done it all

Они друг друга, если честно, очень даже стоят. Ревновать с её стороны можно к женщинам. С его стороны — к мужчинам. Это нормальная закономерность, заложенная чёрт знает когда и чёрт знает кем в умы любовников всего мира. Женщина. Мужчина. Проще некуда. У Занзаса и Хару простые вещи измеряются по другим шкалам. Хару ревнует его не только к женщинам. Но и к Скуало. Иногда черту терпения Миуры капитан и вовсе переходит, после чего я-же-леди становится я-же-предупреждала. Предупреждений Скуало, как обычно, не понимает. По крайней мере от неё лично. Миуру бесит, как Занзас позволяет себе снимать стресс на Суперби, бесит, как они орут друг на друга, чтобы остудить пыл, бесит, как тихо переговариваются в обеденном зале: «Чтобы она ничего не узнала». А Хару узнает всегда, без сомнения. Только вот Скуало — тому, кто спасал Занзасу жизнь бесчисленное количество раз, тому, чья преданность не уступает преданности Хару, чья преданность камни двигать могла бы — ей всё равно хочется повыдирать патлы. Как и всем девицам, крутящимся возле её мужчины. А Занзас ревнует Хару ко всем и вся. Включая в этот список не только патлатого придурка Саваду и его хранителей, но даже работников CEDEF, головатого Верде, Реборна, её подружек — постарше, помладше — и прочих-прочих, от Шимон до Мильфиоре. Тот же Конь вполне пока холост. А даже если бы не был, то Занзас с удовольствием бы снял пистолеты с предохранителей — так, для профилактики. Его не смущает ни возраст, ни рожи настоящих или потенциальных симпатий Миуры. Она — его. Полностью. Целиком. Но пока не законно. Хотя это и поправимо. В скором времени она будет его, чёрт возьми, даже юридически. И какого тогда хрена её внимание не направлено на его персону? Ревность — вязкая и тягучая дрянь, прилипающая к душам людей, разлагающая на части. В отношениях этих двоих так много червоточащих брешей. Но им и не нужны идеальные домики, идеальные маски и идеальные партнёры — им хорошо без этой блевотной идиллии. Пусть даже с таким чувством, как ревность, но они чувствуют себя нужными друг другу. Ревность порождает привязанность. Ревность порождает зависимость. Ревность, как таковая, никому не нужна без оправданных толчков. Хару злобно сверкает глазами в сторону Скуало. Занзас злобно окидывает всех её приятелей взглядом «быстро все сдохли». Они вместе — идеальные части одного целого. Половинки чашки, которую когда-то разбил непутёвый ребёнок, но мать заботливо склеила её быстродействующим клеем. Они не слепые, они знают, что если пропадёт эта чёртова ревность, то и пропадёт потребность быть нужными друг другу. Пропадёт потребность зависеть. Хотеть друг друга. Желать друга друга. Вожделеть, в конце концов. Назови как угодно, а сути предмета такой расклад не изменит. Занзасу нужны её стоны, её тёмные волосы, разметавшиеся по подушке, её крики о помощи, её восторг и радость. Хару нужны его руки, его глубокий голос, запах его рубашек, его крики негодования, его ярость и ненависть. Им проще. Так проще. Они делят собственную ревность по половине и меняются этими половинами. Они тусуют карты между пальцами, не забывая использовать коронные приёмы. Король и Королева. Что может быть ужаснее? На чувство ревности легко подсесть и тяжело слезть. Но это — их собственная игра. Заморочки, придуманные, чтобы не выяснять, кто кого больше захотел в данный момент или хочет. Или любит. Ревность — простой инструмент. Скуало крутит пальцем у виска, сплёвывает и обычно сваливает. К Ямамото, на спарринг. Пускай эти сумасшедшие сами разбираются со своими бегающими по всему особняку Варии тараканами. Во всяком случае, вероятность того, что они не убьют друг друга велика. Ревность. Просто обычная ревность.