Северная птица

Кроны деревьев гулко шумели под ветром, воющим в ночной тишине. Мгла окутывала темные вершины вековых сосен и елей, подобно восковым свечкам, выстроенным в хаотичном порядке. Над просторами чащи тихо падал снег. Некоторые ветви, которые потолще, удержавшие на себе свежий снег, походили на страшные косматые лапы, стремящиеся дотронуться до земли. Стволы деревьев внушительных размеров, полностью голые, лишь кривые короткие заостренные сучья торчали ближе книзу в разные стороны. Земля с ковром опавших игл и переплетениями корней была укрыта свежим белым покрывалом. В этом лесу царила могильная тишина. Не ухали желтоглазые филины, не рвали глотки друг другу и вечно взывающие ночами к луне волки. Лишь хруст сухих побеспокоенных ветром ветвей изредка нарушал тишину. Об охоте на человека, развернувшейся здесь в начале дня, говорила лишь черная выжженная полоса земли, остывшей лишь к ночи, и недвижимая припорошенная снегом фигура человека, оставленная лежать в неестественной позе. Свет взошедшей луны был ярким в эту ночь, он безмятежно освещал огненные длинные локоны, поверх которых, словно клочья пуха из разорванной подушки, лежал снег. Изморозь сверкала на полураскрытых посиневших губах, и редкие льдинки притаились меж длинных замерших ресниц. Черная застывшая дорожка размазанной по щеке крови напоминала высохшие чернила, убежавшие к земле, ведь голова лежала на боку. Рука, оказавшаяся прижатой телом к выступавшим поверх корням деревьев и словно в последний миг пытавшаяся дотянуться до спасения, застыла, об этом теперь напоминала лишь полураскрытая ладонь. И вот в глухой тиши послышался хруст. Тонкие белые пальцы Ингрид сомкнулись и сдавили снег. В бледно-голубом свете луны появился клубящийся горячий легкий пар, покинувший легкие девушки. Ее первая попытка глубоко вдохнуть закончилась приступом болезненного кашля, заставившим изменить положение тела. Это причинило ей новую колкую боль и сподвигло разомкнуть веки. Первое, что ей довелось увидеть – темнота, но она в скором времени стала такой ясной, такой яркой для нее, что создалось ощущение начала вечерних сумерек. Рыжеволосая приподнялась на локтях, чтобы попытаться сесть… и чуть не заорала в голос от дикой боли в груди. Сквозь сжатые зубы вырвалось шипение. Воздух вновь вышел из лёгких. Сросшееся после ранения ребро и горящие от боли легкие тихо ныли, на губах от каждого судорожного вдоха появлялись черные полупрозрачные пузыри с запекшимися корками – кровь, точнее ее остатки смешавшись со слюной давали о себе знать. Чтобы помочь самой себе выдержать очередной приступ жжения в груди всадница схватилась за выступающий из земли толстый корень сосны, но не смотря на всю его крепость он с треском разломился в ее руке, и кусок древесины остался в ее сомкнутой ладони. Яростно бросив взгляд на него, Ингрид перевернулась на другой бок и с большим усилием встала. Опираясь свободной рукой о ствол, королева Арвендпорта взглянула на остаток корня, который все еще сжимала, и все осознала… Разум стал ясен. Буквально раздавив древесину в руке, она сдула пригоршню в сторону и щепки разлетелись прочь, оставляя за собой недлинные черные каменные когти. Непривычно схватившись за край рубахи, она оторвала ими лоскут. Со злобой избавившись от насаженной словно на пику материи, она аккуратно приподняла, пропитанную кровью рубаху. Рана затянулась, покрывшись сверху полосками черной чешуи с рыжими концами. Сердце в панике пропустило удар. Дочь Стоика прикоснулась к своему лицу и поняла, что, как и у брата, теперь у нее самой пробивается полумаска из чешуи. Раздался смех. Лёгкий, словно ветер, полный отчаяния, неприятный и обидный смех… Ее красота по человеческим меркам превратилась в нечто притягательно-жуткое и манящее любопытный взор, но пока еще не настолько отталкивающее. Чувства постепенно обострялись, боль утихала с каждым новым шагом, а глаза, хоть она и не видела своего отражения, светились ярко-синим в ночи. Пройдя так пару сотен метров в ночном лесу, Ингрид наступила на занесенный снегом плащ. Тот самый, который сбросила во время погони. Присев на снег и откопав его полностью, воительница надела его на себя и скрыла копну рыжих волос и свой драконий облик в черноте глубокого капюшона. Не вставая, она захватила горсть вырванной мерзлой земли в руку и принялась мять ее, перегоняя комья между покрытых мелкой полупрозрачной чешуей пальцев. Почва вскоре стала отдавать легкой сыростью, охотница поднесла ее ближе к покрытому мраком лицу и вдохнула. Какой безумный спектр различных запахов ворвался ей в тот же миг в воспаленное сознание! Глаза засияли еще ярче, и одурманенная, она поднялась. Ароматы леса, его обитателей и гостей кружились вихрем в голове. Такие разные. Они фейерверком взрывались в мыслях и так же ясно представали перед ней в виде серо-синей или серо-зеленой дымки, которые разными оттенками намекали ей на разное происхождение запаха. Чуть выпрямив спину, драконья наездница оглянулась по сторонам, медленно поворачивая голову. Сосредоточившись на одном из запахов, четко представила себе то, как несколько часов назад в этом месте проскакивала куница. Вскинув голову кверху и вдохнув поглубже воздух, ощутила, что безмолвный на первый взгляд ночной бор скрывает в тишине сов-охотниц, притаившихся в серых ветвях и выжидающих свою жертву. Бранд улыбнулась, но далеко не проявила этим радость, скорее удовольствие от того, что один из запахов принадлежал лошадям, промчавшимся за ней в начале дня. Молодая женщина выпрямилась во весь рост и отбросила комья земли в сторону. Теперь перед ней выстилался дымкой путь, по которому можно вернуться в деревню. Но зачем? Память медленно возвращалась из состояния оглушенности, и девушка понимала, что ее ждет там… за этой чередой черных стволов. Вдали послышался волчий вой, но даже это не заставило дрогнуть Ингрид. Еще раз прижав поочередно пальцы к середине ладони и элегантно разогнув их, провела кончиками когтей по крошащемуся, словно чешуя, стволу одной из сосен и оставила глубокие зарубки. Эффект показался ей мало впечатляющим. Теперь уже напрягая полусогнутые пальцы, она ударила по коре и с треском выбила часть сердцевины бедного древа. Нетронутая часть оказалась слишком тонкой и с треском повалилась вперед, цепляя колючие заснеженные ветви других хвойных, и с гулом свалилась справа от сделавшей шаг в сторону девушки. Десятки перепуганных сов сорвались с мест, ухая, шурша крыльями, скрылись в темноте. Сила росла в Ингрид долгие годы, сдерживаемая лишь наручами, но теперь, когда рамок больше нет, никто не мешает наслаждаться ею, вкушать это пьянящее рассудок чертовски притягательное чувство, то ощущение мощи, которой ты обладаешь, которую способен применить так, как захочется лишь тебе, без наставлений, без указаний, без границ и без контроля. Могущество, недоступное смертным, их ночной кошмар, в который скоро можно будет повергать врагов: одного, десятки, сотни, тысячи... Обладая такой властью и проклятьем, которое отныне будет приниматься как редкий дар, можно совершить правосудие или же акт жестокой, пропитанной кровью, мести. Месть… О как же она хотела насладиться ею, заполучить ее. Безумие. Не человеческое, звериное! Но разве Иккинг не предупреждал ее, что сила вырвется и будет бесконтрольной? Разве он не говорил, что будет утеряно все, что связывает с людьми? Говорил. Но сам он овладел собой, держал себя в руках и контролировал силу, коей обладает, что же мешало поступить также и его несчастной сестрице? Ответ прост. У Ингрид не было за спиной годов тренировок, у нее не было такой сдержанности, она была слишком импульсивна в прошлом, имела слишком много страданий и желаний, которые не дали Эрет и Эгиль ей осуществить, когда подчинили ее силу, у нее не было той свободы выбора, которой так легко распоряжался Иккинг, а ведь ей хотелось, чертовски хотелось обладать этой свободой. Сейчас Бранд видела то, чего не понимала раньше, просто так она не станет драконом, это априори невозможно, но получить всю его силу, ловкость, скорость, ярость, безжалостность и мстительность она смогла и добралась до нее. Прекрасно понимая, что сейчас направляется к всадившему в нее стрелу Кормаку, девушка была готова к тому, что ждет ее там. Выйдя на дорогу к городу, она должна была преодолеть ворота. Чутье подсказывало, что там всего четверо стражей. Ингрид буквально вслушивалась в то, как ровно и гулко бьются их сердца, как они шуршат одеждой, трущейся о доспехи, как звенят звенья хлипкой кольчуги на них и как разит поганым элем. У дракона нет оружия, но и страха тоже нет в эту ночь. Жуткие, но вопли, рев и нечеловеческой силы удары сшибали противников с ног. Голос стал рыком, а кровь, пульсировавшая по телу, стала черной, окрасив вены из синего в пепельный цвет, это было особенно заметно под светом факелов. Хэддок сама не знала навредила она или лишила жизни. Просто перешагнула, как препятствие, пару тел, и, довольная собой, пнула опустевший шлем. Вновь прошлась вдоль красивых, больших, расписанных замудрёными узорами строений, пустующего ночью рынка и мелких лавчонок. Патруль явно должен был смениться, или крики были слышны, ей не страшно было рисковать, но пришлось сойти с дороги. Теперь для нее все превращалось в некое подобие игры. Опираясь на стену, она медленно скользнула между двумя деревянными домами и направилась в другой конец селения. С грацией дикого зверя она кралась мимо домов, от которых веяло теплом и пищей. Снег словно и не хрустел у нее под ногами, это было едва слышно. Мимо одного из домов пробежал очередной караул Кормака, она вновь пожелала разобраться и с ними, но, мысленно ударив ладонью себя по лбу, она направилась дальше, цель была иная, для забав найдется другое время. Сейчас она вдруг стала абсолютно сосредоточенной на своей цели. Едва уловимый запах вел ее в нужное место, но вместе с ним росли сомнения, словно внутри что-то твердило об ошибке. Ее целью стал один из домов на противоположном краю города. Было слышно, как человек, пребывающий в доме, ворочался в своей постели, но Ингрид не желала даже останавливаться для того, чтобы хоть как-то обдумать следующий шаг. Она не пожелала, подобно вору, влезать через окно среди ночи и зашла через парадный вход. Дверь с шумом отворилась, и она направилась в комнату спящего. Воин с чутким сном уже ждал ее с саблей в руке. Но это был не тот человек, которого она желала увидеть, но тот, кто сопровождал его во время погони. Опыта в драках ему было не занимать, тот при малейшем движении девушки бросился на нее. Дважды увернувшись, рыжая блокировала удар воина и, вывернув ему руку, обезоружила. Тот не желал сдаваться. Кулачный бой ничем ему не помог, ведь, одним ударом откинув его в сторону, Хэддок впечатала его в стену с щитами, висевшими на ней. Головорез не желал сдаваться просто так и кинулся к своему оружию, но девушка опередила его движение и собственной ногой придавила запястье к полу. Тот покраснел от боли и вскричал. Охотница, царапая его тонкую человеческую кожу, схватила его за грудки, оставляя неглубокие жгучие раны, и вновь прижала к стене. За все время с момента ее пробуждения в лесу, она так и не произнесла ни одного слова, будто бы забыла и вовсе человеческий язык. В душе появилось странное отрешённое ощущение, в горле застрял тугой комок, будто жажда замучила, а потом послышался звук, походящий на утробное рычание зверя, загнавшего жертву в угол. Ингрид всматривалась в черты лица человека, извивающегося в ее руках в десяти сантиметрах от пола. Однако тот сопротивлялся и старательно отворачивался от ее взора. Тогда воительница схватила его лицо и, сжав пальцы с нечеловеческой силой, смотрела на него с таким упоением и радостью, заставила его посмотреть в глаза. Стоило только установить контакт, как человек оцепенел. ― Да кто ты такая? ― Он буквально обмяк, вглядываясь в ее синие очи с вертикальным разрезом. ― Теперь я охотник, а ты добыча. Где тот, кто всадил в мое тело стрелу? ― Голос больше не принадлежал Ингрид, он был более низким с оттенками рыка. ― Почему я должен тебе отвечать? ― Потому, что от твоего ответа зависит твоя жалкая короткая человеческая жизнь. Ингрид держала его над полом одной рукой, второй же сдавливала ему челюсть, слегка выпуская когти. Когда ей надоело молчание, мстительница отбросила его в сторону и подняла саблю. ― Я могу причинить тебе боль, хоть этой игрушкой, ― она перебросила оружие из руки в руку, ― хоть без нее. У меня пока неопределенное настроение после всего. Я еще не решила, что я сделаю с тобой. Рыжеволосая вонзила лезвие в одну из половиц и откинув свой плащ подошла к человеку, который все еще сидел перед ней на полу. Тот оторопел от ее внешности и понял, что существо, представшее перед ним ― это выродок преисподней, явившийся по грязную душу. ― Твой ответ, парень, я знаю, что ты последним говорил с Кормаком, я чую на тебе его запах, где он?! ― Она прорычала последнее. ― Он увез Эрета в Красный Колизей, это что-то вроде точки торговли людьми, думаю он выставит его как бойца на арену. Но тебе это не поможет, на шум сбежится патруль, и мои люди разберутся с тобой, будь уверена, бестия! ― Сильно сомневаюсь, Маргус… Его имени она не знала до сих пор, но то, каким способом она случайно добыла эту информацию, ей очень понравилось. И ей захотелось сделать все таким же образом вновь. Бранд сделала с ним тоже самое, что и ее брат с ней, когда был болен, она влезла в его разум. Раз сила сейчас лишь растет, почему бы не попробовать забраться в голову к обычному человеку, если выходит с умной рептилией, почему не должно выйти с обычным мужчиной. Она незваной гостьей проникла в его дом, теперь же веселилась в его мыслях, пробуждая потаенные страхи, болезненные воспоминания, перерастающие в физическую агонию. Последнее, что наёмник увидел – ее сверкающие глаза. Воин упал на колени, сжимая руками голову и еле сдерживая себя, чтобы не заорать в голос от зверской пульсирующей боли. В висках барабанил пульс, жизнь проносилась вспышками, представали перед глазами и быстро сменяли друг друга, разрывая и так пострадавший разум. Казалось, им нет и не будет конца, но стоило дочери Стоика прекратить испепелять взглядом свою цель, как вспышки прекратились, а вместе с ними и боль. Осторожно, боясь снова испытать её, он опустил руки, облегчённо вздохнул, и подполз к усевшейся за стол валькирии. ― Я ваш раб, госпожа Ингрид, простите меня за дерзость, умоляю Вас. ― Тонкая струйка крови капала из носа склонившегося перед ней человека. Он был полностью в ее власти. ― Желаю познакомиться с твоими друзьями, Маргус. Приведи тех, кто был на охоте сюда, и твоя госпожа сжалится над твоей душой. Если же нет, то… ― Девушка вновь забралась ему в голову, отчего викинг скорчился на полу, царапая ногтями старые доски. ― Я найду более интересное занятие или более подходящую кандидатуру, а ты пойдешь в расход. Тебе все ясно, Маргус? ― Да, моя госпожа. ― Чудно. Подчиненный воле полудракона человек поспешил выполнить приказ своей повелительницы и его след простыл в ночи. Ингрид же вышла за ним на порог его дома и спокойно уселась на заснеженном крыльце. Вглядываясь в темноту, она видела абсолютно все. Даже у головорезов наступал момент, когда выдавались мирные дни, их проживали точно так же, как и простые горожане. Даже впечатление создавалось такое, что тут и вовсе мирный край, окутанный зимней стужей. Зимние ночи всегда кажутся длинными, бесконечными. Холодное небо усыпали яркие звезды. Тусклое сияние месяца загадочно освещало морозные узкие улочки. Крыши домов, стаек, скосы ворот и даже столбики и деревянные рейки хлипких низких заборов покрыты снежными шапками, принимающие иногда причудливые формы. Колючий ветер лижет щеки и играет красными прядями Ингрид Хэддок. Девушка прикрыла свои драконьи глаза, сменившие цвет на янтарный, и погрузилась в свои мысли. Подобно ветру, она летела в них с бешеной скоростью вслед за Грозокрылом, унесшим мальчика в Арвендпорт. Старый друг не подвел. Всадница видела землю с высоты его глазами. Посреди снежной пустоши и лесов виднелись огни Безликого города. Дракон скоро достигнет дома и, сонный, порядком замерзший уставший Ларс окажется в надежных руках, там о нем позаботятся. Можно выдохнуть спокойно, связь с крылатым ящером не подвела. Настроиться на Эрета она не пожелала. Не была готова забираться в его сознание и причинять ему такую же боль, даже если желала знать, где именно он сейчас, или сообщить о том, что она сумела выкарабкаться. Несмотря на всю жестокость и злость, испытываемую сейчас, причинять муки и копаться в голове у мужа ей не хотелось, тем более, она сейчас не могла определиться с тем, какие эмоции она испытывает. Достучаться до сознания Иккинга? Можно. Не просто можно, а нужно. Теперь она безболезненно для себя могла выпытать ответ на вопрос, где сейчас брат. «Ты слишком далеко от дома, Иккинг, ответь мне, ну же» ― Она мысленно вернула себе человеческий голос «Ощутил твой страх и то, как тебя ломало, что происходит?» «Жизнь, ты задаешь ненужные вопросы» «А ты слишком просто пользуешься своим даром, не могу проникнуть глубже в сознание, чем обычно, что не так?» ― Спустя пару мгновений голос Эгиля зазвучал в ее мыслях. «Все так, как и должно быть, ― Она попыталась пройтись по улочкам его воспоминаний и сознанию, но не вышло. ― Впусти же меня, я желаю знать где ты! Помнится, у нас с тобой был момент с общим воспоминаниями, твоими воспоминаниями, которые буквально подселили мне в голову, разве я не заслуживаю всего лишь ответа на вопрос?» Наследник трона Олуха стоял в крошечной камере спиной к решетке и, стиснув зубы, понимал, что разговор ведет совсем «другая» Ингрид. «Я чувствую такую необузданную негативную энергию, она течет в твоих венах, и совсем не чувствую сущности человека. Что же ты наделала, Ингрид?!» «Спасла свою жизнь» «Ты нашла ключ, рылась в моих вещах…» «Столько лет он был у тебя, я давно могла чувствовать себя столь восхитительно, как сейчас. Мой дар…» «Твой дар от темного Смутьяна, ты владеешь силой, которую не сумеешь контролировать, одумайся, надень наручи! Ты ведь пыталась избавиться от своей силы и жить как люди!» «И не подумаю. Столько было глупых мыслей, никогда не знаешь, понравится ли тебе, пока не попробуешь. Дитя человека Ингрид Хэддок или Ингрид Бранд с силой дракона? Второе, однозначно. Я не позволю себя заковать, мне не нужно больше сдерживать себя, я дышу свободно, я обрела силу, никогда в своей жизни не чувствовала себя лучше!» «Это лишь эйфория, она временна! Ингрид, ты не отдаешь себе отчета, что будет дальше, сила будет расти и станет неуправляемой без должных тренировок и усилий, ты себя саму потеряешь и останется лишь дракон!» «Нет, дорогой Эгиль, я всегда была драконом, и моя суть неизменна, а что до тренировок, то ты не представляешь, я вот пробую как раз нечто совершенно новое, еще раз повторяю свой вопрос. Где ты?!» ― Она буквально прорычала это в сознании брата, и Иккинг с криком упал на колени в своей камере. Молодой следопыт хватался за прутья решетки и стонал от боли. «Мы с тобой были не разлей вода, мы бились бок о бок тогда вместе, не предавай меня, глупая, то, что ты вознамеришься делать, не скрасит твою жизнь. Ты себя потеряешь. Я знаю, я прошел это. На моей совести реки крови, и она едва выдержала, а выстоит ли твоя?» «Я не обязана больше слушаться старшего брата, ты благополучно покинул Арвендпорт, бросил беженцев с Олуха, да как бы раньше не относилась к тебе, все прошло. Слишком много ошибок, Иккинг, слишком…» Она вновь пожелала видеть следопыта разбитым, и тело того заныло от неприятных пульсирующих ощущений «Прекрати!» «Ты сам говорил, что я сильнее тебя, я проверяю твою теорию» «Нет, ты только делаешь мне больно!» «Сам заставляешь меня, знаю я, что ты чувствуешь, мне знакомо, ты ведь пробовал на мне свои способности тренировать» «Но никогда не делал тебе больно специально! Перестань!» ― Пульсация крови становилась невыносимой, но он не сдавался. Стоик, разбуженный его криком, лишь наблюдал, как его будущий соперник гнет в руках железную миску с водой, и недоумевал от происходящего. Глаза Эгиля Бранда меняли цвет от желтых к сине-зеленым, он кричал, но скорее его голос был похож на что-то загробное и гулкое, не принадлежащее людям, сиплый, срывающийся. «Прочь из моей головы! Оставь!» ― Иккинг рьяно противился. По покрытой чешуей щеке девушки прокатилась слеза, кожа на лбу собралась в изогнутую складку. Она почувствовала слабость, ей нужен ответ, но и отдых тоже. Наконец что-то случилось, и их связь с Иккингом оборвалась. Ощущения были такие, как будто был удар дубиной по голове. Она больше не могла найти его сознание. Новые попытки приводили лишь к тому, что оглушение повторялось. Теперь это бесполезно, они больше не единое целое. ― Трус, от меня не спрячешься… Хэддок вернулась в дом и выдернула саблю из гнилой доски. В лезвии, начищенном до зеркального блеска, виднелось ее отражение. На нее глядел монстр. На нее смотрела ее новая сущность. ― Мы боролись за то, чтобы драконы и люди жили мирно, теперь мы боремся за свои интересы. И прости, они теперь у нас расходятся, Иккинг. К дому подходил отряд, ведомый Маргусом. Охотница медленно опустила оружие, и вышла с ним на мороз. Через несколько минут двадцать человек корчились перед ней от невыносимой боли ее демонического взгляда, катались по снегу, разбрызгивая капли алой крови, дорожкой, покидавшей их разбитые покалеченные носы. Первый порабощенный ее темным даром сидел рядом на крыльце своего дома и безмолвно наблюдал, как один за другим бывшие ловцы драконов расстаются со своей волей. Последний рухнул прямиком ей в ноги, забрызгав гранатовыми каплями ее черные сапоги. Ингрид лишь с отвращением взглянула свысока на червя, извивающегося подле нее. Раньше за подобное свое поведение она бы ощущала вину, но гнев перевесил это чувство. Теперь же муки совести она могла утолить лишь гневом. Она могла драться раньше сразу с шестью злодеями, а теперь с шестью сотнями, умела исчезать, а теперь была способна становиться невидимой, могла приносить физическую боль, а теперь и разрывать сознания любых живых существ, и ей это нравилось с каждой секундой все больше… Новые порабощенные души поднимались с колен и становились перед своей госпожой. Девушка разглядывала их лица, копалась в головах, словно изучая каждого отдельно. Указав на одного из молодых наемников, она приказала выйти вперед. ― Ты дрожишь, но не из-за холода, тебе страшно… ― Да, моя госпожа. ― Страх это нормально, если сам никого не боишься, значит ты самый страшный. Я не могу проникать в ваши мысли разом, они кишат грязью, пороками и гнусностью. Добровольно признайся мне в содеянном, и я постараюсь простить тебя. ― Я… Это был не Кормак… Это я. Я стрелу пустил в лесу. Это был приказ. Ум…оляю Вас, простите меня. Ингрид отшатнулась в сторону и отошла назад. ― Слушайте все! В последний раз, чтобы покончить с прошлой жизнью, мой дорогой брат развел ритуальный костер. Он спалил при этом целый остров, мать вашу, ― поцелованная огнем размахивала оружием во время пламенной речи, ― и он сжег заживо всех своих врагов в этом адском пламени. Я не Иккинг, но ночи зимой холодные, особенно в том самом лесу, где я из-за вас очнулась. Мне пришлось добираться в полной темноте, но вдруг кто еще потерялся? Вдруг кто еще блуждает лесу? Давайте же осветим и ему путь… Маргус, ― она обернулась к бывшей правой руке своего нового врага, ― принесите все для костра и пару лопат. А! найди нормальную одежду заодно, надоело ходить в грязи и крови. ― Слушаюсь. Все за мной, олухи! Приказ госпожи Ингрид! ― А ты, стрелок, останешься тут и не посмеешь шевелиться, ― зыркнув голубыми глазами со змеиным зрачком, она вернулась в теплый дом. Хэддок устроилась в кресле у камина и закрыла когтистыми ладонями глаза. Виски ее тревожно пульсировали. Она была вымотана. Поступок брата сочла трусостью, Эрет неизвестно где, а связываться с Астрид тем же способом, что и с Эгилем было опасно, она не умела подчиняться в таких ситуациях и могла помешать. Ингрид решила, что действует сама и только из своих интересов. Сначала уладит все здесь, дальше доберется до мужа и на сладкое оставит Кормака. Через четверть часа немного успокоившаяся женщина вышла обратно. Люди стояли перед входом в дом с поленьями, а стрелок все еще стоял на коленях слегка припорошенный снегом. Дочь Валки прошла сквозь толпу и приказала всем следовать за ней. Всем, включая подстрелившего ее воина. Воительница привела их к окраине леса. Был приказ разжечь огромный костер. Пламя медленно разгоралось, древесина трещала, мелкие искры взлетали как светлячки, когда поленья переворачивали. ― Подведите его ко мне. Человек вновь был у ног королевы Арвендпорта. ― Я хотела вонзить в твое горло саблю в тот миг, когда ты только вымолвил признание, хотела располосовать тебя, даже в этом костре хотела сжечь, но я не буду. Хочешь знать почему? ― Да! ― Потому что ты сейчас отправишься к тому месту, где меня пытались убить. Своими ногами сквозь ночной лес, как я. Будешь один с хищниками наедине, как я. Будет холодно, как и мне. Но ты хоть бегом, хоть ползком доберешься туда и заберешь забытые мною вещи. В голове парня возникли образы наручей Ингрид. ― Ты принесешь их сюда и отдашь мне лично. Костер будет гореть вплоть до рассвета как ориентир для тебя. В лесу место узнаешь сам, поможет свежая сломанная сосна неподалеку. Можешь приступать прямо сейчас. Воин сглотнул подступивший к горлу ком и медленно двинулся прямиком в лес. ― Леди Ингрид, у парня нет оружия, он может не выполнить приказ и не вернуться, ― посмел высказаться Маргус, но тут же почувствовал головную боль. ― У меня тоже не было. ― Какие будут указания дальше, моя королева? ― Разбуди местных кузнецов, но без рукоприкладства, они ведь не вы. Скажи, пусть разжигают огонь в горнилах и готовятся к небольшой особенной работенке. Я заплачу за срочность, пусть все самое ценное вынесут из кузницы. Двоих из этого отряда, ― она указала на порабощенных ее драконьей магией, ― оставь тут, пусть за огнем до рассвета смотрят, остальные пусть готовят лошадей, оружие, припасы. Местных не пугать и больше не трогать! А ты расскажешь мне подробнее про Красный Колизей, расскажешь все про своего бывшего командира и его слабости, травмы и ранения, чего боится, какой рукой пишет, а какой подтирает зад. Хочу знать все, что поможет его выследить и убить. Все приказы Ингрид были исполнены этой ночью. Уже светало, когда продрогший до костей воин выполз на окраину леса с наручами, завернутыми в развевающийся ранее на ветру плащ. Кузня дышала раскаленным воздухом, а Бранд отдала пригоршню золотых за то, чтобы полностью получить на время это место и сделать все тут на свое усмотрение. Безымянный воин принес то, за чем его посылали в ночную чащу. Стоило только дотронуться до ледяного металла, как девушка ощутила слабость. Как будто весь ее контроль на мгновение был утрачен и все враги, которых она заставила насильно подчиниться. Бывшие оковы оказались в котле. Хэддок понимала, что огромные усилия были приложены для того, чтобы выплавить их, наверняка Иккинг и Эрет использовали огонь одного из драконов для выплавки, значит нужна сила равная ему, чтобы снова превратить просто в груду металла. Тогда она скинула пару наконечников и лезвий для ножей, у которых не было рукоятей в тот же котел и дождалась, когда расплавленный металл немного скроет раскалившиеся докрасна наручи. Затем засыпала котел сверху шлаком, оставшимся после очистки серебра от примесей и, накрыв железной тяжелой крышкой, оставила плавиться, подведя рукав для подачи холодной воды, висевшей сверху в ведре. Оставалось лишь только дернуть за грязную покрытую копотью цепь и вода польется внутрь. Необходимо лишь подождать пока содержимое котла подаст голос – оно заговорит бурлящим шепотом. Момент пришел уже скоро. Ингрид понимает, что время пришло. ― Влей воду, ― приказывает она викингу и покидает кузню. Тот неукоснительно подчиняется. За спиной девушки с волосами цвета пламени раздается взрыв и поднимается столб рыжего огня. Она оборачивается и видит своим драконьим зрением, как пламя из разорвавшегося котла уничтожило ее оковы, всадившего ей в тело стрелу и большую часть кузни. Хэддок видит, как хозяева мастерской и кузнецы, хватаются за голову. Она достает из-за пояса мешок, наполненный яркими кровавыми рубинами из одной из шахт Арвендпорта, и отдает хозяину в счет уплаты за погром. Она считает это честной платой, даже более чем, ведь хватит на то, чтобы построить две кузни на месте одной. Вдыхая запах дыма полной грудью, девушка садится на снег и наслаждается очередным танцем пламени, ведь это одна из трех вещей, на которые можно смотреть бесконечно, даже когда твои глаза драконьи…