Настоящее. Часть первая
Нас мало — юных, окрылённых, не задохнувшихся в пыли, ещё простых, ещё влюбленных в улыбку детскую земли. Мы только шорох в старых парках, мы только птицы, мы живём в очарованье пятен ярких, в чередованьи звуковом. Мы только мутный цвет миндальный, мы только первопутный снег, оттенок тонкий, отзвук дальний,— но мы пришли в зловещий век. Навис он, грубый и огромный, но что нам гром его тревог? Мы целомудренно бездомны, и с нами звёзды, ветер, Бог. (с) Владимир Набоков
Они сошли с палубы последними. Солёный морской бриз парусом раздувал полы шерстяного серого пальто, трепал его ворот и путал волосы, которые Крис забыл стянуть в хвост. Под ногами пенился, оглушительно ревел, белыми брызгами разбиваясь о волнорезы, тёмный синий океан – Роттердам встречал их шквальным секущим дождём и промозглым сырым ветром, пронизывающим до самых костей. – Ни у кого нет с собой зонта? – со смехом обернулась Рейчел, придерживая широкополую коричневую шляпку за растрепавшийся светло-бежевый бант. Крис сразу заметил, что Рейчел мёрзнет в своей тонкой белоснежной блузке, уже насквозь промокшей и непристойно облипающей тело. – Я вообще не подумал, что в Роттердаме может быть столь бушующая непогода. – Хиддлстон озябшими, непослушными, покрасневшими пальцами расстегнул пуговицы своего пальто, стащил его с себя и накинул на плечи Рейчел. – Снаружи пальто отсырело, однако подкладка по-прежнему тёплая и сухая, – предупредил он попутно, беря её под локоть. – В такой ливень мы едва ли доберёмся до ближайшей гостиницы своим ходом. Нужно найти машину. – Нас должна встретить сестра, – слабо возразила Рейчел. – Подождём её на чемоданах прямо здесь? – раздражённо закатил глаза Крис, разводя руки, – он нёс свой объёмный чемодан, по краям обитый железом, и три сумки, принадлежащие Хиддлстону. Том же, не к месту проявив галантность, по-джентльменски помогал Рейчел с багажом. – Как это не пренеприятно признавать, но Хэмсворт прав – мы ещё больше замёрзнем. Позже ты вполне способна обзвонить гостиницы и осведомиться о местонахождении своей сестры. – Хиддлстон провёл ладонью по мокрым кудрям и внезапно дёрнулся – Крис едва успел проследить за его взглядом. – Стойте здесь. Я поищу машину. А за сестру не волнуйся. Даже при всей её непосредственности и любви к авантюрам Мари далеко не глупа. – Хотелось бы в это верить. – Рейчел зябко поёжилась, забирая растрепавшиеся кудри под шляпку. – Порой чувство опасности действует на неё возбуждающе. Мари склонна к авантюрам... – И это у неё в крови. – Том, пожалуйста... – досадливо поморщилась она. – И всё же постарайся себя не накручивать понапрасну, хорошо? – Хорошо, – она невесело усмехнулась. – Хэмсворт, приглядите за багажом. Крис только кивнул, переводя взгляд на стремительно темнеющее небо с тонкой канвой вспыхивающих серебристых молний. Теперь он не сомневался в том, что под вечер разразится гроза.***
Гостиница была переполнена – заведующий выгреб из кармана и бросил в металлическую чашу два последних ключа от комнат. Крис едва заметно покривил ртом – ему не улыбалось ещё несколько дней спать с Хиддлстоном в одном помещении. Впрочем, тот, судя по кислому взгляду, думал о чём-то схожем. – У Вас есть телефон? – взволнованно спросила Рейчел, заламывая тонкие пальцы. Управляющий указал на крохотную комнатку у соседней стены, скрытую простой холщовой вылинявшей занавеской. – Есть, но сейчас занят. Четыре гульдена за десять минут, – хрипло, дребезжаще сказал он. – Ваши комнаты находятся на самом верхнем этаже. Лестница с высокими ступенями, оббитыми изъеденным молью тканным бархатом, была отсыревшей, скрипучей и бесконечно долгой. Крис едва поднимал за собой чемоданы, слышал тяжёлое дыхание Рейчел и несколько тревожный шёпот Хиддлстона. Наконец он выбрался на площадку, застеленную старым пыльным ковролином, поставил перед собой чемоданы и подал руку Рейчел, помогая ей пройти через высокие оставшиеся ступени. – Так... – протянул Крис – узкий, но неожиданно длинный коридор расходился в разные стороны. – В какую сторону нам идти? Рейчел только рукой махнула. – Не всё ли равно? Тем более что наши комнаты находятся на разных концах коридора. – Она показала ключи: на деревянных тяжёлых «грушах» был выжжен номер комнат. – А сейчас... как насчет кофе? – Пить кофе в обед – дурной тон, – мрачно заметил Крис. Рейчел одарила его рассеянной улыбкой. Она смотрела только на Тома. – Давай только занесём багаж, – кивнул Хиддлстон.***
Они сидели в кафе на набережной – сырой, обвеваемым холодным, выстуженным ветром, пили горький, крепкий пустой кофе и тщетно пытались поддерживать беседу. – Спешка ни к чему сейчас, Рейчел, тем более что ты ещё никуда не звонила. Поедем глубоко ночью либо под раннее утро, и к вечеру уже управимся. – А что, если она находится от нас дальше, чем один день пути? Хиддлстон затушил в пепельнице сигарету и с видимым наслаждением прикурил новую. – В умственных способностях Мари я не уверен – уж извини, – но житейская смекалка у неё проявлялась всегда. Я не думаю, что с теми деньгами, что были у неё, твоя сестра, пусть и имеющая авантюрную жилку, могла отправиться дальше шестидесяти миль. – Да, но... – Не надо, – жестом остановил её Хиддлстон, и Крис был за это ему благодарен – он не желал более выслушивать непонятные истории и домыслы про неизвестную ему Мари. – Ты позвонишь ей сразу после обеда. Лишний раз накручивать себя не стоит, – мягко сказал он, пресекая все её устные тревоги о безответственной сестре. Рейчел лишь неуверенно пожала плечами. Она по-прежнему волновалась. – А как поживает твоя жена, Том? Крис поперхнулся кофе, раскашлялся и сдавленно замолк под тяжёлый взгляд Хиддлстона, буквально пригвоздивший его ко стулу. – Не здесь, – твёрдо сказал Хиддлстон, поболтал в чашке ложечкой. Рейчел в ответ пожала плечами, оглянулась на Криса и снова перевела взгляд на Хиддлстона. На этот раз вопросительный. Том, плотно сжав губы, едва заметно покачал головой. Кофе они допивали в гробовом молчании.***
С первого раза, на беглый осмотр, их комната казалась… неплохой. Теперь же Крис с явным неудовольствием рассматривал потёртый ковёр у балкончика, жёсткие узкие кровати у пыльного окна, застеленные застиранными покрывалами, и кресло, куда Хиддлстон поставил свой раскрытый чемодан. Рейчел ушла звонить уже сорок минут назад. Молчание затягивалось – Крис счёл нужным первым начать разговор, тем более что его мучили упоминания рейчеловой сестры. – Кто такая Мари? – раздражение всё-таки вырвалось наружу. Крис медленно выдохнул, унимая зачинающийся гнев. Вся эта глупая ситуация походила на разобранную мозаику, – причём только для него одного. – Младшая сестра Рейчел; должна была встретить нас у пристани. – А более развёрнуто? – Позже, – отмахнулся Том, вынимая из кармана дорожной сумки походные шахматы. – Когда позже?! В поездке ты скажешь, что у тебя нет времени объяснять столь ненужные и простые вещи. – В поездке? – Хиддлстон хмыкнул, передвигая чёрного короля на надлежащую позицию. – Но это же самое весёлое, Хэмсворт. – Весёлое – что именно?.. – То, что Вы не едете, Хэмсворт. – Я не… Стой. Ты бросаешь меня одного?! В незнакомом городе?! В чужой стране?! – Радуйтесь, Хэмсворт. У Вас будет возможность познать этот город без меня и при случае удивить меня своими познаниями. – Сразу бы сказал, что хочешь побыть с Рейчел наедине, – резко сказал Крис. – Я уже Вам говорил – между мной и Рейчел ничего нет. – Как-то не верится… Том раздражённо закатил глаза. На его счастье, в дверь постучали. – Войди, – махнул рукой Хиддлстон, одёргивая рубашку, выбившуюся из-под серой, тонкой, шерстяной жилетки. – Ты был полностью прав, Том, – сказала Рейчел, заглядывая к ним в комнату. – Ойстервейк. Мари сейчас в Ойстервейке. Хиддлстон, расставляющий шахматную партию на доске, поднял голову. – Значит, Мари там… – кивок. – Я даже спрашивать не буду, какой попутный ветер донёс её туда. – Не знаю, Том. Мари обещала дождаться нас, сказала, что у неё кончились деньги. Боже... – Рейчел прикрыла лицо ладонью. – Почему же ей на месте не сидится? – Потому что это Мари, – убеждённо ответил Хиддлстон и приглашающим перекрёстным жестом указал на кресло рядом с собой. – Не составишь мне компанию? До утра ещё далеко. Хэмсворт, помогите даме – опустите чемодан. Рейчел засмеялась и взяла в руки белую пешку, и Крис только шумно выдохнул, чувствуя себя совершенно лишним. Он лишь смутно надеялся, что они не будут играть всю ночь.***
Крис злился – ему не спалось уже четвёртый час. Хиддлостон предупредил Рейчел, вернувшуюся к себе в комнату, о раннем отъезде, спустился вниз и велел разбудить их к первым рассветным катерам. Крис повернул голову. Редкий лунный свет высветил Хиддлтона, беспокойно устроившегося поверх одеяла, посеребрил его волосы, бледной, светлой тенью скрывая его лицо – дрожащие воспалённые веки, плотно сжатые губы. Кажется, ему снова снился кошмар. Хэмсворт поднялся на локтях, осторожно, чтобы не шуметь, на ощупь нашёл свои брюки, ладонью перехватывая звякнувшую пряжку ремня, схватил рубашку, бросил пальто на сгиб локтя, подхватил ботинки свободной рукой и вышел за дверь.***
Ночной Роттердам был великолепен: подсвеченный сотнями огней, он тонул в дымке тумана и дожде, глянцево размывался в реке и призывно манил ночными вывесками увеселительных заведений. Удивительно, но ночью кипела своя жизнь – контрастная, красочная, так напоминающая красавицу-бабочку, обернувшуюся из гусеницы и сбросившую дневные оковы серости и рутины. Крис обогнул набережную, поднимаясь к старому кварталу развлечений – он был уставшим эмоционально, голодным до танцев, выпивки и компании – не той, что лезет в душу, но той, что даёт вновь почувствовать себя нужным и живым. Ярко накрашенная девица, выскользнувшая из темноты публичного дома, тронула Криса за плечо и прощебетала что-то по-голландски, опустив длинные ресницы. Она была хороша собой – олицетворяла тот прелестный собирательный образ, которым грезили все мужчины без исключения: короткая стрижка, волнистый тёмный волос, глубокие чёрные глаза, подвёденные тенями, худенькая, мальчишеская фигурка и длинные тонкие ноги в чулках под прозрачной юбкой чуть выше колена – каждому грезилась Вера Холодная. Нет, Крису девица совершенно не нравилась, не такого рода удовольствий он желал. Он осторожно коснулся её руки и покачал головой – хорошенькая куртизанка поджала губки и поспешно скрылась в проходе. Крис проводил её рассеянным взглядом и отправился дальше. Влюблённая парочка целовалась под мостом — Крис совершенно некстати вспомнил Эльзу и ускорил шаг, чувствуя, как болезненно замирает сердце. Ему было одиноко в этой чужой стране, среди чужого языка, чужого люда и чужих нравов. Поворот за угол. Две девушки прятались от дождя под аркой, увлечённо беседовали друг с другом, курили тонкие сигаретки одну за другой и поправляли тяжёлые локоны. Крис остановился под раскидистым деревом с желтеющей листвой, – рядом с фонарём – провёл ладонями по карманам и вытащил сигареты – ему безумно хотелось курить. Мимо промчался автомобиль, посигналил, завернул за арку и неожиданно остановился, резко и пронзительно скрипнув тормозами. Распахнулась дверца – с заднего сидения соскользнула девушка, зябко кутавшаяся в меховую накидку, и метнулась к дереву, – в ту сторону, где стоял Крис. – Что-то случилось? – вежливо спросил он, ухватив её за остренький локоть. Девушка обернулась, тревожно прищурила карие глаза. Из-под арки мелькнули тени, замерли, устремились к ним: она затравленно обернулась, перехватила Криса за запястье и бросилась наутёк – Хэмсворт от неожиданности выронил так и не прикуренную сигарету и последовал за ней. Бежали недолго, до первой развилки у моста – Крис толкнул незнакомку к выступу, накрыл собой, чувствуя её жаркое сбившееся дыхание у своей шеи. Мимо простучали каблуки тяжёлых сапог, послышалась сдавленная ругань. – Нам нужно отсюда уходить. Они могут вернуться. Незнакомка не ответила, лишь шумно вздохнула и глянула куда-то вдаль поверх Крисова плеча – она оказалась ниже его на целых полторы головы, – невероятно трогательно. Осторожно, не привлекая внимания, Крис перехватил девушку за плечи и медленно двинулся с ней за угол – затем подхватывая её под руку и короткими перебежками добираясь до едва заметной улочки между домами. Они остановились у танцевального клуба, где группами собиралась смеющаяся молодёжь. – Что у Вас случилось, мисс? Они Вас домогались? – отдышавшись, спросил Крис и прикусил язык. Вполне очевидно, что незнакомая ему леди была голландкой обедневших кровей – её платье, длинное, приоткрывавшее тонкие щиколотки, расшитое жемчугом и блёстками, выглядело старомодно, дорого и элегантно, так же, как и меховая накидка. – О, не беспокойтесь. Это люди моего отца. Она, оказывается, говорила по-английски – хорошо, уверенно, с едва заметным французским не акцентом, но гортанным звучанием гласных. – Люди Вашего отца? Что же значит? Кто они? И кто Вы? Она опустилась голову, обхватила себя руками – дрожала от ночного промозглого ветра, редкого дождя и страха. – Пойдёмте, мисс. — С тяжёлым вздохом сказал Крис и потянул её за плечо к клубу.***
Здесь было шумно и весело – алкоголь лился рекой, а танцевальный зал утопал в сигаретном дыме. Мужчины обсуждали сделки, женщины курили сигаретки в мундштуках, мужчины крепко выпивали, женщины заказывали вино, мужчины и женщины танцевали, влюблялись, смеялись и снова танцевали. Незнакомка робела, сжимая свои тонкие пальчики на рукаве крисова пальто. – Меня зовут Крис, – сказал он, чтобы хоть как-то разрядить напряжённую обстановку. – Натали, – сказала она едва слышно. – Натали, не желаете ли потанцевать? Она неожиданно улыбнулась – широко и солнечно – и вложила свою руку в его протянутую ладонь.***
Одним танцем всё не ограничилось. Натали кружилась, – пышная юбка развевалась у стройных, затянутых в тёмные чулки ног, – хлопала в ладоши, смеялась, училась танцевать чарльстон и учила Криса танцевать фокстрот. Изредка они делали перерыв – Натали пила шампанское, Крис курил сигары, – и всё начиналось сначала. Когда музыканты объявили вальс, Натали улыбнулась, поманила его за собой в толпу танцующих. Крис обхватил её за талию, придвинулся ближе и ощущал, как приятно кружится голова. Он прикрыл глаза и тихо спросил, наклоняя голову: – Ваш отец не будет волноваться? Натали вздрогнула и отвела взгляд. – Надеюсь, что нет. – А эти люди?.. – Охрана, нанятая моим отцом. – Так их всегда двое? – О, нет, что Вы – обычно их куда больше. Один из них, – тот, что был в фуражке, – водитель. Второго я опоила. – С Вами, пожалуй, трудно познакомиться? – подначил её Крис, закружил на месте – Натали засмеялась, лбом упираясь в его плечо. – Что ж, так и было задумано, – с лёгкой досадой, тут же скрывшейся за обаятельной улыбкой, заметила она. – Мой отец не из тех, кто позволит чужаку, пришедшему извне, спустить своё обширное состояние на ветер. – А Вы разве из тех, кто позволит распоряжаться своей судьбой? – Выходит, что «из тех», Крис. – Натали тяжело вздохнула, со вздохом прижимаясь к крисовой груди. – Мой отец невероятно меня любит, и в этом кроется корень проблемы. Незадолго до смерти мамы у него обнаружили рак в крайне запущенном состоянии. А потому, в чрезвычайной спешке, шесть недель назад меня обручили с сыном одного влиятельного редактора. И я не посмела отказаться. – А Вы не хотите замуж за этого человека. Натали едва слышно вздохнула. – Я его ни разу не видела. – То есть, как – ни разу? – Вот так. Мы были должны познакомиться послезавтра, но отец настоял на сегодняшнем... уже вчерашнем вечере. Я, по правде говоря, испугалась, попросила остановить машину, сказала, что мне дурно... Остальное, впрочем, Вы уже знаете. – Разве же это страшно? Она лишь усмехнулась. – Я думаю, не так страшно, как довериться незнакомцу при побеге. Всё в порядке, Крис. Теперь я готова к этому знакомству. А Вы... не хотите ли прогуляться? Говорят, ночной Роттердам очень красив.***
– Я думаю, пора возвращаться, Энни, – сказал Крис, разглядывая светлеющее небо, налившееся золотом. – Ваш отец и так уже тревожится. – Энни? – эхом откликнулась Натали. — Что за Энни? Они шли к гостинице вдоль набережной – медленно, не спеша, всячески оттягивая момент неловкого прощания. Медленно гасли береговые фонари, отсвечивая на зеркальную гладь реки, рассветное высокое небо застилали свинцовые тучи, дул промозглый ветер и с желтеющих листьев срывались тяжёлые капли зачинающегося дождя – осень незримо вступала в свои владения по ковру бледных багрянцевых листьев. Натали зябко поёжилась, растирая плечи, – накидка осталась в клубе, а возвращаться туда уже не имело смысла. Крис расстегнул своё пальто, позволяя ему соскользнуть с локтей, ухватил сзади за ворот и укрыл им Натали, не спеша застёгивая верхние тяжёлые литые пуговицы и поднимая воротник. ...Натали ждала ответа, а Крис был не в состоянии погружаться в кровавое липкое прошлое; он медлил с объяснениями, размеренно выдыхал, закалывая концы ворота пальто брошью-орденом, оберегом осевшем в глубоких карманах пиджака среди просыпанного табака и соли. – Энни – твоя возлюбленная девушка? – Нет, она... нечто другое. Необъяснимое. Действительно, а кем была для Криса смеющаяся сероглазая Энни? Первой любовью. Первым спасением от войны. Первым доказательством Божьей жестокости. Первым человеком с великодушной открытой душой. Первой вместе с Хиддлстоном, кто в обмен на болезненную ненависть и слепое незнание скрыл от Хэмсворта всю правду о её болезни. Энни была для него святой. – Я... выгляжу как она? Крис замер, взял лицо Натали в свои широкие ладони, вспоминая полузабытые черты. – Ну, можно и так сказать, – сдавленно, со смятением отозвался он. – Я думаю, если бы Энни дожила до твоего возраста, она была бы очень похожа на тебя. – Она умерла молодой? – Сгорела в пожаре; она задыхалась от туберкулёза и до последнего не чувствовала дыма. А потом... уже поздно стало, не до того. – Ну, так я быть похожей не хочу, – Натали подавила грустную улыбку, и Крис невольно засмеялся. – Ни в коем случае не будешь. Ты встретишь своего жениха, полюбишь его, уедешь далеко и проживёшь с ним счастливую долгую жизнь. – Обещаешь? – спросила она со смехом в глазах. – Обещаю, – клятвенно заверил её Крис, прикладывая руку к груди, прикрыл глаза. И наклонился, находя её дрожащие солёные губы. Натали плакала, безмолвно гладя ладонями его лицо. Тяжёлые первые капли упали на мостовую, зашумели, путаясь в листьях, и оба, крепко прижимаясь друг к другу, чувствовали, что наступила осень.