Беззаконие любви

      Смерть старого больного человека, умершего в своей постели, не называют трагедией. Смерть всегда всего лишь закономерный финал жизни, но, когда жизнь обрывается у молодых, люди сочувствуют и переживают сильнее, потому что чувствуют, что отмеренный срок, и без того короткий, может быть совсем мимолетным.              На похоронах миссис Янг было много людей, не только близкие друзья, но и знакомые пришли, чтобы отдать последние почести усопшей. В маленьких городах похороны — уже целое событие.       Джимми не стал нанимать похоронное агентство, а всем занимался сам. Он хотел самостоятельно проводить мать в последний путь. Он крепился, однако ему все равно было тяжело. Тогда-то и приходилось к месту незримое плечо Адама, которое поддерживало его.       Адам чувствовал себя дальним родственником, проявляющим участие, но остающимся в стороне. Его помощь была минимальной, но имел значение сам факт, а не объем: обзвонить друзей покойной, поговорить с гробовщиком, выпроводить особенно ретивых соболезнующих, когда Джимми меняется в лице и замыкается в себе.       За время подготовки к похоронам они с Джимми так и не поговорили о причине приезда Адама. Да уж, у них совсем не задалось с разговорами на серьезные темы, ни сейчас, ни десять лет назад. Правда тогда не было смягчающих обстоятельств, только трусость. К счастью, у них интуитивно появились границы, которые они не пересекали. Это помогало нормально взаимодействовать, но не могло длиться вечно.       Столько добрых слов о себе можно услышать только на похоронах. Выслушивая добрые слова о миссис Янг, Адам, сидящий на заднем ряду аккуратно выставленных рядом с вырытой могилой стульев, думал о том, что скажут на его похоронах. «Был настоящим сердцеедом, отличным адвокатом и плохим мужем». Нет, такое не скажут, принято говорить только хорошее, а обо всем плохом умалчивать. Адам очень живо представил, как Лора аккуратно промакивает глаза платочком, следя, чтобы тушь не потекла; она иногда тихо всхлипывает и с достоинством принимает соболезнования. А как бы вел себя Джимми? Для этого не надо включать воображение, а достаточно посмотреть на него, стоящего возле гроба с матерью.       Джимми выглядел молодцом, но он словно отгородился ото всех, провел вокруг себя невидимую черту. И он не читал. Было непривычно видеть бывшего ботаника без книги в руках, тот полностью отдался своему горю. Адам хотел помочь! Встать рядом, ворваться в зону отчуждения и вытащить из нее. Это было не к месту, глупо и иррационально, он здесь за разводом, а не за былыми чувствами. Их с Джимми больше ничего не связывало, только обычная формальность.       Когда гроб стали засыпать землей, их глаза случайно встретились. Адам сначала выдержал долгий взгляд, но все же отвел глаза.       В тот день, когда он пришел за разводом, Джимми рассказал ему о смерти матери и плакал на его плече. Он шептал «наконец-то, наконец-то», а Адам утешал его и ужасался. Позже он узнал, как миссис Янг страдала от боли, которую не мог заглушить даже морфий. Джимми радовался не смерти своей матери, а тому, что она освободилась от боли, и ненавидел себя за это чувство — как можно радоваться смерти близкого человека, даже косвенно, это же бесчеловечно! Джимми ничего не объяснял Адаму, тот и сам все понял. Несмотря на годы разлуки и все изменения, что с ними произошли, некоторые вещи остались прежними.              После похорон, выпроводив всех гостей, Джимми устало уселся в машину. Они только что вышли из ресторана, в котором были организованы поминки. Сын покойной устал от соболезнований, причитаний и всхлипывающих тетушек.       — Давай я поведу, — Адам открыл дверь со стороны пассажира. — Перебирайся сюда.       Несколько секунд Джимми молча смотрел на него, а потом передернул плечами и перелез.       — Спасибо, — он продолжил смотреть на Адама. Да так пристально, что тому стало неудобно.       — Прими мои соболезнования. — Адам чувствовал потребность что-то сказать, чтобы чем-то заполнить тишину.       — А ты ведь совершенно искренне сочувствуешь… — задумчиво сказал Джимми, продолжая смотреть на Адама.       — Конечно! — возмутился Адам. — Твоя мать была замечательной женщиной.       — Ой, брось, ты о ней ничего не знаешь, ее смерть тебя не трогает.       — Я сочувствую тебе, а не ей.       После этих слов Джимми замолчал и отвернулся.       Находиться с собственным мужем наедине было сложно, неспокойно, но все же Адам чувствовал, что хочет продлить эти моменты. Не хочет возвращаться назад в Чикаго, пока все не уладит. Вот только «все уладить» эволюционировало из «получить развод» к «наладить отношения». И как это могло произойти?       У дома Янгов Адам высадил Джимми, а сам загнал машину в гараж. Когда он зашел в дом, то вновь нашел Джимми в зале. Совсем как в прошлый раз.       — Пора с этим заканчивать, где там твои бумажки? — грубовато спросил Джимми.       — Джимми, постой, я не хочу, чтобы все вот так закончилось… Я хочу объясниться.       — Немного поздновато, не находишь? — усмехнулся Джимми. Он не глумился, не злился, скорее, находил ситуацию забавной.       — Очень даже поздно, — согласился Адам, — но ведь лучше поздно, чем никогда.       — Всегда не любил это выражение.       — Послушай, я все же хочу объясниться.       — Нет, не надо.       Джимми встал с дивана и подошел к Адаму, все еще стоящему в дверях. Он вновь внимательно рассматривал крутого чикагского адвоката, в которого превратился его муж. За день он уже должен был изучить его от и до.       — Не надо. Мне не нужны объяснения, потому что я тебя понимаю.       — Что ты несешь?       Абсолютно неприемлемое для любящего человека, для супруга поведение, а Джимми его понимал? Это невозможно. Он не мог и не должен был понимать его.       — Я, правда, тебя понимаю. Для тебя всегда было очень важно мнение окружающих, это же не секрет. Мы же неспроста так долго скрывались ото всех. А ведь это было даже мило, — Джимми ностальгично улыбнулся, вспомнив что-то хорошее из их совместного прошлого. — Поэтому когда нас раскрыли, твоя реакция была ожидаемой. Умом я все это понимаю. Поэтому не надо передо мной объясняться или извиняться.       Почему-то от слов Джимми Адам чувствовал себя только хуже. Он разрушил такие потрясающие отношения, когда партнеры действительно друг друга понимают и принимают со всеми недостатками.       — Я даже понимаю, почему ты ничего мне не сказал после того случая, а предпочел оборвать все контакты. Догадываюсь, как ты мучился угрызениями совести. Ты ведь тоже страдал?       Адам закрыл глаза и кивнул. Как все глупо. Почему он сделал их несчастными, когда они могли благополучно жить дальше. Они бы рассказали родителям, стали бы жить вместе, возможно, завели бы детей. Бы.       — Я все понимаю, — продолжил Джимми. — Понимаю и не злюсь, но… я помню каждое твое слово. — Адам распахнул глаза, но не смог встретиться глазами с мужем. — «Я трахаю его. Голубок признался мне в любви, сохнет, как маленькая сучка»…       — Не надо! — Адам прервал его. — Прошу, больше ни слова.       — Хорошо, — согласился Джимми, отходя. — Мне сейчас больно из-за потери мамы. Видимо, я захотел сделать больно и тебе.       — Я-то заслужил.       — Нет, конечно, — невесело рассмеялся Джимми.       — Я нарушил наши обеты!       — Обеты? Наша свадьба была фарсом и глупостью, о каких обетах речь?       — О тех, что мы шептали друг другу в том трейлере. Для меня наша свадьба была настоящей, — горячо сказал Адам. — Как и для тебя. Прости, что все разрушил. Я неправильно расставил приоритеты, сделал неверный выбор.       — Ты пришел сюда заниматься самоуничижением? — раздраженно спросил Джимми, которому надоело ворошить прошлое. Ему не нравились эмоции, отголоски былых чувств, которые давали о себе знать; ему не нравилось, что Адам все еще так остро переживал и искренне сожалел о своем поступке; и ему очень не нравилось, что он хотел задержать бывшего возлюбленного и оставить его рядом с собой.       Адам выдохнул и успокоил мечущееся сердце. Он достал документы на развод и протянул их Джимми.       — Ты знаешь, где надо поставить автограф.       — Профессиональный юмор?       — Что-то вроде того.       Росчерк ручкой превратил их из самых близких перед законом людей в простых незнакомцев. Джимми передал бумаги бывшему мужу и учтиво улыбнулся.       — Готово, господин адвокат.       — Замечательно, — Адам спрятал бумаги в свой кейс.       — Кстати, почему адвокат? Я не помню, чтобы ты проявлял любовь к юриспруденции.       — Может, ты просто забыл? — уточнил Адам.       — Нет, конечно, — обиженно возмутился Джимми. — Ты никогда не говорил об этом.       — Тебя не провести. Как-то спонтанно вышло, обдумал все и решил. Были мысли когда-то давно, еще в школе, но адекватно оценил свои способности и решил, что это не для меня. А потом… когда пришлось бросить учебу, надо было выбрать что-нибудь посложнее, чтобы не было времени на посторонние мысли. Вот так я и стал адвокатом, — Адам слегка поклонился.       — Видишь, и от расставаний бывает польза! И от развода, наверное, тоже найдется.       — Не исключено, — не стал спорить Адам.       По тишине, повисшей в комнате, он понял, что ему пора уходить. Навсегда. Теперь можно с чистой совестью забыть Джимми Янга и все, что с ним связано. Вернее, попытаться забыть.       — Итак… прощайте, мистер Янг.       — Прощайте, мистер Бейли, — рассмеялся Джимми.       Он проводил бывшего мужа к двери. Адам уже вышел за порог, когда обернулся назад и застыл с открытым ртом, словно намеревался еще что-то сказать, но передумал.       — А знаешь, что я еще помню?       Джимми схватил Адама за лацканы пиджака и затащил его назад в дом. Их губы соприкоснулись в поцелуе раньше, чем хоть кто-то из них понял, что произошло.       Зачем все усложнять? Им слишком мало той драмы, что уже успела разыграться между ними? Десяти лет слишком мало, чтобы наконец-то сказать «прощай»?       Иногда правильные вопросы остаются неуслышанными.