От лица Паши
— А ты откуда колоть умеешь? — мы с Лёхой шли по лесу, и я попытался завести разговор, чтобы отвлечь себя от мыслей о Лере. — Дядька у меня умирал тогда… У него сахарный диабет был, скорая не могла ездить колоть. Пришлось идти в поликлинику, просить тёлок, чтоб научили. — А чего Насте не сказал? — А чё, я должен всем трепаться? — Я тебя всю жизнь знаю, а теперь кажется — не знаю совсем. Ну ты молодец там, хорошую вещь сделал… — Зато эта поездка показала, кто есть кто. Ты, конечно, мой друг там, но давай ты просто помолчишь? — ветки хрустели под ногами, а я всё думал о Лере. Всё изменилось после этого поцелуя, и я был даже благодарен Лёхе. Возможно, я даже смогу поговорить с ней. Если она, конечно, как всегда не пошлёт меня. Она не такая как все: никогда не сделает первый шаг, да это и правильно, наверное. Всегда бесили те девушки, которые сами вешаются на тебя — вне зависимости, нужны парню или нет. Девушка не должна быть такой… и Лера не такая. Этим она наверное меня и зацепила — дерзкая, и никогда не станет навязываться. Девушку надо добиваться, на то и есть парни. Я добьюсь. Я люблю её. Я признаюсь ей в этом. Неважно, взаимно или нет — я люблю её, и она должна знать это. Мы дошли до места. Человек, вросший в дерево — очень даже противное зрелище. Лёха подошёл и стал приглядываться. Мужчина не дышал. Горелов нажал на шею. — Пульса нет. — А ты сильно давишь? — Да куда сильнее. Твою ж мать… Кто это сделал-то? — Может тот же, кто оставил дверь бункера открытой? — Смотри, — я поднял с земли коричневую ампулу. — Чё это? — Ампула. Не было её здесь. — Ну да, а ты прям всё осмотрел! — Да она у самых ног валялась, я бы заметил. Вон, смотри, жидкость ещё есть, — я перевернул ампулу, и мне на руку выпала капля прозрачной жидкости. — «Пенефрин», — Лёша прочитал название, написанное мелкими буквами. — Чё это? — Хрен знает… А куда он делся-то? — Может, тоже свалить решил? — Машина! — в один голос заорали мы и побежали в сторону дороги. Мы неслись так несколько минут и, остановившись, выдохнули. Машина стояла на месте. — Фу, блин, я думал уже пешком пойдём. — Да, но если тут кто–то ещё шастает, не хорошо отходить от тачки далеко. Давай ближе к бункеру перегоним, — мы пошли к машине. — Масло, — на земле возле машины растекалась лужа чёрного машинного масла. Я быстро открыл дверь ключами и попробовал завести машину. Ничего. — Движку хана, — заключил брюнет, открыв капот «Волги». В двигателе было две дырки. — Это что, пули? — Однозначно: вот гильзы. — Бля, и чё теперь делать? — Побежали к бункеру, чё.От лица Леры
— Тут какие–то видеофайлы по датам, — Гоша сидел за компьютером. — И чё там? – я открыла бутылку с водой и села рядом с Гошей. — Не знаю. Тут какой–то с пометкой «Важный», — Гоша кликнул в центр экрана. На видео был тот самый мужчина, вросший в дерево. В видео говорилось о каких-то опытах и о том, что дерева в прошлом не было. Про какие–то аномалии, и что долго человек на «Промидоле» не протянет. Говорили про испорченный прибор и второй образец в Москве. Я оглянулась назад — на столе лежал прибор, который и являлся вторым образцом. Из душа вышла Настя, и я уже хотела встать, но раздался стук в дверь. Резкий и сильный, не такой, как показали ребята уходя. — Наши разве так должны были стучать? — Гоша. Он боится всего, даже когда бояться, толком, нечего. Не сейчас, но всё же. Мне его даже немного жалко. — Открывайте уже, забыли, как там стучать надо, — из-за железной двери послышался голос Паши. Я была рада их возвращению. Я открыла дверь, но Лёха со словами «Беги быстрей!» забежал в бункер. Пропуская меня вперёд, Паша захлопнул дверь. — Что случилось? — Там мужик умер. Ему вкололи какой–то «Пенефрин», отчего он походу и загнулся. Гош, там короче машина… Ей в двигатель две пули всадили… — Ребят… Да вы, вы… Мне дедушка голову оторвёт! — Да? Ему придётся встать в очередь! Короче, выехать отсюда мы не сможем… — Паша стоял рядом со мной. — И что нам делать? Что? — крик Насти отразился от металлических стен. — Успокойся. Пешком. Что тут такого сложного? Если мы выйдем сейчас и будем идти три километра в час, то… — Паш, я не пройду столько. Мы сутки не спали, да и на улице темнеет. — Вот щас я с ней согласен! — Ладно, тогда спим здесь, тут вроде безопасно. Утром выйдем, окей? — Окей… — все разошлись по бункеру, душ был занят, и я просто хотела отдохнуть. Я зашла в комнату, которая заменяла в бункере спальню. Можно идти вешаться. Кроватей три. Я бы выразила конечно эмоции, но я редко матерюсь. Так что, не буду. Я вышла из комнаты. Все, кроме Гоши, были на кухне. Мы молча пили чай, дожидаясь очереди в душ. Лёха пошёл в комнату, чтобы поставить сумки, и вернулся с коварной улыбкой. Я сразу поняла, о чём он. — Вершинин, хочешь обрадую? — Ну попробуй. — Кроватей три, — он заржал, как дебил. Вершинин продолжал пить чай. — И где твоя радость? С Леркой спать будешь, а может, и не спать… — он заржал ещё больше. — А может я вообще с Гошей буду спать! Нах мне твой Вершинин? — теперь ржал и Паша. — Та не-е. Гоша, он же это, гей, — Горелов нашёл в шкафу конфеты и сейчас шелестел фантиками. — Ну мне же лучше, — я ушла в комнату и сняла куртку, расстегнула рубашку, под которой была белая майка с V-образным вырезом. В бункере было душно. Я вернулась назад, ловя на себе взгляд Вершинина. Похрен, пусть пялится сколько влезет… Я села напротив него. Все сидели молча минут тридцать, дожидаясь очереди в душ. Примерно через час все разошлись, оставив нас с Пашей вдвоём. Лёша, Настя и Гоша уже легли спать, Вершинин предложил идти первой, но я отказалась. Мне просто хотелось побыть одной. Паша вышел из комнаты, и я осталась сидеть при тусклом свете. Я думала о нём, о том поцелуе, о сегодняшнем дне… и о нас. Я первый раз думала о себе и Вершинине как о девушке и парне. Довольно странно, но так и есть. Свет в бункере давно потух, а значит, все уже спят. Я пошла в душ. Волосы наконец стали нормального цвета, и вообще стали похожи на волосы, а не на проволоку в пыли. Я укуталась в мягкое, махровое полотенце, надеясь взять чистые вещи из своего рюкзака. Вообще не хотелось идти спать с Гошей, но и с Пашей я не пойду, типа мои недопринципы и всё такое. Я стояла посреди коридора — в бункере стало намного холоднее. Я хотела пойти в комнату, но сзади подошёл Вершинин. Я не ожидала этого и вздрогнула, а он тут же обнял меня сзади. — Что, напугал? Ты милая, когда боишься, — он говорил шёпотом, обдавая мою шею горячим дыханием. По телу побежали мурашки. — Не дождёшься, — я повернулась к нему лицом, оставаясь в его объятьях. Он на несколько секунд посмотрел мне в глаза. — Лер, пожалуйста, выслушай меня. Просто выслушай. Я понятия не имею, чё за хрень здесь творится — фантомы, собаки, деревья… Просто знай, что я никогда бы не оставил тебя в том лесу. И я не придуриваюсь, правда… Когда ты прыгнула на этой стройке, я подумал, что… Блин, ты даже представить не можешь, как мне было страшно за тебя. — Паш, я верю… Когда я сама увидела свою копию, я… Прости меня, — он смотрел мне в глаза. Его руки всё ещё обнимали меня. Я поцеловала его и сразу отшатнулась. Я не ожидала от себя такого, да и он тоже. Зато в первый раз я не сдерживала чувства к нему. Он поцеловал меня, но уверенно и требовательно, короче, не как я. Он вплёл пальцы в мои волосы, и я в свою очередь взъерошила его. Вершинин не собирался останавливаться на банальном поцелуе и, закинув мои ноги себе на торс, потащил в ванну. Он продолжал целовать меня, и я попыталась стянуть с него футболку, но он, оторвавшись от моих губ, коротко усмехнулся, а футболку так и не снял. Я запустила руки под неё и впилась ногтями в его спину, он сделал вид, что не заметил и начал целовать мою шею. Я всё-таки стянула с него эту футболку и увидела на его шее синеватый след от рук моего фантома. Я отстранилась и, усмехнувшись, произнесла: — Не хило. Лучше бы тебя тогда задушили, — я провела рукой по ключицам и шее парня. Мой голос был хриплым. Вершинин усмехнулся ещё шире. Он прижал меня к стене и начал стягивать полотенце...