Между

      Весна выдалась поздняя, скупая на дни теплые. А вместе с тем и жадная до добрых вестей. За березозолом, стылым и серым, пришел безрадостный травень, небогатый на солнце.       С родного Хельге Скувоя никто не спешил. Да и с Сандоя, родом откуда был ночью пришедший к Хельге Инглейф, никто не торопился. Зря Хельга ждала, теша искру надежды, на берегу. Зря гоняла глядеть на корабли Свэль.       «Кукушачий месяц выйдет скоро, а все одно… Забыл тебя, Хельга, твой Разумник…»       Свэль вздыхала коротко, а вместе с тем готовилась из помощницы Хельги стать ровней ей. Споро перехватывала словенка науку.       На Люэ мало кто надумал бы залезть в стылую морскую воду, чтобы искупаться. Роняли девки в воду колечки, оставляя томиться те в владеньях Ран. Гребеньки забывали, набежавшей волной украденные. И лишь изредка, коли выпала доля удить рыбу, случайно в воду падали сами.       Свэль же выгнать от кромки было сложно. В радость ей были ледяные пальцы морских дев — дочерей Ран. В радость было и резвиться с ними, весной ли, ближе ли к лету. Она доплывала до большого камня, торчащего из воды, там грелась на солнышке, а затем плыла обратно.       Сейчас она стояла по колено в прозрачно-зеленой ледяной воде фиорда и отжимала волосы, свободной рукой нащупывая узкий кинжал, спрятанный под поясным кошелем. Лук Хельга запретила, все же, носить с собой кроме как на охоту, взамен ему кинжал подарив, такой же длинный и узкий, как ее собственный. Свэль назвала его Меткое Слово, и прятала, как и датчанка, в складках одежды. Чести в том было мало. Мало же было и бесчестья.       От долгой работы — с утра она бегала по поручениям помощниц Провидицы, стелила в доме вёльвы постели, таскала воду, помогала готовить и раскладывать травы, — она ушла отдыхать не к Хельге, а сюда, на берег, чтобы выстудить в воде усталые ноги. А вместе с тем ждать. Не как те девицы, с которыми успела она невольно сблизиться, того, кому приглянется. Свэль не трудилась никому понравиться, ей хорошо было на Люэ. Не как Хельга того, кто напомнит, что где-то там есть ее дом. Дома у Свэль не было, было только пепелище. Свэль ждала просто так, чтобы, если выйдет дождаться, обрадовать кого-то другого.       Да и можно было теперь почаще ходить к стоящим в дозоре мальчишкам, чувствовать себя важной. Свэль знала: увидит корабль, который ей покажется опасным — тут же зажжет огни, показывая, что заметили все с берега, готов дать каждый человек на острове отпор в меру собственных сил.       Знала она, что еще немного, вот только солнце опустится к самому краю неба, и пойдет она прочь от берега. Звали ее в лес ставить на шустрых зайцев ловушки, а она и согласилась. Взгляд последний уж бросила на сонное солнце — обернулась перед уходом.       И заметила, как горделиво рассекает воду щучьим носом драккар. Стиснула в ладони рукоять кинжала, выпрямилась и откинула свободной рукой за спину тяжелую косу, сильно ударившую ее при этом чуть ниже лядвищ. Мрачно насупилась. Принесло же ражих молодцев на ее бесталанную голову. Так еще и на исходе дня. Не быть бы беде.       Вот уж с пригорка Варди, звавший ее за зайцами, почти сбежал, к ней торопясь.       — Скажешь огни зажечь?       Свэль плечом повела, пристально вглядываясь в лица пожаловавших, и, подле кормчего знакомую тень завидев, улыбнулась едва заметно. Даже лица не увидав, она бы узнала его.       Ни у кого такой огненной гривы, кроме Хаука, не видала допредь. А уж многих повидала, кто мог бы медными кудрями похвастать.       — К Хельге лучше спеши, скажи, что брат ее пожаловал.       Спрятала незаметно кинжал снова в складки платья и скрестила руки на груди. Обернулась, глянув на пригорок, где стояли дома живущих на острове. Хельге счастье сегодня приключилось.       Впился зубами в берег дракон носа. Ударили, разбрызнув вокруг соленую воду, еловые сходни. Затопали ноги нетерпеливых молодцев, Свэле отвернулась от домов на холме, чтобы почти упереться носом в громадного роста воина.       — Гляньте, какая валькирия нас встречает! — Ласточка плечом повела сердито. — Эй, красавица, не обогреешь ли?       Свэль метнула надменный взгляд на широкоплечего моряка со шрамом на полщеки. Мрачно подумала, что славно слепили боги этого человека, да мозгов ему не додали.       — Что же, обогрею. Отчего не обогреть. Заради тебя пиво согрею так, чтобы язык твой сварился в нем. — Думала еще слов резких добавить скалящемуся хирдману, но осеклась. Перебили ее.       — Это ты так, Дьярви, только троллихе приглянешься. А ты, ель злата, рта клинок острый в дом зубов, смотрю, не прячешь. Пришлось прикусить язык. Из речи второго кметя Свэль ни слова не поняла.       — Хватит зубоскалить. Не для того причалили, — охолонил и Хаук. Кивнул коротко. — Здравствуй, Свэль.       Словенка голову опустила, пряча улыбку. Пожелала и Хауку долгой жизни.

***

      За зиму в его волосах поселилась седина, перемежавшая серебряными нитями огненно-рыжую копну, а щеку рассекал от скулы до подбородка, прячась в бороде, едва затянувшийся шрам. Но прищур крапчатых глаз его оставался все так же по-доброму насмешлив. Если не прислушиваться к запаху крови, который преследовал каждого, кто пришел на драккаре, то можно было даже представить себе отца. Он точно так же усмехался, рассказывая что-то во время их с Нежкой, подружкой Свэле, работы. Но не прислушиваться к запаху было сложно.       Ласточка сидела на своей любимой ступеньке, набросив на плечи хауков теплый плащ на меху, и зашивала на уже отстиранной рубахе прорехи. Зачем она тут сидела, ей было не ведомо, но Хельга остаться просила, а Свэль выучилась ее слушать, слова поперек не говоря. Не проси ее датчанка, Ласточка давно бы ушла в дом, где было в разы теплее и, что приятнее, не было Ястреба, присутствие которого ее сильно смущало.       Говорили они о чуждом. О раскиданных где-то в море островах. О Гвендолин, как всегда сумрачно и полушепотом, о далеком Дорсете, в коем Хауку выпало побывать по пути на Люэ.       От слов о Дорсете лицо его становилось злым и каким-то усталым, словно каждый тамошний житель или насельник разбередил старую рану.       — Три зимы назад Иона умерла, — наконец, закончил Ястреб. Свэль поерзала на ступеньке.       Хельга едва ли откликнулась, еле губами пошевелив:       — Вот как.       И тени обиды она не подпустила в голос. И Ласточка вздохнула за нее. Иона была Хельге и Хауку матерью.       — А с тобой-то все в порядке?       Ответа словенка не услышала, в доме скрывшись, чтобы в иглу вставить новую нитку.       Что случиться может с Хауком? Кому в голову может вообще прийти чинить ему препоны?       Свэль головой мотнула, отгоняя наваждение…       … болт металлом острия блестит на солнце. Два человека стоят напротив третьего, желая того убить. Целятся в грудь, поднимая самострелы повыше…       … Воздух резко втянула, снова головой помотав.       «Мара со мной шутит, разум мутит… недолго жить тому, кто на такого, как Асарн, взъестся…»       Вздохнула свободнее, выбираясь за порог и снова на ступеньку садясь.       — В Гардариках был. Еще по прошлой осени, — Свэле вздрогнула, услышав. Заметил это и Хаук, что-то из-за пазухи доставая.       Протянул сверток из грубой ткани.       — Твое, думаю. Я был в веси, откуда ты родом. На месте остова кузницы нашел. Кому как не тебе ковалось.       — Спасибо, — прошептала, думая поскорее спрятать, но под выжидающим взглядом Хельги нехотя стала разворачивать полоски ткани, даже не пытаясь представить, что ей привезти могли с родного пепелища. На ладонь упали две некрупные фибулы, каждая изображала птицу, красиво изогнувшуюся в полете. Замысловатые, какие только Фрейгейр придумать мог. Девушка поцарапала ноготком поверхность, рассматривая, как тонко изобразил кузнец-искусник каждое перышко.       — Красота какая…       Хельга попыталась что-то возразить, говоря, что ученицам не положены подарки и брать их строго запрещено. Но Ястреб как-то особенно сурово посмотрел на сестру, что та сразу смолкла, лишь сидела и сердилась, время от времени печально вздыхала да предвещала надвигающуюся беду.       Хаук мрачно молчал, оставляя опасения сестры без должного, по ее мнению, внимания. Молчала и Свэль, мысленно благодаря отца за оставленное ей наследство. Она не знала этих фибул, как не знала, ей ли они должны принадлежать или же предназначены для продажи. В любом случае, это уже не имело никакого значения.       — Зачем ты их привез сюда, дан? — задумчиво спросила Свэле, крутя одну из фибул в руке. — Ты мог бы подарить их своей жене. Она была бы рада.       Хельга встрепенулась и поднялась со своего места, прошипев вдруг:       — Это не твое дело, девочка! Отдали — радуйся! — Выхватила из рук девушки не до конца залатанную рубаху брата. Отобрала иглу с нитками.       — Иди. Проверь очаг, Свэль. Живо.       Ласточка пожала плечами и, поднявшись со ступеньки, исчезла в глубине дома. Датчанка долго глядела ей вслед, затем укоризненно посмотрела на Хаука.       — А я говорила, что будет беда, — пропела мстительно Хельга, сверкая глазами. — Говорила.       — Помолчи, пожалуйста, — холодно отрезал Ястреб, поднимаясь с насиженного места и уходя прочь со двора в сторону выстроенной для гостей длинной избы.

***

      Шла на исход семнадцатая зима его жизни. На высокого и статного Хаука с интересом поглядывали девушки. Еще больше интереса стали они проявлять, когда он наконец застегнул воинский пояс, украшенный отражающими солнце медными бляхами. Особо смелые да хитрые прибегали посмотреть из-за плетня, да и сами спешили покрасоваться. Зубоскалили, радовались.       К летнему солнцестоянию он, наконец, выбрал себе невесту.       Смешливая голубоглазая Хильдегард приплыла со Скеллиге три зимы назад. Это была ловкая, быстрая девушка. Рукодельница-мастерица и одна из первых красавиц. Тонкая, с гибким станом, тяжелыми льняными косами, она была равна красотой и сноровкой Скади. Мало кто смог бы назвать ее плохой женой.       И даже Гвендолин, пусть та и хмурилась, скеллигская красавица пришлась по сердцу.       Вальхийка все говорила, что не занимать смешливой Хильдегард ума.       Больше всего на свете Хильд любила рассказы о дальних странах, о воинах и чужеземных красавицах. Хаук же, с едва пробившимися усами, тогда только и желал, что благодарную слушательницу. Было ему что поведать, а о чем умолчать. По осени думал он испрашивать позволения у отца девушки. Не сильно опасался отказа.       Хильдегард тихонько хихикала да таинственно улыбалась при виде жениха. Складывала в резной коробочек украшения, даренные будущим мужем, весело зубоскалила с кузнецом, который в последнее время словно бы жил в кузне. Невеста дарит жениху новое оружие.       Как ожидали, был сговор успешен. Свадьбу справили после сбора урожая. А по грядущей весне ждали детишек.       Беды не чаяли. Мало кто смелостью из девушек мог сравниться с женой Хаука, тому же лишь в радость было, когда Хильдегард сноровку свою показывала.       Слова никто против не сказал, когда попросилась Хильд в недолгий поход. Проверяли перед долгой зимой ближайшие воды, опасаясь чужих драккаров. И кто знает, не Хильда ли, стоявшая на корме, привлекла гнев богов? В тот день они наткнулись на норвегов, не особо дружелюбных к данам и свеям, обосновавшимся на Фарерах…       Молодая женщина сражалась за себя с дерзкой храбростью, метко стреляя по лезущим на корабль урманским воинам…       Не думали даны, что вернутся домой в тот день. Однако миловал Один. Многих не досчитались. Не было среди живых Хильдегард. Хаук же в плен попал. Не поспели бы на выручку вовремя — распрямили бы ему ребра, врезав орла.       А после, как живым домой вернулся, назвали Асарном, в шутку ли…

***

      Свэль спать легла. Глаза прикрыла, обдумывая, что за день произошло. Не шла из головы все шипящая Хельга. Словно брызнула раскаленной жижей на открытую рану ей Ласточка.       Хельга же молчала все, будто великую обиду ей учинили. И лишь совсем к позднему вечеру оттаяла. Шепнула, чтобы не слышал никто:       — Месть ему жена, Свэль. А ту, что была до нее, норвеги убили.       Совсем тихо добавила:       — Молчи уж чаще. Умной покажешься…

***

      Хаук остался на острове надолго, как просили о том его хирдманы. И почти весь день пропадал на драккаре, лишь по вечерам приходя к сестре. Вечерами Свэль старалась уйти подальше от дома. Пропадала в близком лесочке, мастеря что-нибудь, уходила на западный берег озера, изрезанный шхерами, удить рыбу или охотиться. Иногда, правда, она с другими ученицами приходила в гостевую избу, чтобы послушать долгие истории про другие острова. В такие дни немногословные воины говорили долго, перебивая друг друга, красуясь и хохоча с девушками. И Свэль уходила уже сама, приученная Хельгой ложиться рано. Слушала рассказы датчанки об островах. Та, прежде немногословная, словно за короткий срок выговориться впрок решила.       Стрелы летели точнехонько в коровий череп, закрепленный между веток. Забава эта давно тянула Ласточку саму взять лук и попробовать. Но пугалась она хауковых воинов, острого на язык скальда Хрольва, что на берегу заметил её собственное меткое слово. И Дьярви, который всякий раз думал, как ее так задеть, чтобы рассмеялась и в словесный бой с ним вступила. Дождалась однажды, когда ушли все в гостевой дом.       Лук был чужой, не такой как ее, совсем не легкий. И казалось, что, пока тетиву натянет, пуп надорвет. Прицелилась, руками от напряжения дрожащими. И словно померкло все…       Стоял, в тени дерева скрываясь от солнца, Хаук. И ветка с черепом была прям над ним.       — Ну же? — усмехнулся в усы, глядя, как опускает она лук. — Или смелость свою растеряла всю?       Свэль покраснела, выдохнула сердито и, спиной повернувшись, досчитала до трех. Развернулась резко, силенки собрав, натянула тетиву и пустила в свистящий полет стрелу. Та череп пробила насквозь, вошла на два вершка в дерево.       Хаук усмехнулся вновь, но добрее, не высмеивая.       — Грозна. Вырастешь — женюсь на тебе, чтобы больше не спрашивала, с чего фибулы не жене дарены.       Сломала усмешкой губы и Свэль. Но с горечью.       — Я не знала, Хаук. Теперь же научена. Полно стыдить.

***

      Ушли викинги спустя три седмицы. Провожали их все девицы, обмиравшие от россказней о дальних землях. А трех пигалиц и недосчитались вовсе. Поняли после, что тех, с согласия вёльвы, взяли ночью в жены молодцы, что надеялись за девицами вернуться по осени, богатыми и прославленными.       Хельга молчала, брата провожая. Заперла с утра в доме Свэль, не пуская ту на пристань.       — Буду ждать тебя в месяц жатвы. Ты должен вернуться, иначе Гвендолин меня тут навсегда оставит. Я же знаю, что это из-за нее Инглейф так и не пришел.       Хаук зубами скрипнул:       — Не при чем тут Гвендолин. Плохо все у конунга Ульвхама. И у Инглейфа твоего проблем хватает. Говорят, что удача отвернулась от конунга. И если не вернется она к нему до сенокоса, конунга выберут нового.       — И тогда Инглейфу будет совсем не до меня.       Асарн промолчал, оставив сестру без ответа.       — Я приду в месяц жатвы, Хельга. Не беспокойся. Тогда и поговорим.