Северная птица

Тихая Арвендпортская ночь. Ветер шуршит в ворохе опавших листьев, мягко плещутся холодные волны озерной воды. Все давно уже мирно спят. Не спится только Иккингу. Он бродит в одиночестве под светом звезд в ожидании чего-то важного, все чаще снова и снова вглядываясь в черное небо. Проходит час, затем другой. Порядком уставший, но не теряющий надежду, он сидит на берегу и неустанно вглядывается в ночную синь. Глаза его уже не человеческие мирно светятся желтым, как два уголька костра в кромешной тьме. ― Ну, где же ты? В ответ на его тихий вопрос послышался знакомый сердцу свистящий с легким ревом звук. Иккинг с легкостью выдыхает и вскакивает на ноги. Огромный черный дракон с желто-зелеными глазами приземляется рядом и не успевает даже двинуться, как его шею уже обнимает человек. Он не шевелится, не отвечает ни малейшим звуком на это его действие. Нет, зверь, тихо прищурив глаза, опустился своей огромной головой на плече и, выдыхая изредка теплый воздух, просто стоит. Он тоже соскучился по своему брату. Наконец Хэддок отрывается от объятий и, глядя в глаза своему лучшему другу, проводит ладонью по сухой чешуе дракона. Рептилия отвечает ворохом драконьих липких поцелуев, от которых потом невозможно отмыться, и урчащим перекатыванием на спину с просьбой продолжить чесать его пузо. Сыну вождя то лишь в радость. Они не виделись уже очень давно, и от одной возможности увидеть лучшего друга сердце бывшего викинга просто пело. ― Где же ты был все это время, братец, я ужасно скучал! Беззубик лишь в ответ что-то урчал на своем непонятном людям драконьем языке. Они не виделись несколько месяцев. Сперва Иккинг оставил его, отправляясь в плавание, дабы предстать перед всеми как Эгиль Бранд и выяснить всю информацию о появляющихся в разных уголках мира драконах, а потом и Беззубик, не дождавшись своего всадника, улетел на остров своих сородичей Ночных Фурий, благополучно найденных несколько лет назад. Улетел, ведь даже у драконов есть любимые, а после того, как дракон получил обратно свой протез для одиночных полетов и полную свободу от Иккинга, то он был волен странствовать, как и все свободные существа. Это был дар Иккинга взамен на то, что его друг сумел сохранить себя в битве драконов и не убить Ингрид и Валку. Хэддок с трудом вспоминает тот день и не любит говорить об этом ни с кем, он всегда хранит события того боя в своей памяти и делиться ими, кроме как с Ингрид, он ни с кем не собирался. Хотя не уверена, что и с родной сестрой он стал бы еще раз поднимать тему того, как они перешли черту и стали другими. Сейчас же Бранд был настроен только на одно. Он хотел вновь сесть на спину своего дракона и отправиться срочно в путь. Одна мысль не давала ему покоя. А теперь, когда его лучший друг вернулся, он мог приниматься за задуманное, но для начала ему пришлось разбудить Эрета. Тот спал в своем небольшом доме, что находился неподалеку от пекарни. Мореплаватель всегда с трудом засыпал на суше. Без привычной качки первое время ему было довольно-таки тяжело, и поэтому в сегодняшнюю ночь бывшему жениху Ингрид заснуть стоило больших усилий. Мир грез, в который он с осторожностью вступил, резко исчез, когда до чуткого слуха воина донесся стук в дверь. С недовольной миной и ножом в руке он поднялся с постели и отправился открывать. Когда вместо человека в дверь просунулась огромная черная голова дракона, он немного ошарашенно споткнулся, отходя на пару шагов назад. ― Беззуб? ― Спросил он, потерев глаза, но когда проморгался, то увидел, что его всадник стоит рядом. ― Эрет, к тебе есть дело. ―До утра не дотерпит, я только заснул, ты же знаешь, меня качка убаюкивает, а тут бренная земля. ― Нет, мне нужно улететь на день, может чуть больше, присмотри за Астрид, а Ингрид передай, чтобы отправила кого-нибудь из тренеров обучить Хофферсон обращению с драконами, впрочем, ты ведь и сам можешь. ― Хэддок, ты издеваешься? Я? Учить полетам и дрессировать? Так, погоди, а ты-то что? Куда собрался? ― У меня есть дела, которые не требуют отлагательств, хочу проведать друзей в срочном порядке, узнать пару вещей у них. Я быстро вернусь. Арвендпорт я оставляю на сестру, а тебя… Ну, сам додумай. ― Только вот рыженькая меня и на сто метров не подпустит. Эй! Скажи, что ты пошутил. Иккинг похлопал его по плечу и, сказав, что верит в Эрета, взобрался на спину дракона и взмыл высоко в небо, растворившись в его черном куполе. ― Вечно мне разгребать эти проблемы, ― Эрет, зевая, почесав своим ножом затылок и захлопнув дверь, отправился обратно в кровать. Ох, как же прекрасно чувство свободы, ощутимое только лишь в полете. Ветер в волосах, скорость, ночная свежесть, бешеный стук сердца, шепот морских соленых волн. О, как же прекрасен полет в ночи! Всадник, скинувший маску, вновь чувствовал себя простым человеком, вновь в душе он был тем простым мальчуганом, вздумавшим завести дружбу с драконом. Сейчас, несмотря на все, что происходило в его жизни, не смотря на проклятый дар, обязательства, он чувствовал себя поистине живым. Он мог вдыхать полной грудью, мог кричать и смеяться, как ребенок, стрелой мчась над бурлящей водой, мог просто раскинуть руки в стороны и быть частью огромного мира, который прекрасен, который таит в себе столько удивительного, неописуемо прекрасного. Но все это чудесное и замечательное меркло рядом с волшебством свободы, который даровал ему полет на спине дракона. Позади все страхи – впереди горизонт. Вдалеке остались сомнения, а впереди мгновения истинного восторга, свойственного лишь всаднику. Полет был рубежом между тяготами жизни и тайнами, ставшими барьером его защиты. Но все потом. Сейчас лишь ночь… лишь полет. Долгая ночь постепенно теряла свои права. Время тьмы, медленно угасая, сменялось предрассветными сумерками. Еще нигде не румянилась заря, но уже забелело на востоке. Кругом все стало смутно видно. Бледно-серое небо светлело, покрывалось легкой дымкой, звезды то мигали слабым светом, то исчезали. До очередного рассвета есть еще пара минут. Наконец, около самого горизонта вспыхивает ослепительная каемка солнечного круга. Она еще совсем маленькая, но уже поразительно яркая. Небосвод на востоке светлеет. Вокруг царит сонная тишина, из холодных вод океана восстает солнечный диск. Он разгорается все ярче, восстает из глубины, рассылая свои теплые лучи, что играют огненными бликами в волосах воина, во все стороны. Облака окрашиваются в розовые и рыжие тона, Новый день разливается светом. Вот уже показался полный круг, и стало до слез больно на него смотреть. А еще через несколько мгновений солнце будто оторвалось от земли и поплыло в голубом небе. На него больно смотреть, но хорошо, что все уже остается позади, ведь освещенный ярким солнечным светом, плоский, усеянный зеленью деревьев, совершенно лишенный гор остров возникает в пределах видимости. Всадник хлопает по шее своего дракона и просит спуститься вниз, на что зверь послушно пикирует в сторону леса. После долгого путешествия Иккинг немного устал, но его цель совсем близко. Поэтому он спокойно вместе со своим драконом отправился к выходу из леса по широкой тропе. Ему осталось перейти лишь поле высокой, но уже чахнущей травы, когда Ночная Фурия с умилением стала тереться об землю и кататься по земле. ― Драконья мята, ну что уж тут я поделаю. Развлекайся, я скоро. Иккинг уверенно отправился в деревню, где даже в столь ранний час уже практически никто не спал. К слову, на этом острове обитали истинные викинги. Крепкие и бравые воины, участвовавшие не в одной десятке страшных стычек. Но несколько лет назад, после того, как незаконно принявший на себя власть вождь был свергнут истинными наследниками, здесь все преобразилось. Некогда племя, живущее войнами и походами, сменило цель своего существования, они приняли многие вещи и многое переосмыслили. Да, норов у них не сильно изменился, люди тут по-прежнему немного неотесанные. Но все же, перемены изменили все к лучшему. Пройдя мимо телеги с рыбой, Хэддок увидел девушку, которая раздавала указания на сегодняшний день. Эту особу он знал давно и очень хорошо. ― Хедер! ― позвал он ее. Девушка в платье, украшенном броней, повернулась в изумлении и замерла. ― Иккинг? ― с трудом она выговорила, отправившись на встречу другу, ― Хэддок, о, слава Одину, как я рада тебя вдеть, боги! Ты так изменился, но маска неизменна и все еще на тебе. Сколько времени прошло! ― Ну, я научился контролировать себя и без нее. Я тоже скучал. Эгиль поднял маску вверх, оставляя ее на голове, и еще раз крепко обнял Хедер. ― Как твой брат? ― Ты пролетел столько лиг, чтобы просто спросить как мой брат или все-таки увидеть его? А ну идем! Она схватила его за руку и потащила в сторону фермы, где в это время ее старший брат собирал остатки овощей. Еще издали завидев рыжую шевелюру, Хэддок помчался к Берсерку. Тот, завидев названного брата откинул в сторону кочан капусты, даже не заметив, что чуть не пришиб им фермера, вскинув немного длинноватые по отношению к телу мощные руки и с распростертыми объятиями встретил друга. ― Карасик, все не перестаешь меня удивлять. Поверить не могу, что еще пятнадцать лет назад хотел утопить тебя, ― сжал он его крепко, сдавливая ребра как в старые добрые времена. ― Да уж, хорош, удача, что твой отец тогда пришел. Я рад встрече, брат! Ну, хоть мы и не кровные родственники, вы с Хед все же моя единственная настоящая семья! ― Ах, льстец, иди-ка сюда! ― Дагур обхватил голову друга и стал, как в детстве, чесать ему костяшками пальцев, дико хохоча. Уже позже в доме Дагура «уже Разлюбезного» и его сестры, Иккинг поведал им всю свою историю, рассказал об Астрид и о том, как им удалось сбежать. В свою очередь Хедер в очередной раз поблагодарила друга за то, что помог отбить остров и вернуть власть законным Берсеркам. ― Мой отец должен был передать права на трон Олуха, но вместо этого приобрел права на место в Царстве Усопших, ― неожиданно высказался зеленоглазый всадник. ― Прими наши соболезнования Иккинг, несмотря на все, что ты пережил, думаю, что тебе все же его не хватает. Я понимаю, почему ты не рассказал ему, что приручил дракона, но все же, ты не думаешь, что править островом должен был ты? Под властью Сморкалы там такое начнется, что просто ужас! Если ты не вернешься, то все племя будет жить под гнетом этого безумца. ― Дагур, насчет этого, до меня дошли вести, что мать Астрид здесь. Должна быть, по крайней мере, здесь. ― Все так, ― ответила вместо брата девушка. ― Мы больше не торгуем с Олухом, все договоренности мы разорвали. И мы единственные, кто откликнулся на просьбу Плеваки. Хельга сейчас не в лучшем настроении, но ее-то можно понять, ее дочь не понятно где, не понятно с кем, не в обиду, и жива ли Астрид или мертва, она не знает. ― Проведете меня к ней, ― сказал Иккинг, надевая маску, ― и Хед, там Беззубик на поле мяты, если хочешь, то… ― Да! ― девушка обняла друга и выскочила на улицу. ― Эй, ты доверишь ей своего дракона? Смельчак. ― Ладно, дружище, не до шуток, отведи меня к Хельге. Хельга Хофферсон успокаивала себя на тот момент плетением корзины, в то время как она завидела Дагура. Вид женщины оставлял желать лучшего. Если с одеждой все было в порядке, то лицо, оно осунулось, глаза, уставшие от слез, обрамлялись морщинами. Она была эмоционально измотана, хотя внешне, внешне она все же пыталась держаться как и подобает женщине из клана Хофферсонов. Завидев вождя Берсерков, она мысленно еще раз перебрала все варианты вопросов, которые хотела задать, но не успела. ― Хельга, к Вам тут один человек, у него есть новости касательно Астрид. Женщина выронила корзину и вскочила на ноги. Дагур оставил их наедине. Когда Иккинг, наконец, попытался заговорить, Хельга расплакалась и отвернулась. Видимо настолько она боялась услышать новости о дочери, боялась услышать плохое, что просто не сдержалась. ― С ней все в порядке, Ваша дочь в безопасности. ― Астрид жива?! ― Да, сейчас она в надежном месте, где ей ничего не угрожает. Ее никто не найдет. ― Вы тот воин, что спасли ее, вы Эгиль Бранд? Она знает об Олухе? Вы можете отвести меня к ней? ― Думаю, что это плохая идея. ― Если Вы не можете отвезти меня к ней, значит все ложь, она мертва! Зачем Вы пришли тревожить разбитое материнское сердце?! Она не верила ему, ведь Бранд не мог предоставить ей ни малейшего доказательства в пользу своих слов. ― Хельга, успокойтесь. Вот смотрите, эта лента, да точно, ее лента, я хотел ей отдать, но лучше будет у Вас. Женщина жадно принялась хвататься за скользкий конец украшения и разглядывать ее вблизи. ― Почему ты не хочешь отвести меня к ней? ― резко мать девушки перешла с Хэддоком на «ты». ― Чтобы подвергнуть ее больше опасности? Никогда. Хельга, через Дагура вы можете отправлять ей письма, но не больше. Пока я не разберусь с теми, кто охотится на нас, и не узнаю, где побывал Готфри в последние дни, она будет оставаться там. ― Хотя бы скажи где? ― взмолилась женщина. ― В Арвендпорте. ― В Арвендпорте, в Арвендпорте, в Арвендпорте, ― повторяла она шепотом, будто бы смакуя названия места, где находился ее ребенок, она присела на землю. ― С вами все хорошо? Хельга? Хельга?! ― Да, да, все хорошо. ― Ночью я отправлюсь обратно, я могу передать послание, вещь, письмо, на которое она сможет ответить. Но это только для Вас, не для ее жениха или друзей. ― Не для жениха, Альрика? Альрик ведь ее жених, да, жених, он хороший молодой человек. Иккинг опустил голову, ожидая, что мать начнет расхваливать избранника дочери, а, собственно, зачем ему все это выслушивать, все ведь и так все с этим Нортом было ясно. Достойный юный наследник трона, без замашек, без изъянов, наверняка сильный, храбрый. Только вот где была его храбрость, когда он отпустил свою невесту в то плавание, где он был во время всех этих слежек, побегов, пряток и погонь, почему этот распрекрасный избранник Хофферсон до сих пор не выступил против всеобщего признания девушки убийцей Стоика Обширного? Ему было противно от этих мыслей. Хотя скорее всего, не столь противно. Он завидовал человеку, ставшему идеалом в глазах многих, в то время когда он едва научился совладать со своим проклятым даром. И он мог бы еще глубже погрузиться в самобичевание и мысли, в которых он сравнивал россказни Астрид об Альрике Норте и себя самого, но тут мать девушки вмешалась. ― Но не для меня, на мой взгляд, он все же ее не достоин. На лице Хэддока возникло недоумение. ― В каком смысле, он же влиятелен, наследник трона, сильный, в чем проблема выдать за него дочь? ― Проблема в том, что мне кажется, она выбрала его не из-за особой любви, а как шанс покинуть Олух и сбежать отсюда. Моя девочка, едва испытав влюбленность, не долго думая согласилась, но я то все прекрасно видела и понимала. Тогда покойный отец Астрид одобрил его, но я была против этого. По мне, он слишком уж идеален, не знаю даже, ей бы кого-то другого, но выбор-то был сделан, и ничего поделать тут я не могу. Неловкая пауза повисла в диалоге, и оба собеседника углубились каждый в свои мысли. ― Простите, я пойду, посплю, всю ночь провел в пути, выдохся. На закате зайду и заберу то, что сочтете передать дочери, поверьте, не проходит и дня, чтобы она не думала о Вас. ― Вы так беспокоитесь о ней, заботитесь о ней и ее чувствах, иначе не проделали бы такой долгий путь, я ведь слышала, что Арвендпорт далеко затерян в землях Континента. Почему вы так стараетесь для нее? Вы ведь знаете ее не так уж и давно. ― Ну, я просто…― он колебался рассказать о себе еще кому-то или нет, и, принимая верное решение, продолжил после заминки, ― дорожу той дружбой, что связала нас. Не так много людей в этом мире могут стать верными друзьями и понять тебя. Да и вообще не так много людей, кто захочет узнать получше незнакомца в маске. ― Ох, простите, я ведь так и не узнала Вашего имени, ― неожиданно поняла Хельга Хофферсон, что совсем забыла о простых манерах, которые присущи даже викингам. ― А, да, точно. Я Эгиль… Эгиль Бранд. ― Очень рада знакомству, Эгиль. ― Взаимно. Бранд учтиво поклонился и отправился спать. Его уже сильно клонило в сон, и усталость давно взяла верх. Хельга, бросив все свои дела, ринулась в свою хижину, чтобы найти драгоценные пергамент и чернила. Она пребывала в невероятном восторге от мыслей, что ее воительница, ее родная кровь все еще жива, все еще здорова и полная решимости бродит под светом подлунного мира. О, как много ей хотелось рассказать, как много она мечтала поведать обо всем, что пережила, но сначала задать все вопросы о здоровье дочери и обо всем, что произошло в водах Готфри Толстосума. Она писала без остановки, замирая на тех моментах, когда мысль о том, что Астрид жива и здорова, вновь туманила рассудок, сосредоточенный на написании письма. Бранд же спал мирным сном, который опять плавно перетек в очередной кошмар, сотканный из воспоминаний о том дне, когда он потерял половину человечности и приобрел внутреннего монстра. Дома в тот момент была лишь Хедер, которая, вдоволь налетавшись на драконе и дав ему тоже отдохнуть перед долгой дорогой, обратно вернулась, чтобы приготовить ужин. Черноволосая воительница стала невольным свидетелем того, как ее названный брат опять мучил себя воспоминаниями в собственных кошмарах, единственное, что она могла в тот момент сделать, так это разделить их с ним напополам, ведь Хедер тоже была с Хэддоками в тот злополучный день. Тогда у нее не было брата Дагура и своего племени, о нем она просто не знала, были лишь друзья, которых она повстречала не слишком давно, но достаточно хорошо сумела их узнать. Тот день она не сможет забыть никогда. И смотря на то, как Эгиль раз за разом что-то бормочет, она собрала обрывки этих фраз воедино, и будто бы все было вчера, окуналась в воды памяти. Пять лет назад на холодном берегу подле ледяной пещеры в финальной битве сошлись два брата-дракона, два огромных, дышащих льдом гиганта. Один подчинялся убийце, другой защитнице крылатых. Бой был на равных. Но побеждает всегда тот, у кого есть козырь в рукаве. Блудвист имел такого. Прознав, что противостоящая ему женщина мать двух других его врагов, он принял попытку убить обоих. Иккинг в силу своей физической подготовки уступал в битве, и ему сильно досталось от ударов драконов и воинов. Беззубик, попавший в один из капканов армии ловцов драконов, просто еще не успел на тот момент выбраться. В то время как Смутьяны, равные в силе и размерах, боролись в стороне, у них под ногами происходила другая война – человеческая. Добравшись до Ингрид, по приказу Блудвиста драконы в панцирях окружили ее. Драго приказал Валке сложить оружие и сдаться, иначе ее чадо умрет. Но Валка, которая за долгие годы жизни отшельника, борющегося с Блудвистом и ему подобными, просто не могла проиграть этот бой. Она сложила оружие и решила занять место дочери, но попытавшись перехитрить хитреца, она просчиталась. Думая, что сумеет нанести удар со спины, Валка допустила роковую ошибку, и Драго Блудвист с великим удовольствием лишил ее жизни. Ее крик, полный боли и разочарования разнесся по всему полю. Ингрид и Иккинг замерли, забыв о битве, и Хэддок пропустил удар клинка. Получив серьезную рану, молодой защитник пал на снежное покрывало, обагряя его россыпью крови. Люди в страхе отступают. И охотники, и горстка защитников. Хедер же остается на поле боя, жуткий треск бивней смутьянов и рев оглушили ее. Драго, наслаждающийся сладостным мгновением долгожданного убийства, теряет контроль и над своим Смутьяном и над его армией. Ингрид, видя, что мать ей уже не спасти, устремляет свой взор к брату. Тот тоже лежит на снегу, но грудь его все еще вздымается, есть шанс, что она успеет оттащить его. Драконы все в небе и ее крики неслышны. Беззубик заперт в стальном капкане, он цел, но все еще не может шевелиться. Вырываясь из окружения драконов, простаивающих без приказа, девушка мчится по хрустящему снегу. Ледяной воздух рвет ее легкие при каждом вздохе, но Ингрид продолжает бежать. Из ее собственных ран сочится кровь – не обращает никакого внимания. Неожиданно ее оглушает рев Смутьянов. Драконы, некогда братья, пронзили друг друга в смертельной схватке. Один из них в предсмертной агонии выдыхает залп льда. Пласт земли под ногами девушки покрывается выростами и врезаясь в них, она вслед за их неустанным ростом отлетает в сторону и приземлившись оказывается обездвижена. Девушка лежит, навзничь раскинув руки. Драконы-великаны рухнули на землю. Понимающий, что это конец, Блудвист решает отступить, ведь драконы ему не подчиняются. Но он сталкивается лицом к лицу с Эретом сыном Эрета, который окончательно ставит точку в этом сражении. Смерть Драго ознаменует его поражение в битве, и остатки его войск будут разбросаны по разным уголкам мира. Пока Эрет в отчаянии ищет друзей и выкликивает имена выживших, Хедер добирается до ловушки Беззубика. Но ей не хватает сил, чтобы в одиночку ее открыть. Она в отчаянных попытках пытается, но у нее ничего не выходит. Тем временем драконья кровь уже почти утопила Иккинга, который оказался лежащим вместе с небольшим углублением. Кто-то, спохватившись, бежит к нему, и его израненное, едва дышащее тело достают из лужи крови, что сочилась из смертельных ран доброго великана. Ингрид все еще лежит без сознания неподалеку от тела Темного Смутьяна. Она словно застыла на веки, даже ветер не колышет ее огненных прядей. К ней так же рвется алый ручей, он добирается до нее прямиком из дыр в груди дракона Блудвиста и заливает ее открытые раны, причиняя боль такую, что кажется, будто бы жидкий металл заливают внутрь твоих рваных вен. Она чувствует это, но кричать не может, придя в себя, теряя голос от шока и страданий, всадница извивается в слезах в теплой красной жидкости, неистово пытаясь дотянуться до неба в жадной попытке ухватиться за жизнь. Но все движения лишь в мыслях, а она по-прежнему практически недвижима. Сестра Дагура видит лишь Эрета, который пытается хоть как-то ей помочь, но все тщетно, она сама стоит без движения, а вокруг носятся люди, драконы… ― Хедер? Голос Иккинга, который к тому моменту уж проснулся, вылавливает ее из потока воспоминаний и приводит в чувства. ― Да, да, я задумалась. ― О чем, если не секрет? ― О том, как ты помог мне выяснить, что Дагур мой брат, а заодно переубедить его в том, что драконы нам вовсе не враги. ― Да плевое дело, ― улыбнулся ей Хэддок, вставая с постели. Уже был вечер, когда ему пришлось встретиться с матерью Хофферсон и забрать все, что она решила передать дочери. Вещей было не много: сверток с несколькими листами пергамента, перевязанный красной лентой и кинжал, принадлежащий Хельге, который должен будет защитить ее дочь. ― Еще раз спасибо, Эгиль! ― Прошу, не стоит. Для меня только в радость будет передать ей. Женщина не сдержалась и обняла молодого человека. ― Сбереги мою дочь…― прошептала она, на что Эгиль лишь одобрительно кивнул. ― Эй, братишка, не пропадай надолго, пиши нам, ― Дагур и Хедер обняли Хэддока и простились с ним, глядя лишь на то, как он скрывается за близлежащими домами. ― Дагур, Хедер, не знаю, есть ли способ выразить всю глубину моей радости, благодарности Вам обоим за то, что приняли меня и за Вашего друга. Рыжий воин лишь улыбнулся в своей странной манере и оставил сестру с Хельгой. ― Не переживайте Хельга, Астрид в надежных руках. Эгиль о ней позаботится. ― Он внушил мне доверие, я буду верить в это. Но у меня вопрос. Нет, не про маску, я о ней уже наслышана много всего, мне кажется столь необычным его имя, Эгиль Бранд, оно ведь имеет значение? ― Ну, значений у имен много, Эгиль дословно – карающий, а Бранд – пламя. Карающее пламя, но таким он предстает только для своих врагов.А вот с его сестрой все не так. ― Как? ― С Ингрид? Хоть имя и означает "прекрасная", "северная", оно значит и то, что его обладательница бесстрашная. Вот и зовем ее Северной птицей.