Только очень жди

      Туман медленно растекался по низинам, с приближением рассвета становясь более густым и плотным. Он полз по траве, награждая ее росистым покровом, оседал на стволах деревьев, стекая по влажной коре мелкими каплями, парил в прохладном предутреннем воздухе. Небольшой пограничный поселок в пятнадцать дворов крепко спал. Последние четыре года при нем числилась застава, проходившая в основном по бумаге, но две недели назад, после срочного отъезда османского посольства гарнизон усилили втрое и разбили на несколько отрядов, обязав по очереди патрулировать вверенный участок границы.       Небо светлело, покрываясь желтоватыми нитями и голубыми прожилками, ночной мрак растворялся в белесой пелене. На разных концах деревни начинали кричать первые петухи. Словно испугавшись хриплого голоса ранней птицы, темнота рассеивалась быстрее.       На окраине поселка расположилась большая деревенская изба с покосившейся плешивой крышей. Местами подгнившие и поросшие мхом, но все еще крепкие стены дома служили ночным пристанищем для солдат пограничной заставы. Сейчас из-за полуотворенной скрипучей двери доносился могучий храп дюжины бойцов. Возле избы на коновязи дремали лошади. Некоторые из них сонно шевелили ушами и, не открывая глаз, меланхолично жевали сено, разбросанное возле их ног. Трое часовых полулежали вокруг небольшого костерка. На перекладине между двумя рогатыми палками, вкопанными в землю, закипал котелок с мясной похлебкой. Невысокий широкоплечий воин в потертом кафтане привстал со своего места и потянулся помешать варево.       — Что-то Ванич с ребятами задерживается, — произнес он, пробуя наваристый бульон, — вон уж петухи пропели. Как бы не случилось чего…       Сидящий рядом долговязый парень ударил по земле ладонью и сдержанно хохотнул:       — Да брось, что с ним может случиться? Наверное, опять к своей Маришке заехал. Слыхал ведь — у него в соседней деревне девка есть.       — Какая девка? — возмутился первый. — Он туда за наливкой ездит, а ты и рад уши развесить. Что Ванич рассказывает, смело надвое делить надо.       — Не зубоскальте, — мрачно отозвался третий солдат, чье смуглое лицо с черными усами покрывала паутинка морщин и старый, кривой шрам через всю щеку. Он сидел чуть поодаль и зачищал ножом колышки, на которых собирались жарить перепелок, уже ощипанных и выпотрошенных. — Не к добру это… Ни отряда, ни посыльного, — он нахмурился и поднялся на ноги, внимательно разглядывая затуманенный горизонт. — Надо командиру доложить.       — Так командир спит уже, он всю ночь в разъезде был, неужто будить станем? — засомневался долговязый.       Черноусый не ответил, продолжая всматриваться в светлую полоску, что разгоралась на границе земли и неба. Просачиваясь через мутную пелену, она оповещала о скором солнечном рассвете.       — Надо доложить, — настойчиво повторил он и повернулся было к избе, как вдруг где-то в тумане отрывисто заржала лошадь. Все трое словно по команде замерли и прислушались. Больше ржание не повторялось, и вокруг костра сгустилась тревожная, напряженная тишина.       — Может, наши? — неуверенно предположил молодой воин, но старший предупредительно поднял ладонь и потянулся за своим ружьем. Остальные поняли его без слов, тоже похватали оружие и поднялись, рассредоточившись на некотором отдалении друг от друга.       Послышался приглушенный мягким дерном топот копыт, и через минуту из туманной завесы вылетел взмыленный конь. Клочья пены падали с потемневшей, мокрой от пота шкуры животного, ноздри широко раздувались, а в круглых глазах застыл панический страх. Не меньший ужас читался и на лице его всадника — совсем еще мальчишки в синем солдатском кафтане и шапочке с острым пером. Прогарцевав вокруг костра, он буквально свалился с седла в руки товарищей.       — Там… Ванич послал предупредить… — вращая глазами, он с трудом выговаривал слова, то ли от быстрой скачки, то ли от крайнего волнения, — на нас напали…       — Кто? — воскликнул черноусый и встряхнул парнишку за плечи. Не дожидаясь ответа, обернулся к своим друзьям. — Поднимайте остальных, зовите командира!       — Здесь я, — отозвался высокий седой мужчина, выбираясь из сеней и обводя быстрым взглядом раскинувшуюся картину. Храпящая лошадь со взмыленными боками, затоптанный костер с опрокинутым котелком, растерянные часовые и насмерть перепуганный юноша, пытающийся отдышаться.       — Османы… — только и смог выговорить он.       — Подъем! — закричал седовласый, распахивая дверь в темные сени. — К оружию! По коням!       На ходу протирая глаза, воины быстро поднимались с лежанок, разбирали ружья и мушкеты, горкой собранные в углу комнаты, надевали сабли. Те, кто имел пистолеты, заткнули их за пояса. Один за другим двенадцать человек отвязывали лошадей, вскакивали в седла и строились боевым порядком. Лишних вопросов никто не задавал.       — Вы трое, — командир перехватил поводья и кивнул недавним часовым, выстроившимся перед ним с ружьями наперевес, — охраняйте деревню! — он поправил на боку длинный палаш в кожаных ножнах и перевел взгляд на испуганного парнишку. — А ты, Марек, бери свежего коня и скачи на соседнюю заставу, сообщи им. Пусть отправляют посыльного в генеральскую ставку.       Марек поспешно кивнул, глотая невкусный шероховатый комок, отчего-то подкативший к горлу. Командир взмахнул рукой, и лошади сорвались с места, одна за другой растворяясь в изрядно посветлевшем, но все еще плотном тумане.       Южные границы Румынии проходили по реке Дунай, широкой и полноводной, особенно во времена весенних разливов. Река создавала естественный природный рубеж между королевством и Великой Османской империей. Пологие берега переходили в небольшой лесок, а тот в свою очередь — в протяженные травянистые холмы, перемежающиеся долинами. Сейчас все обозримое пространство покрывал туман, поглощавший малейшие звуки и скрывающий любые намеки на опасность. Отряд под предводительством Григора Кривого скакал по гребню очередного холма в том направлении, в котором несколькими часами ранее уехали люди Ванича. Двигались в полном молчании, которое нарушало лишь дыхание лошадей и топот копыт. Каждый старательно прислушивался, пытаясь понять, откуда ждать угрозы. Тишина казалась мертвой и зловещей, она словно растворялась в дымчатой пелене вместе со временем, и всадникам представлялось, что скачут они уже не первый час.       Туманная завеса слева с треском разорвалась, выплевывая невысокую гнедую лошадь с белой полоской на носу. Наездник, закутанный в темные одежды по самые глаза, низко пригнулся к шее животного и взмахнул широкой изогнутой саблей. В то же мгновение пространство буквально взорвалось обилием звуков: ржанием лошадей, ударами копыт о землю, резкими вскриками на чужом наречии. Один за другим из сплошной мглистой стены выпрыгивали вооруженные всадники, и казалось, что нет им числа. Сплошной лавиной они налетели на маленький отряд Григора, сметя первых противников, не успевших даже поднять оружие. Остальные попытались развернуться и оказать сопротивление, но тщетно. Зазвенели клинки, прогремело два выстрела из пистолетов, и звуки падения смешались с топотом лошадиных ног. В несколько секунд все было кончено. Османы помчались дальше, даже не снизив скорости, будто встретившиеся им солдаты оказались тряпичными куклами, падавшими на землю от малейшего толчка. Рождаясь из тумана, большая группа янычар исчезала в нем же, пересекая поле скоротечного боя. Сложно было сосчитать их количество: сотни, а может тысячи воинов, коротко перекликаясь, двигались по направлению к пограничному поселку.       Позднее солнце вынырнуло из-за горизонта и растеклось по небу, обещая теплый и по-весеннему радостный день. Нежные тонкие лучи пронизали белое марево и скользнули по мертвым телам, раскинувшимся на потемневшей от крови траве. Хрипела, пытаясь поднять голову, умирающая лошадь, рядом в агонии скребла копытами еще одна, а люди лежали недвижимо. Страшные раны покрывали их тела, у некоторых не было голов или рук — османские всадники разили без жалости и без промаха. Кровь медленно запекалась на коже, на одежде, пропитывала изрытую землю с вырванными клоками травы. Рядом с мертвым румынским солдатом покоился янычар с пронзенной палашом грудью — рука седого командира не дрогнула, забрав с собой на тот свет хотя бы одного неприятеля.       Под действием солнечного тепла туман истончался и расползался как старая ветхая одежда. Местами он завивался небольшими вихрями и тянулся к небу, все больше и больше темнея. Постепенно клубы густели, оборачиваясь дымными столбами, сквозь которые прорывались языки пламени, выбрасывая вверх снопы искр. Горела пограничная деревня — бывшее пристанище бывшей заставы десятого полка. Каркнула невесть откуда взявшаяся ворона, с шумом приземлившись в траву, удивленно-кровожадно посмотрела черным глазом. Попрыгала до ближайшего тела, клюнула и отскочила, а потом снова громко и призывно каркнула. Ей тут же ответило несколько товарок, давно кружащих над полем брани и предвкушающим сытное кровавое пиршество.