Сизигия

      Вскоре Снейп закончил вторую часть лекарства, и на этом пришлось прерваться. Почти вся кора волшебной рябины была израсходована, а заменить её чем-то другим нельзя: способность противостоять тёмным чарам — один из важнейших компонентов зелья. К счастью, подходящее дерево росло недалеко от дома.       Северус поднялся на кухню, чтобы предупредить Гермиону об отсутствии, но она и слышать ничего не желала, потребовав, чтобы маг взял её с собой. Знаменитое львиное упрямство вновь предстало во всей красе. Состояние здоровья ведьмы, в принципе, позволяло пережить небольшую прогулку без последствий, если не считать абсолютно белого цвета лица с двумя яркими ржавыми пятнами румянца. В итоге после нескольких минут активных переговоров Снейп сдался.       Вскоре оба шагали по заснеженной чаще к искомой рябине.       — И какое оно? — полюбопытствовала Гермиона, покрепче перехватывая локоть профессора. Он осторожно отодвинул ветки перед её лицом и легонько потянул вперёд: путь открыт.       — Трудно сказать. Болтливое дерево с премерзким характером. Я пытался выяснить подробности, но оно всё время уходит от ответа, ссылаясь на глубокую старость.       — А может, это какой-то анимаг? Только со склонностью к… растениям?       — Я бы назвал это жертвой трансфигурации. Правда, больше десяти часов в чужом облике находиться нельзя, но вдруг пару веков назад это было возможно, просто способ утерян. Непонятно лишь, по какой причине дерево стало до такой степени несносным.       — А по-моему, всё как раз объяснимо, — лукаво хихикнула ведьма. — Только представьте: птицы и животные объедают кору, жуки снуют взад-вперёд, да ещё каждый путник так и норовит что-нибудь отломить или отрезать. А каждую зиму приходится сбрасывать листья… Приятного мало. — Худенькие плечи с деланной трагичностью поникли.       «Пациент, определённо, идёт на поправку, если сохраняет способность к оптимизму», — подумал Северус, поддержав, впрочем, инициативу.       — Мисс Грейнджер, ваш рассказ вверг меня в глубокую печаль. Боюсь, я не скоро искуплю вину за то, что нанёс природе непоправимый вред. Как вы думаете, мне будут мстить?       — Непременно, — скорчив забавную рожицу, отозвалась Гермиона. — Асфодели, например, в гневе просто ужасны. А тут целое волшебное дерево!       Таким патетично-пугающим тоном обычно рассказывают детские страшилки, и ведьма вместе со Снейпом в унисон расхохотались. К звону серебряных колокольчиков прибавились объёмные бархатные переливы; отсутствие прежних саркастических ноток не осталось для Грейнджер незамеченным.       — Приятно слышать, что вы не утратили чувство юмора, профессор, — с нескрываемым удовольствием сообщила она. — В Хогвартсе вы нечасто нас этим баловали, — в затуманенном взоре виднелась задумчивость. — Я вот не помню ни одного случая…       — Хагрид с этим справлялся лучше. У меня иная задача, и не думаю, что я добился бы успеха, полагаясь на шутки, — зельевар приподнял крупную ветку и осторожно провёл девушку под нею, указывая направление. — Мы приш…       — Опять ты? — грозно заскрипели сухие побеги. Гермиона остановилась, растерянно хлопая глазами. Единственным доселе известным деревом с зачатками интеллекта была Гремучая Ива, и назвать её общительной крайне сложно. Грейнджер полагала, что на самом деле никакой болтливой рябины нет, и маг лишь пытается отвлечь её от грустных мыслей. Так бы поступил Гарри. А теперь, переводя вопросительный взгляд от источника звука к зельевару, волшебница всё крепче хваталась за последнего, уже обеими руками. «Что это и как себя с ним вести?» — читалось в широко распахнутых глазах. Северус оставался расслабленно-спокойным; поняв, что опасности нет, ведьма приободрилась и поприветствовала необычного собеседника.       Тот, однако, пропустил её слова мимо ушей (если таковые есть у дерева). Рябина вдохновенно гневалась на Снейпа.       — Ты два раза приходил на прошлой неделе! — кряхтела она. — Это грабёж! Собрался совсем меня раздеть? Сейчас, между прочим, зима!       — Понимаю. Но кора нужна для лекарства мисс Грейнджер.       Ветви шумно качнулись и зависли перед самым лицом юной волшебницы.       — А чем это она больна?       — «Амаурозис», — отозвался Мастер зелий, гадая, знает ли удивительное создание о природе упомянутых чар.       — Ох уж эти ваши темномагические штучки, — недовольно скрипнула рябина. — Ладно… Чего стоишь? Давай уже, снимай, сколько надо.       Тёмный маг сдержанно поблагодарил, присел рядом с выступавшими из-под снега корнями и принялся методично работать слабым режущим заклятьем. Волшебница стояла неподалёку и старалась не шевелиться, чтобы ненароком не зацепить ворчливые сучья. Хватит и того ущерба, что причинит профессор.       Наконец, нужное количество ингредиента отправилось в карман бездонного сюртука. Снейп выпрямился и достал небольшой флакончик с тёмно-зелёным содержимым. Треугольная крона протестующе зашелестела:       — Никаких зелий! Я за всё натуральное!       — Зима, — кратко напомнил Северус. — Я срезал больше, чем обычно…       — Да уж я чувствую! Бр-р-р! — сварливо буркнуло дерево, плотно соединяя ветви и скрывая место «ранения». — Всё равно — никаких зелий! Лучше покажитесь, когда девушка поправится, — извилистая ветка указала в сторону Гермионы. — А то скучно до одури.       — Обязательно, — подала голос ведьма. Маг обернулся, и его неожиданно поприветствовали крепким снежком в грудь.       — Мисс Грейнджер!       В ответ последовал второй ком, угодив точно во флакон, который зельевар всё ещё держал в ладони.       — Что это за…       — Два — ноль в мою пользу, профессор, — смеясь, добавила девушка, катая новый «подарочек». — А теперь — третий!       — Забудьте, — Северус коварно перехватил атаку ещё на подлёте. Промеж пальцев, затянутых в чёрную кожу, заструилась ледяная «пыль». — Фактор внезапности вам больше не поможет.       — Ха! — с вызовом бросила девушка, загребая новую горсть снега. — Держу пари, вы давно растеряли в этом деле хватку. Мне даже не надо вас видеть, чтобы попасть!       Ловко закрутив мягкий белый шар, она послала его точнёхонько Снейпу в лицо. Тот увернулся и бесцеремонно тряхнул рябиновый побег, готовя ответный удар. Дерево заворчало, но особого недовольства не выказало, явно развлекаясь происходящим.       — Хотите сказать, я проиграю в снежки гриффиндорке?       — Именно, — подначивала Грейнджер, продолжая медленно отступать назад и лепить новый «снаряд». Зельевар превратился бы в сугроб, достигни эта атака цели. Хороший слух выручал волшебницу и здесь, ведь в пустынном лесу любой звук улавливался чётко, а скрип ботинок Мастера зелий сильно разнился с треском сучьев.       Завязалась дружеская схватка. Гермиона искусно разгадывала многие манёвры шпиона и умудрялась уходить от прямых попаданий, защищаясь подставленным «под удар» плечом или локтем. Со стороны её движения походили на некий танец; если бы не обстоятельства, Снейп счёл бы всё это оригинальной репетицией к выпускному вечеру.       Пребывание на свежем воздухе будто вдохнуло в Гермиону новую жизнь. Непослушные каштановые волосы, выбиваясь из-под шапки, небрежным каскадом рассыпались по плечам; невидящие глаза сияли азартом всякий раз, когда удавалось миновать атаку, и выражали неподдельную радость, когда снежки достигали цели. То ли отсутствие зрения не доставляло волшебнице неудобств, то ли она тщательно скрывала беспокойство. Но и в том, и в другом случае Северус испытывал уважение к храброй девушке, не терявшей самообладания перед недвусмысленной угрозой погибнуть, если Мастер зелий не сумеет помочь.       «Вы действительно выросли, мисс Грейнджер», — мельком подумал он, вспомнив недавние слова о доверии. Просто удивительно, какие иногда любопытные формы принимает знаменитое гриффиндорское благородство даже в отношении участи ужасного слизеринского змея. Теперь, спустя годы лишений, зельевар очень хорошо уяснил, насколько высока бывает цена одной-единственной жизни. Помочь сохранить её — это всё, чем он мог платить за такую ископаемую в своей жизни вещь, как понимание.       «Секунду. С каких пор я приравниваю мисс Грейнджер к Лили?»       Северус остановился, будто налетев на невидимую стену. Волшебница в десятке метров от него, поняв, что её больше не преследуют, точно так же замерла на месте, ожидая звука шагов. Снейп же, не отрываясь, жадно изучал Гермиону, будто объяснение, которого он потребовал от самого себя, по какой-то причине скрывает она.       Снежок, метко брошенный прямо в голову, прервал раздумья. Зельевар поперхнулся и пару секунд прочищал горло от колкой сыпучей субстанции. Ведьма радостно вскинула кулаки с поднятыми вверх большими пальцами, празднуя победу.       — Сдаюсь, — обречённо прокашлял Северус, подходя к ней. — Вы правы, мисс Грейнджер, на этом поле вам сейчас равных нет.       Девушка засмеялась и полусерьёзно воскликнула:       — Подумать только, я победила самого Мастера зелий! Я нескоро к этому привыкну.       — Не спешите ликовать. Когда к вам вернётся зрение, я возьму… рева-а-а-анш!       Припрятанный в перчатке снежок мгновенно «намылил» Гермионе лицо. Она смешно зафыркала, утираясь, и погрозила противнику пальцем:       — Это нечестно, профессор!       — Смею напомнить — я слизеринец, — с достоинством произнёс Снейп, горделиво расправив плечи. — С каких пор мы играем по правилам? Да, вот ещё…       Прежде чем он сумел уяснить для себя лично целесообразность подобного жеста, его пальцы осторожно тронули брови волшебницы, припорошённые белым. Грейнджер изобразила удивлённый взгляд «в пустоту», но нимало не противилась, даже немного зарделась. Руки Северуса по-прежнему пронизывал жуткий холод, который нельзя было скрыть перчатками. А с ним — беспричинный, необъяснимый страх. Но оскорбить бывшего учителя недоверием ведьма не хотела и испугалась ещё больше.       — Снег, — чуть позже пояснил Северус, скользящим движением стряхнул остатки капель и отнял ладонь. — На сегодня прогулок хватит. Вам пора согреться и отдохнуть, а мне — вернуться к работе.       — Да, — эхом откликнулась девушка, всё ещё чувствуя прикосновение к своему лицу. — Я и правда немного замёрзла, — добавила она, но не имея в виду погоду. Близость Снейпа не приносила человеческого тепла. Напротив, от него исходила ледяная стужа; даже в хорошо протопленном доме ситуация не менялась.       Однако любые мысли о бывшем учителе гораздо приятнее, чем осознание своей беспомощности. Сейчас Гермионе не терпелось понять: каким образом человек, испытавший на своём веку столько горя, сохранил способность заботиться даже о посторонних людях вроде «гриффиндорских выскочек»?.. Конечно, это была не единственная необычная черта профессора, но, несомненно, одна из наиболее ярких для того, кто многие годы знал его совершенно другим.