Только очень жди

      Войска османского султана расположились в небольшой долине на западной окраине Бухареста. Разбили палатки, разложили полевую кухню и переносной госпиталь и, конечно же, возвели шатер повелителя. Близился конец весны, но солнце палило по-летнему, время от времени прячась за кучевыми облаками, проплывающими по безбрежно-синему небу. Травяной ковер румынских равнин потерял вешнюю сочность и немного огрубел, но лошадям все же доставало пищи. Сложнее обстояло дело с питьевой водой. Участки рек, на которых ее набирали, приходилось тщательно охранять, выделяя сразу несколько отрядов профессиональных воинов, поэтому напиться вдоволь удавалось лишь некоторым счастливчикам, остальные получали питье в обозах. На мясо закалывали раненых лошадей и тянули все те же обозы с берегов Дуная от османских границ. Продолжая проклинать румынское командование, перекрывшее подножное снабжение, великий султан успокаивал себя и своих янычар тем, что все трудности временные и закончатся в самое ближайшее время.       К полудню ветер согнал облака в кучу, но солнечные лучи продолжали пробиваться сквозь редкие проплешины между ними. Воздух обретал густоту и плотность, становилось влажно и душно: к ночи ожидалась гроза. Ранним утром Ахмед-хан отдал приказ готовиться к штурму Бухареста, отослав гонца к военачальнику Касиму, который руководил передовыми частями армии. Поначалу желая самостоятельно разбить румынское войско, султан вскоре передумал, решив войти в уже захваченный и разграбленный город, чтобы еще больше унизить павшего короля Константина своим презрением.       Послышался топот лошадиных ног, остановившийся возле шатра, и следом за ним — тяжелый звук прыжка. В следующее мгновение тканевый полог ушел в сторону, обрисовывая фигуру Касим-бея, который тут же рухнул на одно колено, кланяясь своему владыке. Командир выглядел бледным и растерянным, его волосы растрепались и взмокли от пота, а короткая черная борода казалась обвисшей и неопрятной.       — Приветствую великого султана, да продлит Всевышний… — начал он, но вдруг поперхнулся и закашлялся, — вы приказывали начать наступление в направлении Бухареста…       — Да, — подтвердил Ахмед, неспешно обмахиваясь веером из коротких павлиньих перьев. — Вы прибыли доложить о выполнении задания? Как рано… неужели и под стенами столицы вы не встретили никакого сопротивления с румынской стороны?       — К сожалению, дело в другом, — глухо ответил несчастный военачальник. — Солдаты отказываются подходить к городу.       — Как это? — ответ показался настолько невероятным, что султан подумал, будто слух обманывает его.       — Вы должны видеть, мой повелитель, — Касим склонился еще ниже, пряча взгляд под опустившимися на лоб волосами. — Никакими словами не рассказать о причинах. Нужно видеть их своими глазами.       Нахмурившись, Ахмед-хан отбросил веер в сторону и резким голосом подозвал слугу, приказывая седлать коня. Доклад военачальника выглядел предельно странным, но султан доверял ему, а потому не стал выпытывать подробности. Всего через пару часов он будет свидетелем того, что так и не сумел описать первый командующий Касим-бей.       Первой мыслью, посетившей султана при виде множества тонких стволов на горизонте, было размышление о молодом сожженном лесе. Но внезапный порыв ветра, налетевший на отряд охраны, окружавшей повелителя, донес легкий, едва ощутимый запах тлена. Заржала и занервничала лошадь Касима, заволновались соседние животные, споткнулся конь под самим Ахмедом, и янычарам потребовалось время, чтобы успокоить и призвать их к повиновению. Дальше продвигались шагом, слегка рассредоточившись, стараясь не перекрывать друг другу обзор. Касим-бей все больше мрачнел, все ниже опускал голову, в то время как тихий леденящий ужас овладевал каждым всадником, медленно просачиваясь по венам, обхватывая тело влажными липкими ладонями. То, что вначале представилось остатками деревьев, оказалось длинными пиками, воткнутыми в землю. Беспорядочно накренившись, они смотрели окровавленными остриями в небо, а на их древках застыли мертвые тела. Османские воины, пропавшие во время набегов и стычек с румынами, были насажены на пики по всем правилам средневековых — турецких — пыток. Проходя через тело, оружие не задевало важных органов и высовывалось изо рта, заставляя медленно умирать от боли и внутренних кровотечений. Большинство казненных давно погибло, но из глубин этого жуткого леса доносились стоны и шорохи, свидетельствуя о все еще живых мучениках. Они тоже были обречены, ибо от столь страшных ран не существовало никаких лекарств.       Лес кольев тянулся вдоль главной дороги до самых ворот города, отворенных и темных внутри. Не меньше тысячи пленников казнили здесь и оставили умирать. Сожженная земля сочилась остатками едкого дыма, который смешивался с удушливо-сладким запахом разлагающейся плоти. Слева от султана послышался странный звук, и один из охранников низко свесился с седла — его рвало от смрада и ужаса увиденного. Ахмед-хан, зачарованный зрелищем, пришел в себя и приказал остановить лошадей. Он видел столько крови и страданий за время своего правления, что перестал придавать человеческой жизни хоть какую-то ценность. Но картина, представшая перед глазами, потрясла его до самой глубины души.       — Как… — прошептал он пересохшими губами, кривясь от страха и презрения, — они же христиане… Как христианский правитель мог позволить себе такое…       — Полагаю, дальше ехать не стоит, — подал голос Касим-бей, — кони волнуются и могут понести.       — Вы проходили за городские стены? — великий султан пытался побороть свои чувства, скрыть охвативший его трепет хотя бы перед своими подчиненными.       — Нет, но я сейчас же пошлю проверенных воинов на разведку.       — Не нужно, — протянул Ахмед, не отрывая взгляда от распахнутых настежь ворот, — город мертв. Нам неспроста оставили такое «послание», уверен, на улицах Бухареста вы не найдете ни одной живой души. Но все же я хочу видеть это собственными глазами, и вы сопроводите меня.       — Как прикажете, мой повелитель, — Касим низко склонил голову.       Перегруппировавшись, охрана восточного владыки обменялась лошадьми, оставив только самых стойких, которые хоть и вздрагивали, и пряли ушами при малейшем шорохе, но все же относительно спокойно проходили мимо замерших на кольях мертвецов.       Путь до городских ворот показался непомерно длинным. По обеим сторонам дороги высились пики с изломанными, вывернутыми в страшной муке телами людей. Редкие стоны перемежались нахальным карканьем воронья, которое слетелось на сытное пиршество и теперь с любопытством провожало кавалькаду всадников, кося на них круглыми черными глазами. Отвратительный липкий страх поселился в каждом седоке, змеей обвился вокруг сердца и теперь сжимал его все сильнее, пульсируя в такт каждому удару.       Широкая каменная арка проплыла над головами всадников, и все вздохнули свободнее: внутри Бухарест оказался совершенно пустым. По безлюдным улицам гулял ветер, перетаскивая с места на место остатки мусора и грязных тряпок. Ощутимо тянуло гарью, где-то вдали поднималось несколько дымных столбов. Однако почти все строения остались целыми — город не был сожжен, а лишь покинут. Возможно, у румын не хватило на это времени или они пожалели собственную столицу, а может и то, и другое. В любом случае, дома знати сохранились, так же как и королевский дворец, по ступеням которого Ахмед-хан мечтал торжественно подняться, чтобы лично приговорить к смерти короля Константина и всех его генералов.       Сейчас от прежней мечты ничего не осталось. Проехав всего одну улицу, османский правитель приказал разворачивать лошадей и возвращаться в расположение войск. Формально он захватил столицу Румынии, но это не походило на триумф победителя. Вместо города он стал обладателем огромного некрополя, основными насельниками которого являлись его собственные павшие воины.       Вернувшись к солдатам, султан распорядился разбить лагерь неподалеку от Бухареста и провел там всего одну ночь. Она прошла спокойно, без покушений со стороны неприятеля. Однако запах тлена, которым, казалось, пропиталась вся земля и далекие стоны, звучащие будто в самой голове, мало кому позволили сомкнуть глаза. Рано утром Ахмед велел сниматься и двигаться дальше на север, куда отступала румынская армия.       Проведя совещание со своими военачальниками, великий султан не мог не признать: завоевание Румынии не пройдет легко и молниеносно. Прежнее планирование операции оказалось поверхностным и не предусмотрело всех сложностей кампании. Обладая сильной, прекрасно подготовленной и превосходящей в несколько раз армией, османы столкнулись со странной тактикой. Мелкие вылазки, частые навязчивые удары по флангам и разрозненным отрядам тормозили наступление. Кроме того, изменилась местность, на смену холмистым равнинам пришли болота и густые леса. Вскоре Ахмед даже не мог с уверенностью заявить, что контролирует тыл и прежде захваченную территорию. Стычки с румынами, поначалу казавшиеся яростью обреченных, теперь выглядели как последовательные шаги продуманного плана. Не неся ощутимых потерь, османская армия потеряла счет пропавшим без вести, что не лучшим образом отражалось на боевом духе закаленных в бою янычар.       Спустя несколько недель войска султана преодолели последние равнины и предгорья и к середине июня вышли к Южным Карпатам. В пределах суточного пути перед ними стояла крепость Поэнари, закрывающая один из проходов к горам, в которые спешно уводил свою армию загадочный воевода короля Константина.