык и вкус чужого рта привели в действие все механизмы внутри. С силой брыкнувшись, Пастырь все же оттолкнул от себя Дона, да так сильно, что тот неожиданно для обоих свалился на пол. — Совсем мозгов нет?! Ты что делаешь?! — от паники, которая взметнулась к горлу, Тибиль даже забыл про оскорбления, которыми обязательно должен был облить рулевого. Мужчиной сейчас двигала вовсе не злоба, а детский испуг, который каким-то образом нашел себя во взрослом мужчине. Тибиль вытер губы и уставился на Дона такими большими глазами, что любой бы понял, как Пастырь напуган и оскорблен одновременно. В ответ на него с не меньшим изумлением с пола смотрел Асмиль. Для рулевого такая яркая реакция была действительно неожиданной. И причиной этому могли быть две вещи: или Дон был настолько противен Пастырю, или Асмиль был первым, кто посмел «так» прикоснуться к нему. Тибиль был точно напуган, и Дону стало одновременно совестно и как-то обидно. Первой, конечно, на растерянного Пастыря вылилась обида, хоть в голове рулевого и промелькнула неожиданная мысль, что Тибиль сейчас выглядел таким искренним и даже… милым? — Что, прямо настолько мерзко? — резко выдохнул Асмиль, поднявшись на ноги. — Естественно! С чего я должен целовать тебя, если ты мне не нравишься? — буркнул Тибиль и поднялся с постели, одергивая испачканную вином сутану. — Если я отказался от женской ласки, это не значит, что мне за радость мужская. Тем более твоя. Уходи, хватит надо мной издеваться. Дон хотел было продолжить высказывать своё недовольство, но вдруг передумал. К слову, от последних слов пират даже изменился в лице. — Стой-стой! — вскинул тёмные брови Асмиль. — Ты хочешь сказать… ты совсем отказался от ласк? От любых? — изначально даже не поверил мужчина. Тибиль перевел на него взгляд полный смирения. Только вот Дон не понял, смирения к самому себе или к его недалекости. — А зачем они нужны мне, если я все равно не смогу создать семью? Какая нормальная женщина свяжет свою жизнь с пиратом? — бесцветно ответил Пастырь. — Какую жизнь я смогу дать своим детям? Чтобы так же, как мы, грабили и убивали? Нет уж, хватит. Добро порождает добро, зло порождает только зло, и как бы вы меня ни называли, я все равно такой же убийца и вор. — Убийца! Вор! Ну ты и загнул! Из тебя такой же пират, как из меня монах! — со смехом махнул рукой Дон, поднявшись на ноги. — Бездействовать — тоже преступление, — пояснил Тибиль. — И давно это у тебя? — Я никогда не любил насилия… — Я о другом. Ну, твой отказ от плотских утех? — поинтересовался брюнет, присев на постель. — Тебе какая разница? Это мой выбор, и я не собираюсь его обсуждать с тобой. Я прошу тебя уйти, иначе я займу твою комнату, а ты можешь оставаться здесь. — Выбор или нет, но мужику надо трахать хоть бабу, хоть зад приятеля, хоть кулак свой! — Боже, избавь меня от подробностей! — закатил глаза Пастырь. — Ты разве не слышал, что обо мне говорят? — Слышал, конечно. Но брехня это все, мужик под сраку лет не может быть девственником! — захохотал Асмиль. Тибиль вновь посмотрел на него, как на дурачка и со вздохом повторил: — Уходи. — Даже как-то не верится, — тихо усмехнулся сероглазый, поднявшись с кровати. — Ну, тогда я, наверное, должен извиниться? — прищурился Дон. — Не мешало бы. Вломился сюда, испоганил настроение, испачкал одежду! Еще и это… — на последних словах мужчина опустил взгляд куда-то в пол, почувствовав сковывающую неловкость. — Да это фигня! Я про «это», — ощерился Морской чёрт, — если верить твоим словам, то я украл твой первый поцелуй, принцесска! — Тибиль лишь глаза закатил. Первый поцелуй также бесцеремонно украла проститутка в далекие годы юношества. Впрочем, все это было так отвратительно, что тот поцелуй оказался последним, ну, предпоследним. Асмиль хрипло рассмеялся и чуть серьёзнее добавил. — И, знаешь, я все понимаю, ревность и все такое, но ты бы почаще перед тем, как ляпнуть что-то, думал своей светлой головой. А то я ведь однажды не посмотрю на то, что ты слабее меня, и сломаю тебе нос к чертовой матери… — Я, пожалуй, сейчас промолчу, — вздохнул мужчина и указал рукой на дверь, выразительно вскинув брови. — О, так ты все-таки умеешь молчать? — захохотал Дон, но когда Пастырь вновь жестом указал на дверь, все же отступил. — Да-да, уже ухожу, — кивнул брюнет и, взяв бутыль вина со столика, направился к выходу. — Пожалуй, пойду в комнату для капитана, раз ты мне так не рад, — с издёвкой добавил Дон, прекрасно зная, как подобное раздражает Падре. Тибиль гневно сжал губы в бескровную полоску и, схватив со стола подсвечник со свечой, бросил его в сторону Дона, который все же успел скрыться за дверью, мерзко хохоча. — Истинный ублюдок. Боже, снизошли на него гнев свой, иначе, клянусь именем Твоим, я не удержусь от греха и отравлю его как-нибудь…