***
Печаль и думы Короля часто прерывались совещаниями, напряженными дискуссиями, изматывающими тренировками и просто желанием отвлечься. В этот раз отвлечься от тягостных размышлений и попыток раскрыть в себе дар предвидения Эдмариону пришлось занятием еще более неприятным. Со всех сторон на молодого Короля налегли с вопросом о женитьбе и срочной нужде явить Империи хотя бы скромный намек на наследника короны. Во дворце вдруг стало слишком много молоденьких девушек, которые всеми уловками пытались завоевать внимание Повелителя. Увы, безуспешно. Эдмарион не брезговал любоваться подтянутыми телами соблазнительных и знойных танцовщиц, которые развлекали его в скучные будни, но никогда эти красивые силуэты не будоражили его сознание. Также его сознание не будоражила и мысль об Олимпии, которая была выбрана ему в жены отцом. Олимпия же была одурманена возможностью стать Королевой Империи. Ее приводила в восторг одна лишь мысль об этом, но вместе с тем над девушкой, что отчаянно желала скорее выйти замуж, навис злой рок. Словно все боги вдруг ополчились на нее: как бы она ни старалась развить себя, преподать себя обществу, блеснуть новыми знаниями или свести с ума каждого приглянувшегося ей мужчину, был один нюанс, который мог все испортить и не дать заветной мечте осуществиться. В свои годы, когда все ее сверстницы уже созревали для деторождения, Олимпия была все еще нераскрытым бутоном. Регулы отказывались приходить, какую бы отраву от лучших лекарей она ни выпивала. На фоне вечных опасений Олимпия часто срывалась и закатывала яркие истерики. Любящий отец вряд ли мог ее успокоить, хотя сам желал союза Короля со своей дочерью не меньше. Чтобы хоть как-то отвлечься, наследница уважаемого наместника Золота старалась быть в обществе постоянно. Она продолжала заниматься с лучшими умами со всех концов Света, готовясь к важному событию всей своей жизни. Она уже видела себя Королевой и на меньшее была не согласна. В самом деле, кто, как не король, мог сделать ее счастливее? И дело было не в светлой любви к Эдмариону. Олимпия была влюблена в титул и все безграничные преимущества ему положенные. Рожденная во всем блеске привилегий вельмож, Олимпия никогда не позволяла себе расслабиться. Ее положение и щедрая любовь отца давали ей множество возможностей выделяться не только красивыми нарядами и блеском самоцветов и золота, но и умом. Каждый был ею очарован и не переставал ее нахваливать, когда как за глаза многие (особенно женщины) ее недолюбливали. Еле скрываемое за лицемерными улыбками презрение других девушек и женщин Олимпия расценивала как большой комплимент и никогда не упускала возможности подлить масла в огонь. Она не брезговала легким флиртом даже с женатыми мужчинами, если они казались ей интересными, чем еще больше выводила их жен из себя. И все же девушка была дальновидна: при всей своей очаровательной (и не очень) дерзости она никогда не упускала возможности сказать что-нибудь лестное в адрес каждого, даже того, кто ее горячо ненавидел. Она часто говорила это в глаза, еще чаще говорила льстивые вещи за спиной. Лесть ей ничего не стоила, но при своем положении столь доброжелательные речи юной наследницы и претендентки на роль Королевы Золотого Дома в адрес всего люда ее окружавшего всегда приносили ей удачу. Пусть многие ее не любили и желчно ей завидовали, ее мастерское лицемерие в обществе играло ей на руку. Даже с врагами в половину всей Империи она была на вершине своего Олимпа. Ведь даже враг поддержит того, чья дружба ему будет выгодна и кто отзывается о нем всегда лестно. Удобно, не правда ли? При всем цвете всеобщего обожания, казалось, один Эдмарион не видел в Олимпии ничего особенного. Его братская привязанность к девушке благополучно пала жертвой отчаянного нежелания быть с ней в роли супруга. Несмотря на слухи о ее красоте и богатстве, Эдмарион упорно видел в ней обычного ребенка. И даже визит в дом ее отца вряд ли изменил его отношение. Кезон встретил Короля со всеми почестями, провел небольшую прогулку по саду своего большого имения и остановился на одной из дорожек, недвусмысленно представив взору Короля его избранницу. Олимпия сидела в тени уже отцветшего дерева на светлом ковре в окружении своих помощниц, которых она с самого детства считала фрейлинами. Еще с пеленок она прекрасно мирилась с ролью принцессы, коей никогда не являлась, но к королевскому титулу у Олимпии имелась врожденная склонность. — Что говорят лекари? — поинтересовался Эдмарион, не постеснявшись спросить об этом столь откровенно. — Повитухи осматривали ее, говорят, что она поздняя, но здоровая. — Разве у здоровых есть проблемы с кровотечениями? — продолжал спрашивать Эдмарион. Кезон немного растерялся и тяжело сглотнул. Ситуация со здоровьем его дочери все больше становилась печальной. В ее 16 лет не иметь кровотечений было очень дурным знаком. — Ее мать тоже была поздней, — соврал Кезон от безысходности. — И родила Вам лишь девочку, — жестоко подметил Король, — мне нужны сыновья. Сможет ли она зачать мне сына? — Мне как отцу горестно поддерживать этот разговор, — все же высказался мужчина, — и хочется сказать о дочери лишь лучшее. Но я не могу видеть будущее. Я лишь верю в то, что она здоровая девушка и вот-вот станет женщиной. И, конечно, она родит Вам детей. Я мечтаю о внуках не меньше, чем Вы о наследниках. — В таком вопросе, особенно сейчас, — начал Король, — мечты и вера не дают никакой гарантии. Мы на грани новых завоеваний! И это сопряженно рисками. Иметь хотя бы одного наследника стало уже острой необходимостью. Я должен был жениться на Олимпии еще два года назад, по планам отца во дворце уже должен был появиться наследник короны. Кезон не знал, что ответить. Давление на Короля передалось ему с удвоенной силой. Но на счастье одна из прислужниц Олимпии заметила их и привлекла внимание своей госпожи. Эдмарион заметил это оживление и, наконец, отвлекся от неприятного разговора. Олимпия, похолодев от ужаса и восторга, еле совладала с собой. Волнение было таким сильным, что она не сразу направилась в сторону мужчин. Эдмарион воспринял это даже с усмешкой, словно Олимпия набивала себе цену своей отстраненностью. Когда девушка все же подошла к ним и поклонилась, Эдмарион не смог не заметить, что Олимпия все же повзрослела. Она не была тем докучливым ребенком, каким он ее запомнил. Перед ним была девушка, оправдывающая все слухи о красоте. Но для Короля даже ее красота ничего не стоила. Как не было у него влечения к женщинам, так его и не появилось. Ведь если его сестренка достигнет ее возраста, она тоже будет прелестной и также не будет вызывать в нем никакого желания и похоти. — Какой приятный сюрприз принимать Вас в нашем доме, — улыбнулась Олимпия. — А принцесса Лайам с Вами? — Она осталась во дворце, — коротко ответил Эдмарион. — Как жаль! Я так по ней скучаю! Она, должно быть, совсем уже большая девочка, — вздохнула Олимпия. — Да… вы почти ровесницы, — отозвался Эд, сильно увеличив возраст принцессы. Олимпию такой комментарий страшно смутил: она остро почувствовала свою уязвленность. Визит Эдмариона не был случайным порывом, он приехал за новостями и, возможно, намерен выбрать другую жену. — Могли бы мы немного пройтись? — спросила девушка, чуть прикусив губу. — По Вам я тоже скучала. — Кезон, — кивнул Король. — Ваше Величество, — поклонился наместник и поспешно оставил их наедине. Они молча двинулись по дорожке поближе к тени высоких кустов и деревьев. Несмотря на характерный цвет кожи народа Золота, Олимпия была «породы» Серебра и имела светлую кожу. — Я понимаю Ваши опасения, мой Король, — все же начала Олимпия, тщательно подбирая слова, — но я лучше лекарей скажу Вам, что это случится совсем скоро. Я чувствую свое тело. Я вижу изменения. И то, что со мной происходит, когда я думаю о Вас, не может происходить с девушкой, которая не созрела. Я прошу лишь дать мне немного времени. Я знаю, что подарю Вам сыновей столько, сколько Вы пожелаете. Моя мать была воином и лишь ее военная служба отгородила ее от того, чтобы родить после меня моих братьев. Служба нашей Империи забрала ее жизнь и увековечила память о ней. Я очень горжусь ее заслугами. У воина не могла родиться слабая дочь. Так же как и у Вас не может не родиться сильных сыновей. Эдмарион с невольным изумлением опустил взгляд на девушку рядом. Ее речь была полна обещаний, похожих на ультиматум. Однако сам формат ее обращения был непозволительно дерзким, чем и зацепил Эдмариона. В конце концов, искать новую жену ему совершенно не хотелось. И если уж Олимпия так уверена в своем здоровье, то она должна осознавать и ответственность за свои слова. — Это все замечательно, — ответил Эдмарион, — но если твои кровотечения задержатся и не придут к первым новостям с границ с Серебром, я буду вынужден расторгнуть наш уговор. Впрочем, у тебя полно поклонников, ты вряд ли останешься старой девой, даже если ты не способна родить. — Я способна! — оскорбилась та. — Ваше Величество, не стоит оскорблять свою королеву! Этим Вы оскорбляете себя. Выбор Вашего отца пал на меня не просто так. Лучше меня у Вас жены не будет. — О, правда? Ты уже вжилась в роль королевской женушки? — с иронией протянул брюнет. — А не ты ли считала меня братом своим? — Я так считала лишь потому, что была очень юна, мой Король, — ответила она с запинкой, — лучше Вас мужа не найдется ни в Золоте, ни в других краях. А на меньшее я не согласна. — Недурно, Олимпия, — хмыкнул Эд, — ты все же повзрослела. — Мы не виделись три года. — Не так много, — пожал он плечами. — Но уже достаточно, — был ее ответ.***
Бронза разительно отличалась архитектурой от других металлических империй. Просторные залы, высокие потолки, буйство пастельных красок и живописи, окна от пола до потолка. Климат позволял расти прекрасным цветам и деревьям, что невероятно красиво цвели с весны по осень. Одевались здесь тоже иначе, более ярко, изысканно, не брезгуя ювелирными изысками даже в выборе аксессуаров для волос. Жизнь при дворце и вовсе была лишена мрачности. Однако в главном дворце столицы не было более темных покоев, какие имел Гистус. Все окна были зашторены плотными гардинами; передняя часть покоев, что обычно служила для встречи гостей, была похожа на кабинет. Разве что столов было больше, не было секретаря, а только мрачные стопки рукописей и книг. На других столах выстроились склянки самых причудливых форм и разных цветов, сосуды с травами и порошками, мерзкими засушенными частями плоти всевозможных животных, несколько ступок разных размеров, одна из них пахла весьма дурно. Гильрея обожала находиться в этой обители колдовства и магии, часто представляла колдуньей и себя, хотя по строгим наставлениям колдуна старалась ничего не трогать. Но ее красная шевелюра, особенно, если не собрать в прическу, ассоциировала ее с самой настоящей колдуньей. Разве во всех старых и страшных сказках у ведьм не было рыжих или красных волос? Ах, как жаль, что ей не достался цвет глаз Тамерлана! И вот, колдуя в своей голове, графиня скользила по кабинету колдуна в черной выходной мантии, а непослушные волнистые волосы рубином переливались от дрожащего света свечей. Она скользила босыми ногами по пыльному паркету, чтобы не шуметь стуком каблуков, но ее присутствие было обнаружено еще до того, как маг вернулся в свои покои. — Тебя не должно здесь быть, — раздался его тихий голос, едва дверь заперлась за молодым колдуном. Сумасбродность и полная безответственность, в которые Гильрея впала после новости о помолвке, немало его напрягали. Гистус не любил сложности, опасность и риск, а поведение графини постоянно ставило его под удар. Сама Гильрея, конечно, ему очень нравилась, как и многим мужчинам при дворе, но ее поведение ему приходилось только терпеть. — Но ты дал мне ключ! — возразила девушка. — Не для того, чтобы ты пробиралась сюда по своему желанию! Это опасно! — Но мы так давно не виделись! — расстроенно ответила графиня, и ее силуэт немного поник в отражении пыльных склянок. — Боги, как ты не понимаешь? — Мы не можем даже гулять в саду, как раньше, Гистус, — продолжала она, — ты постоянно занят то с дядей, то своим колдовством. Конечно, ты творишь невероятные вещи, но, Гистус, а как же я? Неужели ты сдался? Или охладел ко мне? Колдун тяжело выдохнул и подошел к девушке, подняв ее личико за подбородок. Его не трогали все эти тирады слов, ему просто легче было иногда сдаться. — Я очень рад тебя видеть, — шепнул он, — но никогда не забывай об опасности, что таится в каждом углу. Ты поняла меня? — Я очень скучала! — Ты меня поняла? — Конечно, любимый, — согласилась Гильрея и обняла мага. Темноволосый колдун обнял девушку в ответ и оторопел, изумленно погладив ее по спине. Она была в мантии, под которой он не ощутил никакого корсета. — Боги, ты что… Гильрея улыбнулась и невинно взглянула на мага. — Хочешь посмотреть? — Ты с ума сошла! — опешил Гистус. — Ты ходила в таком неподобающем виде по замку?! — Тише, — хохотнула она, — я успела раздеться до твоего прихода. Не ты ли говорил, что тебе нравлюсь я без всех этих пышных нарядов? — А если бы вошел не я? Ты совсем забываешь о безопасности! — почти выкрикнул он, готовый взяться за голову. — Но ведь зашел ты, а я так тебя ждала, что мне и дышать было тяжело в этом удушающем корсете! — Не делай так больше, это очень опасно! — не сдавался колдун. — Как скажешь, — улыбнулась красноволосая и все же сбросила с себя мантию, представ перед магом лишь в кружевной ночной одежде. — Гильрея… — Обычно кружевом лишь украшают, я же попросила сделать рубашку только из кружева. Правда, красиво? — Не то слово… Гистус подхватил девушку на руки под ее довольный вскрик. До чего она была сумасбродной! Но он все равно ее желал. Да и как такую не желать?! Конечно, их связь доставляла ему немало проблем, но все же она была. И ее невозможно было прервать, потому что из них двоих Гильрея никогда не сдавалась. Интрижка с колдуном нервировала ее, щекотала нервы, и Гильрея вечно подливала масло в огонь. Она желала страсти, и таинственный маг, чья мощь ее пугала, был самым невероятным объектом ее симпатий. Добиться от столь тихого человека эмоций было для нее целью, и она до этих пор всегда добивалась своего. Разве мог мужчина устоять перед нею? Разве мужчину не цепляла ее непокорность в одном и раболепие в другом? Разве их запрет на соитие двух тел не был обойден всеми способами? И разве Гистусу не хотелось ее взять так, как он волен был взять любую другую? Но колдун никогда не хотел переходить грани. Он и так немало ее растлил, где-то следуя ее необузданному желанию плоти. Гильрея жаждала быть обласканной, а разве ему было сложно уступить ей в этом желании? — Я так скучала по тебе, мне так одиноко, — шепнула девушка в губы колдуна и улыбнулась его поцелую. Колдун отнес девушку в покои к постели и усадил ее на пышную перину, взмахнув рукой в сторону. В этот же миг двери в ложе закрылись сами. В такие моменты, когда Гильрея наблюдала за невероятными вещами, у нее внутри все сжималось от восторга и испуга. Загадочность мага, его необычная для Бронзы внешность, его умения, все в нем будоражило ее разум и подсознание. Она была слепо влюблена и любила молодого мужчину всем сердцем. Такая она и бывает, наверное, эта первая любовь.***
Помимо красивой архитектуры Бронзовый Дом всегда славился своей набожностью и высокими нравами. Своей духовностью и порядочностью люди бронзового королевства порой кичились настолько же сильно, насколько в Золотой Империй гордились своей силой и военной подготовкой. Конечно, люди всегда будут оставаться людьми, поэтому напыщенная святость бронзовых господ не всегда была оправданна. Иначе как глубоко верующее королевство могло сулить магу, который поклонялся языческим богам, место на престоле? Пусть язычник утверждал, что отрёкся от древних божеств, он не просто продолжал пользоваться своей силой, но и множил ее с каждым днём. Пусть обращение за помощью к магам и было оправдано (Бронза как никогда нуждалась в защите. И сейчас, когда железные континенты были на пороге новой многолетней войны, Бронзовый Дом был готов уцепиться за любую возможность, лишь бы не вступать в открытую борьбу), народ так и продолжал с настороженностью относиться к Гистусу. Как чародей ни старался объяснить простому люду, что он прибегал лишь к светлым силам и хотел защитить их Дом, Гистус чаще встречал недовольство, чем благодарность. Поэтому молодому мужчине приходилось быть поистине изобретательным, чтобы не раздражать церковников и порядочных граждан своим «адским колдовством», но при этом продолжать практиковаться в магии. Так, в последнее время Гистуса очень увлекло врачевание. Так как молодой маг был далеко не глуп, он понимал, что в военное время умение исцелять тяжело больных и раненных было одним из ведущих. Также Гистус осознавал, что в образе целителя он стал бы намного привлекательнее для бронзового общества и тем самым смог бы укрепить свои позиции как будущего Короля. Так или иначе, мужчине было весьма выгодно идти по пути «народного героя», который готов протянуть каждому волшебную руку помощи. Сначала маг учился варить лечебные отвары и снадобья. К сожалению, первое время мужчина мог испытывать свои рецепты лишь на животных и птицах, которых по его приказу охотники приносили во дворец недобитыми. Но человек не раненная в крыло сойка и не подстреленный кролик (которые, к слову, после отваров мага полностью выздоравливали), снадобья Гистуса нуждались в проверке на человеческом организме. Королевский маг и наследник престола конечно же не мог ходить по улицам города и ставить эксперименты на своих гражданах: а если что-то пойдет не так? Как он будет выглядеть в глазах Бронзового Дома? Гистус не имел права на ошибку. Зато никому не известный знахарь-отшельник, который по своей доброте душевной помогал бродягам и нищим, вполне мог! Именно поэтому Гистусом было решено являться местным жителям в облике побитого жизнью лекаря, а не в облике придворного мага. Задача это была не из легких: мужчине приходилось выбирать дни, освобождать свое расписание, подгадывать настроение Короля и, в конце концов, находить отчаянных бродяг и беженцев. От дворца до города дорога занимала два часа. Ближайшие фермы к дворцу принадлежали высокопоставленным лицам и соваться туда было слишком рискованно. Потому Гистус доезжал в экипаже до города, оставлял экипаж ждать его, а сам брал в аренду коня и, облачившись в потертую накидку, держал путь к окраинам. Столь частые вылазки в город не оставались незамеченными. И если Каур терпеливо и даже с неким снисхождением давал преемнику немного свободы, то Гильрея, узнав об этом, потеряла покой. Ее главным образом интересовал лишь один вопрос: что Гистус делал в городе? Догадки были самые разные: азартные игры, новомодный трактир и сомнительные друзья (возможно, язычники), первоклассные бордели, что работали в тени. И если первые причины она могла стерпеть, то последнее ее донельзя расстраивало. Она понимала, что Гистусу могло не хватать тех ласк и откровений, которые она ему давала, но терпеть других женщин было для нее непосильной задачей. Чтобы прояснить ситуацию, графиня пыталась незатейливо спросить между делом, есть ли у Гистуса кто-то еще, что она примет любой его ответ, но маг с улыбкой клялся, что она для него единственная. В свете железного отказа Каура в помолвке Гильрея мало верила его клятвам. Да и если женщина заподозрила любимого в неверности, никакой довод не изменит ее настроения. Гистус в это же время стал больше проводить время с мужчинами, запретил ей приходить к себе, сам покои Гильреи не посещал и даже перестал звать в свои. Девушку такой исход отношений не устраивал. Графиня была одержима мыслью о неверности, что давало ей почву для новых сердечных страданий. Своими переживаниями она делилась с верной прислужницей и в конечном итоге они обе придумали гениальный план: устроить за магом слежку. Имея внушительное содержание, она могла позволить себе все, потому ей не составило труда найти дополнительные глаза и уши, лишь пообещав хорошее вознаграждение. Среди тех, кто не любил Гистуса или терпел его из уважения и верности королю, появились люди, которые не сводили с него глаз, доплачивали детям слуг, чтобы те докладывали им обо всем. Спустя пару месяцев графине доложили, что каждый раз, покидая дворец, Гистус едет на окраину города и остается в дешевом доме, где сдаются комнаты, на целый день. За редким исключением колдун едет за покупками для своих зелий, но в основном он пропадает в гнилом и пропащем месте. Гильрея в истерике представила, что ее Гистус нашел себе бедную и несчастную язычницу, которая околдовала его своими чарами. Ведь как без чар он мог полюбить другую?! — Как я несчастна, Господи! За что мне выпало такое испытание? — расстроенная графиня не находила себе места. Все больше и больше она накручивала себя, придумав столько доказательств в неверности, что теперь была глубоко убеждена в этом. — Госпожа… не лучше ли Вам прекратить с ним отношения? — поинтересовалась служанка. — Он клянется мне в любви, а сам! Лживый, лживый негодяй! Он думает, что я слепая и ничего не вижу?! Вот я поеду за ним! И поймаю его с этой дешевкой! И тогда ему нечего будет возразить! Он совершенно не понимает, с кем связался! Предав меня, он предает весь наш Дом! Я ведь могу сделать так, что он никогда королем не станет! — Госпожа, — только и выдохнула Алиа, — знаете, если Вас это успокоит… Но там очень опасно! Такому нежному созданию нечего делать в таком месте… — Не переубеждай меня, дорогая! Я не успокоюсь, пока не вздерну эту чертовку!***
Темноволосый мужчина бойко шагал в сторону своих покоев. Сравнительно недавно Гистус не только безошибочно смог воссоздать рецепт одного из самых мощных целебных зелий, но и научился лечить раны и ушибы лишь с помощью своей собственной энергии. Поэтому настроение мага было поистине прекрасным. Вряд ли хоть что-то могло испортить сегодняшний день. Добравшись до своих покоев, Гистус приподнял руку и движением лишь одного указательного пальца отворил дверной замок. Слабо улыбнувшись, мужчина сделал плавное движение кистью и дверь аккуратно распахнулась, впустив хозяина комнаты в свою обитель. Как только темноволосый парень зашел внутрь, дверь также послушно захлопнулась за ним. Гистусу нужно было собрать сумку в город (сегодня мужчина хотел опробовать сразу несколько зелий от инфекций и заражений) и переодеться в уже полюбившуюся ему старую накидку, чтобы в дорогих нарядах не выдать себя перед предполагаемыми больными. Конечно, накидка не могла полностью преобразить вид колдуна, но Гистус и не возлагал больших надежд на потрепанную ткань. Одна из самых сильных сторон мужчины было умение создавать иллюзии, чем оный неоднократно и с большим удовольствием пользовался. Поэтому Гистусу почти ничего не стоило воссоздать на своем лице облик совершенно другого человека. Маг размеренно прошел к небольшому зеркалу, что располагалось на комоде (попутно он схватил с небольшой вешалки потертую накидку), и встал напротив него. Темноволосый парень поднял ладони к своему лицу и, прикрыв глаза, еле слышно выдохнул: — Imagini*… На лице колдуна заиграли блики, а затем светлые пятнышки стали менять форму и цвет, вместе с тем трансформируя и внешний вид молодого мужчины. Наложив иллюзию, Гистус с нескрываемой гордостью оглядел свою работу: вместо темных волос почти до плеч — короткие пепельные, вместо гладко выбритого лица — неаккуратно обстриженная борода, вместо голубых глаз — карие, вместо ровного носа — с перебитой горбинкой. Теперь придворного мага мог выдать лишь голос, но что стоило Гистусу чуть понизить тон? Да и все равно — узнать его тембр смогли бы лишь приближенные к нему люди. Подняв ладони к лицу вновь, маг сделал движение, словно снял маску с лица, и его облик снова вернулся. — lux**, — бойко скомандовал колдун, не отвлекаясь от завязок, и на столе перед магом зажглись расставленные свечи. Теперь Гистусу осталось собрать лишь сумку. Мужчина плавно вытянул руку, а затем будто что-то потянул на себя, заставив тем самым небольшую сумку самолично водрузиться на стол. — Compararim***, — изрек Гистус и улыбнулся: сумка раскрылась без чьей-либо помощи и будто самостоятельно начала сборы. В одночасье в раскрытую котомку неторопливо начали «залетать» нужные вещи. Склянки, ступка, небольшая плошка и мешки с травами и кореньями аккуратно поднимались со своих мест и левитировали прямо до сумки, а затем мягко опускались в нее. В такие минуты Гистус задумывался, что многие маги с острова Василиск могли бы упрекнуть его в лени и халатности, ведь использовать магию в настолько бытовых вещах считалось сущим разгильдяйством. Но Гистус не любил обременять себя лишними действиями, да и тут, в Бронзе, никто не мог пристыдить его, поэтому молодой колдун вдоволь пользовался своими умениями и в обыденной жизни. Когда со сборами было покончено, Гистус закинул в сумку накидку и вышел за дверь. Его путь был уже изучен до рефлексов. Уже в экипаже он надевал на себя накидку и в городе, выходя на улицу, накидывал на голову капюшон. В постоялом дворе мужчина преображал свой облик и брал в аренду лошадь. Комнату он снимал постоянно, чтобы держать ее в той чистоте, какая вообще могла здесь быть. Его планы были просты и всегда были нацелены на практику своих умений. Все шло своим чередом: бедные мальчишки за медяк пошли разносить весть, что знахарь вернулся домой. Из старых домишек и жалких построек этого пропащего района начали тянуться старики и бедные голодные женщины за лекарствами для своих больных детей. У колдуна не было очереди, к нему ходило не так много людей, но слухи о его бескорыстной и безвозмездной помощи делали его объектом всеобщего любопытства. Однако в этот раз любопытство было отдано невероятному экипажу и четверке белых лошадей с наряженным кучером. В этом месте никогда не было таких гостей и все благоговели перед гостем столь высокого положения. Двое солдат в мундирах спрыгнули с экипажа и отворили дверцу, расстелив на земле коврик. Гильрея с ужасом вышла наружу. До чего страшно жили люди, не имеющие денег! Старые дома, нуждающиеся в реконструкции и ремонте, ободранные жители, орава детей, что бросились просить милостыню у богатой леди. Солдаты как могли оберегали графиню, чтобы ее никто не коснулся. — Дай им денег, Алиа! На это страшно смотреть! И он ездит в эту дыру! — с ужасом выдохнула девушка, прижав ароматный платок к носу, чтобы не задохнуться от вони улицы. Рядом с кучером сидел мальчишка, который пальцем указал на дом и дверь. — Здесь, госпожа. Он ходит туда! — сказал маленький информатор. — Дорогу! — прикрикнули солдаты и дали девушке пройти к двери. Ей распахнули дверь и она вошла в обшарпанное жилище с перекошенной и стоптанной лестницей. Гильрее было боязно и противно коснуться чего-нибудь здесь даже случайно. — Что нужно мадам от меня, Господи! — объявилась хозяйка, полная и низкорослая старая женщина. — Мне нужен колдун! И не говори, что его нет! Я знаю, что он здесь! Отведи меня к нему немедля, и я вознагражу тебя больше, чем он! Учитывая, что никакого секрета о знахаре не было, да и старик платил ей скромно, как она и просила, женщина удивленно указала дорогу и с изумлением стала обладательницей целого мешочка монет. Столь уважаемая гостья, что стремилась к знахарю, явно послужит новым сплетням. Вот так дела! Знахарь так хорош во врачевании, что к нему приехала богатая леди! Гильрея в этот раз забыла об этикете, она не стала терпеливо стучаться в грязную дверь. Солдаты без труда открыли ее для нее, да и та не была заперта. Девушка ожидала увидеть постель, но вместо этого в центре небольшой комнатки был только стол, усыпанный невесть чем. Кровать имелась тоже, узкая, с непонятными тряпками вместо белья, и стояла у стены. Единственный обитатель комнаты, старый седовласый мужчина с кривым носом и шрамом на нем, изумленно уставился на мундиры и непрошеную гостью. Гистус потерял дар речи от удивления! — Что за шутка?! Она соврала! Мне нужен молодой колдун! Где он?! — закричала разгневанная Гильрея. Оттолкнув в сторону солдата, девушка все же вошла в комнату и уставилась на старика. — Отвечай! Где здесь потайная дверь! Я знаю, что он здесь! Где эта маленькая дрянь, которую он прячет?! Сердце Гистуса неприятно «ухнуло». Маг был готов к встрече с любой болезнью или инфекцией, которая только могла объять организм человека, но Гистус был совершенно не готов к встрече с разъярённой любовницей. К слову, сначала мужчина вообще не понял причины ее гнева и о какой маленькой дряни шла речь. От столь неожиданного визита мужчина на секунду даже забыл, что сейчас он совершенно не походил на придворного мага, и Гильрея никак не могла угадать в нем своего возлюбленного. — Простите? — слабо выдавил старик и с искренним удивлением уставился на молодую графиню. — Обыскать здесь все! — отдала приказ девушка. — Госпожа, как мы Вас оставим?! — С ним я и сама справлюсь, — ответила Гильрея и, наконец, вытащила кинжал, — быстро! Найдите его! Солдаты немного замешкались, но все же покинули комнату. Послышался стук в соседние двери. — Скажи мне, где Гистус? — снова спросила графиня у старика. — Мне все равно, что за языческие ритуалы ты устраиваешь, я не сдам тебя церкви. Я дам тебе денег! Не стоит скрывать его от меня! — старик продолжал молчать, словно воды в рот набрал. Эмоциональное перевозбуждение девушки от того, что она в шаге увидеть измену Гистуса, готово было вот-вот лопнуть. — Не скажешь, я прикажу схватить тут всех за колдовство, и их казнят за предательство церкви!!! Гистус правда до сих пор не понимал сути происходящего. Однако, вся эта ситуация уже начала выводить его из себя: маг вообще не любил, когда кто-то лез в его личное пространство, особенно если дело касалось магии. В этом отношении Гильрея порой была совсем невыносимой. Но сейчас колдуна больше удручало легкомыслие девушки. «Приехала в этот неблагоприятный район, машешь перед людьми своим золотом и кинжалом… да что стоит любому бродяге выхватить у тебя орудие из рук? Что за безрассудство? , — проносились мысли в голове мага, пока он наблюдал весь этот цирк, что устроила его дама сердца, — Боже, Гильрея… чем ты думала?» Девушка создала ситуацию, из которой у колдуна было всего два выхода: начать отпираться и продолжить наблюдать, как его возлюбленная размахивает монетами и кинжалом в поисках несуществующих химер ее богатого воображения, или же раскрыться ей, понадеявшись на благоразумие Гильреи и закончив тем самым это представление. Что ж, выбор был не велик, а надежда, что красноволосая отреагирует должным образом ещё меньше. Гистус на секунду прикрыл глаза, собираясь с силами и терпением, а затем устремил взгляд на девушку. — Гильрея, что происходит? — тихо, но уверенно изрёк колдун, частично убрав иллюзию с лица. «Хорошо бы захлопнуть дверь, а то на шум сбежится стража. Но и при закрытой двери Гильрея может создать такой шум, что на уши встанет вся ночлежка», — думал про себя Гистус, рассчитывая дальнейшие свои действия. Графиня оторопела от встречного вопроса. Ее честолюбие на мгновение перекрыли тревожные переживания о колдуне. — Да как ты сме… — начала она, но вдруг замолчала, узнав в голосе старика голос своего возлюбленного. Вместе с этим лицо старого язычника вдруг немного заиграло бликами, и Гильрея выронила из рук кинжал, прикрыв освободившимися руками рот, распахнутый от удивления. — Гистус? — тихо спросила девушка, но даже не сдвинулась с места от изумления. — Это ты? Почему ты так постарел? Проследив за тем, как оружие с шумом упало на пол, мужчина еле заметно поморщился: первое — звук мог привлечь внимание воинов, второе — мысли о том, что Гильрея совсем от эмоций теряет голову и забывает о безопастности. — Это иллюзия, — терпеливо, словно учитель непутевому ученику, пояснил Гистус. — Я практикую здесь врачевание. Меняю свой облик, чтобы избежать ненужных сплетен и любопытных глаз. Но, полагаю, после того фарса, что ты тут устроила, мне придётся сменить место своей практики. — Боже, — только и смогла вымолвить потрясенная до глубины души девушка. Она вновь оглядела эту комнату, которая перестала казаться ей местом неверности, но уточнить было не лишним. — То есть ты не изменяешь мне с язычницей? Гистус приподнял брови, а затем тяжело вздохнул. — С какой язычницей? С чего ты вообще это взяла? — сдержанно поинтересовался маг. — С молодой, доступной и все позволяющей! — пылко ответила девушка, сжав от досады ладони в кружевных перчатках. — Ты так отдалился, что мне оставалось делать? — вздохнула графиня и все же направилась к магу. Она с интересом рассматривала его лицо, и ладно бы оно было просто старым, так оно было совсем на него непохожим! — Не приходишь сам, запрещаешь приходить к себе без разрешения, а сам не приглашаешь… конечно, я решила, что ты нашел себе другую! — все эмоциональные переживания ранимого сердца полились слезами из глаз. — Я решила, что тебе мало того, что есть у нас или тебе надоело, или ты послушался дядю, или ты боишься его ослушаться! Ты не представляешь, что я пережила за эти недели! — Что тебе оставалось делать? Спросить меня о причинах подобного поведения, а не устраивать за мной слежку и приезжать в Богом забытый район. Это безрассудство и это опасно. Ты могла пострадать, — смягчив голос, проговорил колдун. — Мне хватает того, что в замке любой мой шаг контролируют слуги твоего дяди. И по этой же причине наши встречи стали реже… мне казалось, ты понимаешь это. — Я спрашивала! Но ты мне ничего не говорил! — нахмурилась графиня. — И что же… раз дядя приказал следить за тобой, ты решил меня бросить? А как же твои клятвы?! — Гильрея. Возьми себя в руки и будь благоразумной, — чуть наклонившись вперёд уже строже начал парень. Гистус не выносил повторять одно и тоже сотню раз. Подобный разговор уже был между магом и красноволосой, и Гис совершенно не понимал смысла его повторения. — Я держу свои клятвы, если ты не заметила. Ещё ни одной не нарушил. Я рискую ради тебя, я вновь и вновь ставлю себя под удар. Но если при этом ты видишь лишь свою жертву, возможно, между нами не любовь? Возможно, ты просто не любишь меня. Ты любишь свои чувства и не более, — совершенно не повышая голоса, но при этом строго проговорил маг. — Как ты можешь такое говорить?! — опешила девушка. — Если бы я не любила, пошла бы я в это Богом забытое место?! Было бы мне дело до того, где ты пропадаешь, чем занимаешься, с кем проводишь время?! Ждала бы я тебя хоть минуту в своих покоях и стремилась бы попасть в твои?! Мне не было бы до тебя никакого дела! И, да, уж прости, что я действительно чувствую себя жертвой этой любви, потому что ты ко мне не стремишься! Я чувствую себя брошенной и обманутой! Потому что когда мужчина любит, он одаривает свою женщину вниманием! — Ты могла просто поговорить со мной, а не рисковать своей жизнью, — настаивал на своём колдун. — Я как и ты жду наших встреч и также переживаю из-за того, что нам запретили видеться. Но я не кидаюсь на твоего дядю с ножом с угрозами, пытаясь выбить публичное свидание. И не устанавливаю за тобой слежку, сомневаясь в твоих чувствах. Потому что, если бы я это сделал, тебя бы уже выслали в какое-нибудь далекое графство ждать помолвки. Или же меня сослали на свой родной остров, лишив всех привилегий! Но я этого не делаю! Я не ставлю под удар твою и свою репутацию. Благодаря тебе же, уже часть людей знает, что ты только по своей и Богу известной причине заставляешь людей шпионить за придворным магом. — Потому что я не даю повода, чтобы усомниться в моей верности! — выпалила графиня, но дальше была вынуждкна замолчать, так как вернулись ее сопровождающие с докладом, что мага здесь нет. Вновь посмотрев на Гистуса и увидев на его лице иллюзию, девушка тяжело выдохнула. — Я знаю. Возвращаемся, — бесцветно ответила она и вышла из комнаты. Гисиус тяжело вздохнул, прекрасно осознавая, что этот разговор не окончен и ещё выльется ему не в одну истерику от возлюбленной. Вместо прощания колдун сконцентрировал силу и вложил девушке в голову всего одну фразу «жди сегодня». Гильрея, услышав в своей голове чужой голос, мимолетно обернулась, но не успела прочесть на лице мага ни единой эмоции. Вернувшись в экипаж, она тяжело выдохнула и хотела проигнорировать пытливый взгляд прислужницы, но не смогла. — Его там нет, — тихо произнесла она. — Но как же? — Гистус не дурак, он знает, что за ним всегда следят, потому сделал так, чтобы все думали, что он здесь. — Но где же он тогда? — Не знаю, но сегодня точно выясню у него самого! Гистус был у себя в покоях лишь к вечеру. День у мага явно не задался: после появления в ночлежке Гильреи Гис смог принять у себя лишь одного больного. Большая часть людей, которые приходили после, были лишь любопытными зеваками и теми, кто рассчитывали получить от «богатой леди» милостыню (ведь девушка, по всей вероятности, была очень щедрая, раз трясла мешочком с золотом налево и направо). Тем более, после того, что случилось, хозяйка комнат начала уделять слишком много внимания бескорыстному знахарю и его гостям. Маг устало прошагал к креслу и скинул на него сумку. Гистус с силой выдохнул и, потерев глаза ладонью, сам опустился на край кресла. Выходка возлюбленной стоила ему многого. Колдун делал все, чтобы не привлекать ненужного внимания. Не для того ли он выходил к людям в облике старика и снимал комнату на самой окраине города? Теперь же, каждая вторая собака проявляла интерес к бескорыстному врачевателю. Тем более, Гильрея устанавливала за ним слежку, а это значит, что еще часть персон, которые ради наживы готовы пойти на многое, знали о его выездах. Все это вконец рушило его труды и конспирацию. «Столько сил… и все напрасно, — с досадой пронеслось в голове темноволосого, — и все из-за твоей бессмысленной ревности». Сначала любовь Гильреи окрыляла Гистуса, и он даже не мог поверить, что кто-то может любить его настолько сильно. Но прошло время, и эта любовь начала душить его. Гис совершенно не понимал, что его любовница хотела от него? По его мнению, он делал все, что мог! Он старался уделять ей внимание и время (которого у него порой катастрофически не хватало), он дарил подарки (причем не простые побрякушки, а какие-то особенные знаковые вещи, которые он выбирал действительно с любовью), он ни разу не изменял ей (да и в мыслях не было), он рисковал своей репутацией, своим статусом, своим местом ради нее! Что ей еще было нужно? И если раньше ее открытость и даже детскость вызывали у молодого мужчины умиление, то теперь капризы и беспочвенные истерики любимой безмерно утомляли его. Желание снова и снова объяснять Гильрее, что она любима и ее обвинения необоснованные, попросту исчезло. Гис и правда уже не видел смысла: «Зачем объяснять человеку что-то, если он просто не желает слушать и понимать?» Гистус любил её, но с каждым днём эта любовь приносила ему все больше и больше проблем. И с этим нужно было что-то делать. Но что? Гильрея толковала слова и действия мага лишь так, как ей было угодно. Любые объяснения Гиса заканчивались тем, что девушка рыдала и находила все новые причины попрекать колдуна. «Что делать? Я не хочу терять ее… но то, что она вытворяет, иногда просто невыносимо. Как ей вбить это в голову?» — продолжал размышлять Гистус, попутно начав разбирать сумку. Выкладывая вещи, маг наткнулся на кинжал, который Гильрея выронила из рук от удивления и так и оставила валяться на полу, и заметно нахмурился. «Вот как можно быть такой несобранной? Как?! — уже злился про себя Гис, — Нет. С этим нужно что-то делать. Так она погубит нас обоих». Девушка подвергала опасности не только себя (что, конечно, не могло не волновать колдуна), но и всех, кто был рядом (включая молодого мага). Разговор между ними был просто необходим, теперь Гис был уверен в этом точно. Тем более, как-никак, кинжал стоило вернуть его обладательнице. Разложив все свои вещи по местам, Гистус накинул свой повседневной синий плащ и убрал за пазуху кинжал Гильреи. Маг мысленно предупреждал девушку, о том, что сегодня вечером он обязательно явится в ее покои. Но сейчас (после всех этих размышлений), молодой мужчина не был уверен, что его возлюбленная услышала его и поняла. Ведь последнее время Гильрея выцепляла из их разговоров лишь то, что ей было интересно. Однако, Гис уже настроился на встречу и долгий разговор. Нужно было действовать. Поэтому вскоре колдун уже стоял у покоев девушки и мысленно набирался сил и терпения. Он не сомневался, что и то, и другое ему понадобятся. С силой выдохнув, Гистус, наконец, подошёл к двери вплотную и тихо постучал. В это же время через анфиладу дорогих покоев шла Алиа. Увидев у двери колдуна, она округлила глаза и засеменила быстрее. — Ваша Светлость, — шепнула она и быстро отворила дверь ключом. В будуаре графини не оказалось. Гильрея так измотала себя терзаниями, что уснула, даже не дождавшись служанки, которую отправила за пилялюми в лазарет. — Она Вас очень ждала, — шепнула Алиа в дверях в покои, откуда они смотрели на графиню. — Осмелюсь предположить, что она ни за что не пожелала бы Вашего ухода. Вот то, что она просила. Могу ли я Вас оставить? Гистус посмотрел на спящую девушку и с силой выдохнул: Гильрея своими выходками изматывала всех, включая себя. «Нет, с этим точно нужно что-то делать… но она спит. Ей сейчас очень нужен отдых», — пытался принять правильное решение колдун. — Возможно… стоит дать госпоже отдохнуть? — шёпотом обратился к Алии Гис. — Она будет вне себя, если узнает, что Вы заходили, и я ее не разбудила… — ответила девушка, — или, что Вы так и не пришли… — Но я пришёл, — с еле заметным нажимом изрёк маг. Недовольство, которое Гистус пытался контролировать весь день, наконец, нашло выход. — Или же ты специально не передала бы это? Чтобы подогреть нашу «остывшую страсть»? Может это из-за тебя моя возлюбленная сломя голову бегает по окраине города в поисках моей любовницы, м? — не повышая тона, но с явным раздражением поинтересовался маг. — Тогда почему бы Вам ее не разбудить? — задала встречный вопрос служанка. — А до вашей любви и страсти мне нет никакого дела. Я ничего не вижу и не слышу, такова моя роль. — Я так не думаю, — легко выдохнул маг. — Помимо того, что ты являешься служанкой госпожи Гильреи, ты также приходишься ей лучшей подругой. А уж я знаю, что между вами нет никаких секретов. Так вот… твоя прямая обязанность обеспечивать своей госпоже безопасность. Поэтому это была твоя прямая задача уберечь ее от навязчивых идей и поспешных решений. А что делать мне с моей возлюбленной я сам решу, без твоих советов и наставлений, — ровно отозвался Гистус и прошагал вглубь комнаты. — И да… ты можешь идти, — обернувшись, как можно сдержаннее добавил молодой мужчина. Алия опешила от обвинений, но ей польстило, что в глазах колдуна она столь много значит для своей госпожи. Девушка молча поклонилась и вышла. Гистус проследил, чтобы Алия закрыла за собой дверь, а затем прошагал к постели красноволосой. Девушка крепко спала и магу совершенно не хотелось тревожить ее сон, но служанка была права, если Гистус не разбудит ее сейчас и просто уйдёт, в дальнейшем это перерастёт в очередной бессмысленный скандал. Поэтому, чуть постояв у кровати, Гис опустился на колени возле ее основания и наклонился к лицу девушки. — Гильрея… — тихо позвал темноволосый, аккуратно коснувшись ладонью щеки возлюбленной. — Гильрея, я пришёл… Сонно нахмурившись, девушка с усилием раскрыла глаза. — Гистус? — шепнула она неуверенно. — Это на самом деле ты? Коснувшись ладонью его щеки в ответ и убедившись, что это не тень, Гильрея моментально проснулась, словно тяготы этого дня ее вовсе не коснулись. — Конечно я, — мягко улыбнулся маг. — Я же сказал, что навещу тебя вечером. — Гистус, я… — волнения вновь нахлынули на девушку. Она целый вечер терзалась тем, что колдун ею остался недоволен. Ничего не оставалось, как искать пути прощения еще до обвинений. — Я не находила себе места от того, что мы не были вместе так долго, мое ревнивое сердце твердило мне, что у тебя другая, а дядины ищейки докладывали ему, и я подслушала, что ты куда-то уходишь. Что мне оставалось думать? Гистус тяжело вздохнул и прикрыл ладонью глаза: «Это будет тяжелый вечер…» Отняв руку от лица, молодой мужчина устало посмотрел в глаза девушке. — Гильрея, дорогая, — начал спокойно, но достаточно холодно Гис. — Я хоть раз давал тебе повод усомниться в моей верности? Ты видела меня с кем-то из дам помимо тебя? Проявлял ли я интерес на балах, празднествах к другим графиням? Нет, ничего такого не было. Так почему твоё ревнивое сердце подсказывает, что у меня появилась другая? — Потому что ты вдруг перестал искать повода для встречи со мной, а раньше тебе и повода не нужно было… Темноволосый еле заметно сжал кулаки, мысленно взывая к своему терпению. — Гильрея, ты только что сама говорила, что узнала от ищеек своего дяди, что я выезжаю в город. Следовательно, я почти постоянно нахожусь под присмотром Каура… Как ты считаешь, не это ли повлияло на то, что мои визиты стали реже? — с небольшим нажимом поинтересовался колдун, вскинув брови. — Я могу к тебе являться хоть каждую ночь в виде своей иллюзированной копии… но! Кто-то кричал о том, что я должен стоять перед тобой лично. Разве не твои слова? — Гистус… — тяжело вздохнула графиня и немного скуксилась, — я уже поняла свою ошибку. Прошу, хватит. Я так скучала. Неужели мы будем тратить наши бесценные минуты на это? В конце концов, все, что я делала, я делала лишь из большой любви к тебе. — Нам придётся тратить на «это» наши бесценные минуты, — серьёзно проговорил Гис и нахмурился, — иначе это может привести к ужасным последствиям. Ты могла пострадать, это могло понести за собой кучу проблем, из-за которых в итоге пострадал бы я! Гильрея, пойми, мы не герои красивых романов! Ты хочешь, чтобы тебя сослали в монастырь, а меня сожгли? — Знаешь, если думать о помолвке с Вилмаром, то да! Меня и ссылать не надо, я сама уйду! — твердо ответила она. — Я места себе не нахожу, считаю дни до лета. У нас осталось так мало времени, и я в ужасе, что мы проводим его не вместе. И плевать я хотела на опасности или беды, что могу на себя навлечь. Моя жизнь будет кончена, когда я выйду замуж за кого-то, кроме тебя. У тебя же она начнется новая… с другой женщиной. И не говори мне, что этого не будет! Ну, ты все еще хочешь знать, почему я так переживаю?! Выслушав высказывания девушки, Гистус заметно помрачнел. — А я в ужасе от твоих выходок, — строго изрёк маг, чуть отстранившись. — Тебе плевать на беды и опасности, которые ты можешь навлечь на себя? А что насчёт того, кого, по твоим словами, ты так безмерно любишь? Ведь выходит, что тебе плевать и на мою жизнь. Моя жизнь, благодаря твоим стараниям, может кончиться ещё до твоей предполагаемой помолвки, которую отложили на непредвиденный срок! И почему ты так уверена, что я не буду страдать, зная, что моя возлюбленная вышла замуж за другого? Почему я непременно должен забыть тебя? Я этого не понимаю, — тяжело проговорил Гистус и поднялся на ноги. В этот момент молодой колдун остро ощутил два чувства: непонимание и боль в грудной клетке, которая показалась ему весьма реальной. — Но я понимаю другое… Это не любовь, Гильрея, — тихо добавил Гис, опустив голову. Гильрея молча слушала, хотя ей очень хотелось возразить. И все же, слыша его слова, она внимала тому, что видела лишь со своей стороны. Как ей было понять его сторону? Девушка молча присела и посмотрела в холодные глаза колдуна и на последнее уже не могла смолчать. — Ах вот как ты заговорил теперь? — она едва не плакала, но все же держала себя в руках. Поднявшись с постели, девушка готова была вытолкнуть мага вон собственными руками, но ее «не любовь» все же не дала ей этого сделать. — Вот они твои клятвы, что ты умереть за меня готов?! Такие они на самом деле?! Знаешь что, убирайся! Видеть тебя не хочу! Будь проклят тот день, когда я поверила тебе! От крика девушки Гистус даже вздрогнул. Мужчина явно не ожидал такой реакции от любимой: абсолютно все выходило из-под контроля и это не могло не ужасать мага. Колдун весь напрягся внутренне и уверенно двинулся в сторону красноволосой. — Я никогда и не предавал свои клятвы! — возразил мужчина. — Я и сейчас готов умереть за тебя! Но ЗА ТЕБЯ! А не из-за твоей надуманной ревности или глупости! — наконец не выдержал маг, взорвавшись. Воздух в комнате стал ощутимо тяжелым, а секунды тишины и безмолвия начали сопровождаться странным звоном, будто комнату Гильреи поместили в вакуум или закупоренную бутылку. — Хочешь мы прямо сейчас исполним мою клятву, м? — с вызовом спросил Гис. Мужчина раскрыл мантию и еле заметно дрожащими руками достал кинжал возлюбленной. Маг быстро схватил девушку за руку и, вложив ей в ладонь оружие, поверх сжал своей. — Знакомая вещь? Ты её беспечно обронила после того, как пыталась угрожать мне и другим постояльцам ночлежки, — напомнил Гис и потянул руку девушки на себя. — Вот. Ты можешь хоть сейчас убить меня. И тогда ты будешь уверена, что я больше не свяжу свою жизнь ни с кем. И поверь, я лучше умру от руки той, которую люблю, чем буду жертвой обстоятельств, которые ты так стремительно подталкиваешь, — серьезно закончил колдун и, посмотрев в глаза Гильреи, подставил свою шею под лезвие кинжала. Девушка обомлела от шока. Такого поворота событий она не ждала и даже никогда не предполагала. Сжав губы, она все же одернула ладонь и отбросила кинжал в сторону. — Ты прекрасно знаешь, что я труслива даже для того, чтобы покончить со своей жизнью! Я никогда не смогу забрать чужую. Гистус на мгновение прикрыл глаза и с силой выдохнул. — Гильрея… пойми, я люблю тебя. Я не хочу тебя терять… — мужчина начал говорить тише, но уверенность в его голосе никуда не исчезла. — Но нам нужно поговорить. Я не хочу, чтобы ты пострадала… отдавать свою жизнь бессмысленно я тоже не хочу. Но то, что ты делаешь последнее время, меня пугает. Может… может, кто-то заставляет тебя идти на подобные поступки? Может, кто-то разжигает в тебе чувство ревности? Ты же меня знаешь… знаешь, что во всей этой ситуации меня можно обвинить лишь в моем хладнокровии… — Твое хладнокровие и безынициативность и есть причины, — буркнула девушка, — пойми, Гистус, когда ты говоришь, что любишь и зарываешься в делах, я перестаю верить! Ведь если ты правда любишь, то где твое желание быть со мной? В конце концов, ты перестал желать меня как женщину! Ты раньше не упускал возможности меня обнять, поцеловать меня, пробраться ко мне или назначить встречу у себя. А что теперь? Я тебе надоела? — Я очень устал. Вот и все, — честно признался маг. — Я устал скрываться, устал изображать безупречного преемника перед твоим дядей… я постоянно практикую свои умения, что тоже очень выматывает. Я все также желаю тебя и все также хочу быть рядом, но сейчас обстоятельства не позволяют быть нашим встречам частыми. А когда они, наконец, случаются, вместо уединения и спокойствия я получаю крики и скандалы… — устало изрёк темноволосый. — Ты при дворе, а тут все устают играть свои роли, но обязаны играть их до смертного одра. С этим ничего не поделать. В любом случае, ты же хочешь стать королем. Ты платишь цену, которая для кого-то, кто желает корону, но она недосягаема для них, кажется ничтожной. Гистус опустил глаза, что-то обдумывая, а затем двинулся в сторону возлюбленной: — Видишь, ты сама это понимаешь. Я правда хочу, чтобы у нас все было как прежде, но пока это невозможно. Нам нужно переждать это трудное время, а после мы что-нибудь придумаем. Я сейчас усердно тренирую свою силу, возможно, мы сможем как-то повлиять на надвигающиеся на нас обстоятельства. — Когда мы что-нибудь придумаем, меня уже с приданным отправят в Серебро, — мрачно ответила Гильрея. — Мы это сделаем до этого… — проговорил Гис, подойдя к девушке совсем близко. — Я надеюсь, что если у нас все получится, то тебя никуда и не отправят. — В монастырь нельзя, за другого замуж нельзя, мне и дышать сейчас нельзя не в ту сторону, — проговорила девушка, — я не вижу никаких перспектив. Но я не хочу об этом говорить. Сегодня и без того был тяжелый день, разговоры о Вилмаре вконец меня выведут из душевного равновесия. — Я сейчас нахожусь в похожем положении, не думай, что я не понимаю тебя. — То, чем ты жертвуешь, даст тебе власть и почет. То, чем жертвую я, не даст мне ничего из желаемого. Так что не сравнивай, прошу. Гистус безучастно перевёл взор на Гильрею, поведение которой явно не способствовало решению сложившегося конфликта, и молча прошагал к стулу у небольшого трюмо. — Хорошо, не буду, — бесцветно согласился Гис и сел на стул: смысла что-то доказать красноволосой он все равно уже не видел. Гильрея сначала поджала губы, вздыхая про себя о том, чего ей не хватало в их отношениях. Его уверенности, желания решить, яркой страсти. Словом, она желала женской любви от мужчины, что в принципе было невозможным. А потому ей ничего не оставалось, как снова взять инициативу в свои руки. Ведь, чего лукавить, немного руководить колдуном ей тоже нравилось. Девушка подошла к нему и, оглядев того сверху вниз, мягко улыбнулась. — У меня вот здесь болит, — тихо сказала она, прижав ладонь под левой грудью, — от твоего невнимания, — улыбнулась она шире и наклонилась к нему, — что будем делать с этим? Гистус поднял голову, заглядывая красноволосой в глаза, и аккуратно коснулся своей ладонью ладони девушки. — Я постараюсь это исправить, — тихо проговорил маг. Гису было тяжело с Гильреей, порой даже очень тяжело. Колдун по своей природе не был стремительным и решительным рыцарем, он привык действовать из тени, использовать не грубую силу, а силу разума. Но прекращать их отношения он не хотел, да и никогда бы не прекратил, по крайней мере, сам. — Imagini* Образ — lux** Свет — Compararim*** Собирайся