От лица Леры
Настя перевязала рану Лёши — ничего серьёзного, ранение было касательным. Она поставила ему антибиотик, и он был уже в норме. — Лер, так чё? Паша, может скажешь, почему она ушла? — все уставились на него. Я сидела на заднем сидении: боялась, что если буду рядом — прибью. — Лер, пожалуйста, выслушай меня. — Да как же! Ну давай, удиви меня. — Я не понимаю абсолютно ничего, я не знаю, что произошло этой ночью! Я не понимаю, кто тебя и где бросил! — Вершинин, думаешь, если я поверила тебе один раз — так из меня теперь можно дуру делать?! — Настя не дала мне договорить. — Заткнитесь, оба! А теперь, нормально расскажи, что там у вас было! — Да не у нас! — Вершинин в край охренел. — Ага, а у кого тогда? Думаешь так легко тебя с кем-то спутать? В Припяти? Ты бы хоть придумал что-то нормальное! Ненавижу тебя! — Твою мать… Вы можете хотя бы минуту не орать друг на друга? — молчали сейчас только Гоша и Лёха. — Нет! — вместе с Вершининым заорали мы. Хотя, мне с ним даже орать противно. — Короче. Этот дебил разбудил меня, сказал, что надо срочно поговорить. Я, как идиотка, пошла с ним. — Да никуда я с тобой не ходил! — Вершинин, я тебе щас сама вмажу! А ты перестань называть его дебилом, — Настя заставила его заткнуться. — Ладно, этот «не-дебил», сказал, что я нужна ему, и что он хочет быть со мной. Я, как овца, подумала, что он говорит серьёзно. Потом мы поцеловались. Он сказал, что сейчас вернётся и попёрся хрен поймёшь куда! Я ждала его, я понятия не имела, куда идти, где мы! А он не пришёл! Поиздевался?! Я всю грёбаную ночь по этому лесу ходила, когда услышала выстрелы — побежала на звук. Ты понимаешь, что я там погибнуть могла? — Твою мать, ты соображаешь, что несёшь? — он говорил спокойно. — Да, наши отношения идиотские, мы постоянно ругаемся, но ты серьёзно думаешь, что я бы так поступил? — Да! И никаких отношений у нас нет! Если не ты — то кто это был? — Я не знаю! Но и не я! — Ребятки, вам бы в больничку, причём вдвоём. Сейчас не очень понятно, кто из вас чокнулся, — Лёха говорил абсолютно серьёзно. — Если даже я и похожа на дуру, то ей не являюсь! — А ты уверена? — кинул издёвку Вершинин. Я решила не отвечать ему и послать в мыслях куда подальше. Ненавижу его. А чего ты ждала, Белова? Думала, что всё — поцеловались, можно и замуж выходить? Голова жутко болела. Боль. Просто боль, злость и разочарование — ничего больше. Меня предавали, не один раз, причём люди, которых я знала намного больше, чем его. Почему мне так плохо? Ненавидеть надо скорее себя, а не его. Предательство — что ещё ужаснее может быть? Когда человек, которого ты любишь, которому веришь, плюет на твои чувства? Когда ему всё равно, а ты не можешь найти в себе сил не заплакать. Сначала это просто боль, которая перерастёт в ненависть. Ты смотришь на него, и у тебя нет чувств, есть только непонятная каша — смятение, разочарование, надежда… и боль. Человек, который спас тебе жизнь, больше никто для тебя. Но это не так важно. Важно, что ему похрен. Похрен на тебя. Говорят, время лечит. Главное — не сдохнуть в процессе лечения.От лица Паши
Она скрывалась за маской безразличия. Прятала свои чувства ото всех, но не всегда удавалось. Дерзкая и недоступная — первое впечатление о ней. Видеть слёзы на её глазах ещё хуже. Она никогда не даст им волю, никогда не откроется человеку, не заслужившему доверия. Она не могла врать об этой ночи. Ведь если бы она лгала, никогда бы не заплакала, тем более при всех, а главное — при мне. Даже если она когда-то и простит, никогда больше не поверит. Это ужасно — невольно сделать человеку больно. Человеку, который тебе не безразличен. Человеку, доверия которого тебе не видать никогда.