О вечных чувствах, о людях, о нелюдях и об андроидах

Тау-Грир немного волновался, словно робкая невеста перед первой брачной ночью. Нет, физической боли он не боялся, скорее, он ее даже жаждал, хотел ещё раз почувствовать себя нужным, желанным и любимым. Даже если он никогда не сможет вернуться к своим родным Брендону и Ардену. Ещё утром в госпитале рассматривая обезображенное лицо, он всё для себя решил, похоронил в душе надежду на любовь. Разве хоть один нормальный человек сможет полюбить такого урода?! Нет, разумеется… Вот поэтому он и не мечтал о многом, но одна ночь была его. После отцовского благословения он проводил своего супруга в капитанскую каюту. В волнении Тау не находил ни нужных слов, ни решительности для дальнейших действий, не знал как подступиться к амазонцу. А если ещё тот при виде шрамов презрительно скривится… Нет, маску он точно снимать не будет, он не перенесет жалостливых или брезгливых взглядов… Хоть Тау принимал душ час назад, от растерянности чуть не рванул в санузел, но Фирней не зря прошёл храмовый вышкол и, даже не видя выражения паники на лице, сходу определил неуверенность и волнение: по закушенной губе, по мелко подрагивающим рукам, по срывающемуся голосу. Амазонец понимающе улыбнулся, перехватил супруга, усадил в глубокое кресло, свернул пробку с бутылки, набулькал в два стакана, немного, на самое донышко и вручил один со словами: — Самое сложное позади. Мы друг друга поняли, договор заключили, и теперь осталось только выполнять. Сейчас надо выпить и успокоиться. Я понимаю, что ты волнуешься — первый раз, брачная ночь… Тау-Грир чуть виски не поперхнулся. Но эта ошибка Фирнея немного развеселила, сломала ледок напряжения между ними, привнесла немного непосредственности в общение. — Хм-м, — хмыкнул он. — А ты прав! Наливай! Когда он и в третий раз наполнил до половины бокалы для скотча, Фирней спокойно отставил свой и заметил: — Мне нужно подготовиться. Ты тут не напейся, а то не сможешь исполнить свой план… — План? — немного не понял Тау. — Да, план. Я тебе очень благодарен, что пошел навстречу и согласился заменить на ложе мою сестру мной. После храма для меня это не проблема. — Погоди, я совсем не думал принуждать тебя. Я сам рассчитывал хоть на какую толику твоего внимания, — Тау-Грир был слегка ошеломлён. — Просто ты имеешь право знать, что у меня были отношения, и у меня есть соответствующий опыт как в верхней позиции, так и в нижней. Скажу даже больше — ты очень похож на моего любимого Ардена, такой же крупный, светловолосый и сильный. Именно в таких объятиях я давно мечтаю оказаться. — Ты так его любишь… А почему расстались? — Мы не расстались. Меня направили в экспедицию, наше исследовательское судно потерпело крушение. Но я ещё до этого попал в аварию и лежал в регенерационной капсуле. Корабль разбился, а я носился в этом коконе в анабиозе по космосу пять лет. Пять лет я уже мёртв для своей семьи, для страны, для друзей… И для любимых… — Ерунда, если настоящая любовь — они тебя даже через пять лет примут. И через десять, двадцать будут помнить… — Нет! Я не смогу этого вынести. Пусть они помнят меня молодым и красивым, но не обезображенным шрамами. Мне не нужна жалость ни от них, ни от тебя. Поэтому, у нас с тобой деловые отношения, которые могут перерасти в дружеские. Только ты не лезь в личное пространство, не говори ничего! — позитивное настроение Тау после этого разговора опять скакнуло в минус, но чуткий Фирней не позволил долго унывать, налил еще по порции скотча и высказал пожелание: — Что бы там не было в прошлом, и что бы не приготовила для нас судьба в будущем, но эта ночь наша, и сейчас ты узнаешь какая на вкус любовь амазонских храмовых жрецов! — Фирней подтолкнул руку с бокалом Тау, понукая того выпить, сам глотнул расплавленного огня виски и неожиданно приник в поцелуе, с силой обняв хрупкого супруга. Тот сперва от неожиданности трепыхнулся, дернулся, но Фирней держал крепко, обнимал властно, целовал сладко, захватив губы в прорези маски. Тау именно это создавало сильный дискомфорт, он попытался стыдливо увернуться, но амазонец сменил дерзкий напор на лёгкую нежность, трепетно целуя обострённо-жаждущие губы. Тау непроизвольно подался вперёд, невольно отдаваясь нехитрой ласке, упиваясь радостью от предвкушения, ощущая плотное кольцо объятий, сильных рук на спине и невыносимо-болезненного стояка. Он неосознанно застонал сквозь зубы, едва сдерживаясь, чтобы не вцепиться зубами в порыве страсти, едва ощутил сквозь слои одежды такой же стояк у Фирнея. А тот со всей страстью обнимал, прижимал, потирался и урчал словно огромный лесной медвежонок при виде колоды с мёдом. Через пару минут комбинезон с Тау был содран, сам он обласкан, облизан, обцелован везде. А в некоторых местах даже легонько покусан. — Мне в душ… — попытался вырваться Тау, но Фирней отмахнулся. — Не сейчас… — у него было важное дело: целовать и получать в ответ такие же поцелуи, страстные, жесткие, неудержимые. Но когда Фирней своими губами стал ласкать, едва не сводя его с ума, даря легкие поцелуи возле ключиц, груди и шеи, Тау едва слышно застонал и вцепился в его длинные волосы. Грудь в волнении ходила ходуном, губы были закушены в нетерпении, глаза затуманились в предчувствии страсти, пальцы зарылись в густую гриву, лаская и ласкаясь, касаясь кожи и наслаждаясь этими ощущениями. Тау прижал голову Фирнея к своей груди, то ли от избытка чувств, то ли в предвкушении у него заныло в паху так, что он едва сдержался. Он вспомнил ночи накануне отлёта, его дорогих Брендона и Ардена, сильные руки и мощные члены, горячие постельные баталии, после которых тело аж звенело от эйфории. А самая памятная ночь — прощальная, когда Арден пришел из лаборатории растянутым и подготовленным, когда подарил себя едва не обвязанным праздничной ленточкой, упакованный в лабораторный комбинезон на голое, мокрое после душа тело. Тау даже закрыл глаза, словно представляя своего Ардена, его мощные объятия, властные движения. Именно этому беловолосому гиганту неукротимый забияка Тау-Грир беспрекословно подчинялся, получая немыслимое удовольствие от того, как тот его загибает. Именно эта власть и властность делали их ночи незабываемыми. Тау решил не принуждать Фирнея к сексу более одного раза, необходимого для консумации брака. Но от этой ночи он решил взять всё. Он отхлебнул ещё пару глотков виски, расслабился и представил, что это Арден его ласкает. Закрытые глаза, хорошая память и желание ощутить ещё раз сильнейшие ладони на теле способствовали этой иллюзии. Он неосознанно чуть не выстанывал имя Ардена, но в последний момент опомнился: что-то было не так, слишком нежно и осторожно действовал Фирней, словно, в руках у него была драгоценная лирнийская ваза или хрупкая пугливая девственница. Тау-Грир прервал поцелуй, мазнул ладонью по бурно вздымающейся груди амазонца, приласкал живот и оценил налитый член, пригладил вздыбленную плоть. Несколько нетерпеливых движений рукой, — и Фирней едва не кончил, застонав и прижавшись со всей силы. Тау-Грир остановился, ехидно оскалился и подтолкнул партнёра к более серьезным действиям: — Да сделай же это наконец! Я уже не могу ждать! Или я тебя сам загну! — Ну… Если ты хочешь… — начал нерешительно Фирней, но его возбуждённый орган сигнализировал об обратном. — Я могу… — Хватит говорить! — рявкнул Тау-Грир. — Мы не будем торговаться! Трахни меня так, чтобы я почувствовал себя живым, как в прежние годы. Разогрей, растормоши, расшевели… Выгони из меня весь холод космоса, что остудил мою кровь. Мне это надо! А следующий раз будешь по своим правилам колебаться. Фирней больше не стал сомневаться, метнулся в душевую, прихватил какой-то крем, по-быстрому попытался растянуть супруга, обоснованно побаиваясь порвать — слишком щедро его одарила амазонская природа, а Тау очень долго был без секса. Но даже легкий дискомфорт от двух пальцев не смог остудить дикое желание Тау-Грира, он приник грудью к груди, прижался к членом к члену, сжал оба налитых орудия руками, качнулся пару раз, ощущая горячее волнение от двойственного прикосновения. Едва сдерживаясь от наплывающего оргазма, он резко отстранился, развернулся, оперся на кровать и скомандовал: — Давай! Пожестче! Пожарче! Казалось, именно этой команды не хватало Фирнею для последнего решительного действия. Он властно положил ладонь на спину Тау, пригнул, почти заломал любовника, скрутил всей силой и мощью. А затем немедленно приступил к выполнению супружеского долга с учётом пожеланий «Пожестче и пожарче!» И если сперва он немного осторожничал, боясь травмировать неосторожным действием, то через минуту, заметив, как тот выгибается и отдается, стал двигаться более размашисто и свободно. Еще со времен храмовой школы он знал о всяких сексуальных практиках, пробовал с друзьями разное, а позже и амазонские дамы просветили в кое-каких аспектах, но такого отзывчивого, страстного и жадного до секса партнёра у него ещё не было. В храмовой школе между парнями были только учёба, постижение своего тела и первые робкие увлечения. А в храмовом комплексе приходилось иметь дело с женщинами, которые хотели родить ребенка, но к мужчинам относились с брезгливостью и пренебрежением. Секс с ними был обыденной работой, надоевшей и неприятной. Случалось, что парни влюблялись друг в друга, но такие чувства при храме не поощрялись, амазонки не позволяли расходовать ценный генетический материал впустую. Стоило только жрицам заметить сближение пары мужчин, как их тут же разделяли, переводя в другие храмы. Поэтому Фирней избегал привязанности, опасаясь испытать горечь боли и расставания, не находя ни тепла, ни любви, ни остроты в сексе в своей невесёлой храмовой жизни. Только изгнание их с сестрой с планеты Амазония открыло перед ним новые горизонты. Он теперь был волен выбирать себе партнёра по вкусу, хоть женщину, хоть мужчину. Теперь никто не властен над его чувствами и мыслями, над желаниями и стремлениями. И пусть с этим Тау-Гриром у него был секс по договору, скорее дружеский, чем страстный, пусть любовью тут и не пахло, но Фирней оценил и уважительное отношение к его желаниям, и приятное на ощупь, подтянутое смуглое тело, и полную самоотдачу. Он почти ни о чем таком и не думал, сжимал покрепче, вытрахивал пожарче, упиваясь страстными звуками и сам вторил, не сдерживаясь. Не знал удержу ни в сексе, ни в звучных излияниях эмоций. Ведь это такой же парень как он, а не властная амазонка, рядом с которой он не имел права ни на какие вольности: ни на звук, ни на взгляд, а не то что на ласку или страсть. Фирней упивался этой сладостью и знал только одно: ему невероятно хорошо, судя по звукам, его партнёру — тоже. А главное — надвигающийся оргазм накатывал огненным валом, еще пара мгновений, несколько движений, и всё… Но Тау всё еще изгибался под ним, и Фирней притормозил, сжал покрепче, изменил угол проникновения, скользнул прицельно по простате, доводя партнёра до грани. Еще пара движений — и грань была перейдена, Тау вскрикнул, забился под ним и замер, запрокинув голову и приникая спиной к груди. Внутри всё сжалось, пульсируя и даря нереальное наслаждение, острое до звёздочек в глазах. Фирней выгнулся, едва не на весу поднимая замершего в экстазе Тау, крепко обнимая и целуя в затылок, выдохнул «Да-а-а!» и обильно излился. Через пару минут он попытался транспортировать расслабленное тело Тау-Грира в душ, попутно проверив, не порвал ли и извиняясь неизвестно за что: — Прости, не сдержался… Слишком остро накатило… Пойдем, я тебя в душ отнесу. — Сядь, не мельтеши, — буркнул Тау. — Я не стеклянный, не рассыплюсь. Сам дойду, попозже… Ещё немного полежу, но если тебе так срочно помыться хочется — иди, не буду задерживать. И вообще, теперь ты можешь сам выбирать, чем тебе заниматься, где быть и что делать. Ты свободный отныне. У тебя есть своя каюта, будешь числиться супругом и потихоньку пиратствовать. Через пять лет сможешь переселиться в любую точку наших анклавов. Выбор за тобой. — Выбор? У меня есть выбор? — удивился Фирней. — В нашем обществе мужчины не имеют ни прав, ни выбора. Я всегда подчинялся матери, сестре, жрицам. Благодаря им попал в рабство, но у меня было одно право — умереть, но спасти сестру. Теперь благодаря тебе она в безопасности, я свободен от всех обязательств и долгов. И у меня есть выбор. Но я не хочу этого выбора, не хочу сомнений и колебаний. Я хочу этот невыносимый выбор отдать тебе. — Что? Я тебя не понимаю… — растерялся Тау. — Я просто принял решение, первое и последнее в своей жизни. Я хочу остаться с тобой, разделяя и радости супружества, и опасности космического пиратства. У нас избраннику говорят — я тебе доверяю делать выбор в моей жизни. Я свой выбор отдаю тебе. Опешивший Тау не сразу нашел слова, но через некоторое время ответил: — Зря… У тебя впереди целая жизнь и большой выбор. А я — страшилище со жуткими шрамами на лице и руках… — Тау-Грир стащил маску, решив не лелеять приятную иллюзию, а сразу показав неприглядную реальность, оттолкнуть своим уродством. — Жалость и благодарность совсем не нужна. — Шрамы только украшают лицо мужчины! — ухмыльнулся Фирней. — Знал бы ты, сколько шрамов и уродств на душах признанных красавцев и красавиц. А с твоей душой всё в порядке — она сияющая, светлая и добрая. Я всё-таки настаиваю на своем предложении. Хотя, если я тебе не подхожу, не нравлюсь, не устраиваю… — погрустнел амазонец. — Ты наследник знатного пиратского рода, а я бывший храмовый раб, амазонский гетерий, изгнанный и проданный за суму, меньшую стоимости покрывала на голове. Да ещё и проданный как довесок к более везучей сестре. Я отдал тебе свой выбор, а ты вправе отказаться… — Чёрта с два я откажусь! — принял нелёгкое решение Тау. — Только подумай ещё раз… — Чёрта с два?! Хорошее выражение! — и увидев, что сомнения не покинули Тау, Фирней резво притянул поближе, всмотрелся в глаза и со всей серьезностью заключил: — Я уже подумал! Хватит болтать! — и закрыл поцелуем рот.