Всё началось не со зла

Куроо вздрагивает и просыпается, когда в дверном замке начинает ворочаться ключ. По спине проходит мелкая дрожь, и волосы на затылке встают дыбом. Куроо хочется провалиться обратно в сон, где произошедшее казалось чем-то прекрасным. Теперь это напоминает сущий кошмар. От простыней пахнет потом, спермой и палой листвой. На белье видны крупные сероватые отпечатки кошачьих лап. Ночью выпала роса, вспоминает Куроо. Он долго и упрямо сидел внизу. Кажется, вытоптал чью-то клумбу и несколько кустов. Шуганул облезлого бродячего кота. Чуть не напал на припозднившегося рабочего-выпивоху, возвращающегося домой. Злился, метался по газону, удерживая себя из последних сил. Не удержал. Куроо прислушивается к перешептываниям и шагам в коридоре. Хлопает дверь родительской спальни. Снова воцаряется тишина. Свернувшийся под боком Кенма выглядит непривычно хрупким. Он спит, уложив голову Куроо на руку. Рука затекла, и аккуратно вытащить её из-под головы спящего не представляется возможным. Сводит мышцы. Кажется, под кожу запускают тысячи раскаленных игл. Лежать становится невыносимо. Высвободив из-под одеяла вторую руку, Куроо пытается размять затекшие пальцы. Мысль о том, что это может разбудить Кенму, пугает. Он понятия не имеет, о чем говорить, и совсем не удивится, если Кенма его возненавидит. Куроо сжимает зубы и елозит по кровати. - Сколько времени? - спрашивает Кенма, не открывая глаз. - Начало восьмого, - горло сводит, голос звучит хрипло. - Твои родители вернулись. - Я устал, - Кенма сползает ниже, освобождая руку, отворачивается, подставляя макушку, и натягивает одеяло на нос. - Не буди меня... Куроо переполняют страх и нежность, и он понятия не имеет, что с ними делать. Одновременно хочется прижать Кенму к себе и сбежать от него подальше. Куроо чувствует себя превосходно, его переполняет энергия. Оттого на душе становится совсем муторно. Словно он взял что-то чужое, пренебрег чем-то важным и пошел против всех принципов. Куроо вылезает из постели, пробирается к шкафу, находит на верхней полке свой старый спортивный костюм, который Кенма держит для таких случаев, и уходит. Хорошо, что утром в воскресенье на улице ещё никого нет, а до дома - рукой подать. Вместо того, чтобы принять ванну и отправится отсыпаться, Куроо выходит на пробежку - это единственное, что позволяет выбросить из головы все мысли разом. На них просто не остается сил. Он перестает следить за временем: бежит и бежит, пока не чувствует, что готов свалиться на месте. Тогда Куроо разворачивается и бежит обратно, не помня себя. Утром в понедельник у дома его встречает Кенма. - Ты не позвонил, - говорит он. - Помнишь, в субботу после тренировки... Обещал и не позвонил. Это не претензия или обида, а констатация факта. Дружеский упрек. Кенма выглядит совершенно буднично: немного сонно и апатично. Но память шутит злые шутки. Куроо видит скупые образы, похожие на старые фотографии: руку, зажимающую рот, прилипшие ко лбу пряди волос, запрокинутую голову. Это не вяжется с тем Кенмой, к которому Куроо привык. Видения будоражат. Даже расплывчатые обрывки заставляют судорожно вздохнуть. Куроо кажется, что он тонет: свет полной луны сквозь шторы, всхлипы, податливое тело. Его качает на волнах эйфории. - Мне нездоровилось, - с заминкой говорит он. - Не удивительно. Ночь была холодной, а ты ещё не хотел заходить... - Кенма... - Если ты начнешь извиняться... - взгляд Кенмы становится тяжелым, заставляя Куроо замолчать. - Мы опоздаем на тренировку. Пойдем. Иначе Некомата будет в ярости. На протяжении всего дня ничего не происходит. Они привычно пересекаются на маленьких переменах, и Куроо хочет поймать Кенму на обеде, но сначала его заговаривают одноклассницы, а потом не остается времени. После вечерней тренировки половину пути они идут вместе с командой, и Куроо никак не может собраться с мыслями. У дома Кенма прощается и уходит, а Куроо боится окликнуть его. Так продолжается всю неделю: со стороны кажется, что между ними ничего не происходит, но Куроо обращает внимание, что они почти перестают разговаривать. Кенма кажется чуть более замкнутым, но такое с ним случается: новая видеоигра, предстоящий тест или запланированный матч заставляют его уходить в себя. Иногда Куроо ловит на себе его тяжелые взгляды. В пятницу на тренировке Некомата свирепствует как-то особенно. Куроо хочет дотащиться до дома и упасть замертво, но вместо этого Кенма говорит: - Зайди ненадолго. Это не предложение и не просьба. Куроо понимает, Кенма прав: им нужно поговорить. Как-то решить проблему. И хотя виноват только Куроо, Кенма готов пойти навстречу. - Ты злишься, - говорит Куроо, снимая ботинки и аккуратно отставляя их в сторону. - Я понимаю. Мне очень жаль. Я повел себя, как последняя скотина... Он не успевает выпрямиться и получает скользящий удар в челюсть. Не столько сильный, сколько неожиданный. Чтобы устоять, Куроо хватается за стену, встряхивает головой. - Ты ошибаешься, - спокойно говорит Кенма, разжимая пальцы. - Я не злюсь. Я в бешенстве. Он разворачивается и уходит на кухню. Куроо идет за ним без приглашения. Лопнувшая губа кровоточит, и приходится прижать её пальцем. На удивление, он чувствует себя заметно лучше. По крайней мере, больше не хочется прятаться за дежурными улыбками. - Это за дело, - соглашается Куроо, усаживаясь верхом на стуле. - Хороший удар. Не думал, что ты так умеешь... Даже настроение заметно улучшается. Он наблюдает, как Кенма наливает и ставит чайник, достает чай и чашки. - Надеюсь, завтра не будет синяка? Не хотелось бы завешиваться чёлкой... - Ты идиот, Куроо, - Кенма оборачивается и обнимает себя за плечи. - Ты понимаешь, почему... за что? - Это потому, что я изнасиловал тебя... - говорит Куроо, пытаясь выглядеть спокойным. Замечает, как Кенма сильнее сжимает пальцы и добавляет на всякий случай: - А потом сбежал и не попросил прощения. - Ты специально? - Кенма едва заметно дергает бровью. - Издеваешься, да? Куроо встает и подходит ближе. Он ждет, что Кенма испугается. Может быть, даже отшатнется или оттолкнет его. Он готов к этому и считает, что заслужил подобное отношение. Поэтому удивляется, когда встречает прямой взгляд. - Мне очень жаль, - с расстановкой говорит Куроо. - Я не знаю, почему это происходит. Почему с тобой... Кенма поднимает руку и проводит большим пальцем по разбитой губе. Из головы пропадают все слова, все обрывки монолога, которые Куроо готовил. Все извинения пропадают тоже. Он ловит руку Кенмы, удерживает и прижимает пальцы к губам, совершенно не отдавая себе в этом отчет. - Поэтому, - вздыхает Кенма. Он высвобождает руку, но не поспешно, как можно этого ожидать, а с усталостью.- Потому, что тебе хочется. - Отвратительно, да? - спрашивает Куроо. - Нет, - Кенма качает головой и добавляет: - Не это. Твое отношение... - Что с ним? - Я не фарфоровая кукла и не ребёнок. Ты не сможешь так легко меня сломать. Куроо собирается возразить. Он хочет сказать, что никогда так не думал: они же почти ровесники. Даже на младшего брата Кенма не тянет, как ни посмотри. Ничего особенного, думает Куроо. Всё дело в том, что я сильнее. Ещё я превращаюсь иногда в глупого хищника, который может не рассчитать сил и натворить бед. Уже натворил. А я бы никогда не позволил себе такой вольности. - Ты бы никогда и подумать не смел, что хочешь этого, - словно подслушав мысли, говорит Кенма. Куроо отступает на шаг. В голове щелкает. Он чувствует, что в его системе ценностей что-то необратимо меняется. - Ты бы никогда не признался, - кивает Кенма. Куроо прикрывает глаза и вспоминает: каждое пробуждение, каждое прикосновение. Все их общие десять лет - год за годом. Желание уберечь или заинтересовать оборачивается единственным стремлением - обладать. Это подло и низко. Он бы никогда не позволил себе такого в отношении Кенмы. Он бы... - Да, - коротко кивает Куроо. Ему нечего добавить. - А спросить меня ты не думал? Вопрос ставит в тупик. Куроо с самого начала был уверен, что всё, что он делает - неправильно для Кенмы. Откровенно говоря, для оборотней это тоже неправильно, но родители закрывают глаза. Говорят, войдет в полную силу и перебесится. А пока - так, щенячий бунт. Смешно. Главное, что не доставляет серьёзных проблем. Кенма подходит и становится к Куроо вплотную, смотрит немного исподлобья. - Хорошо, если ты не спросишь, я скажу сам, - говорит он. - Я не возражаю. Словно в замедленной съемке Куроо видит, как Кенма обнимает его за шею, закрывает глаза и приподнимается. Влажный язык касается губ. Это не похоже на поцелуй, каким Куроо его представляет. Это похоже на то, как облизывается кот. Кенма отстраняется. - Значит, это то, как... ты это чувствуешь? - спрашивает Куроо. - И тебе не противно? - Я тебя сейчас ещё раз ударю, - предупреждает Кенма. - Ударю, выгоню и больше никогда не открою окно. Такой ответ тебе понравится больше? Нет, думает Куроо. Нет, не понравится. Это худшее, что можно себе вообразить. Это катастрофа. Невозможность быть рядом - хуже не придумаешь. Сойти с ума от одной мысли. - Тяжело, когда твой друг - идиот? - спрашивает Куроо и не дает ответить. Кенма не сопротивляется, позволяет обнять и прижаться. Обычно он куда менее сговорчив. Кенма из тех, кто терпеть не может излишних прикосновений. Но сейчас - другой дело, думает Куроо. Сейчас всё совсем не обычно. Больше он не думает. Кенма отвечает на поцелуи едва ли не с большей охотой, чем Куроо мог мечтать. - Пойдем, - тянет он за собой. Куроо в первый раз замечает, как далеко идти из кухни. Он считает шаги: три - до коридора, четыре - до комнаты, ещё три - до кровати. Это занимает всего минуту, но она тянется слишком долго. Один раз Куроо спотыкается. Дважды тянет Кенму назад к себе. Он скидывает пиджак и расстегивает рубашку Кенмы, задирает майку, гладит живот. - Дрожат, - говорит Кенма. - Куроо, у тебя пальцы дрожат. Щекотно. - Ну, извини, - нервно хмыкает Куроо. - Это мой первый раз, знаешь ли. Кенма едва заметно улыбается - высшее проявление веселья. Куроо чувствует, как стремительно теряет инициативу - Кенма берет его за подбородок и целует. Садится на колени. Проникает ладонями под одежду. Куроо кажется, что он не успевает за ним. Кенма действует слишком уверенно. - Я начинаю ревновать, - бурчит Куроо. - Ревнуй к самому себе, - советует Кенма и запускает руку Куроо в трусы так, словно проделывал это уже не раз. Куроо утыкается ему в шею, только сейчас осознав, насколько возбужден. - Не прижимайся так сильно, - просит Кенма. - Мне неудобно. У Куроо голова идет кругом. Он понятия не имеет, как можно не прижиматься, когда так хочется. Куроо не может сдерживать стонов. Он стягивает с Кенмы рубашку и целует оголенные плечи. Тянется к брюкам. Сжимает ягодицы. Чувствуя упругие мышцы, хулигански думает, как здорово было бы их укусить. Вместо этого он кусает Кенму за ухо, тянет за волосы и проводит языком по шее, задержавшись на секунду на дрогнувшем кадыке. Кенма замирает, закрыв глаза. Его приоткрытые губы дрожат. В позе - беспрекословное доверие, и только пальцы на члене Куроо сжимаются и разжимаются, словно пульсируют. Куроо кончает, пачкая живот и руку Кенмы, но всё равно чувствует неудовлетворенность. Член опадает лишь наполовину. Кенма отстраняется, сбрасывает брюки чистой рукой и толкает Куроо в грудь, заставляя полностью лечь на кровать. Садится сверху, наклоняется, быстро целует и так же быстро отстраняется. Куроо видит его всего - худого и жилистого, с острыми тёмными сосками и вставшим членом. Кенма заводит перепачканную спермой руку за спину и с тихим стоном прикрывает глаза. Это сводит с ума. Куроо сжимает два члена и медленно дрочит. Отвести от Кенмы взгляд у него не получается. Это совсем не похоже на обрывочные воспоминание, больше похожие на сны. Происходящее сейчас слишком реально, естественно и осязаемо. Воздух быстро становится густым и горячим. Кенма настойчиво отводит руку Куроо, привстает и снова опускается. Куроо понимает, что больше не выдержит. Он удерживает Кенму за талию и переворачивается. Руки соскальзывают ниже, широко разводят бёдра. Куроо перехватывает под коленями и наваливается сверху. - Ах... - Кенма под ним выгибается с придушенным выдохом. Куроо испытывает непреодолимое желание заставить его стонать в голос. Сначала двигаться получается с трудом, но с каждым толчком темп нарастает. - Ещё! - шепчет Кенма. Он цепляется пальцами за мокрую спину Куроо, тянет к себе и шире раздвигает бёдра, доходя до исступления. Куроо скомкано целует его: в губы, в подбородок, в шею. - Ох, Кенма... Кенма... - слышит он собственный голос. В горле совсем пересохло, шепот срывается на хрип. Кенма обнимает его ногами и тянется к своему члену. Куроо срывается, следя за тем, как ходит ходуном его грудь, как дрожат руки и как колени судорожно сжимаются на боках. Ещё немного, думает Куроо. Ещё несколько секунд. Ещё три вздоха, два стона и всего один долгий смазанный поцелуй. Кенма больно кусает за лопнувшую губу и кончает. У Куроо закладывает уши, он толкается из последних сил и падает. Гладит дрожащие ноги Кенмы. Судорожно ловит ртом воздух. - Спать хочу, - жалуется он тихо. - Сначала поможешь мне перестелить постель, - так же тихо отвечает Кенма. - И если хочешь остаться, сходи в душ. - А если я не хочу? - сонно уточняет Куроо. - Значит, можешь не возвращаться. Куроо практически уверен, что это шутка, но на всякий случай дует в шею и приподнимается на локтях. - И слезь с меня, наконец, - очень серьёзно просит Кенма. - Не первый раз говорю: ты тяжелый. - Пятнадцать минут, - просит Куроо, устраивая голову на груди, и закрывает глаза. Через десять минут оба вскакивают, заслышав скрип открывающейся входной двери.