Хару думает, что она здесь ужасно мешает, пусть у неё даже и есть право прийти без приглашения. Хару-Хару — часть одной большой Семьи. Семьи, из которой не уходят. Выползают — в сырую могилу, вперёд ногами.
Хару слишком устала: устала улыбаться, быть вежливой и расторопной, быть такой, какой должны быть женщины в Вонголе. Покорной. Не растрачивающей своё милое личико зря. Кто вообще придумал эти негласные установки? Уж точно не любитель поразвлечься.
— Хару… Хару! — зовёт Бьянки, зазывно помахивая бутылкой розового вина. Миура давит улыбку — вот она, женщина. Не волнуется о репутации, не гнушается лишний раз перепить на приёме чего-нибудь крепкого, не скрывает ото всех своих связей с симпатичными мужчинами, хотя по-настоящему любит только одного. Киллера («я-нанялся-в-няньки»), которому безразлично рвение бывшей любовницы.
Хару завидует Бьянки. И, кажется, даже пытается вспомнить имя подруги, но оно потерялось в витееватых закоулках памяти[1]. Хару очень завидует. Но если выбор стоит, на кого же быть похожей… конечно, Киоко. Киоко — и никто больше. Потому что так намного правильнее, правда же?
И всё же очень-очень завидует.
— Расскажи мне, — Хару делает уже второй глоток из третьего бокала. — Расскажи мне, как…
Бьянки вздёргивает тонкие брови, перекидывает ногу на ногу, обнажая кожу бедра — платья с разрезами так ей нравятся.
— И что же тебе рассказать?
Ступор. Что спросить? Да и как правильнее задать вопрос? Как бы Киоко о таком спроси…
К чёрту!
Миура усмехается, когда видит, что в бутылке вина не осталось, а затем со звоном ставит бокал на журнальный столик. Кажется, они все вместе собирались попить чайку часа два назад? Ох, а потом все разбежались по особняку. Кто куда, кто куда! Хару могла бы вернуться в свою уютную квартиру. Но нет же, сейчас важнее одна из холодных комнат в вонгольском особняке, неубранный сервиз, полупустые бокалы и Бьянки, жаждущая нормального вопроса. Не лепета неискушённой девицы.
Хару не пьяна. Просто устала. Просто надоело ей быть лишней, неуместной.
— Как мне понять… что мужчина меня хочет?
Вопрос звенит разбитым хрусталём по всей комнате, однако снисходительная улыбка Бьянки даёт понять одно — вопрос задан верно. А значит, что сегодня Хару-Хару перестанет быть «правильной, как Киоко-тян».
И зависть тоже испарится. Навсегда.
***
Хару все советы слушала внимательно. Однако они не спасают её в данный момент. Никак.
— Ну ты же знаешь, что мужчины любят глазами?
По такой логике её хочет половина приехавших на этот пышный и никому не сдавшийся — а ей так точно — приём. А также они хотят и половину миуриных подруг. И даже друзей. Осматривают, изучают, обсуждают.
— Улыбка, детка, улыбка.
Хару совсем не до улыбок. У неё в руке бокал не выпитого розового… Оно точно розовое, ведь так?
— Не подходи сама. Смотри на них. Смотри так, чтобы они дышать забывали. И это — бесспорно, навык.
Но у Миуры всё всегда измерялось спонтанными эмоциями — никак не навыками. Опыт — непозволительная роскошь для такой девочки, как Хару-Хару. Сладкая, шумная, тёмная — вот, что сказала Бьянки о ней. Что-что, простите? Как этим пользоваться?
— Используй то, что тебе дано, а не проси у меня «ценный» совет.
Хару, конечно, поблагодарила. Даже в поклон успела, так сказать, истинно по-японски. Однако же, завидует. Опять.
Киоко не приходилось выбирать — её выбрали. Вот так просто, выбрали. Тсуна же объяснился ей во всём, устроил конфетно-букетный, при параде. Как положено.
А Хару думает: и чёрт с ними, с цветами, с конфетами. Не то, не там. Не так!
Она готова уйти с этого праздника жизни. Улыбается в сторону Киоко-тян и Тсуны-сана — ах, какая хорошенькая и воспитанная Хару-Хару. Ставит уже пустой бокал на поднос, стоящий на одном из многочисленных столов, поворачивается на каблуках, поправляет складки на платье. Идёт к открытым дверям.
И видит
его.
У Хару в груди разливают краску цвета киновари. Внутри печёт, внутри всё вспыхивает. Внезапно, без причины. А в ногах — мелкая дрожь, в руках — колет. «Очень приятно, но я не могу и слова сказать», — приносится в голове.
Это, кажется, называют желанием. И Хару понимает: всё случилось ровным счётом наоборот. Это
она захотела. Не её.
Хару ещё не знает, кто этот мужчина, чьи глаза полны крови. Но он смотрит на неё в ответ. Он ловит её взгляд, усмехается, проходит мимо.
Хару тут же оборачивается, не думая о том, как это выглядит со стороны. Один чёртов взгляд — и весь вечер дальнейших раздумий. И ничего «правильного» в них не будет.
Завидовать Бьянки и Киоко, наверное, больше не получится.
***
— Бьянки, как звали босса того отряда убийц, не напомнишь?
