19.
— Вставай, мелочь. Оз вздрогнул, сел в постели. Перед взором стояла мутная пелена, и он протёр глаза, а потом взглянул в дверной проход на две фигуры, залитые золотистым светом свечей. Элиот выглядел подавленным, он сильно хмурился, а уголки его губ были опущены вниз. Он стоял, сунув руки в карманы брюк, напряжённый, бледный. Рядом с ним стоял Лео. На его губах отсутствовала привычная мягкая приветственная улыбка. Он держал канделябр на три свечи; на лицо его ложились длинные тени. — В чём дело? — спросил Оз, выпутываясь из покрывала и опуская босые ноги на пол. Соседняя кровать пустовала. Сегодня Оз не решился оставаться с Гилбертом — тот был чем-то расстроен и места себе не находил. Он много курил, нервно барабанил пальцами по столу и ближе к ночи попросил Оза оставить его одного. — Это для тебя, — Лео, шагнув вперёд, протянул запечатанное письмо в сером конверте. Оз прищурился, непривычный после сна к яркому свету, но письмо взял и даже попытался его прочесть. Смысл дошёл до него лишь со второй попытки. «Оз Безариус, с тяжёлым сердцем сообщаю, что ваш противник на завтрашней дуэли, Винсент Найтрей, был повержен. Отныне он более не дуэлянт, а потому привилегия победителя переходит к вам вместе с вашим законным трофеем. Распорядитесь с умом тем, что обрели. Тогда вы сможете заполучить силу, способную изменить мир. Искренне ваш, Край Света». Оз отложил письмо на прикроватную тумбу. — Что случилось с Винсентом? — Он... исчез, — Элиот отвёл взгляд, уголки его губ опустились ниже и на его хмуром лице пролегли тени. — Твоя сестра говорит, что он умер. — Ада? С ней всё в порядке? — Да, она жива, цела и невредима. Мы оставили с ней Эхо, она хорошо позаботится о твоей сестре. Оз перевёл взгляд на брошенное письмо. Ему следовало бы волноваться за Аду, наверняка убитую горем, сопереживать Элиоту, потерявшему брата, и, конечно, Гилберту, для которого Винсент был родной кровью. Но Оз почувствовал только облегчение. Ему больше нет нужды волноваться за честь Ады и за её сердце. Что бы Гилберт, ослеплённый братскими чувствами, ни говорил, но Винсент — плохой человек. Добра от него ждать не стоило, всем он был способен приносить только несчастья. — Я лягу на софе, — сказал Элиот и вышел из спальни. Лео постоял немного в дверях, потом отнёс с гостиную канделябр и вернулся в спальню. Прикрыв за собой дверь, он стал готовиться ко сну. Оз, ослеплённый темнотой, едва мог разобрать его очертания и лишь по шороху ткани понял, что Лео закончил и теперь забрался в свободную постель. Оз не спрашивал себя, почему Лео так спокоен — он всегда был сдержан и сохранял трезвость рассудка. Но он спрашивал себя, почему Лео не сидит рядом с Элиотом, не утешает его. Каким бы ни был Винсент, но Элиот наверняка был привязан к нему. Они росли вместе. Оз поднялся и вышел в гостиную. Элиот лежал на софе, положив под голову руку и глядя в потолок. — Ты как? — спросил он, подходя ближе и замирая в нерешительности. Он понятия не имел, как Элиот реагирует на потери. И не знал, чем мог его утешить. — Я потерял ещё одного брата, — ответил Элиот. — Я — отвратительно. Оз вспомнил: трое старших братьев Элиота и его дядя погибли от рук серийного убийцы, и душу кольнула вина за равнодушие к участи Винсента. — Ада уверена, что Винсент умер? — спросил он, так и стоя на своём месте, чувствуя всю нелепость этого разговора, но не решаясь ни подойти к Элиоту, ни оставить его наедине с мыслями. — Не знаю. У неё истерика, я не стал ничего спрашивать. Мы проверили Арену, но там пусто. И много крови. Она разбрызгана по траве, словно прошёл кровавый дождь, — Элиот прикрыл глаза. — О сестре не волнуйся. Эхо заботливая слуга. — Я доверяю Эхо, — кивнул Оз. Это было чистой правдой — только по этой причине он ещё не сорвался с места и не бросился искать Аду. — Вы с Лео... не ссорились? — С чего бы нам ссориться? — открыв глаза, Элиот посмотрел на Оза. — Не знаю. Может... нет, не знаю. Просто я думал, что он останется с тобой. А он ведёт себя, как будто ничего не произошло. Элиот фыркнул, повернулся к Озу спиной. Он помолчал немного, а потом, когда Оз так и не ушёл, ответил: — Я не знаю, что происходит со всеми нами. Это похоже на безумие. Лео... странный. Он всегда был странным, но тому, что творится с ним сейчас, я не могу найти объяснение. Будешь уходить — погаси свечи. Не желая надоедать Элиоту, Оз задул все свечи и вернулся в спальню, плотно прикрыв за собой дверь. Он догадывался, что могло происходить с Лео. Должно быть, ему было очень тяжело — он был вынужден подчиняться бесчеловечным правилам. Этот Край Света играл с ним, дёргал за ниточки, и Лео делал то, что ему скажут. Вот только ради чего? Что такого ему пообещали, раз он позволял так с собой обращаться? Оз сел на постель Лео, осторожно тронул его за плечо. Лео, до подбородка закутавшись в покрывало, обернулся, и Оза окатило волной облегчения. Если бы Лео уже спал, он остался бы наедине со своими мыслями и сомнениями, а теперь ему было с кем поговорить. — Как думаешь, Винсент действительно мёртв? Это был не тот вопрос, что Оз хотел задать. Плевал он на Винсента. Главное — Ада теперь в безопасности. Он понимал: сейчас ей необходимо побыть одной, а завтра он придёт к ней, они помирятся и снова будут любящими братом и сестрой. Ада забудет о Винсенте и, возможно, переключит своё внимание на кого-то более достойного. Например, на Гилберта. — Не знаю, — ответил Лео. — Я не видел, как всё происходило. Но было много крови, вряд ли кто-то мог выжить с такой кровопотерей. Оз вздохнул, старательно гоня мысли о Винсенте прочь. — А ты правда сделаешь всё, что я прикажу? — спросил он лукаво, чтобы отвлечься от угрызений совести. На душе отчего-то было тяжело, но Оз заставлял себя улыбаться. В конце концов, не так уж трудно улыбаться, глядя на Лео. — Да. Таковы правила. — Дай-ка подумать, — Оз нервничал и был готов в любой момент перевести всё в шутку. Лео, конечно же, шутку оценит — у него было хорошее чувство юмора, в отличие от прямого и грубоватого Элиота. — Всё, что угодно? — дождавшись утвердительного ответа, он откинулся назад, опираясь на руки. — Даже поцелуешь меня? Он замер, боясь даже выдохнуть. Он тешил себя мыслью, что хоть Лео и вынужден подчиняться, Оз для него — друг, а может, и что-нибудь чуточку большее, значит, он не станет делать то, что будет ему неприятно. А если будет вынужден это сделать, то скажет о своих чувствах, попросит отменить приказ. — Да, если прикажешь. Оз нервно сглотнул, облизнул губы. Значит, он не ошибся в своих выводах. Он нравился Лео и мог теперь просить обо всём, что захочется. По крайней мере, пока что. А потом, когда всё закончится, Оз уговорит Элиота отпустить Лео с ним — искать воспоминания Алисы. Зачем Элиоту слуга в академии? Вполне обойдётся местными горничными и лакеями. А там и до каникул рукой подать, и они смогут втроём колесить по Риверре и выполнять задания Пандоры. То-то Алиса обрадуется! Она хоть и была девушкой скромной, но компании любила и старалась как можно меньше времени проводить в одиночестве. — Тогда... сделай это. Лео сел, и покрывало соскользнуло с его плеч. Оз придвинулся ближе, судорожно вздохнул, ощутив ладонь Лео на своей щеке. Хоть он и попросил об этом сам, поцелуй застал его врасплох. Лео вдруг оказался очень близко, его губы накрыли губы Оза, и Оз, чтобы не заблудиться в ощущениях, вцепился в плечо Лео — чувство грубой ткани в руках дарило ему связь с реальностью. Лео целовал с мягкой настойчивостью, но Оз не любил, когда кто-то брал над ним верх, и, когда Лео прервал поцелуй, поцеловал его уже сам — крепко, неловко, немного болезненно. Сердце радостно билось в каком-то своём диком ритме, и раскрасневшийся Оз, отстранившись, улыбался так, что скулы сводило. — Лео, я... я же нравлюсь тебе? — спросил он и тут же осознал глупость подобного вопроса. Разумеется, нравится, иначе Лео отказался бы поцеловать его, а то и огрел бы чем-нибудь тяжёлым в знак своих оскорблённых чувств. — Нет, не отвечай, — он покачал головой. — Знаешь, я так рад. Но... — он коснулся кончиками пальцев своих губ и отвёл взгляд. — Мне хочется поцеловать тебя снова. Это так... странно. Не спрашивая согласия, он подался вперёд, ловя губы Лео в лёгком поцелуе. Вкус его губ пьянил, Озу казалось, будто он выпил много вина и теперь не мог вести себя адекватно. Но это мало волновало, ведь Лео не против. — Я лягу с тобой, хорошо? — он забрался в постель. Мысли о завтрашней реакции Элиота, если тому вздумается вломиться утром в спальню, Оз отмёл прочь. С Элиотом он будет разговаривать завтра. А сейчас он мог лежать рядом с Лео, и от волнительной близости всё внутри замирало. Оз долго не давал Лео спать, ворочаясь, начиная рассказывать что-нибудь невпопад, наклоняясь к нему, чтобы вновь поцеловать. Это оказалось сущей пыткой. Хотелось целовать Лео непрерывно, до тех пор, пока губам не станет больно, но Оз, чувствуя горячую волну, разливавшуюся по телу, побоялся. Он не заметил, как провалился в густую дремоту, перешедшую в глубокий сон — кромешную темноту, лишённую сновидений. А потом Оз открыл глаза и уставился в тёмный потолок. Что-то изменилось, но изменение это ускользало от понимания. Лео сел в постели, напряжённый, весь обращённый в слух, а потом вдруг подскочил и бросился в гостиную. Оз не успел его окликнуть и, мысленно чертыхаясь, давя зевоту, он встал и, чуть пошатываясь от крепких, удушливых объятий сонливости, вошёл в гостиную следом за Лео. Элиот спал крепко, но беспокойно. Он весь сжался, костяшки на сжатых в кулаки руках побелели от напряжения. Дыхание его было шумным, учащённым, а на лбу, висках и шее выступили бисеринки пота. Лео присел на край софы, склонился над Элиотом, осторожно потряс его за плечо. Элиот вздрогнул, но лица его, загороженного спиной Лео, Оз не видел. Он стоял в дверях, озадаченный и растерянный. Элиоту снятся кошмары. Эта мысль с трудом укладывалась в голове, ведь Элиот не походил на человека, способного чего-то бояться. А он был напуган. Он был в ужасе от увиденного в своём жутком сне, и Оз внутренне похолодел. Каким же должен быть сон, если даже такой человек, как Элиот, тяжело дышит, судорожно хватая ртом воздух, и самого его бьёт мелкая дрожь? Оз прислонился плечом к дверному косяку и теперь смог увидеть Элиота. Он лежал с закрытыми глазами и что-то тихо, на грани слышимости, говорил и о присутствии Оза, по всей видимости, не догадывался. В его слова Оз не вслушивался — бездумно смотрел, как Лео дотрагивается ладонью до щеки Элиота, как гладит его по волосам, как с тёплой улыбкой говорит что-то. Оз ушёл в спальню, сел на постель и задумался. Вернее, ему казалось, что он задумался, но в голове не было ни одной мысли — воцарилась звенящая пустота. Воздух показался душным и затхлым, как в комнате Винсента, и Оз торопливо подскочил к окну, отпер его, оставляя крупный зазор. С наслаждением вдохнув свежего воздуха, он вернулся в постель и сидел теперь, притянув укрытые простынёй колени к груди и уткнувшись в них подбородком. Тихо скрипнула дверь. — С ним всё хорошо? — спросил Оз, глядя, как Лео обходит кровать и садится. — Вполне. Просто дурной сон, не волнуйся. Тёмные волосы спутанной волной рассыпáлись по плечам и Лео казался одетым тёмной вуалью. Оз протянул руку, убрал в сторону несколько прядей, желая открыть лицо, и Лео вздрогнул, словно его больно кольнули иглой. — Я проснулся из-за того, что ты резко сел в постели, — задумчиво проговорил Оз. — Как ты с такой чуткостью чувствуешь, что происходит с Элиотом? — Я плохо спал, — ответил Лео. — А Элиот шумный, когда ему снится что-то дурное. Оз сдвинул в сторону пряди волос Лео и удивлённо уставился на него. Глаза Лео влажно блестели, а сам он выглядел... напугано. Так выглядит человек, зажатый в угол. Загнанный зверь, неспособный обороняться. И сейчас на его лице не было и следа того стального спокойствия, а в глазах не отражалась виденная ранее пронзительно-чёрная с тусклыми золотыми всполохами безмятежность. Глаза Лео сияли чистым, незамутнённым отчаянием. — Что с тобой? — Оз хотел задать вопрос спокойно в надежде, что его уверенность успокоит Лео, но не совладал с дрогнувшим голосом. Лео смотрел перед собой расширившимися глазами, будто видел нечто отвратительное, ужасное. Будто перед ним был кошмар наяву. Он вдруг прижал ладонь к губам, плечи его дрогнули и по щекам потекли слёзы. — Эй, Лео! — Оз схватил его за плечи. — В чём дело? Снова открылась рана? Тебе больно? Лео покачал головой и поднял взгляд на Оза. Огни в его глазах вновь угасли, брови разгладились, исчезла печать паники. Отняв руку от лица, он мягко улыбнулся. — Всё хорошо. Оз не поверил ему, но не полез в душу с сапогами, оставил всё как есть. Каждый имел право на тайны, а Лео, должно быть, ещё не столь привык к попыткам Оза вторгнуться в его личное пространство. Пусть молчит. Зато Оз мог обнять Лео, погладить его по волосам и откинуться назад так, чтобы Лео устроился на его плече. Вопреки сонливости Оз не сомкнул глаз с час. Он раз за разом прокручивал в голове слова Элиота: «Я не знаю, что происходит со всеми нами. Это похоже на безумие». Оза вполне устраивало доставшееся ему безумие. Он был доволен тем, как сложились в его пользу обстоятельства и он ничего не желал бы изменить, разве что, в силу природной нетерпеливости, подстегнуть события. И всё же его не покидало чувство, будто все они смотрят в ясное небо и не замечают легшей на них зыбкой тени. Потом он уснул.20.
Объясняться с Элиотом не пришлось — когда Оз открыл глаза, постель справа от него уже пустовала, а Лео деловито и привычно раскладывал разбросанную по комнате одежду Оза. Обходиться в дальних поездках без прислуги Оз кое-как привык, но сложные одевания мундира со всеми этими парадными застёжками и пуговицами утомляли его. Он не сомневался, что на войне носили совершенно иную форму — более удобную и простую в исполнении, но Край Света, похоже, обладал своеобразным вкусом. И всё же от помощи Лео Оз отказался. Оделся он самостоятельно, пока Лео приносил воду для умывания, а потом, ополоснув лицо и руки, позволил застегнуть себе воротник-стойку и поправить аксельбант. Оз ещё немного постоял в спальне, пока Лео ходил будить Элиота. Было пасмурно — хмурая погода уже стала привычной и неотъемлемой частью жизни, хотя раньше осени бывали теплее и солнечнее. Когда Оз вышел в гостиную, Лео стоял позади бодрого Элиота и подавал ему китель. На софе, сдвинув в сторону брошенное покрывало, сидел Гилберт, похоже, даже не утрудивший себя стуком. Раньше Оза это ничуть не трогало — он и сам никогда не стучал в двери Гилберта, но теперь показалось важным иметь право на уединённость и на уверенность в том, что в ненужный момент его никто не побеспокоит. Гилберт выглядел бледным и осунувшимся. Он выдавил из себя улыбку, но улыбка вышла болезненной, и Оз вмиг отмёл всё своё недовольство по поводу отсутствия стука в двери. Гилберт явно не спал большую часть ночи и теперь напоминал вампира из сказок — с пролегшими под глазами тенями, потускневшими глазами и опущенными, будто под гнетом вечности, плечами. — Мы в библиотеку, — бросил Элиот. Китель он не застегнул и теперь сонно потягивался, разминая плечи. Наверняка предварительно заглянет в собственные комнаты, переодеться и освежиться после сна. Оз ему посочувствовал: неудобно, должно быть, постоянно спать на чужом месте. И чего ради он таскается за Лео от «хозяина» к «хозяину»? Оз вот вполне способен прожить без Гилберта по соседству несколько дней, хотя считал его едва ли не самым дорогим своим другом. Впрочем, Элиот вполне походил на человека, чья привязанность граничит с чувством собственничества. Придя к такому выводу, Оз решил больше ничему не удивляться. — Выглядишь окрылённым, — заметил Гилберт, пока Оз, не в силах усидеть на месте, бродил по комнате. — Ещё бы, — откликнулся он с улыбкой. — А вот ты — нет. — Винсент, — сказал Гилберт и отвёл глаза. — Но, — поспешно добавил он, — мой брат, скорее всего, жив. Я получил письмо от Края Света. Я смогу помочь Винсенту и вытащить его... где бы он ни был. — Я помогу тебе, — ответил Оз и с размаху сел рядом с Гилбертом. — Вытащим твоего брата вместе, хоть он мне и не нравится. — Ты сегодня необычайно добр. Весь светишься. Случилось что-то хорошее? Оз рассмеялся, стараясь скрыть за смехом неловкость. Ему хотелось рассказать Гилберту всё до мельчайшей подробности. Но он не представлял, с чего начать и как подать всё с нарочитой небрежностью, будто Оз и не волновался вовсе, а был уверен в своих силах. — Лео теперь мой слуга, — сказал он. — Ну, в смысле, приз за победу и всё такое... — Приз — его клинок, а не он сам, — с необычайной мягкостью напомнил Гилберт, и Оз смущённо зарделся. — Дурак ты, Гил, — сказал он беззлобно. — Но знаешь, я очень много думаю о том, что будет с нами, когда всё закончится. Хочу, чтобы он остался со мной. С нами троими. Ты сможешь научить его стрелять, а он поучит Алису многим полезным вещам. Манерам, например, — он коротко усмехнулся. — Я хочу поговорить об этом с Элиотом. Прямо сейчас пойду и поговорю. Хотя бы поставлю его в известность. — Известность о чём? — О том, что мы с Лео... ну, что непонятного? — он покосился на Гилберта, напуская на себя озадаченный чужой непонятливостью вид, хотя сам просто стыдился рассказать о том, как целовал слугу своего друга прошлой ночью. — Жить надоело? — А? Гилберт зарылся пальцами в пряди волос у лба, запрокинул голову, упираясь затылком в спинку софы. — Элиот убьёт тебя. — Да с какой стати! — Вы с мистером Оскаром гонялись за мной по всей академии, всего лишь неправильно поняв мисс Аду и решив, что она влюблена в меня. Думаю, здесь будет то же самое. — Ничего подобного, — ответил Оз, оскорблённый в лучших чувствах. — Но знаешь, — он широко улыбнулся, глядя в потолок. — Это было... восхитительно. Нет, не подумай ничего такого, — он опасливо покосился на Гилберта. — Но это было совсем не так, как с Алисой. Я тогда даже не понял, что произошло. Эй, Гил, а тебе доводилось целоваться с мужчинами? Гилберт помолчал. — Мне пора на занятия, — сказал он, провёл рукой по волосам, отчего длинные вьющиеся пряди упали ему на лицо. — Не говори с Элиотом о Лео, если не хочешь поругаться с ним. Прислушайся ко мне хоть раз. Из комнаты они ушли вместе. Гилберт отправился на первый этаж, а Оз свернул в коридор, ведший к преподавательскому общежитию. Перед дверью с лакированной табличкой: «Винсент Найтрей» Оз остановился. Потом прошёлся перед дверью, занёс руку, собираясь постучать, но передумал и снова походил взад-вперёд, слушая звук собственных шагов и приглушённые голоса, доносившиеся из-за соседней двери. Он вспоминал, что Ада не очень любит сладкое. Пирожных она с детства ела мало и чаще всего оставляла на блюдце тщательно соскребённый с коржей крем. Она быстро заливалась слезами, упав или просто ударившись, и столь же быстро её слёзы высыхали, а на губах расцветала улыбка. На день её рождения Оз подарил Аде книгу со сказками о принцессах и рыцарях, и Ада твёрдо решила, что хочет быть рыцарем, ведь принцессы только сидят и ждут спасения, а это чрезмерно скучно. Ада читала меньше, чем Оз — она не могла долго усидеть на месте, часто отвлекалась и просила гувернанток отпустить её в сад, а лучше — отвести в сказочные земли, где много приключений. Все эти мысли казались очень важными и не терпящими отлагательств. Нужно прямо сейчас, в эту самую минуту, вспомнить все подробности детства, и вовсе не нужно стучать, входить в обиталище столь неприятного человека, как Винсент, и смотреть на залитую слезами сестру. Оз тихо чертыхнулся и толкнул дверь — торопливо, резко, боясь вновь отвлечься, испугаться и застыть на месте погруженным в старые, дорогие, но уже не нужные воспоминания. В гостиной сидела Эхо. Выглядела она неважно: измотанная, с пролегшими под глазами тенями, нечесаными волосами и поникшими плечами, она помешивала ложечкой чай, и делала это, судя по всему, давно. Когда Оз вошёл, она не прервала своего занятия, лишь подняла прищуренные от усталости глаза. — Малышка Эхо, — Оз прошёл в комнату, прикрыл за собой дверь и неуверенно замер на пороге. — Ты не спала всю ночь? — Да, — ответила Эхо. Её ложечка начала стучать по стенкам чашки. — Эхо очень хочет спать, но она опасается за госпожу Аду, поэтому сидит здесь. Господин Гилберт принёс Эхо чай. Гилберт приходил навестить Аду и справиться о её самочувствии. Эхо всю ночь не сомкнула глаз, беспокоясь за Аду и охраняя её покой. А Оз спокойно спал этой ночью, вполне довольный жизнью и обстоятельствами и уверенный, что к утру всё образуется само собой. Какой же он всё-таки эгоист. — Иди, поспи, — сказал Оз. — Я побуду с Адой. — Эхо благодарна, — пробормотала Эхо, опуская чашку на блюдце и без промедления устраиваясь на софе. — Господин Винсент рассердился бы, если бы Эхо плохо смотрела за госпожой Адой. Эхо так рада, — голос её опустился до сонливого шёпота, — что господину Винсенту теперь есть о ком заботиться. Оз взял с кресла толстый шерстяной плед и укрыл им Эхо. Сказать о предполагаемой гибели Винсента он не посмел — пусть Эхо поспит в покое и уверенности в том, что с её господином всё хорошо. Оз постучал в двери спальни, и, не услышав ответа, вошёл. Глаза долго привыкали к тяжёлому сумраку и сухому сладковатому запаху. На столе он разглядел вазу с пышным букетом засохших роз. Их лепестки некогда были золотистыми, но теперь они стали грязно-жёлтыми и сморщенными. Ада лежала в постели. Оза передёрнуло — в этой же постели, на этой простыне и под этим покрывалом спал Винсент. На всех предметах спальни чувствовался отпечаток его духа: на увядших цветах (кому, кроме Винсента, придёт в голову держать у постели сухие мёртвые цветы?), на плотно задёрнутых шторах, на захламлённом разной мелочью столе, на покрытых недельным слоем пыли тумбах. Оз по-новому взглянул на излюбленное брейково выражение: «Помойная Крыса». Винсент жил на свалке, созданной его же руками. Оз подошёл к кровати, сел на самый краешек. Ада открыла глаза и улыбнулась ему улыбкой мертвеца. — Как ты? — спросил Оз, не придумав ничего лучше. — Всё хорошо, братик, — ответила Ада и села, подтягивая к груди покрывало. — Знаешь, тебе не стоит здесь находиться, — Оз затравленно огляделся. Ему было неуютно в этом месте — слишком сильно ощущалось незримое присутствие Винсента. Спальня как будто жила собственной жизнью и ждала, что её хозяин с минуты на минуту вернётся. Ада покачала головой. В ушах у неё от движений головы закачались серьги из красной яшмы — серьги Винсента. — Я останусь здесь, братик. — Откуда это у тебя? Серьги. — Диос отдал, — Ада потрогала левую серьгу кончиком пальца. — Они мне не очень идут, но нравятся мне. Я верну их мистеру Винсенту, как только мы встретимся. — Ада... — Оз сглотнул. — Я обещал Гилберту попытаться отыскать Винсента, хотя бы его тело, но... пожалуйста. Не тешь себя пустыми надеждами. Лео сказал, на Арене было много крови. Я не думаю, что тебе стоит ждать Винсента. — О чём ты? — удивилась Ада. А потом накрыла лицо руками и разрыдалась — громко, давясь слезами и всхлипами. — Прости, братик, я не хотела. Я... я знаю, что должна держаться. Должна быть сильной. Но я не могу. Не могу. Не могу! Она повалилась на кровать и сжалась. Плач хлестал из неё, точно яростный ливень под напором больного ветра. Оз смотрел на плачущую сестру, и до него как будто не доходило, что происходит. Он видел Аду, видел, как её тело содрогается, но осознание её истерики всё не приходило. Он неловко погладил Аду по плечу и, устыдившись нелепости этого жеста, одёрнул руку. А ведь вчера Оз так радовался смерти Винсента, сделавшей несчастными троих самых близких ему людей. Гордый Элиот своего горя не показывал и стойко его переносил. Гилберт тоже старался держаться, хоть и не столь успешно, как Элиот — он никогда не был особо искусен в выдержке. А Ада... кто, если не Оз, поможет её, утешит её, даст ей ложную надежду? Может, так ей будет проще. Пусть верит в то, что Винсент жив, пусть держится ради него. Потом придёт осознание, потом она смирится, и боль сама собой утихнет. — Гил полагает, что Винсент жив, — сказал Оз. — Если это так, я найду его. Обещаю. Если ты мне тоже кое-что пообещаешь. — Что? — спросила Ада глухо. — Скоро будет бал. Не пропускай его. Ты ведь любишь танцевать. Винсенту ведь нравятся сильные девушки, правда? — Оз выдавил из себя улыбку. — Будешь сильной, и будешь веселиться назло всем. — Мистер Винсент ненавидит сильных женщин, — сказала Ада, садясь. Вопреки своим словам, она улыбалась. — Но ты прав. Знаешь, братик, — она притянула колени к груди и обняла их. Ладони у неё были перевязаны бинтами. — Я, оказывается, такая слабая и беспомощная. Если бы я не была бесполезной, я бы смогла помочь ему. Но всё, что я могла делать — это смотреть, как мистер Винсент... умирает, и как на Арену дождём проливается его кровь. — Ты была там? — Угу, — она кивнула и растопырила пальцы левой руки, рассматривая кольцо дуэлянта. — Вчера я выбросила кольцо, но потом нашла его и надела снова. Хотела доказать себе, что я хоть немножко, но сильная, что я не сдамся — не лягу и не умру от тоски. — Ты и не должна быть сильной, — ответил растерянный Оз. — Ты же девушка. Это я должен тебя защищать. Отец. Гил. Винсент, в конце концов. — Нет, — Ада улыбнулась ему, как улыбаются неразумному дитя. — Мне не нравится оправдывать свою слабость просто потому, что я — девушка. — Но ведь... — Ведь так положено? — спросила она с улыбкой. — Любить мистера Винсента мне тоже не положено. — И что? Возьмёшь в руки меч и станешь драться? — Оз прикусил язык, опасаясь, что Аду заденут и обидят его резкие слова. Не так её нужно утешать. — Да, если потребуется, — Ада запрокинула голову и светло, тепло улыбнулась чему-то, что видела лишь она одна. — Я буду защищать мистера Винсента. Даже от него самого. Оз не понял её слов, да и не хотел понимать. Он не мог говорить с Адой на равных, ведь Винсент не был ему дорог, и он не разделял её чувств и порывов. Придвинувшись ближе, он привлёк к себе Аду и поцеловал её в макушку. Ему вовсе не обязательно понимать Аду и делить с ней её привязанности и симпатии. Он никудышный брат, неспособный правильно поддержать и утешить. Но своими собственными руками он возьмёт меч, и ради Ады будет сражаться. А её чувства он научится принимать. Ведь за что-то же Ада полюбила Винсента, значит, должна и в нём быть хоть капелька света.21.
Большую часть дня Оз провёл в компании Элиота и Лео, таскаясь за ними по всему Латвиджу, и лишь к вечеру, когда Лео попросил не мешать ему готовиться к скорому экзамену, уединился у себя в комнатах с книгой, отобранной у самого Лео. Сборник сонетов он пролистывал без особого интереса, пока не наткнулся на место, отмеченное закладкой — сложенным листком серой бумаги, похоже, аккуратно оторванной от письма Края Света. Практичный Лео, видимо, решил, что ни к чему пропадать даром хорошей красивой бумаге. — Ты — музыка, но звукам музыкальным Ты внемлешь с непонятною тоской. Прочтя эти строки в первый раз про себя, во второй Оз тихо зачитал их вслух. И отчего-то ему казалось, что Лео заложил страницу листком бумаги не для того, чтобы отметить место своей остановки, а чтобы перечитывать сонет время от времени. «Это об Элиоте», — подумал Оз. Читать сонет дальше ему не захотелось, и он закрыл книгу и положил её себе на колени. За окном цвёл закат. Редкие облака были окрашены медью и лёгким оттенком сирени. Садовые деревья сгорали в вечерней заре, и глазам стало больно от ослепительной яркости их золотого убранства. Хорошо бы выйти туда, к огню осени, покружиться, обнимаясь с ветром, упасть в ворох ещё влажных от дождей листьев и смотреть в рыжее небо, смотреть и падать в него, смотреть в поисках первых, ещё тусклых и едва различимых искр звёзд. Оз поднялся из кресла и собирался уйти, когда в комнату без стука ураганным порывом влетела Алиса. Дышала Алиса тяжело, на щеках играл румянец. Когда она прошла в комнату, на её округлое лицо упали яркие лучи закатного солнца, делая его ещё круглее и румянее. — Я больше так не могу, — сказала Алиса, с размаху падая на софу. — Ты бросил меня одну в этом диком месте! И кроме Водоросли и Шерон, я никого не вижу. — Где ты встречалась с Гилом? — спросил Оз, надевая камзол и застёгивая литые позолоченные пуговицы. На каждой пуговице красовался рельефный бутон розы. Алиса взглянула на него, как на дурака. — Он преподаёт у нашего класса изящную словесность. — Изящную... словесность? — Да. Учит красиво говорить, слагать стихи. Бесполезная трата времени, на мой взгляд. Оз прыснул. Отвернувшись от Алисы, он тихо смеялся, пытаясь застегнуться, но пальцы не слушались, и пуговица не попадала в петлю. Изящная словесность! Так вот почему Гил краснел при вопросах о своей преподавательской деятельности и неловко уводил разговор в сторону! Оз бы на его месте тоже сделал вид, что он вообще не преподаватель и здесь оказался случайно. Гилберт и разговаривать-то толком не умел. Голос его был низок и имел приятный тембр, но в то же время был он тих и неразборчив. В моменты, когда стоило проявить своё красноречие, Гилберт терялся, заикался, запинался. Говорить красиво, гладко и витиевато — по-книжному, как принято в светском обществе, — он с детства так и не научился. Озу нравилась эта его манера разговора — одновременно и смешила, и была приятной, но с его-то дикцией преподавать изящную словесность! Не сдержавшись, Оз расхохотался. — Ты чего? — спросила Алиса. Она сидела, запрокинув ногу на ногу так, что её короткая юбка задралась, и Оз потянулся поправить подол. — Нет, всё в порядке, — от смеха у него заболела челюсть, а на глаза выступили слёзы. Поправив юбку Алисы, он утёр влагу с уголков глаз. — Не говори Гилу, что я смеялся, хорошо? Алиса кивнула. Впрочем, Оз сомневался, что сумеет удержаться и не рассмеяться при встрече с Гилбертом. На языке вертелось несколько остроумных замечаний по поводу речи Гилберта и его способностей к стихосложению. Каким же стихам учил он студентов начальных курсов? «Протирал я нынче стол, а потом упал на пол»? — Пойдём в сад, — предложил Оз, восстанавливая сбитое смехом дыхание и потирая уставшую челюсть. — Там, должно быть, хорошо и тихо. Алиса с готовностью подскочила и первой выбежала в коридор. Оз действительно уделял ей непростительно мало внимания в последнее время. А Алисе этого внимания не хватало, и теперь она вся сияла, вмиг позабыв про обиду на вынужденное одиночество. Внутри тугим клубком свернулось чувство вины, поселившееся там уже достаточно давно. Ошеломлённый новыми, неизведанными ранее эмоциями и чувствами по отношению к Лео, Оз совершенно позабыл про других людей. Он позабыл про незнакомую с обществом и с нормами поведения Алису, бросил её одну привыкать к новым людям, к необходимости сидеть за партой и, не перебивая, слушать преподавателя. Позабыл про Аду, встречаясь с ней только по необходимости. А ведь он даже утешить её не смог. Он жалел Аду, но не сопереживал ей, а жалость — самое бесполезное и отвратительное чувство. Он проводил много времени с Гилбертом, ночевал в его комнатах, но лишь из желания притворяться, будто всё идёт своим чередом, будто ему не хочется сорваться с места и бежать туда, где он мог бы встретить Лео — как бы случайно, ненароком. Даже общества Элиота он искал из корыстных побуждений — оно было отличным предлогом невзначай увидеть Лео. «Ничего, — подумал Оз, выходя в парк следом за бегущей впереди Алисой. — Скоро всё будет хорошо. Всё закончится. Мы разгадаем загадку Края Света и вернёмся к поискам воспоминаний Алисы, только уже вместе с Лео. Конечно, Элиот станет возражать, может, даже разозлится, но я его уговорю. Я ведь умею уговаривать. И никто не будет чувствовать себя одиноким. Даже Ада — она забудет Винсента, обязательно. Если потребуется, я заберу её из Латвиджа на какое-то время, и мы будем много ездить по Риверре и развлекаться, и она будет вспоминать о Винсенте всё реже и реже». Он споткнулся о незамеченный камень, встряхнул головой, отгоняя вводившие его в глубокий задумчивый транс мысли, и сорвался на бег, догоняя Алису. Они ушли вглубь сада и с наслаждением кидались друг в друга охапками листьев и сухими веточками. Алиса, запыхавшаяся, раскрасневшаяся пуще прежнего, с застрявшими в собранных в хвосты волосах листьями, громко смеялась и кружилась, раскинув руки и запрокинув голову. Потом она скинула туфли, сняла чулки и босиком побежала по листве, оставив Оза отдыхать под старым вязом. Сердце Оза пело, когда он смотрел на безудержное, дикое и вместе с тем — такое естественное веселье Алисы. Набегавшись вволю, Алиса вернулась к Озу, села рядом с ним и босыми, испачканными в сырой земле ступнями зарылась в палую листву. — Я счастлива, — сказала Алиса. — Давай гулять каждый день, даже когда идёт дождь. Оз откинулся назад, прислоняясь спиной к древесному стволу, и широко улыбнулся. — Давай. И Гила с собой возьмём, и Аду, и Лео, и Элиота. Лео, конечно, бегать по листьям не будет, он такой серьёзный и благовоспитанный. Но всё равно возьмём его с собой. — Как думаешь, скоро пойдёт дождь? — Алиса запрокинула голову и всмотрелась в ясное, быстро темнеющее небо. — Скорее бы, — ответил Оз. — Лео любит дождь. Мне он не очень нравится — дождь, в смысле... — Мне тоже. Становится как-то... тоскливо. Не люблю, когда тоскливо. — Лео показал мне строки из одной легенды, не помню, как она называется... — он попытался припомнить название, но быстро отвлёкся, вспоминая сами строки. — Там говорилось, что дождь — благороднейший дар небес, что он очищает, унося с собой грусть с тем, чтобы отдав ему свою тоску, люди могли встречать новый солнечный день, не отягощённые своими бедами. — Интересно, — сказала Алиса, подтягивая колени к груди и потирая голые голени. Должно быть, озябла. — Ты много говоришь об этом Лео. Он умеет готовить? — Чай он точно умеет делать, — засмеялся Оз. — Он очень хороший человек — умный, вежливый и воспитанный. — Как Шерон? Она очень умная и воспитанная. И надоедливая, — Алиса скривилась. — Пытается научить меня танцевать перед балом в честь вашего дуэльного клуба. У меня не очень получается. — Хочешь, я попрошу Лео научить тебя? Думаю, он лучший учитель, нежели Шерон. Она очень... увлекающаяся натура, — Оз почесал в затылке. Шерон и правда могла слишком сильно давить на Алису — мягко, но настойчиво, а с Алисой нужно было действовать иначе. Тоньше. — Он наверняка умеет танцевать, раз он — слуга Элиота. — Лео-Лео-Лео, — проворчала Алиса, обнимая колени. — Надоело. Что в нём такого? — Не ревнуй, — со смешком Оз погладил Алису по волосам и она, точно котёнок, подставила голову под ласку. — Лео, он... как бы тебе объяснить... — поглаживая Алису по макушке, Оз задумался: а можно ли говорить Алисе о таких вещах? Но Оз не хотел скрывать бушевавшие в его душе эмоции от друзей. Ему хотелось рассказать об этом всем. Пусть весь мир знает, как Оз счастлив, как он окрылён. — Ты знаешь, что такое «любовь»? — Шерон объясняла, — ответила Алиса. — И в книжках показывала. Когда люди любят, они кусают друг друга за щёки. — А ты кого-нибудь любишь? — Ну... — Алиса выпрямила ноги и стала загибать пальцы на руках. — Я люблю тебя, потому что ты — мой слуга, хоть и плохо выполняешь свои обязанности в последнее время. Я люблю Водоросль, потому что он хорошо готовит. Я люблю Шерон — она развлекает меня и учит всяким странным штукам вроде танцев. Я не люблю Брейка — он дурак. И я люблю мясо! — Это всё дружеская любовь, — сказал Оз. — Я тоже люблю и тебя, и Гила, и Шерон, и даже немножко — Брейка, когда он не дурак. — А так бывает, чтобы Брейк — и не дурак? — У него случаются редкие проблески, — засмеялся Оз. — А бывает другая любовь. Когда человек любит другого человека, и только его одного. — Как «Ромео и Джульетта»? — спросила Алиса. — Шерон читала мне вслух. Глупость такая, мне не понравилось. — Да, примерно так. Не обязательно делать такие глупости, просто... хочется всё своё время проводить с этим человеком, хочется, чтобы он принадлежал только тебе и никому больше. — Я хочу, чтобы всё мясо принадлежало только мне. Это считается? — Э... нет. — Я поняла. — Алиса перекинула через плечи свои заплетённые в хвосты волосы и принялась вычищать из них листья. — Ты любишь Лео? Оз от такой прямолинейности вмиг забыл, о чём хотел сказать. Он так увлёкся объяснением сути любви, что из головы просто вылетела их изначальная тема. — Да. Только не говори пока об этом никому, хорошо? — Лео же мальчик. Разве так можно? — Можно, — заверил её Оз. — А девочка тоже может любить девочку? — Ну... — Оз смущённо отвёл взгляд в сторону. — Не знаю. Наверное. Спроси у Шерон. Впрочем, нет, ни за что не спрашивай! Дотошная Шерон обязательно попытается вызнать, откуда в головке Алисы взялись такие мысли, а отражать её атаки Оз пока не был готов. — Тогда почему нельзя никому рассказать? — Алиса сунула в рот корешок сухого листа, пожевала и, сморщившись, выплюнула. — Это же хорошо — любить? Не больно? — Иногда бывает больно. Но я так счастлив. Мне не больно. Но в обществе принято, чтобы мужчина любил женщину, прочее осуждается. Поэтому нужно хранить это в секрете. — Неправильное какое-то общество, — фыркнула Алиса. — А о том, что любишь, нужно говорить? — Обязательно! — ответил Оз и стушевался, вспомнив, что сам об этом Лео только намекал и сводил всё к глупым и поверхностным признаниям в симпатии. — Тогда... Оз! — она поднялась, отряхнула юбку и с торжеством на лице ткнула в него пальцем. — Я люблю тебя! Пойду, скажу Гилу, что люблю его тоже. Оз помахал подхватившей туфли и чулки Алисе, уже заранее предвкушая реакцию Гилберта. Его ведь и удар хватить может. «Я должен это увидеть», — решил Оз, но подняться не успел — к нему подошёл Лео, очутившийся рядом как-то незаметно, словно всё это время он стоял, прячась за вязом. На миг Оз похолодел, предположив, что Лео мог слышать всё произнесённое ранее, но потом он отмёл эту мысль. Лео подслушивать не станет — слишком воспитан для этого. Скорее всего, он просто увидел их с Алисой из окна и отыскал в саду. А шагов его увлечённый разговором Оз мог и не услышать. — Жаль, ты не пришёл раньше — мы гуляли с Алисой, было так весело, — сказал Оз. Хотелось, чтобы Лео сел рядом — тогда можно было бы поцеловать его, хотя от мысли о том, чтобы сделать это при свете дня, не прячась в густой ночной темноте, становилось неловко и немного страшно. — У меня письмо для тебя, — ответил Лео, протягивая уже знакомый серый конверт. — К чёрту письма, — Оз взял конверт и, не вскрывая, спрятал его в карман. Потом он встал, стряхнул с себя листья и взял Лео за руку. — Давай лучше прогуляемся по саду. Или пойдём в рощу — там нас никто не найдёт, даже этот Край Света! — Туда не стоит ходить, — сказал Лео, но в голосе его не слышалось недовольства, и Оз решил настоять на своём. — Брось, там сейчас, должно быть, так красиво! Пойдём, пока не стемнело. До рощи было минут семь ходьбы пешком. Оз болтал без умолку о пустяках, старательно обходя болезненную тему Винсента, хотя поговорить о нём хотелось. Было интересно, успел ли Лео привязаться к нему хоть немного, или же Винсент был отвратительным господином. В первом случае Оз мог бы его утешить, а во втором — с радостью обсудить все недостатки Винсента как человека, господина и предполагаемого спутника жизни Ады. Но Лео о Винсенте не заговаривал, а Оз не спрашивал его ни о чём. В роще было хорошо. Ослепительный золотой свет струился меж деревьев, но самого солнца из-за крон и стволов видно не было, и казалось, будто сияет сам лес. Волшебное место, в котором почему-то плохо пахло. Оз осторожно пробирался меж деревьев, обходя причудливо изогнутые, торчащие из земли корни, и морщил нос, тщась определить источник тошнотворно-сладковатого запаха. — Чувствуешь? — спросил он, оборачиваясь. — Может, сюда лось забрёл и умер. Но всё равно красиво, особенно если не дышать так глубоко. — Да, — ответил Лео. — Наверное. Приметив что-то тёмное впереди, Оз прибавил ходу, не выпуская ладони Лео, но растерянно замер, едва различив человеческие очертания. Одетый в белый фрак студент висел на дереве. Горло его сдавливала тугая петля, язык, вывалившийся изо рта, распух и посинел, и на нём роились мухи. Всё в теле студента находилось в движении, и Оз с отвращением понял: под блестящей, словно воск, кожей трупа копошились черви. К горлу подкатил тугой ком. Оз прижал ладонь ко рту, отвернулся, задержал дыхание. Ему понадобилось несколько минут, чтобы справиться с собой и вновь повернуться к трупу, покачивавшемуся на ветру. Стараясь не подходить слишком близко, Оз бегло взглянул на тело, точнее, на его руки. На почерневшем безымянном пальце левой руки красовалось кольцо со стилизованной розой. Поодаль обнаружился ещё один труп, а на соседней ветке висел ещё один. Оба они были не первой свежести и изрядно подгнили, а ноги обглодали дикие звери и теперь на жёлтых костях болтались грязные оборванные брючины. Бездумно уходя всё глубже в рощу Оз видел скелеты вокруг — множество скелетов. Кости были старыми, выбеленными временем и ветрами. Кости не пахли, в них не было червей или мух, и Оз безбоязненно осматривал руки костяков. На острых белых фалангах безымянных пальцев неизменно обнаруживались серебристые ободки колец. — Сколько времени существует Латвидж? — спросил Оз. — Немногим больше ста пятидесяти лет. Уже во времена Баскервилей тюрьму стали перестраивать под пансион для дворян. — Ты знал? — Оз взглянул на Лео. — Знал, что здесь полно трупов и скелетов? Ты ведь сказал мне, что сюда не стоит ходить... — Знал, — ответил Лео. — Откуда? Почему не рассказал никому? — От Диоса. Меня не спрашивали о роще. — Лео! — Оз вцепился в его плечи. Здесь, в глубине рощи и вдали от гниющих трупов можно было спокойно дышать, но Оз всё равно задыхался от паники и тошноты. — Ты должен был сразу же рассказать Элиоту, или Брейку, или мне — да кому угодно, хоть преподавателям! — Зачем? — последовал ответ. — Затем, что здесь умирали люди! Ох, прости, — он спохватился, заметив, что слишком сильно и болезненно сжимает плечо Лео. — Тебе больно. — Нет. Я не чувствую боли. Оз сдвинул чёлку Лео в сторону в надежде уловить в его взгляде хоть намёк на причину происходящего. Может, Лео болен? Может, он в бреду? Но лоб его не горяч, а взгляд прям и, как всегда, немного отстранён. — Что значит, не чувствуешь? Почему не чувствуешь? — Диос погасил мои чувства и эмоции, чтобы они не мешали мне исполнять его волю, — спокойно ответил Лео. — Это шутка? — Оз стряхнул Лео за плечи. — Ты хочешь сказать, что не чувствуешь вообще ничего? Но как же... как же... Мы же... — Я делаю то, что велит победитель. Оз вспомнил их вчерашнюю ночь. Всё в голове перевернулось вверх дном, лопнули туго натянутые струны, хлестнули изнутри, рассекли что-то до крови. — Поцелуешь меня? — Да, если прикажешь. Он выпустил Лео, отступил на шаг и едва не упал, наступив на подвернувшуюся под ноги кость. Это походило на дурной сон. Кошмар о лесе, полном мертвецов и о Лео, лишённом эмоций и чувств. Оз торопливо достал из кармана конверт, сломал печать и дрожащими руками вынул письмо. «Оз Безариус, нынче вечером, в десять часов, состоится ваша дуэль с Зарксисом Брейком. Но перед этим я желал бы встретиться с вами лично и обсудить некоторые вещи. Искренне ваш, Край Света». — Ты сможешь самостоятельно выбраться отсюда? — спросил Оз. Он смял письмо, ожесточённо скомкал его и бросил себе под ноги. Получив утвердительный ответ, он бросился бежать. Он мчался, не обращая внимания на то, то уже едва успевает сделать вдох, игнорируя покалывание в боку и ватность в ногах. Он бежал, и ветер свистел в ушах, а в лицо сыпались опадающие с деревьев сухие листья. В висках стучала кровь, в глазах потемнело от нехватки кислорода, но он не останавливался, покуда не добрался до лестницы к Арене. Оз взялся за перекладины и хотел взобраться наверх, но обессилено замер, прижавшись к лестнице лбом и восстанавливая дыхание. Сердце колотилось о грудную клетку — глупое, бесполезное, слепое, не сумевшее почуять фальшь во всём происходящем. Глупец. Как можно было подумать, что Лео, среди ночи вскакивающий, чтобы успокоить Элиота, мог бы подарить свои чувства постороннему человеку? А ведь Лео заботился о нём, даже забыв, что такое забота. «Я заставлю Край Света вернуть всё на круги своя, — думал Оз, негнущимися от напряжения пальцами хватаясь за перекладины и вытягивая себя наверх. — И мы всё начнём сначала. Никто не заслуживает быть чьей-то марионеткой». Что-то неуловимо изменилось на Арене. Кажется, цветов стало больше, и все они шевелились, подрагивали в полном безветрии. А потом цветы вдруг распустились, взмахнули крыльями и Оз понял: то были бабочки. Десятки, сотни бабочек, сидевших на соцветиях полевых цветов, на стеблях травы, на розовых кустах. — Ты мудро поступил, придя сюда в одиночестве. У кустов, касаясь розовых роз кончиками пальцев, стоял смуглокожий человек в белоснежном мундире. Оз пересёк Арену, и бабочки от его шагов разлетелись в стороны. — Верните Лео то, что отобрали. — Я сделал это ради его же блага. А ты, Оз Безариус? Что ты можешь сделать ради его блага? — Диос пробежался пальцами по нежным лепесткам, смахивая с них хрустальную росу, а потом сжал бутон в пальцах, сорвал его с куста, смял и бросил себе под ноги. — Ты жалок. Никчёмен. Ты был бы счастлив умереть, правда? Умереть красиво, ради высокой цели, потому что ненавидишь себя. Хочешь, я исполню твою заветную мечту? — он обернулся к Озу и от взгляда тёмных, нечеловечески завораживающих, глаз его пробрала дрожь. — Вы все жаждете смерти. Наказания за своё рождение. Я подарю тебе его. Смотри, — Диос кивком головы указал на канделябр в своей руке. Мгновением ранее его не было. Горела только одна свеча в центре. — Это — душа Лео. Я верну его эмоции и его волю, если ты умрёшь. Оз смотрел на высокие белые свечи. Он не должен поддаваться. Элиот, услышь он слова Диоса, пришёл бы в бешенство, ведь он ценил жизнь. Оз думал, что тоже научился ценить её, бороться до конца. Но как он мог отступить сейчас, как мог позволить Диосу играться с Лео? Одна никчёмная, ненужная жизнь в обмен на жизнь Лео. Ведь он сейчас всё равно, что мёртв, что за жизнь без чувств? Лео — часы. Заведённый тикающий механизм, лишённый свободы. — Можешь пойти в лес и повеситься, — сказал Диос. — Ты же видел, сколько там слабаков, побоявшихся бороться. Ты не можешь сражаться. Ты слаб. Умереть — всё, что ты можешь. «Нет», — прозвучал внутри голос Джека. Всё его естество восстало в Озе, он захлебнулся негодованием Джека, его отчаянной, дикой волей к жизни. Оз чувствовал его страх, и руки вдруг перестали слушаться, ноги приросли к земле и Оз мог только стоять на месте и смотреть, как Диос обрывает новую розу, уничтожая красоту бутона. — Хозяин твоего тела не хочет умирать, — с ноткой удивления в голосе сказал Диос. — Я знаю его, хоть он не знает меня. Неблагородный человек. Недостойный. Внутри Оза росло чужое недовольство, граничившее с холодной, рассудительной злостью. — Джек — герой, — ответил Оз. Губы ещё подчинялись ему, он без труда мог говорить. — Он благороднее того, кто играет с чужими жизнями. — Герой? — Диос усмехнулся, но усмешка его вышла печальной. — Так ты ничего не знаешь. Я думал, он всё рассказал тебе о кукольнике по имени Джек Безариус. Оказывается, он ещё более жалок, чем я предполагал. Прости меня, Оз, если бы я знал, я бы встретился с тобой намного раньше и развеял все твои заблуждения. Диос сорвал ещё одну розу, но не смял её, а поднёс к лицу и, прикрыв глаза, полной грудью вдохнул её запах. На бутон села бабочка с рыжими крыльями, а потом ещё одна, и ещё, и казалось, будто Диос вдыхает аромат самих бабочек, пышущих розовыми запахами. — Позволь я расскажу тебе одну сказку, — проговорил он. — Историю о кролике по имени Оз.