American dreams in an English village (Американские мечты в английской деревне)

      Я абсолютно не знал, что сказать Рэйчел, и, судя по всему, она не догадывалась о том, что сейчас должна услышать. Стоило огромных усилий позвать её, и теперь, когда удалось пригласить её в свою комнату, она села на край кровати и немного нервно осмотрелась вокруг. Когда я протянул ей кружку чая, она тихо прощебетала «спасибо» и уставилась на неё. Пальцы отчаянно вцепились в чашку, словно именно от этого фарфора зависела её жизнь. Тем временем я, пытаясь разрядить обстановку, включил негромкую музыку. Я понятия не имел, что именно слушают девочки, поэтому поставил Сида Вишеса, чтобы хоть как-то скрасить неловкое молчание. Я уже начал подумывать, что, может быть, это не лучший выбор, но тут Рэйчел вытерла розовым рукавом красные глаза и хихикнула.  — Альфред говорил, вы слушаете тяжёлую музыку, — сказала она с легкой улыбкой на губах, но это нельзя было назвать насмешкой, нет.  — А какую музыку ты слушаешь?  — Уитни Хьюстон, Мэрая Керри, — начала быстро перечислять она, на что я просто кивал, запутавшись во всех этих незнакомых именах. Она поднесла кружку к губам и спросила, знаю ли я их. На что я лишь покачал головой.       Она делала медленные глотки не потому что чай был горячим, просто над нами вновь нависло гнетущее молчание. Я слушал музыку и иногда покачивал ногами в такт, сидя на другом краю кровати. От Рэйчел настолько сильно пахло духами, что я не мог пересилить себя и подсесть ближе. Запах роз снова окутал меня, и мне пришлось уткнуться в чашку чая, чтобы его ароматом перебить духи. Я бы даже предпочел потного Альфреда этому запаху. Не знаю, может быть, всё из-за того, что я никогда особо не был с этим связан — всё, чем пользовалась мама, было либо слишком дорогим, либо плохо сказывалось на её коже. Поэтому-то она и не пользовалась духами. Рэйчел, казалось, это вовсе не заботит. Я думал о том, как Альфред мог стоять и целоваться с подобной девушкой.       Кроме этого запаха, в Рэйчел не было ничего дурного — на ней были приятная розовая кофточка и юбка с оборками по краям. Я посмотрел на неё ещё раз, отмечая небольшие мешки под глазами. Думается, она была не в лучшем состоянии. Её глаза немного заплаканные, а на рукавах виднелись влажные следы. Тем не менее, ничего из этого не делало её противной, я даже удивился, какой тихоней она была.       Когда я посещал вечеринки, то голоса у всех девушек высокие, пронзительные и даже писклявые, слышал о том, что их хобби ограничивались подбором нового лака и пары туфель. Но почему-то я продолжал верить, что Рэйчел была другой. С Альфредом она всегда была как заведенная, прекрасно одета, словно какая-нибудь топ-модель. Она умело наносила макияж и носила высокие каблуки. Её друг, француз, часто покупал ей модные вещи, это мне Альфред говорил. Да, она была не из бедных, у Рэйчел было всё, кроме одного — теперь у неё не было Альфреда. Хоть она и плакала несколько минут назад, именно теперь мне стало действительно жаль её. Когда я позвал её, в голову пришла смутная догадка, что она может использовать ситуацию для своей выгоды — например, начать бросать в меня вещами, а потом и вовсе соврать Альфреду, что я её изнасиловал. Но вместо всего этого она лишь превратилась в немую куклу.  — Кхм… — прогудела она, а я молча уставился на неё, ожидая продолжения. Она смутилась под моим пристальным взглядом и опустила глаза на свои ноги, затем покачала головой и горько вздохнула.  — Как пришла сюда — сразу все слова выветрились.  — Он никогда не говорил мне, что вы расстались, — сказал я, может быть, слишком резко, так как её губы недовольно изогнулись.  — Вы лучшие друзья, — заявила она.  — Да. — Она поставила чашку на стол, пытаясь обнять себя руками, но всё ещё удерживая зрительный контакт со мной.  — Ты скажешь ему, чтобы он меня бросил? — Я фыркнул.  — Зачем мне это?  — Потому что я тебе не нравлюсь.  — Я тебя не знаю.  — Это не имеет значения. — Я повернулся, чтобы переключить песню, и посторонний скрип казался слишком громким в этой тишине.  — Я не могу не любить незнакомого мне человека. — Мой ответ был достаточно логичен, на что она лишь закатила глаза.  — Тогда почему ты перестал приходить на игры? — Рэйчел опустила руки на колени и теребила край юбки. — Я искренне пыталась понравиться тебе… Но ты перекрасил волосы в зеленый и даже стал игнорировать Альфреда. Это из-за меня, да?       Ошеломлённый её словами, я осознавал их правдивость, но она не должна узнать об этом. Да, я стал избегать Альфреда, но только потому, что не хотел мешать им, не хотел становиться третьим лишним.  — Ты специально это делал? — спросила она, вырывая меня из мыслей.  — Что?  — Стал избегать Альфреда… — Я вопросительно поднял брови, и она отвернулась. Её взгляд упал на плюшевого единорога, которого дарил мне когда-то Альфред. Единорог был немного пыльным, но гордо держал свой рог высоко-высоко. Рэйчел была разбита, казалось, ещё миг — и она снова заплачет.  — Это бессмысленно, — выдохнул я.  — Я думаю, ты стал избегать его из-за того, что Альфреду бы пришлось выбирать между мной и тобой. — Я ударил себя по лбу и застонал.  — Что ты несёшь?!  — Так бы случилось!  — Я даже не думал об этом! — По-моему, Рэйчел снова заплакала. Я встал, сходил в ванную, взял оттуда рулон туалетной бумаги и принес ей. Она поспешно вытерла глаза. Вернувшись на своё место, я сел и взъерошил собственные волосы, тихо застонав. — Мы просто разошлись, понимаешь?  — Правда?  — Да, — кивнул я. Она снова всхлипнула, и я опять почувствовал жалость к ней. Девушка в самом деле всеми силами хотела удержать Альфреда. Даже если бы не было того нашего с ним поцелуя, я сомневаюсь, что эти двое долго были бы вместе. Он нашёл бы какую-нибудь другую девушку, а мы всё равно продолжали бы целоваться. Думал ли Альфред над тем, что он гей?.. В любом случае, я готов был продолжать делать всё, чтобы ему было хорошо. Думаю, Рэйчел сначала заинтересовала его, а теперь он потерял к ней всякий интерес. Ему необходимо было двигаться дальше. Скучает ли он по мне в данный момент?  — Я лучше пойду домой. — Она оставила бумаги на столе и поднялась. Я почесал щеку и заговорил.  — Дело в том, что Ал… — Я смотрел на неё. — Он ведь популярен… Все его любят, он любит всех… Я не думаю, что он хотел причинить тебе боль. Она молча кивала, а я взял её кружку и подлил еще чая.  — Даже если бы я и сказал ему бросить тебя, не думаю, что он бы так поступил, — сказал я ей, прекрасно понимая, что, попроси я, Альфред бросил бы её. Я попытался улыбнуться так, чтобы она поверила. — Он делает то, что считает нужным.  — Он ведь бросил меня, да? — фыркнула она и открыла передо мной дверь. — Проходи.       Я спускался с лестницы, держа в каждой руке по кружке. Я пожал плечами, пока мы спускались вниз.  — По крайней мере, ты можешь смеяться, вспоминая меня сегодня. — Я протянул ей куртку, а она заглянула мне в глаза. В ответ я так же пристально долго смотрел на неё.  — Я не считаю это смешным.  — А? По-твоему, это грустная история?  — Я не вижу здесь ничего смешного. Кстати, рассказывать Альфреду про сегодня я тоже не собираюсь. — Она надела куртку, а я открыл дверь, выпуская её на улицу.  — Прости за беспокойство.  — Да всё нормально. Тебе уже лучше? — Я прислонился к дверному косяку. Рэйчел повернулась ко мне и покачала головой.  — Я чувствовала бы себя лучше, если бы знала, что это ты сказал ему бросить меня… Было бы кого винить. — Рэйчел рассмеялась и посмотрела на небо. Думаю, я сделал всё правильно. Девушка топталась на месте, не решаясь уходить, как будто хотела спросить что-то ещё. Я двинулся на дюйм назад, показывая намерения закрывать дверь, но пробормотал ей последние слова, чуть заикаясь. — Он хотя бы говорил обо мне?  — Что? — Она покрылась румянцем и застегнула куртку.  — Он говорил обо мне… Что он сказал? — Я осмотрел её: Рэйчел действительно ждала, что я расскажу ей что-то хорошее, например: «Он говорил, что ты хорошо целуешься». Или так: «Он считает тебя лучшей подругой». Но вместо этого я мрачно сказал: «Он никогда не говорил о тебе ничего особенного», — и закрыл дверь.       В то время я не видел смысла давать Рэйчел надежду, что они с Альфредом будут вместе. Он сам говорил мне, что считает её не больше чем просто другом, но Альфред не рассказывал, что теперь они совсем не общаются.       Я пытался заставить его говорить в течение всей следующей недели. Когда Альфред гулял по коридорам в школе, я подходил к нему и спрашивал: «Почему ты не гуляешь с Рэйчел?», но он вечно находил глупые отмазки и шёл дальше.       «Я не могу найти её, или «она хочет побыть одна», или «она занята домашним заданием». Однажды, когда я спросил его, Альфред вовсе растерялся, стал заикаться и, кажется, понял, что я всё знаю. Но всё же он признался, первого декабря в обеденный перерыв — когда я вышел из класса, он схватил меня за руку и отвел в сторону.  — Я расстался с Рэйчел. — Альфред улыбался так ослепительно, что у меня, кажется, заболело сердце.  — Ого, сегодня? — Да, скоро ведь Рождество, помнится, мы договаривались провести его вместе, верно?  — А, да, конечно, — только и смог ответить я, а затем последовали его теплые объятия. Он обнял меня, и проходящий мимо Торис кинул мне странный взгляд из-за спины Альфреда. Я глупо ему улыбнулся, а он лишь покачал головой и скрылся за углом. Альфред отпустил меня, а я поспешил спросить: — Как она приняла это?       Он закатил глаза, как делал всегда перед тем, как начать лгать.  — Все в порядке. Она сама думала о том, как уйти от меня. — Я сузил глаза.  — Правда? — Альфред стал размахивать краем рубашки, будто бы ему сейчас было невыносимо жарко.  — Конечно! — кивнул он.       Мы стояли в пустом коридоре, и никто из нас не нарушал молчания. Тогда я хлопнул по своей школьной сумке и сказал:  — Не хочешь пообедать со мной? Мама упаковала мне торт, я мог бы поделиться с тобой. — Альфред расплылся в улыбке.  — Конечно!       Я зашагал наверх. Мы называли крышей последний этаж здания. Раньше тут была библиотека, но она стала такой большой, что ей пришлось выделить отдельное здание. Тут были два огромных окна и косой потолок с видом на небо, поэтому студенты наносили подушек и одеял, чтобы получилась уютная комната отдыха. Я достал большой кусок торта и разделил его пополам, отдав Альфреду большую часть. Он радостно начал с глазурной верхушки.  — У меня завтра тест по математике, — начал он, — и я знаю, что снова получу низкую оценку.  — Тема треугольников?  — У меня был один из этих тестов. Хочешь ответы?  — Наверное, не стоит, — я усмехнулся, хотя помочь не мог.  — Почему бы и нет? Не рухнет же весь мир, если ты однажды спишешь.  — Мы не знаем, что будет завтра. — Я проглотил кусок глазури.  — Может быть, Земля треснет и появятся маленькие человечки с оружием.  — Как будто Техас описываешь.  — Замолчи, Техас классный.  — В Техасе у людей есть оружие.  — И ковбои.  — И лошади.  — Я был однажды в Техасе с папой, он купил мне настоящую ковбойскую шляпу! — Альфред сделал жест, словно надевает шляпу на голову. Я презрительно на него посмотрел.  — Она всё ещё у тебя?  — Неа, я не знаю, где она теперь. Наверное, потерял, когда мы сюда переехали.  — Ты скучаешь по Америке? — Альфред поставил торт на свою коленку и вытер руки о рубашку. Его дерзкая улыбка сменилась на немного грустную.  — Иногда. Я хотел бы вернуться однажды.  — Вернуться? То есть навсегда? — Он кивнул. — О…       Я чувствовал себя расстроенным, наверное, не стоило задавать этот вопрос. Настроение моментально упало. Альфред обнял меня за плечи и немного встряхнул.  — Ты же поедешь со мной? — Он болтал, взяв в руки торт. — У тебя глазурь на носу!  — Ничего подобного! — пробормотал я, но всё же вытер нос рукавом. — Я не могу поехать с тобой в Америку.  — Почему нет? — спросил он, и я пожал плечами.  — Я люблю Англию.  — Я тоже.  — Тогда зачем тебе уезжать? — Это просто мысль. Как план на будущее. — Я поджал губы, а Альфред взъерошил мои волосы. — Эй, не делай такое лицо, я же не в следующем месяце уезжаю!  — Но, конечно, я бы ни за что не поехал с тобой, — сказал я и показал ему язык. Альфред рассмеялся и повалил меня на пол.  — Ладно, если я когда-нибудь снова соберусь в Америку, я потащу тебя силой. — Я провёл пальцами по его лицу. Всё же мне не хотелось этого говорить, но я прошептал:  — Тебе придется постараться, потому что я не хочу оставлять тебя одного. — Альфред заулыбался, наклонился и коротко поцеловал меня.

***

Знаете что? Ирония — отстой.       Декабрь выдался самым обычным — снега мы и не ждали, а вот дождя было на удивление много, Альфред подарил мне теплый свитер, а я ему — футболку с его фамилией на спине. Мы просто не могли не дразнить друг друга, так как моя рубашка была в красных полосах и со звездами на руке и боку, а его футболка была сделана в цветах британского флага. Он придумал что-то странное, что это цвета датского флага, и кричал о том, что викинги вернулись. Когда я пошутил, что только геям нравятся звезды на флаге, Альфред не посчитал это смешным. Вместо этого он начал разглагольствовать о том, как и где придумали американский флаг — «Величайший в Мире Флаг», хотя, если бы я начал массировать его пах, уверен, он бы запел иначе. Как жаль, что, кроме как с помощью этого, Альфреда нереально отвлечь от данной темы. Мы праздновали Новый год в объятиях друг друга.       Не знаю, как никто из нас не сорвался, но мы просто целовались, а потом по отдельности уходили в ванную и самоудовлетворялись. Я прекрасно видел, как Альфред глазами просил меня о продолжении и запускал руку мне в штаны, но я никогда ещё не позволял ему заходить дальше. С одной стороны, я боялся, что рано или поздно ему это всё надоест и он найдет себе кого-то другого, а с другой стороны, мне было страшно, что после этого Альфред начнет чувствовать ко мне отвращение и всё равно уйдет. Так как геем из нас двоих был только я, мой внутренний голос мне кричал о том, что пора бы согласиться на секс, но я понятия не имел, что делать. Я осознавал, что член должен быть в моей заднице, но что будет потом, я не представлял. Я также представлял себе боль, которая непременно будет, и, кажется, необходима была сперма для смазки. Но где её взять-то? Чем больше я думал о сексе, тем хуже становилось, но всякий раз, когда Альфред потирал выпуклость на моих штанах, мне хотелось только одного — что бы он сорвал всю одежду и сделал самое удивительное в жизни.       Я боялся спрашивать Альфреда о его познаниях в сексе между мужчинами и думал ли он об этом когда-либо. Я не знал, где могу получить такую информацию. И я ни за что не стал бы спрашивать Рим, хотя он и был самым очевидным источником. Это было бы слишком стыдно. Идти в библиотеку тоже не представлялось возможным — как отреагирует библиотекарь, когда я попрошу такую книгу? Что, если бы она распустила сплетни, а они дошли до родителей?       Так что моё волнение не покидало меня, хотя я чувствовал, что мы с Альфредом дошли до той стадии, когда поцелуев мало. Я убеждал себя, что нет ничего страшного в том, что мы чуть-чуть подождём. В конце концов, нам обоим было по пятнадцать лет, а шестнадцать — это уже черта согласия. Я считал, что если мы подождём ещё полгода, то волшебным образом я узнаю, как нужно действовать. Но моё сексуальное неудовлетворение росло, и теперь каждую ночь я дрочил на Альфреда.       В то время я был всё чаще подавлен и не мог не замечать, как расстраивается мама. Перед Рождеством её уволили, и теперь она официально была домохозяйкой. Работы, которая подошла бы маме, не было, а все, куда она могла бы устроиться, находились в городе, а не в нашей деревне. С начала года отца практически не было дома, потому что ему было необходимо восполнить мамину потерю рабочего места — он работал за двоих. Я всегда просыпался, когда они начинали ругаться. Иногда плакала мама, потому что она очень жалела отца, а иногда кричал папа, потому что устал и выкрикивал что-то вроде «найди уже эту чёртову работу», а иногда и вовсе кричали оба, потому что ненавидели друг друга, но всё равно до беспамятства любили. Дома царило непонимание и плохое настроение, я старался проводить с Альфредом как можно больше времени, но когда наставало время уходить, я шёл к Торису, который упрекал меня за мои близкие отношения с Альфредом. Торис никогда не произносил этого вслух, в его взгляде читалось всё, но я точно знал, что однажды он это скажет.  — Думал ли ты когда-нибудь о девушке? — спросил он, пока я в очередной раз что-то рассказывал ему об Альфреде. Я растерялся и не знал, что сказать.  — Я… я пока не нашел подходящего человека, — заикаясь, начал говорить я, и, видимо, Торис не счёл нужным спрашивать что-либо ещё. Подобные вопросы всегда заводили меня в тупик, и я возвращался домой в плохом настроении, где и так все было уныло и печально.       Перед тем как Альфред расстался с Рэйчел, я думал о ней как о единственном препятствии на моем пути. Да, я никогда бы не сказал этого вслух, но в глубине души я всегда во что-то верил. Но после Рэйчел начались проблемы серьёзнее, мне стало казаться, что эта черная полоса никогда не закончится. Маме предлагали работу, но её рабочее место снова было далеко, а папа стал работать по выходным. Альфред всё чаще и чаще своим языком стал спускаться ниже по шее, пробуждая во мне желание видеть этот язык у себя между ног. Мне казалось, что хуже быть не может, тем более я приближался к экзаменам и каникулам. Но потом у родителей родилась «гениальная идея».  — Мы переезжаем в город! — сказал однажды папа перед тем, как я уходил в школу. Сначала я подумал, что он шутит и, посмотрев на часы, понял, что опаздываю. Закончив завтрак, я сунул посуду в мойку.  — Хорошо, я сяду на ближайший автобус. — Папа положил мне на плечо руку и сделал грустное лицо.  — Артур, я серьёзно. — Я смотрел на него. — Я больше не могу столько работать, маме нужно куда-то устроиться. У нас больше нет денег, если так продолжится и дальше, этого дома тоже может не быть. Я был в шоке. Стоял в оцепенении и не знал, что сказать.  — А как же мои экзамены?  — Мы уедем во время отпуска. Тебе все равно нужно будет переходить в среднюю школу, а там, где мы поселимся, есть одна неплохая. — Мои губы задрожали.  — Н-но… что с Альфредом? — Папа всегда любил Альфреда, и я подумал, что это заставит его остановиться, но он просто пожал плечами, показывая, что его уже ничто не остановит и он уедет. Со мной или без.  — Вы можете видеться на выходных. — Я почувствовал слезы на глазах.  — Торис?  — На это есть выходные.  — А как же… как же я? — я закричал, и папа отпустил меня.  — Не всё всегда подстраивается под тебя, Артур. — Я бросил свою сумку и побежал наверх, захлопнув дверь.  — Но всё всегда подстраивается под тебя, не так ли? — кричал я, понимая, что он меня не слышит. Да, я вел себя эгоистично. Это нужно было для моей семьи. Но ведь тогда мы уедем не только от Альфреда. Но и от моих забот, связанных с ним. Вот тогда я и понял, что не хочу их терять.