American dreams in an English village (Американские мечты в английской деревне)

Я не помню, как я уснул, но я точно уснул, потому что меня разбудил солоноватый запах. Сперва я подумал, что Альфред позволил мне уснуть в грязном постельном белье, потому что патологическим чистюлей его назвать никак было нельзя. Но когда я перевернулся на живот и тяжело выдохнул в свою подушку, прежде чем вдохнуть этот запах снова, я понял, что его источником был мой собственный рот. Я охнул и поморщил нос, но у меня не было сил поднять голову и оторвать её от подушки. Вместо этого я остался лежать там же и думать о том, за сколько минут человек может задохнуться от вони. Всё моё тело ныло. Я спал в своей одежде, и она оставила следы в виде красных линий по всей моей коже. Мои штаны были тёплыми, я ощущал их тяжесть на своих ногах, а когда я попытался спихнуть с себя одеяло, они отказались мне подчиняться. Мои ступни сильно зудели, и это беспокоило меня, пока я не припомнил, что шлялся по улице без обуви. Какого лешего меня понесло? Я же мог простудиться! И тогда мне пришлось бы туго. Прямо как тогда, с Эваном. Одно его имя пустило дрожь по моим позвонкам, и я даже не сразу понял, с чего это вдруг — обычно мысли о нём были приятны мне. Но потом я вспомнил его толстый язык, исследующий мой рот, его жёсткие руки на моём теле и его грубый шлепок по моей щеке, когда я отказался лежать смирно. — Хрен… — Я повернул голову в сторону, чтобы глотнуть воздуха. Моя память старательно доводила меня до рвоты. Старый добрый Эван, который раньше выискивал меня на вечеринках, кончил тем, что попытался сделать наши отношения чем-то большим, чем просто держаться за ручки. Он не имел никакого права так трогать меня, но, с другой стороны, и моя вина в этом тоже была: слишком много ушло у меня времени на то, чтобы понять, чего он действительно от меня хочет. Было предостаточно тревожных звоночков, но вместо того, чтобы распознавать их, я продолжал слепо идти туда, где мне было хорошо. И именно это, по злой иронии, заставляло меня чувствовать себя как никогда ужасно. Где-то в доме хлопнула дверь. Я услышал глухие звуки, словно кто-то спускался по лестнице, затем моргнул и попытался окинуть комнату усталым взглядом. Альфреда тут не было, так что это вполне мог быть и он, но почему он просто встал и оставил меня спать здесь? Который был час? На улице ярко светило солнце. Хоть шторы и были сдвинуты как можно плотнее, сквозь два синих полотна всё же пробивался луч света, падающий на танцующие по комнате пылинки. По яркости луча я предположил, что сейчас позднее утро. Хоть я и вспомнил многое, мои воспоминания о вчерашнем были всё ещё немного смазаны, и я пытался собрать их воедино, чтобы понять, как я оказался в таком состоянии на кровати у Альфреда. Пока я тупо пялился на пылинки, то вспомнил его добрую улыбку, пока он обматывал мои ступни туалетной бумагой. Он ещё пошутил о том, что кровь идёт только у девчонок, а я чопорно поругал его за неуместность. Забавно: я был пьяным и вонючим придурком, но у меня хватило смелости ругать его. Но, может быть, поэтому он так много и улыбался. Я задумался над тем, как часто Альфред ругался за день. Очень мало, скорее всего — если такое было вообще. Его все любили, хоть и с успеваемостью у него было далеко не всё гладко, но он умел держать себя тем самым прелестным образом, который мог растопить сердце любого учителя. Я учился хорошо, но я был серьёзным и прилежным учеником, который, в итоге, был немного скучным. Может быть, учителя и любили меня, потому что я был одним из немногих, кто действительно считал школьные годы весьма важным периодом, но в глубине души я понимал, что они ценили меня за мой ум, но не признавали во мне личность. Так почему я нравился Альфреду? Потому что я был скучным? Или потому что я был одним из немногих, кто не превозносил его? Почему он всё ещё приглашал меня в свой домик для игр, почему он всё ещё приходит ко мне за помощью, почему он поцеловал меня в ответ, когда я накрыл его губы своими? Всё моё тело оцепенело, я медленно поморгал. Мы целовались. Как я мог забыть? Мы целовались! Та ночь вернулась в мою голову во всей красе: я словно всё ещё чувствовал тёплое дыхание Альфреда на своих губах. Я чувствовал его пальцы, сжимающие мою рубашку и притягивающие меня ближе, и я слышал тихий вздох, вырвавшийся у него, когда мы оторвались. И я чувствовал его запах. Пот и дешёвый одеколон на его шее, а когда я облизал свои губы, ещё и лёгкий привкус шоколада — мне хотелось ещё. Он тогда на меня смотрел с таким любопытством, а я взял его за щёки, помял его мягкую кожу своими пальцами, после чего странно улыбнулся. Он спросил меня о чём-то, но я ничего не разобрал, потому что я тут же упал на пол, схватил его мусорное ведро и облегчился в него. Я схватил подушку и со всей силы прижал её к своему лицу. Неудивительно, что от меня так разило! Казалось, что мой рот был и сам похож на большое и зловонное мусорное ведро. Дверь в комнату открылась. Я замер на месте, когда некто тихонько проскользнул в комнату. Моё дыхание перехватило, но чем плотнее я прижимал к себе подушку, тем сильнее слезились мои глаза; в конце концов я был вынужден приподнять её немного, чтобы украдкой взглянуть на этого человека. Альфред как раз наклонился, чтобы поставить на пол только что вымытое ведро. — Чёрт, — пробормотал я. Он повернулся на звук и уставился на меня. Я уставился на него в ответ, прямо из-под подушки. Я больше не мог притворяться спящим, поэтому всё моё лицо покраснело от смущения. Я выронил подушку на пол и повернулся набок. — Здоров, — пробормотал я. Альфред выпрямился. — Здоров. — Я облизал свои губы, а он неуклюже почесал свою руку. Его взгляд пробежался по всей комнате, а потом вернулся ко мне, и он прочистил горло, явно испытывая дискомфорт. — Как ты себя чувствуешь? Я слегка пожал плечами и подтянул одеяло к подбородку. — У меня изо рта воняет, — честно сказал я. В его глазах мелькнуло нахальство. — Я заметил вчера, — сказал он, и мои глаза расширились. — Ты заметил? — повторил я, и лицо Альфреда приобрело такое выражение, будто он хотел пожалеть о своих словах, но было уже поздно. Я повернулся на спину, чтобы было удобнее таращиться в потолок. Его губы были на вкус как шоколад, а я был на вкус как водка вперемешку с рвотой. Идеальный первый поцелуй. Я прикусил нижнюю губу и закрыл глаза, застонав. Я почувствовал, как мой затылок снова пронзила вчерашняя боль, но она была слабее, чем я предполагал. Я определённо хорошо отоспался, прежде чем Эван попытался совратить меня, так что худшая часть похмелья уже миновала. За это время Альфред подсел на краешек кровати и провёл пальцами по моему лбу. — Ты горячий на ощупь — мне принести тебе воды? — Я покачал головой и устало посмотрел на него. — Но мне скоро понадобится ванна. Почему я в своей одежде? — пальцы Альфреда снова скользнули по моему лбу, а потом они оказались на моих щеках, по которым он слегка пошлёпал. — Ты был в стельку, парень. Ты кричал что-то про водку и про кого-то, кто получил то, чего он заслуживает, а потом ты грохнулся на кровать и уснул. — Он слегка постучал по моему носу указательным пальцем, но потом отвёл взгляд и пробубнил: — Не мог же я снять твою одежду, в смысле… Это бы выглядело… СТРАННО, правильно? Я закрыл глаза и свёл брови в задумчивости. Я не был уверен, смеяться мне хотелось или плакать, но в итоге я просто слегка кивнул. — Правильно, — согласился я. — Это выглядело бы странно. И мы замолчали. Альфред изучал свой книжный шкаф так, словно видит его впервые в жизни, а я исследовал пальцем свой рот, чтобы проверить, насколько ужасно я пахну. Мои зубы были скользкими на ощупь. Я выдернул палец с тихим хлопком и постучал им по груди. Это заставило его бросить на меня быстрый взгляд, но это длилось всего секунду. Я понял, что он был смущён всем этим даже сильнее, чем я, и совсем не знал, что делать дальше, но в то же время я чувствовал, что именно он должен сейчас начинать разговор. Я сделал свой первый шаг, но я не мог продолжать тащить его за собой насильно. Он должен был твёрдо встать на ноги, посмотреть на меня и заговорить со мной. Но моим мечтам не суждено было сбыться. Альфред продолжал глазеть на свой шкаф, а я смотрел на него и ждал ответа. Но ответа на что? Конечно же, на то, что может быть между нами теперь. Но хотел ли я это знать на самом деле? Я даже не был уверен, на что я готов был пойти ради этого. Мне нравилось быть рядом с Альфредом и касаться его, и я всё ещё ждал от него поцелуя…, но он был натуралом. Он был популярным и блистательным идолом среди девчонок, и я осознавал, что я не могу быть столь эгоистичным и предъявлять на него свои права, ни в коем случае, потому что это наверняка разрушит его репутацию. Я смогу справиться с клеймом мелкого и незаметного чудика, а Альфред быть таким ну никак не мог. И все эти мысли проносились в моей голове, пока я просто лежал и смотрел на него, и это заставляло моё нутро возмущаться и урчать. Мне было только пятнадцать, но мне всё ещё казалось, что на меня взвалили слишком большую ответственность. Все прочие пятнадцатилетние обычно гуляют, заводят подружек или какие-то хобби — они просто наслаждаются своей жизнью. Ужасно несправедливо, что мне это точно не светило. Я не мог просто взять Альфреда за руку и объявить его своим парнем. Но теперь я и другом назвать его не мог. Мы определённо застряли где-то посередине, но разве это возможно? И как тогда такое можно назвать? Я почувствовал, как моё тело парализует страх: мой первый шаг оставил меня на распутье без какой-либо возможности найти нужную дорогу. Когда мы были друзьями, я точно знал, что делать. Я знал, как обычно ведут себя друзья, и знал, как обычно ведут себя любовники. Но я не знал, как вести себя с другом, которого ты целуешь. Я прочистил своё горло. Альфред с готовностью повернулся и посмотрел на меня. Я взглянул ему в глаза и прокашлялся снова. — Итак… ты и Рейчел… — сказал я, и интерес в его глазах немного угас. Он прижал свои очки к переносице. — Да, наверное, мы… -…должны остаться парнем и девушкой. — Он поморгал. Я вытянул свои губы в идеально прямую линию и медленно кивнул. — Разве так не будет лучше всего? Он колебался несколько длинных и мучительных секунд, и я уже готов был закричать: «…нет! Я пошутил!», но потом он вздохнул и уступил мне. — Наверное, — он сгримасничал. Свет упал на его верхнюю губу, а нижняя казалась такой мягкой, мне так захотелось до неё дотронуться. Но мои пальцы лишь крепче стиснули ладонь другой моей руки. Мне нужно было быть сильным. Альфред поднял ноги на кровать, затем перевернулся и расположился прямо на мне, но нас всё ещё разделяло одеяло. Он был одет в пару широких спортивных штанов и в футболку, которая была ему велика. Он был похож на мальчика, который хочет выглядеть взрослым. И когда я увидел, как в его очках мелькнуло моё отражение, мне стало интересно, каким я выгляжу в его глазах. — Но мы всё ещё можем вместе тусоваться, правильно? — тихо спросил он, наклонился немного ниже и застыл прямо надо мной. Я прикусил мою нижнюю губу и кивнул так, что аж ресницы задрожали. — Ну да… Конечно… — Его локти утонули в матрасе, теперь они были рядом с моей головой, с обеих сторон. Теперь он был так близко, что я снова чувствовал его дыхание с запахом шоколада и видел глубокую заботу в его глазах. Я попытался проглотить ком, образовавшийся у меня в горле, но вместо этого я им подавился. Альфред облизнул свои губы. Я даже мог слышать, как слюна извлекается из его рта и смазывает его губы, делая их блестящими. Теперь он улыбался. — А мы можем ещё и… эм… — Я с шумом вдохнул воздух через нос. — Мы можем.? — Ты знаешь… Как вчера… — Когда я был… -…у меня на коленях, ага. А я… -…держал меня… — Мои руки скользнули по его красным щекам. Я чувствовал, как в них пульсировала кровь, а ещё он немного дрожал. Он нервничал, он ждал моего ответа, и сейчас он совсем не выглядел крутым, совсем не был похож на типаж заносчивого популярного мальчишки. Я говорил себе не париться, я говорил себе быть сильным, но я всё равно притянул его лицо ближе, пока наши губы не соприкоснулись. В этот раз я не закрывал глаза, а смотрел прямо в его, пока наши губы медленно двигались друг напротив друга. Мы держали рты закрытыми, и я был благодарен ему за это, потому что теперь я точно знал, каковы мои щёки на ощупь и на вкус, но именно так было идеально. Очки Альфреда соскользнули с его носа и глухо стукнули по моему, и я не смог удержаться, улыбнувшись и переместив их на место. Альфред как-то странно выдохнул. — Мы не должны никому говорить, — прошептал я. — Это как домик на дереве, — сказал он. — Это секрет. Я покачал головой. — Нет, Альфред, это не как домик на дереве. Это очень серьёзно. Мы не должны никому говорить, — повторил я. Его глаза омрачились беспокойством, и он отвернулся. Его пальцы теребили простынь. — В этом нет ничего плохого, так ведь? Я хотел сказать… Мы не… Я не пе… Я имел в виду… — Альфред неуклюже подбирал слова, которые могли бы описать его эмоции, но ему редко приходилось выражать что-либо, не имеющее отношения к его телу, поэтому у него выходило довольно скверно. Я услышал, что в его голосе показалась досада, и понимал, что его разрывало на части при одной мысли, что он будет, по его собственным словам, педиком. Это ранило меня в самое сердце, но я знал, что это было, пожалуй, единственное знакомое ему слово, подходящее под это определение. В его мире были мужчины, которым нравятся девчонки, и мужчины, которые были педиками. Первый вариант был стандартным, а второй был пугающей вероятностью стать одним из тех, кто подхватил гомосячью заразу. Я потряс головой. — Ты нормальный, — сказал я, но тут же поправил себя: — Мы нормальные. Ты ведь помнишь ту женщину из рекламы? Альфред странно улыбнулся. — Это было так давно. — Но она была права. Иногда мальчишки делают то, что выглядит странно, но дарит классные ощущения, и в этом нет ничего плохого. Мы ведь не будем рассказывать об этом всем и каждому. Мы просто будем делать это в тайне. Кажется, его это взбодрило. — Да, ты прав. Да… Это как смотреть порно, — я кивнул. Он сел прямо и вздохнул так, как будто только что сбросил семь фунтов (три килограмма — прим. переводчика) и теперь был готов отпраздновать эту победу. Я облизал свои губы, а потом вытер их о тыльную часть ладони. — Я сейчас очень хотел бы пойти в ванную, — сказал я. Альфред слез с меня. — Мне приготовить воду? — спросил он, но я столкнул одеяло с себя и со стоном сел. — Нет, я просто приму душ. У тебя не найдётся одежды, которую я могу одолжить? — Альфред подошёл к своему шкафу, а я встал на ноги, которые всё ещё не хотели мне подчиняться, и охнул от ощущения, словно всё моё тело очень долго растягивали. Каждая клетка моего тела ныла, и я чувствовал себя очень странно — мне было замечательно и отвратительно в одно и то же время. Я вцепился пальцами в мою пропахшую потом рубашку и попытался отодрать её от своих подмышек, пока подходил к Альфреду. Он протянул мне пару боксеров, джинсы и футболку. Я знал, что они будут мне велики, но тогда меня это не волновало. Я взял их и прижал к себе так бережно, словно его имущество для меня было дороже золота. Он немного покачался на месте. — Ты будешь в норме? — спросил он у меня, и я посмотрел на него с подозрением. Он покраснел. — Я-я хотел сказать: не споткнись там… — Я подошёл и с силой наступил ему на ногу, из-за чего он отступил на два шага назад, слегка заскулив. Потом он уставился на меня, прыгая на одной ноге и сжимая вторую руками. — За что?! — выкрикнул он. А я улыбнулся как можно дружелюбнее. — Не волнуйся, — сказал я и ещё ближе прижал к себе одежду. — Между нами непременно что-то будет. — Он опустил ногу на пол и проговорил, заикаясь: — Да знаю я! — но его глаза смотрели с благодарностью. Я ушёл в душ, стараясь не думать обо всём этом, а когда я вернулся, он сидел на своей кровати и смотрел футбол. Он почти переключил канал, когда я вошёл, но я быстро сел рядом с ним, подтянул штаны и взял его за запястье. Он с любопытством посмотрел вниз, но я упорно смотрел в экран, где взрослые парни катались по земле, желая завладеть мячом. Я слегка потянул его за руку, тогда он улыбнулся и продолжил смотреть телевизор. И хоть это был совсем простой жест, мы оба сочли его вполне достаточным. *** Остаток лета мы не могли оторваться друг от друга. Встречался ли я с Торисом ради каких-то дел, или же Альфред уходил куда-то с Рейчел — мы «совершенно случайно» встречали друг друга, и кончалось всё это переплетениями наших рук и прикосновениями наших губ. Мы изучали лица друг друга с какой-то жадностью, но всё ещё сохраняли невинность: мы не раздевались и не ощупывали друг друга. Думаю, такая возможность даже не рассматривалась. Иногда мы слишком увлекались, и я лежал на Альфреде и чувствовал, как у него на меня встаёт, но никто из нас даже не пытался спускаться ниже дозволенного. В этом как-то ещё не было необходимости. В конце концов, мы и сами себе могли это сделать. Не знаю, как относился к этому Альфред — может, такая степень близости была для него слишком гейской, — но для меня этого было достаточно, чтобы чётко видеть грань между желаемым и действительным. Было много разных вещей, которых я хотел от Альфреда, и многое я сам хотел сделать для него, но я сдерживал себя и вместо этого дрочил, когда оставался один. Может, кому-то это покажется странным, ведь мы раньше касались друг друга там и не прошло даже недели с тех пор, как я дрочил на него в хижине, но сдержанность внезапно обрела для меня большое значение. Я не хотел торопить события, потому что конец пути наступил бы слишком быстро, и Альфред мог потерять интерес ко всему этому и вернуться обратно в свой «натуральный мир». Думаю, меня это очень сильно беспокоило, и часто без причины на это, потому что не было ни одного признака того, что Альфреду я больше не интересен. Как раз наоборот! Сначала он мог очень долго говорить со мной, прежде чем мы шли на сближение, но к концу лета я едва успел закрывать дверь в его дом, когда его губы касались моего уха, моего носа или моих губ. Он тянул меня вверх по лестнице в его комнату и торопился так сильно, что любой случайный свидетель подумал бы, что у нас действительно был секс, но наш условный порядок так и не изменился. Мы обнимали друг друга, мы целовались, иногда мы расходились, чтобы немного успокоиться, а потом занимались чем-нибудь по-дружески: смотрели фильмы, или читали комиксы, или обсуждали всякие глупости вроде идеального цвета шапки. Но мне никогда не было скучно. Ни на одну секунду мне не хотелось чего-то кроме того, что уже было, и каждый раз, когда я смотрел в его голубые глаза, я чувствовал себя настолько счастливым, что даже смешно. Я не был влюблён. Не думаю, что был. Людям всегда нравилось романтизировать отношения, и мне это кажется ужасно скучным. Я не был уверен, какие я на самом деле чувства испытывал к Альфреду, но я был уверен, что он мне очень нравился, во всех смыслах этого слова, и я чуть ли не страстно желал находиться с ним каждую секунду своих дней. Вожделением я бы это тоже не назвал, потому что я не так давно пересмотрел свою ориентацию: всего лишь несколько месяцев назад я смог спокойно признаться себе в том, что я гей. Но Альфредом я всегда восхищался, потому что он представлял собой всё то, чего не было у меня, и именно это делало его невероятно очаровательным. Он представлял собой нечто большее, чем его тело, хоть я и обращал больше всего внимания на него, но мне было приятно думать, что ко мне он испытывает то же самое. Но я никогда не был в этом уверен, потому что я никогда и не спрашивал, и он также не задавал мне вопросов. Мы молча договорились делать что-либо или не делать. Это лето должно было быть полным удовольствия, потому что школа со своей проверкой реальностью не будет так уж долго прятать от нас свой уродливый лик. Тем утром, во вторник, я подсчитал, что до конца каникул осталось всего восемь часов, и это заставило меня быстро нацепить первую попавшуюся одежду и пересечь изгородь, чтобы попасть к Альфреду. Он ждал меня прямо в холле, и как только за мной закрылась дверь, он взял моё лицо в свои руки и тепло поцеловал меня. Он был на вкус как кофе, и я грубовато взял его за плечи и отстранил от себя. — Ты растёшь? — пошутил я и осторожно поднялся на первую ступеньку. Альфред открыл свой рот, и я погладил своим мокрым языком его вкусовые рецепторы, собирая с них кофейный привкус. Он хихикнул мне в рот. — Мхмм… — Тебе надо побриться, — я взял его за подбородок. Он отрастил себе щетину, как у пещерного человека, и я мог чувствовать под пальцами её грубые волоски. Альфред попытался придвинуть своё лицо обратно к моему, но я прокрутился так, чтобы лестница была за моей спиной, а я продолжал сохранять дистанцию, удерживая руки на его щеке. Я глупо улыбнулся. Столько дней, проведённых вместе с Альфредом, определённо добавили мне уверенности, и вместо того, чтобы чувствовать смущение и неуверенность по поводу всего этого, я начал постепенно перехватывать инициативу. Но я не всегда делал это открыто — мне нравился его восторг при одном взгляде на моё лицо, и всё часто оборачивалось так, что я оказывался прижат к постели, окружённый его лаской, но всё это было частью моего плана. Я чувствовал себя подлецом. Но мне так это нравилось. — А тебе нужно привести в порядок голову, — сказал он и прибавил шагу, заставляя меня чуть ли не падать на ступени, но я собирался не сдавать позиций до двери в его комнату. Вслепую я нашарил дверную ручку, нажал на неё и впустил нас внутрь. Комната была прогрета, и я готов был поблагодарить его за заботу о моей чувствительности к холоду, но к тому времени он освободился от моих рук, и теперь моё лицо оказалось в его больших руках. Я с радостью позволил ему облизать мои губы и исследовать мой рот, пахнущий чаем, конфетами и зубной пастой. Мы двигались ещё немного неуклюже, и Альфреду особенно трудно было контролировать свой рот — он открывал его слишком широко, мне иногда даже казалось, что он меня вот-вот проглотит. Я неосторожно повернул голову в сторону и почувствовал смущение, когда в углу моего рта появилась нитка слюны, поэтому я быстро отодвинулся, чтобы вытереть её, пока она не попала мне на рубашку. — На кровати, — сказал я, и Альфред послушно сел на неё и подождал, пока я сяду к нему на колени. Вскоре я так и сделал. Я сел напротив него и погладил пальцами его плечи. В конце концов, мы к этому уже приноровились. В первые наши разы на кровати мы случайно с неё скатывались или ударялись головами о стену и изголовье. Хуже всего было тогда, когда Альфред чуть не растянул лодыжку, когда я со всей дури приземлился туда коленом. У него твёрдо стояло, когда я двигался вокруг него, выбирая, как бы лучше поцеловать его, но его эрекция испарилась, когда я случайно его не туда ударил. Впрочем, тот случай, когда он своим коленом заехал мне между ног, был ещё хуже. Но мы дали друг другу честное слово больше никогда об этом не говорить. С тех пор он присматривал за своими ногами, когда бы я ни находился рядом с его коленями. Сегодня, впрочем, он был уже на взводе и так просто сдаваться не собирался. Когда я навалился на него всем весом, я потёрся своим пахом о его член, который уже отчётливо стоял у него в штанах. Я прикусил его нижнюю губу, немного двинул бёдрами и улыбнулся, получив от него тихий вздох. Его пальцы сжали мои бока, пытаясь задать мне ритм, пока я извиваюсь на его коленях, но я не питал особенного желания быть контролируемым. Вскоре я сам оказался на нём — я продолжал двигаться неровными толчками, пока мои губы скользили по его лицу. Это был мокрый и странный поцелуй, и когда он высунул свой язык, он даже не пролез им сквозь мои губы, а просто утонул в них. Прикосновение тёплой мышцы захватывало дух, так что я немного наклонил голову и сомкнул губы вокруг языка, позволяя ему остаться внутри меня. Альфред делал частые вдохи и выдохи, громко пыхтя при этом носом, а моё сердце билось настолько быстро, что ритм отзывался всему его телу. Его руки были в моих волосах, немного дёргая их и перебирая, пока они не превратились в воронье гнездо. Но ему, очевидно, это нравилось. Он погладил языком моё нёбо и проглотил мой язык вслед за своим, в его рот, а я опустил его голову обратно на матрас, охотно подчиняясь его желаниям. Здесь не было отдающих и принимающих, потому что мы оба давали и получали одновременно. Не было границы между его удовольствием и моим, я даже мог свободно вцепиться пальцами в его мешковатую футболку и потянуть за неё, прося его этим небольшим жестом быть со мной порезче. Мы быстро тёрлись пахом друг о друга, и я чувствовал, как мой член разбух от такого внимания к себе. Мне пришлось отстраниться от губ Альфреда и глотнуть воздуха, пока мой мозг совсем не слетел с катушек, но Альфред медленно опустил моё лицо вниз, словно дразнясь, но теперь он мог облизывать и покусывать моё ухо. — Господи… — пролепетал я и закрыл глаза, когда его язык нырнул в моё ухо, а мой кадык быстро задёргался от возбуждения и нехватки воздуха. Когда я по ошибке поцеловал Альфреда в щёку, я почувствовал, насколько она была горячей, и он сам был близок к оргазму. Мы были слишком молоды, чтобы удерживать его долго, и малейшее касание могло возбудить нас, поэтому скоро Альфред понял, что его терпение на исходе, поэтому он приподнял моё тело и немного отбросил в сторону, как раз перед тем, как кончить. Он крепко сжал зубы и начал ругаться себе под нос, тяжело дыша и почёсывая свой пах, пока я лежал рядом с ним, едва дыша, и смотрел на него. В моих щеках пульсировала кровь, а по моим губам стекала его слюна. Меня по-прежнему всё возбуждало, даже морщины напряжения и тревоги на его лице. И даже в негодовании он казался мне сексуальным. — Вот чёрт, вот чёрт, — выдохнул он, медленно снимая напряжение своими пальцами. А потом он просто оставил их там. Я же избегал касаться своего члена, хоть он и пульсировал между моими ногами, словно жалуясь. Я погладил Альфреда по груди, а он повернул свою голову, чтобы посмотреть на меня. Его голубые глаза были наполнены желанием, хоть он и знал, что лучше будет остановиться сейчас. — Скоро начнётся школа, — прошептал я, потому что мне больше нечего было сказать. Тогда он погладил своей ладонью мою щёку. — Мы всё ещё можем заниматься этим после занятий, — сказал он. Я закрыл глаза и сделал глубокий вдох. Мои ноздри расширились, а мой член снова вздрогнул, требуя внимания. — А как же Рейчел? Альфред задумался. Я просто лежал, закрыв глаза, пока он не придвинулся своими ногами к моим и неосторожно приблизился своим пахом к моему. — Когда мы будем готовиться к Рождеству, я расстанусь с ней. Как раз перед началом нового года, — сказал он, на что я широко улыбнулся и слегка шлёпнул его по щеке. — Ммм, ты такой жестокий, — пробормотал я, хотя меня это совсем не волновало. Альфред поцеловал мои губы, а я принял его знак привязанностью с жадностью голодного зверя. Наверное, я всё-таки был влюблён. Я просто не знал, что мне делать со своими чувствами. Может быть, именно поэтому я не мог позволить нам настолько сближаться. Я боялся того, что я почувствую — если вообще почувствую, — или я стану зависимым и начну вести себя как Рейчел: буду надоедливым и раздражающим. Поэтому я сохранял с ним дистанцию, даже не задумываясь о тех чувствах, которые могу вызвать в Альфреде. Я был молодым и наивным, потому что, в конце концов, именно я сделал Альфреда зависимым от себя, играя в свою тайную игру.